Перевод текстов и документов > Зайцев А.И. Древнегреческий героический эпос и Илиада Гомера

Древнегреческий героический эпос и Илиада Гомера

А. И. Зайцев

ДРЕВНЕГРЕЧЕСКИЙ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС И "ИЛИАДА" ГОМЕРА

(Гомер. Илиада. - Л., 1990. - С. 395-416)

Как мы узнали в результате многолетних раскопок, начатых в 1870 г. ГенрихомШлиманом и законченных перед второй мировой войной американским археологом Блегеном,примерно пять тысяч лет назад, около 3000 г. до н. э., на небольшом холме, расположенномв 5-6 километрах от южного берега пролива Дарданеллы, недалеко от входа в проливиз Эгейского моря, впервые поселились люди и построили крепость. Холм этот носитсейчас турецкое название Гиссарлык. Обитатели крепости контролировали торговлюпо суше из Азии в Европу и обратно, держа в своих руках переправу через пролив.Постепенно развивавшееся мореплавание из Эгейского в Черное море также оказалосьпод контролем обитателей поселения-крепости. Множество золотых изделий, найденныхпри раскопках Шлимана, говорит об огромных по тем временам богатствах, накопленныхв городе.

Около 1900 г. до н. э. холм и его окрестности захватило новое племя, выращивавшеелошадей, которых не знали их предшественники. Новые пришельцы строят крепость,большую по размерам и более могущественную, чем прежняя.

Около 1250 г. до н. э., если судить по археологическим данным, поселение сновабыло захвачено, разрушено и сожжено, а через некоторое время на холме селятсяпришельцы из центральной Европы. Около 1100 г. до н. э, город постиг еще одинпожар, и холм делается необитаемым на несколько сот лет.

Кто жил в этом городе, местоположение которого более всего соответствует Илиону,или Трое, как он изображен в "Илиаде"? Как называли этот город его жители, неоставившие каких-либо письменных памятников?

В середине II тысячелетия до н. э. земли на восток от Гиссарлыкского принадлежалимогущественной хеттской державе. В анналах хеттского царя Тутхалийи IV, правившегопримерно с 1250 по 1220 г. до н.э., упоминаются две местности, очевидно находившиесяна северо-западе Малой Азии, - Вилусия и Труиса: одно из этих названий, скорееВилусия - вероятно, носил город на Гиссарлыкском холме, который греки впоследствииназывали Илионом (в более древние времена Вилионом), или Tpоей. Из тех же хеттскиханналов мы узнаем, что Вилусия входила в воевававшую против хеттов коалицию.

Захватить столь мощно укрепленное поселение могла либо регулярная армия, либопереселяющееся с женами и детьми воинственное племя, могущее обосноваться вокруггорода и предпринять длительную осаду. Так как, но археологическим данным, пришельцыпоселились лишь через некоторый промежуток времени после разрушения города,вероятнее всего предположение, что его взяло хеттское войско царя ТутхалийиIV: анналы дошли до нас не полностью, и о захвате Вилусии могло говориться вутраченной для нас части анналов.

Среди хеттских документов, найденных при раскопках хеттской столицы Хаттусас,обнаружен отрывок эпоса на лувийском языке, родственном хеттскому, в которомупоминалась "крутая Вилуса". Очевидно, судьба города на крутом холме Гиссарлыкволновала народы хеттской державы, ибо только такие события находят отражениев героическом эпосе.

Однако не меньшее впечатление судьба Вилусии произвела на появившихся на Балканскомполуострове около 1900 г. до н. э. и постепенно заселявших острова Эгейскогоморя древних греков. В XV в. до н. э. они обосновались прочно на юго-западнойоконечности Малой Азии, основав город, который позднее назывался Милетом. Вскоредолжны были они познакомиться и с Вилусией: когда в VIII в. до н. э. будет создаваться"Илиада", холм Гиссарлык будет покрыт развалинами и Гомер сможет систематическихарактеризовать троян как "конеборных", лишь опираясь на полутысячелетнюю традицию,запомнившую, что жители Вилусии выделялись среди соседних народов той ролью,которую у них играла лошадь. Отношения греческих племен, которые, очевидно,именовали себя ахейцами (ахайвой), с Вилусией, видимо, не были мирными: об этомсвидетельствует само то обстоятельство, что осада Вилусии (в языке греков Илиона)и ее взятие оказались в центре греческой эпической традиции, ибо эта традиция,как показывает героический эпос шумеров и германцев, тюркских народов и славян,не строит своих сюжетов из ничего, всегда отправляясь от каких-то реально имевшихместо столкновений. Греки могли предпринимать и самостоятельные военные экспедициипротив Вилусии-Илиона (они едва ли могля закончиться взятием города), моглипринимать участие и в войне, которую вел против Вилусии и ее союзников хеттскийцарь: хеттская держава находилась в оживленных сношениях с одним из ахейскихгреческих государств, которое именуется в хеттских текстах как Ахийава и находилось,скорее всего, на о. Родосе. Греки могли быть и в числе тех, кто поселился наГиссарлыкском холме после разрушения города.

Пытаться извлечь из гомеровских поэм подробности исторических событий бесполезно;хотя героический эпос всегда отправляется от каких-то подлинных историческихфактов (и мы это можем доказать, когда в нашем распоряжении есть независимыесвидетельства об этих событиях), эпос так трансформирует историческую реальностьв духе своей специфической поэтики, что никакая реконструкция реальных событийна основе одного эпоса невозможна: мы не могли бы восстановить по русским былинамдаже в общих чертах события истории Киевской Руси, если бы не знали их из летописей.

Лишь упоминание в хеттских текстах Труисы дает нам основание предполагать,что в греческую эпическую традицию о войне и взятии Илиона-Трои проникли такжеи какие-то отголоски военных событий, связанных с городом Труисой, сколько-нибудьотчетливо заметные лишь в необъяснимом иначе двойном названии осаждавшегосягреками города - Троя-Илион.

Перейдем теперь от исторических событий к самой древнегреческой эпическойтрадиции. Истоки ее восходят по крайней мере к началу III тысячелетия до н.э., ко времени, когда предки греков и других индоевропейских народов (в томчисле, по-видимому, и обитателей холма Гиссарлык с 1900 по 1250 г. до н. э.)жили еще на их общей родине, скорее всего в наших северопричерноморских степях.Греки, когда они появились на Балканском полуострове в начале II тысячелетиядо н. э., пели под аккомпанемент лиры песни о славных подвигах воителей прошлыхвеков. Завоевание Балканского полуострова и военные экспедиции II тысячелетиядо н. э. сделались толчком для создания новых песен, вбиравших в себя древнюютрадицию и приспосабливавших ее к новым обстоятельствам. При раскопках Пилосскогодворца, разрушенного ок. 1200 г. до н. э., обнаружена фреска, изображающая сидящуюфигуру, играющую на лире, очевидно, аккомпанируя себе, так как сольная играна лире не была известна греческой традиции. Высказывались предположения, чтона фреске изображено божество, но никому не пришло бы в голову вкладывать лирув руки божества, если бы певец, аккомпанирующий себе на лире, не был привычнойфигурой в микенском обществе. В гробнице микенской эпохи, раскопанной в Мениди,недалеко от Афин, обнаружены остатки шлема и двух лир; похороненный в ней человекмог быть в чем-то похож на гомеровского воителя Ахилла, певшего, сидя у себяв шатре, о "славных деяниях мужей" и аккомпанировавшего себе на лире.

Еще гомеровские поэмы, проникнутые духом новой эпохи, сохранят все же какобломок праиндоевропейского примитивного героического эпоса поразительное словосочетание"неувядающая слава", как сохранят его и священные гимны древнеиндийской "Ригведы".В середине II тысячелетия до н. э. в греческую эпическую традицию войдет и сохранитсяописание большого, "подобного башне", щита, закрывающего воина с головы до ног,к раннемикенской эпохе восходит и упоминаемый в "Илиаде" (X, 261-271) кожаныйшлем, украшенный кабаньими клыками. В послемикенские времена таких щитов и шлемовне было в употреблении, и Гомер мог знать о них лишь из поэтической традиции.

Героями эпических песен в микенское время делаются цари тогдашних государств,известных нам, как, например, Микенское и Пилосское царства, столицы которыхпредстали перед нашими глазами в результате археологических раскопок, и других,которые нам известны хуже или совсем неизвестны.

Но эпос избирателен в использовании исторических событий; из множества военныхстолкновений эпохи экспедиция под Трою, видимо, уже вскоре после самого событиязаняла важное место в эпической традиции, в репертуаре певцов-аэдов. Занявшиев конце концов второе место песни о походах на город Фивы в Средней Греции иоб ужасной судьбе царя Эдипа, по-видимому, также восходят в своих истоках кМикенской эпохе.

Вскоре после гибели Трои страшная катастрофа постигла микенский мир. ДворцыПилоса и Микен в Пелопоннесе были сожжены, уцелевший дворец в Тиринфе был покинутего обитателями. Египетские и хеттские источники говорят о нашествии доселеневедомых народов, потрясшем все восточное Средиземноморье. В микенскую Грециювторгаются с севера снявшиеся с места под натиском соседей греческие племенаэолийцев и дорийцев, жившие до сих пор родоплеменным строем где-то к северуот Балканского полуострова. Наступает эпоха послемикенского упадка. Изделияхудожественного ремесла становятся грубыми, примитивными, Сложная слоговая письменностьмикенских дворцов, так называемое линейное письмо Б, была забыта. Греки сновасделались бесписьменным народом - наступает эпоха, которую принято называть"темными веками". Жизнь греков приобретает формы, характерные для народов, жившихродоплеменным строем и разрушивших более высокую культуру, как это сделали германцыво время великого переселения народов или предки индийцев арьи, разрушившиев XIV-XIII вв. до н. э. протоиндийскую цивилизацию. В центре интересов такогоплемени - военные экспедиции предводителей с их дружинами, захват и дележ добычи,героическая смерть в поединке с неприятелем, слава подвигов - при жизни и послесмерти. Идеальной формой выражения идеологии такого общества является героическийэпос: ею проникнуты песни древнеисландской "Старшей Эдды", индийская "Махабхарата",героический эпос тюркских народов.

Греки эолийского племени, жившие первоначально севернее, усваивают поэтическуютрадицию Микенской эпохи, объединяют ее со своей собственной: язык гомеровскихпоэм свидетельствует о том, что поэтическая традиция микенских времен дошладо Гомера через эолийских аэдов - творцов героических эпических песен первыхпослемикенских веков.

В X в. до н. э. эолийцы и греки ионийского племени, жившие в Греции, видимо,уже в микенские времена, начинают колонизировать острова Эгейского моря и севернуючасть западного побережья Малой Азии. В условиях тесного контакта эолийцев иионян эпическая традиция переходит к ионийским аэдам. Из сплава эолийских иионийских диалектных черт с сохранением архаизмов еще более древних эпох складываетсяпоэтический язык гомеровского эпоса. Язык этот был понятен слушателям, привыкшимс детства к песням аэдов - творцов и исполнителей греческого эпоса, хотя в жизниникто на этом языке не говорил. Необычность языка подчеркивала необычность событий,о которых повествовали аэды, помогала слушателям перенестись в мир героическогопрошлого, люди которого представлялись намного сильнее, храбрее, во всех отношенияхзначительнее нынешних. Если даже какое-то выражение оказывалось не совсем понятным,это только поднимало авторитет аэда, который казался знающим то, чего не знаютпростые люди.

Четко урегулированный стихотворный размер - гексаметр, где каждый стих состоялиз шести стоп с правильным чередованием долгих и кратких слогов, характернымдля всей древнегреческой поэзии, незатейливая торжественная мелодия стихов,певшихся под аккомпанемент лиры - все это еще больше приподнимало песнь аэданад уровнем повседневного существования слушателей.

Между тем Греция постепенно выходила из состояния тяжелого экономическогоупадка, политической и культурной деградации, в которые она впала после гибелимикенских царств. В X в. до н. э. греки начинают в заметных количествах выплавлятьжелезо, и оно постепенно вытесняет бронзу в качестве материала для изготовленияорудий труда и оружия. Наступает подъем земледелия, ремесла и торговли, увеличиваетсячисленность населения. Возрождается на новой основе изобразительное искусство-вазовая живопись, рельефы на бронзе, скульптура. Религиозные празднества и погребальныецеремонии собирают все больше людей из соседних местностей, и исполнение эпическихпоэм соперничающими между собой в мастерстве аэдами становится неотъемлемымэлементом праздничных или траурных церемоний.

Наконец, около 800 г. до н. э., греки заимствуют у финикийцев и приспосабливаютк греческому языку финикийский алфавит. В течение VIII в. до н. э. он распространяется,как об этом свидетельствуют надписи, по всему греческому миру. Этим закончилсядлившийся четыре столетия период, в течение которого послемикенские греки обходилисьбез письменности, период формирования древнегреческого народного героическогоэпоса.

И вот в то самое время, когда начавшийся подъем все ускорялся в восходящемтемпе, где-то в ионийских колониях - на островах или в Малой Азии - традиционноеискусство аэда усвоил юноша, наделенный от природы поэтическим гением, какойне проявлялся до того и проявился с тех пор всего несколько раз на протяжениивсей истории человечества. Имя его - Гомер.

Биографические сведения о нем, дошедшие до нас от позднейших античных авторов,противоречивы, не всегда правдоподобны, зачастую представляют собой очевидныедомыслы. Греки позднейших времен не знали даже, откуда Гомер был родом, чтонашло свое отражение в знаменитой эпиграмме. вошедшей в так называемую "Греческуюантологию".

Семь городов, пререкаясь, зовутся отчизной Гомера:

Смирна, Хиос, Колофон, Пилос, Аргос, Итака, Афины.

(пер. Л. Блуменау)

Вызывает сомнение античная традиция о слепоте Гомера: автор "Илиады" и Одиссеи",во всяком случае, прожил зрячим большую часть жизни, впитал в себя яркие картиныприроды и бытия человека на ее фоне, побывал в гуще сражения, лично соприкоснулсяедва ли не со всеми стронами тогдашней жизни. Видел он своими глазами и троянскуюравнину, как это явствует из ряда деталей в описаниях "Илиады". Представлениео слепом Гомере легко могло возникнуть по аналогии со слепым аэдом феаков Демодокомв "Одиссее" (VIII, 62 слл.), которого, как и аэда Фемия ("Одиссея", I, 151 слл.и др.), Гомер, по-видимому, наделил идеализированными чертами аэда - своегосовременника, а может быть, и действительно какими-то собственными. Могли сыгратьсвою роль в возникновении легенды о слепоте Гомера и слова автора так называемогогомеровского гимна к Аполлону Делосскому (ст. 169-173), назвавшего себя "слепыммужем, живущим на Хиосе": ведь в позднейшую эпоху автором этого гимна считалиГомера.

Греки архаической эпохи, к сожалению, не проявляли интереса к личности и кобстоятельствам жизни авторов даже таких сочинений, которые пользовались широчайшейпопулярностью. Если бы живший поколением позднее или даже младший современникГомера Гесиод, автор поэм "Труды и дни" и "Теогония", не вставил в "Труды идни" некоторых сведений о самом себе, ни эллинистические ученые, составлявшиежизнеописания поэтов классической эпохи, ни мы не знали бы ничего определенногои о нем.

Имя "Гомер" скорее всего подлинное, хотя многие исследователи высказывалисомнения на этот счет. Оно не принадлежит к числу греческих имен, бывших в употреблении,греки его не понимали и всячески пытались объяснить, толкуя его то как "заложник",то как "слепец". Едва ли кто мог придумать такое имя для автора "Илиады" и "Одиссеи":очевидно, имя автора стояло в заглавиях уже первых рукописей поэм. Судя по имени,гениальный поэт мог быть даже и не греком но происхождению: в становлении иразвитии эллинской культуры сыграли важную роль многие "варвары" или "полуварвары",усвоившие с детства греческий язык и греческую культурную традицию, - философФалес Милетский, отец истории Геродот, писатель-сатирик Лукиан.

Поэмы такой длины и такой сложной структуры, как "Илиада" и "Одиссея", немогли сохраниться в устной эпической традиции, в которой важнейшую роль игралаимпровизация. Устное эпическое творчество не знает авторского права, и аэды,которые попытались бы воспроизводить "Илиаду" или "Одиссею" по памяти на слух,неизбежно разрушили бы стройную композицию поэмы, пытаясь каждый на свой ладсделать поэму лучше. То, что поэмы дошли до нас не погибнув, может быть объясненотолько тем, что они были записаны самим поэтом или под его диктовку при помощисовсем недавно созданного греческого алфавита [1].

Гомер должен был впитать в себя с юных лет вековую и даже тысячелетнюю традициюустного эпического творчества. У этого жанра фольклора есть свои закономерности,более или менее общие для всех народов, которые создают фольклорный героическийэпос. Выявляются эти законы легче всего при изучении эпического творчества народов,у которых оно еще живо, где самый процесс творчества можно непосредственно наблюдатьи исследовать. Такие наблюдения были предприняты русским ученым В. В. Радловымв отношении эпоса тюркских народов еще в XIX в. В нашем веке еще живое эпическоетворчество народов Югославии изучали с этой точки зрения Матиас Мурко, американцыМильман Парри и его ученик Альберт Лорд. Исследовалось и исследуется и эпическоетворчество других народов.

При этом выяснилось, что в фольклорном эпосе важнейшее место занимает импровизацияв процессе исполнения. Певец или сказитель никогда не повторяет единожды созданныйи раз навсегда заученный текст. Эпическая песнь в известной мере творится зановодля каждого исполнения, но для того чтобы справиться с этой задачей, певец держитнаготове у себя в памяти целый набор эпических клише, подходящих одинаково дляпесней на различные сюжеты. Объем этих клише колеблется от сочетания существительногос его постоянным эпитетом, переходящим из песни в песнь, как "добрый молодец"или "силушка великая" русских былин, принадлежащих к тому же жанру героическогоэпоса, до целых блоков в несколько стихов, описывающих какую-то повторяющуюсятипическую ситуацию.

Фольклорный эпос обычно однолинеен в развитии повествования: события, которыев жизни естественно происходили бы одновременно, развиваясь параллельно, эпосизображает как происходящие последовательно. Действующие лица всегда характеризуютсяоднозначно положительно пли отрицательно, рисуются либо сплошной черной, либобелой краской. Характеры героев изображаются статично, в них не видно развития,даже если цикл эпических песней изображает судьбу героя от рождения до самойгибели.

Эту фольклорную эпическую поэтику вместе с техникой импровизации унаследовалот своих учителей и Гомер. Так, в частности, Гомер сохраняет фольклорную однолинейностьповествования; этот принцип изображения событий был открыт у Гомера Ф. Ф. Зелинскими был назван им "законом хронологической несовместимости". Так, в III песни"Илиады" поэт сначала дает довольно длинную сцену между Еленой и Парисом, спасеннымАфродитой от рук Менелая, а затем уже сообщает о том, как Мепелай разыскивалПариса на поле сражения, в то время как Менелай, естественно, должен был ринутьсяна поиски Париса сразу после того, как тот исчез. Широко использует Гомер ихарактерные для фольклорного эпоса и вообще для фольклора клише. Бог Аполлону него многократно характеризуется как "сребролукий", а Ахилл как "быстроногий",хотя способность Ахилла быстро бегать не играет роли в развитии действия "Илиады"и в XXII песни (ст. 136-203) он так и не смог догнать убегавшего от него Гектора.Небо именуется звездным, даже когда действие происходит средь бела дня ("Илиада",VIII, 46; XV, 371). В I песни "Илиады" в описании жертвоприношения мы читаем:

Кончив молитву, ячменем и солью осыпали жертвы,

Выи им подняли вверх, закололи, тела освежили,

Бедра немедля отсекли, обрезанным туком покрыли

Вдвое кругом и на них положили останки сырые.

....................

Бедра сожегши они и вкусивши утроб от закланных,

Все остальное дробят на куски, прободают рожнами,

Жарят на них осторожно и, все уготовя, снимают.

Кончив заботу сию, ахеяне пир учредили;

Все пировали, никто не нуждался на пиршестве общем;

И когда питием и пищею глад утолили…

(I, 458-461; 464-469)

Во II песни (421-424, 427-432) эти стихи в греческом тексте повторяются словов слово.

И все же приемы индивидуальной и обусловленной ситуацией точкой характеристикигероя уже проявляются отчетливо в гомеровских поэмах. Так, эпитет "ужасный"необычен для Ахилла (он применяется чаще всего к Аяксу, сыну Теламона), и когдамы читаем в XXI песни "Илиады":

Царь Илиона, Приам престарелый, на башне священной

Стоя, узрел Ахиллеса ужасного: все пред героем

Трои сыны, убегая, толпилися; противоборства

Более не было...

("Илиада", XXI, 526-529),

невозможно допустить, что Ахилл назван "ужасным" случайно, а не в соответствиисо сложившейся ситуацией и как бы увиденный глазами Приама.

В самом стиле прямой речи героев Гомера заметны различия, свидетельствующиео том, что Гомер характеризует своих героев не только тем, что они говорят,но и тем, как они говорят. В частности, склонность престарелого Нестора к многословиюбыла отмечена уже в древности. Аякс, сын Теламона, говорит не так, как Диомед.

Характеры гомеровских героев уже очень далеки от фольклорной однозначностии прямолинейности. Гектор, главный противник Ахилла и всех ахейцев, предстаетперед нами героем, который готов погибнуть и погибает, защищая свой город, предстаетлюбящим мужем и отцом ("Илиада", VI, 404-483). Именно в уста Гектора, а не кого-либоиз ахейских воителей вкладывает Гомер слова, которые выглядят как прочувствованнаяформулировка его собственного мироощущения:

Ты не обетам богов, а ширяющим в воздухе птицам

Верить велишь? Презираю я птиц и о том не забочусь,

Вправо ли птицы несутся, к востоку денницы и солнца,

Или налево пернатые к мрачному западу мчатся.

Верить должны мы единому, Зевса великого воле,

Зевса, который и смертных и вечных богов повелитель!

Знаменье лучшее всех - за отечество храбро сражаться!

Что ты страшишься войны и опасностей ратного боя?

Ежели Трои сыны при ахейских судах мореходных

Все мы падем умерщвленные, ты умереть не страшися!

("Илиада", XII, 237-246)

Но и его охватывает трепет при виде приближающегося Ахилла. Он обращаетсяв бегство, обегает трижды вокруг Трои, преследуемый Ахиллом , и только обманутыйАфиной, явившейся к нему в облике его брата Деифоба, решается на роковой поединокс Ахиллом ("Илиада", XXII, 131-248).

Образ главного героя "Илиады" Ахилла не только неоднозначен, но и обнаруживаетна протяжении поэмы черты развития. Ахилл, сильнейший из сильных и храбрейшийиз храбрых, не выдерживает обиды, нанесенной ему верховным предводителем ахейцевпод Троей Агамемноном, отобравшим у него любимую им пленницу Брисеиду. РазгневанныйАхилл перестает участвовать в сражениях и через свою мать, богиню Фетиду, добиваетсятого, что Зевс ниспосылает ахейцам поражения, которые заставляют их раскаятьсяв обиде, нанесенной самому могучему из героев. Гомер признает, что у Ахиллабыли все основания для того, чтобы прийти в ярость, и все же он уже во вступлениик "Илиаде" называет гнев Ахилла "губительным, пагубным" (I, 2: в переводе Гнедича"грозный"), а затем шаг за шагом показывает, что поведение Ахилла привело кгибели его лучшего друга Патрокла [2]. Ахиллнаконец раскаивается в своем поведении. Он выступает на защиту ахейцев и убиваетв поединке Гектора. Но здесь Гомер изображает Ахилла преступившим в скорби поПатроклу и в ненависти к Гектору божеские и человеческие законы: Ахилл глумитсянад телом мертвого Гектора и собирается лишить его погребения. Лишь в заключительнойпесни "Илиады" Гомер показывает Ахилла, смягченного горем явившегося к немуотца Гектора Приама. Ахилл выдает ему для погребения тело Гектора и сам плачетвместе с Приамом (XXIV, 509-512). Тот самый Ахилл, которого лишь вмешательствоАфины удержало в I песни от нападения на Агамемнона (188-221), в XXIV, последней,сам принимает заранее меры, чтобы не допустить вспышки гнева, которая моглабы побудить его посягнуть на явившегося к нему просителем Приама (582-586).

Одним из наиболее бросающихся в глаза художественных приемов гомеровскогоэпоса является изображение героев действующими не по собственному побуждению,а получающими в важные моменты помощь и советы от покровительствующих им богов.Так, уже в I песни "Илиады" видимая только Ахиллу Афина по поручению Геры останавливаетего в тот момент, когда он был готов броситься с мечом на Агамемнона, и обещаетАхиллу удовлетворение за нанесенную ему обиду (I, 193-218). В III песни Афродитаспасает от гибели Париса-Александра, потерпевшего поражение в поединке с Менелаем(III, 374-382). При этом боги всегда добиваются того, чтобы действие развивалосьлибо в соответствии с уже сложившейся эпической традицией, либо в согласии схудожественным замыслом поэта, так что немецкие филологи метко охарактеризовалиэту поразительную черту гомеровского эпоса как Gotterapparat - т. е. "аппаратбогов", который поэт использует для развития действия в нужном направлении.

Очевидно, люди догомеровской и гомеровской эпохи могли в критических ситуацияхощущать принимаемые ими решения как результат внушения божества, а кому-то изних казалось, что он слышал их указания или даже видел этих богов в человеческомили в каком-либо ином облике Однако в гомеровской поэзии вмешательство боговв дела людей и их руководство героями явно превратились в художественный прием,имеющий в частности, целью приподнять героев эпоса и их дела над обычным человеческимуровнем. Не случайно неожиданное выступление Терсита, цризвавшего воинов отправлятьсяпо домам, мотивировано всего лишь его собственным низменным характером, а противодействие,которое оказал ему и другим желавшим вернуться Одиссей, мотивировано полученнымим от Афины поручением ("Илиада", II, 166-277): вмешательства богов Гомер удостаиваеттолько лучших - благородных героев знатного происхождения.

Даже саму судьбу - Мойру - ставит Гомер на службу своим художественным задачам:он прибегает к ссылке на нее, когда не может, не вступая в противоречие с традициейили с общим замыслом произведения, развивать действие так, как это соответствовалобы его симпатиям или было в данный момент художественно выигрышно. Так, явносочувствующий Гектору в его поединке с Ахиллом поэт заставляет сочувствоватьГектору самого Зевса (XXII, 167 слл.) и объясняет гибель Гектора, видимо закрепленнуюв традиции и, во всяком случае, необходимую в соответствия с замыслом "Илиады",решением судьбы.

Догомеровская эпическая традиция была обширна и разнообразна. Слушатели Гомерадолжны были хорошо помнить множество сказаний о богах и героях, очевидно, чащевсего облеченных в эпическую форму. Об этом говорит то, что Гомер часто довольствуетсялишь намеками на чрезвычайно интересные мифические эпизоды типа подвигов Гераклаи конфликтов, возникавших у Зевса с преследовавшей Геракла Герой: аудиторияне простила бы Гомеру такой скупости в изложении, если бы большинству слушателейне было хорошо известно, о чем идет речь. Некоторые эпизоды из эпической традиции,в том числе и не относящейся к Троянской войне, Гомер, судя по всему, использовалв своих поэмах не только непосредственно, но и в качестве отправных пунктовдля создания аналогичных эпизодов на совсем другом материале. Так, есть основаниядумать, что древнее повествование о гневе Мелеагра и об его отказе сражаться,которое использует в своей речи, увещевая Ахилла, Феникс ("Илиада", IX, 529-599),могло подать Гомеру идею поставить гнев Ахилла в центре действия "Илиады".

Гомер мог опираться на сложившуюся эпическую традицию о Троянской войне идолжен был считаться о ней начиная с ее предыстории с похищением Елены и кончаявзятием Трои с помощью деревянного коня и возвращением ахейцев из-под Трои.Гомер не стал в своих дошедших до нас поэмах пытаться последовательно излагатьход войны. Он сказал свое, новое слово о походе греков под Трою, сконцентрировавего в двух больших поэмах, каждая из которых посвящена всего лишь одному эпизоду- ссоре Ахилла с Агамемноном и победе его над Гектором и, соответственно, возвращениюОдиссея на Итаку. Для народного эпоса типичны либо короткая песнь, посвященнаяодному эпизоду, либо более пространное повествование, нанизывающее последовательноэпизоды. В духе этой традиции должны были строить свои песни предшественникиГомера, и так поступали даже его ближайшие преемники, находившиеся в общем подего влиянием, - так называемые киклические поэты. Гениальный прием Гомера былзамечен уже в древности, и Аристотель писал в своей "Поэтике": "Думается, чтозаблуждаются все поэты, которые сочиняли "Гераклеиду", "Тесеиду" и тому подобныепоэмы, - они думают, что раз Геракл был один, то и сказание [о нем] должно бытьедино. А Гомер, как и впрочем [перед другими] отличается, так и тут, как видно,посмотрел на дело правильно, по дарованию ли своему или по искусству: сочиняя"Одиссею", он не взял всего, что с [героем] случилось, - и как он был раненна Парнассе, и как он притворялся безумным во время сборов на войну, - потомучто во всем этом нет никакой необходимости или вероятности, чтобы за одним следовалодругое; [нет] он сложил "Одиссею", равно как и "Илиаду" вокруг одного действия"(1451а, 19-30) [3].

Особенно сложно в композиционном отношении построена "Одиссея": повествованиенесколько раз переходит от сына Одиссея Телемаха к самому Одиссею и обратно,пока, наконец, обе линии не объединяются в завершающей части поэмы, изображающейрасправу Одиссея над претендентами на руку Пенелопы. При этом основная частьфантастических приключений Одиссея излагается поэтом в виде повествования Одиссеяво дворце царя феаков Алкиноя.

Четко продумано в целом и построение "Илиады". Взрыву гнева Ахилла в I песнисимметрично соответствует умиротворение его души при свидании с Приамом в песнизавершающей. Очевидно, не случайно вскоре после завязки действия "Илиады" иперед завершением наступают задержки развития действия: во II песни поэт вводитдлинные перечисления ахейских и троянских предводителей, а сцене выкупа телаГектора в конце поэмы непосредственно предшествует прерывающий действие рассказо состязаниях над гробом Патрокла.

Гомер в отличие от более поздних "киклических" авторов с большой осторожностьюиспользует грубо фантастические фольклорные мотивы. В "Одиссее" сказочные приключениягероя в неведомых странах вкладываются поэтом в уста самого Одиссея: поэт нехочет брать на себя полную ответственность за их реальность. В "Илиаде" ничегоне говорится о неуязвимости Ахилла, которой, по имевшим во времена Гомера хождениерассказам, наделила его Фетида; более того, в ст. XXI, 568 он, по-видимому,даже полемизирует с этим представлением. В рассказе о Беллерофонте (VI, 155-196)обходится молчанием волшебный помощник Беллерофонта - крылатый конь Пегас, спомощью которого Беллерофонт совершал свои подвиги и, в частности, убил Химеру,как по догомеровским сказаниям, так и у позднейших поэтов, например у Пиндара.

Хотя поэмы в целом построены по тщательно обдуманному плану, внимание поэта,искусство которого сформировалось как искусство аэда-имровизатора, всегда сосредоточенона эпизоде, который он создает в данный момент. Ему чуждо стремление к скрупулезнойпоследовательности повествования во всех деталях. Так, в "Илиаде" Агамемнон,Диомед и Одиссей получают серьезные ранения, но когда поэту нужно показать ихснова на поле брани, он не смущается тем, что им ничего не было сказано об ихисцелении.

В VI песни "Илиады" (ст. 129) Диомед делает заявление, скорее всего традиционноедля героев еще догомеровского эпоса: "Я, пожалуй, не стану сражаться с богами".Поэт здесь не видит противоречия с тем, что в предыдущей песни он изобразилДиомеда в исключительной ситуации - ранящим с соизволения Афины Афродиту и Ареса.

Разговор Елены с Приамом на троянской стене, когда она называет поименно ахейскихгероев и рассказывает о них, а также поединок Париса с Менелаем, изображенныев III песни, кажутся не совсем естественными на десятом году войны: они былибы гораздо уместнее в начале осады Трои. Однако поэт не считается с этим: этиэпизоды нужны ему для развития действия в его поэме, и он смело вводит их, поддерживаяинтерес слушателя, заставляя его все время оставаться в напряженном ожидании.

В IX песни "Илиады" посольством к Ахиллу отправляются Феникс, Аякс, сын Теламона,и Одиссей (стт. 168-169), но затем о них говорится в двойственном числе (ст.182 и далее), употреблявшемся в греческом языке только по отношению к двум людямили двум предметам.

Эти и ряд других непоследовательностей в тексте "Илиады" и "Одиссеи", не вполнеоднородный язык поэм объясняются, очевидно, тем, что они складывались постепенно,на протяжении многих лет, с использованием эпических песен предшественниковГомера, песен, восходивших к разным ответвлениям эпической традиции.

Уже давно вызывающая недоумение исследователей X песнь "Илиады" (так называемая"Долония"), слабо связанная с основным содержанием и причудливо сочетающая архаизмыс упоминанием верховой езды и с другими характерными чертами близкой к Гомеруэпохи, очевидно, является вставкой самого Гомера в более или менее готовый текст"Илиады". Видимо, поэт не смог удержаться от того, чтобы сохранить от забвенияпеснь на троянскую тему, созданную им в несколько иной манере, с использованиемне тех песен его предшественников, которые послужили ему основным материаломдля создания "Илиады", а каких-то других.

Герои Гомера живут в условно приподнятом эпическом мире. Характерными чертамиего художественного метода, сложившимися уже в фольклорном эпосе, являются героизацияи архаизация. Герои Гомера как подлинные эпические герои больше всего стремятсяк славе, при жизни и после смерти. Ахилл предпочитает гибель, неизбежную вскорепосле того, как он убьет Гектора, бесславному существованию:

Я выхожу, да главы мне любезной губителя встречу,

Гектора! Смерть же принять готов я, когда ни рассудят

Здесь мне назначить ее всемогущий Кронион и боги!

Смерти не мог избежать ни Геракл, из мужей величайший,

Как ни любезен он был громоносному Зевсу Крониду;

Мощного рок одолел и вражда непреклонная Геры.

Так же и я, коль назначена доля мне равная, лягу,

Где суждено; но сияющей славы я прежде добуду!

("Илиада", XVIII, 114-121)

Своему коню Ксанфу, заговорившему человеческим голосом и предупреждающемуего о грозящей ему гибели, Ахилл говорит:

Что ты, о конь мой, пророчишь мне смерть? Не твоя то забота!

Слишком я знаю и сам, что судьбой суждено мне погибнуть

Здесь, далеко от отца и от матери. Но не сойду я

С боя, доколе троян не насыщу кровавою бранью.

("Илиада", XIX, 420-423)

Гектор, вызывая ахейцев на поединок, предлагает в случае своей победы выдатьтело противника для погребения:

Пусть похоронят его кудреглавые мужи ахейцы

И на брегу Геллеспонта широкого холм да насыплют.

Некогда, видя его, кто-нибудь и от поздних потомков

Скажет, плывя в корабле многовеслом по черному понту:

- Вот ратоборца могила, умершего в древние веки:

В бранях его знаменитого свергнул божественный Гектор! -

Так нерожденные скажут, и слава моя не погибнет.

("Илиада", VII, 85-91)

Гомеровские герои постоянно пытаются превзойти друг друга в доблести, и дваждыпоявляющаяся в "Илиаде" формула

Тщиться других превзойти, непрестанно пылать отличиться

("Илиада", VI, 208; XI, 783)

отчетливо передает царящий в эпосе дух героического соперничества.

Приподнимая своих героев над обычными людьми - своими современниками или рядовымивоинами героической эпохи, Гомер, следуя эпической традиции, изображает сражениекак серию поединков [4]. Рядовые воины но принимаютсяв расчет, и исход всей войны зависит от того, будет ли сражаться Ахилл, единственныйиз ахейских воителей, способный одолеть Гектора. Именно в силу этого поединокАхилла и Гектора делается центральным эпизодом всей войны.

Время Гомера - время распространения железа как материала для изготовленияи орудий труда, и оружия. Гомер отлично знает, какова ценность железа для изготовленияразличных хозяйственных инструментов ("Илиада", XXIII, 826 слл.). Гомер, очевидно,сам видел, как действуют в бою стальным мечом: бронзовым мечом невозможно такотрубить руку, как это наглядно изображено в "Илиаде" (V, 79-83). Дух Ахилла("Илиада", XXII, 357) и сердце Приама, решившего отправиться за телом сына вахейский лагерь (XXIV, 205, 521), метафорически характеризуются в "Илиаде" какжелезные. Пандар стреляет стрелами с железными наконечниками ("Илиада", VII,141), и тем не менее на всем протяжении "Илиады" герои сражаются бронзовым оружием:такова сила тенденции к архаизирующей идеализации.

Рыба всегда была одним из основных продуктов питания в Греции. Однако героиГомера едят мясо и хлеб, но не рыбу, и в "Илиаде" лишь мимоходом упоминаетсяужение рыбы (XVI, 408; ср. еще XXIV, 80 сл. ) и ловля рыб сетью (V, 487).

Приметы современной Гомеру жизни проявляются больше всего в рассыпанных втексте поэм развернутых сравнениях, которые поражают разнообразием и точностьюдеталей, неожиданностью ассоциаций. Упорная битва, не дающая перевеса ни тойни другой стороне, сравнивается с весами "честной рукодельницы", точно отвешивающейшерсть, которую она прядет, чтобы хоть как-то прокормить себя и детей ("Илиада",XII, 432- 436). Воины, сражающиеся за тело Сарпедона, сравниваются с мухами,роящимися вокруг подойников с молоком ("Илиада", XVI, 641 - 644). То со львом,то с ослом сравнивается Аякс, сын Теламона:

Стал ои смущенный и, щит свой назад семикожный забросив,

Вспять отступал, меж толпою враждебных, как зверь, озираясь,

Вкруг обращался, тихо колено коленом сменяя.

Словно как гордого льва от загона волов тяжконогих

Гонят сердитые псы и отважные мужи селяне;

Зверю они не дающие тука от стад их похитить,

Целую ночь стерегут их, а он, насладиться им жадный,

Мечется прямо, но тщетно ярится: из рук дерзновенных

С шумом летят, устремленному в сретенье, частые копья,

Главни горящие; их устрашается он и свирепый,

И со светом Зари удаляется, сердцем печальный, -

Так Теламонид, печальный душой, негодующий сильно,

Вспять отошел: о судах он ахеян тревожился страхом.

Словно осел, забредший на ниву, детей побеждает,

Медленный; много их палок на ребрах его сокрушилось;

Щиплет он, ходя, высокую пашню, а резвые дети

Палками вкруг его бьют, - но ничтожна их детская сила;

Только тогда, как насытится пашней, с трудом выгоняют, -

Так Теламонова сына, великого мужа Аякса,

Множество гордых троян и союзников их дальноземных,

Копьями в щит поражая, с побоища пламенно гнали.

("Илиада", XI, 545-565)

Возвращая слушателя эпической поэмы на какое-то время в реальный мир, в которомон живет, гомеровские сравнения силой контраста еще более приподнимали над обыденнымуровнем повествование о подвигах героев минувших дней.

Несмотря на то что боги все время появляются в "Илиаде" и помогают направитьдействие в нужную поэту сторону, по сути дела интересы и поэта, и его героевсосредоточены на посюстороннем человеческом мире. От богов, как они изображеныв "Илиаде", очевидно в духе эпической традиции, человеку не приходится ждатьсправедливости [5] или утешения в жизненных горестях;они поглощены своими интересами и предстают перед нами существами с нравственнымуровнем, соответствующим отнюдь не лучшим представителям человеческого рода.Так, Зевс угрожает Гере, ненавидящей троянцев, тем, что разрушит город людей,любезных ей, и Гера предлагает ему, если он того захочет, разрушить три самыхлюбезных ей города - Аргос, Спарту и Микены с их ни в чем не повинными жителями("Илиада", IV, 30-54). Эпические герои, имеющие свои человеческие недостатки,выглядят в нравственном отношении явно выше богов.

Однако современные Гомеру представления о божестве как блюстителе нравственногопорядка, которые в развернутом виде предстанут перед нами в поэмах Гесиода,прокладывают себе дорогу и в "Илиаду", причем по большей части в прямой речидействующих лиц. Любопытно, что боги чаще фигурируют в таких высказываниях безымянноили под обобщенным именем Зевса. Еще большие уступки складывающимся представлениямо божестве - поборнике справедливости делаются в "Одиссее". Гомер даже вкладываетв уста Зевсу в самом начале поэмы полемику с людьми, которые обвиняют боговв своих несчастьях (I, 32-43).

Боги Гомера бессмертны, вечно юны, лишены серьезных забот, и все предметыобихода у них золотые. И в "Илиаде", и в "Одиссее" поэт развлекает свою аудиториюрассказами о богах, и нередко боги выступают в ролях, каких постыдился бы любойсмертный. Так, в "Одиссее" рассказывается о том, как бог Гефест хитро поймална месте преступления с прелюбодеем богом Аресом свою жену Афродиту (VIII, 266-366).В "Илиаде" Гера бьет по щекам свою падчерицу Артемиду ее собственным луком (XXI,479-496), Афродита плачет, жалуясь на раны, которые нанес ей смертный Диомед(V, 370-380), а ее мать Диона утешает ее рассказом о том, что смертные гигантыОт и Эфиальт засадили как-то в медную бочку самого бога войны Ареса, так чтоон едва не погиб там (V, 383-391).

С полной серьезностью говорит всегда Гомер о наполовину персонифицированнойсудьбе - Мойре. Над ней не властны сами боги, и в ее руках находятся в конечномсчете жизнь и смерть человека, победа и поражение в сражении. Мойра неумолима,к ней бессмысленно обращаться с молитвами и совершать жертвоприношения.

Как это и естественно при таких религиозных воззрениях, мрачны и представленияо загробной жизни, отражающиеся в гомеровских поэмах, они не оставляют человекунадежды на лучшее будущее после смерти. Души умерших, подобные теням, обитаютв преисподней, в царстве Аида, Они лишены сознания и сравниваются поэтом с летучимимышами. Только испив крови жертвенного животного, обретают они на время сознаниеи память. Сам Ахилл, которого Одиссей встречает во время своего путешеествияв царство мертвых, заявляет ему, что он лучше хотел бы быть на земле поденщикому бедняка, чем царствовать над тенями в подземном мире ("Одиссея", XII, 488-491).Души умерших отделены от мира живых неодолимой преградой: они не могут ни помочьоставшимся на земле своим близким, ни причинить зло своим врагам. Но даже этотжалкий удел бессмысленного существования в преисподней недоступен для душ, телокоторых не было погребено надлежащим образом. Душа Патрокла просит о погребенииАхилла ("Илиада", XXIII, 65-92), душа спутника Одиссея Эльпенора обращаетсяс аналогичной просьбой к Одиссею ("Одиссея", XI, 51-80), ибо в противном случаеих ждет еще более тяжкая участь - скитаться, не находя себе даже того горестногоуспокоения, которое ждет их в царстве мертвых.

Надо сказать, что как в вопросе о вмешательстве богов в земную жизнь людей,так и в том, что касается загробной жизни, в "Одиссее" заметнее отразились новыетенденции в верованиях греков VIII в. до н. э. Отражением этих тенденций являютсяи стихи XI, 576-600, где говорится, что совершившие при жизни преступления противбогов Титий и Сизиф несут наказание в преисподней, и стихи XI, 568-571, согласнокоторым Минос - царь Крита, "славный сын Зевса" - и на том свете творит суднад тенями.

Эти и другие несомненные различия между "Илиадой" и "Одиссеей" лучше всегоможно объяснить, на наш взгляд, исходя из высказывавшегося уже в древности предположения,что Гомер создал "Илиаду" более молодым, а "Одиссею" - ближе к старости (см.,например: [Лонгин] "О возвышенном", IX, 13). Так, персонажи "Илиады", и в частностиОдиссей, неоднократно предаются ликованию, повергнув врага (XI, 449-458; XXII,20-127 и др.); а в "Одиссее" тот же Одиссей заявляет, что такое поведение нечестиво(XXII, 411-413). Опыт показывает, что мудрость такого рода и в наше время приходитк людям лишь к концу их жизненного пути.

Успех гомеровских поэм сразу после их создания был колоссален. Уже через несколькодесятков лет после появления "Илиады" грек, имени которого мы никогда не узнаем,очевидно сам аэд, нацарапал на своем дешевом глиняном сосуде несколько стихотворныхстрок, сопоставляющих в шутливой форме этот сосуд с кубком царя Нестора, о которомрассказывается в "Илиаде" (ср.: XI, 618-644):

Это кубок Нестора, удобный для питья.

А кто из этого кубка выпьет, того тотчас же

Охватит страсть прекрасноувенчанной Афродиты.

Надпись эта едва ли имела бы смысл, если бы друзья владельца сосуда не былиуже хорошо знакомы с появившейся при жизни их поколения поэмой, хотя автор еежил за 2000 километров: черепок найден на другом конце греческого мира, в толькочто основанной греческой колонии на острове Исхии в Тирренском море, недалекоот нынешнего Неаполя. Трудно представить себе более красноречивое свидетельствомолниеносного проникновения гомеровских поэм всюду, где только звучала эллинскаяречь.

"Илиада" и "Одиссея", исполнявшиеся устно, но распространившиеся в письменномвиде, сразу же затмили своих предшественниц. Мы даже не можем быть уверены втом, что эти более древние поэмы были записаны: во всяком случае, их не былов руках александрийских ученых и библиотекарей, тщательно собиравших древнююпоэзию.

"Илиада" и "Одиссея", появившись, как Афина из головы Зевса, сразу занялисвое место начала и источника всей греческой литературы - поэзии и прозы, местообразца и объекта подражания, то место, которое они по сей день занимают в европейскойлитературе.

Греческие дети учились читать по "Илиаде". В Греции всегда были люди, знавшиеобе поэмы Гомера наизусть. Греческий ритор конца I в. н. э. Дион Хрисостом нашелтаких людей в изобилии на краю тогдашнего цивилизованного мира - в греческойколонии Ольвии на берегу Черного моря, недалеко от нынешней Одессы (Дион Хрисостом,XXXVI, 9).

Когда греки в VII в. до н. э. поселились на месте разрушенной Трои и основалигород Новый Илион, главным храмом его они сделали храм Афины, очевидно потому,что именно храм Афины в Трое упоминается в "Илиаде" (VI, 269-279; 293-311).

Вскоре после "Илиады" и "Одиссеи" были созданы поэмы так называемого троянскогокикла, последовательно повествовавшие о троянской войне - от свадьбы отца АхиллаПелея и морской богини Фетиды, ссоры богинь из-за яблока, предназначенного "наипрекраснейшей",и суда Париса, сделавшего его супругом Елены, до взятия Трои и возвращения ахейскихгероев: "Киприи", "Малая Илиада", "Эфиопида" (по имени союзника троянцев царяэфиопов Мемнона), "Взятие Илиона" и "Возвращения". Поэмы эти опирались и надогомеровскую эпическую традицию, и на поэмы самого Гомера, но соперничать сГомером их авторы не пытались и события, описанные в его поэмах, не излагали.Поэмы эти уступали гомеровским даже но объему и, насколько мы можем судить понезначительным сохранившимся отрывкам, были намного ниже "Илиады" и "Одиссеи"по художественному уровню. Тем не менее греки долгое время приписывали их Гомеру,очевидно, следуя практике приписывавших их для большей авторитетности Гомерурапсодов, которые исполняли их наряду с подлинными гомеровскими.

Рапсоды не только приписали Гомеру киклические поэмы, они позволяли себе делатьвставки и в текст гомеровских поэм, вставки чаще всего тривиальные, но иногдатенденциозные. Античная традиция сохранила нам имя одного из таких рапсодов,особенно беззастенчиво вставлявшего в гомеровские поэмы собственные стихи: егозвали Кинеф, был он родом с о. Хиоса и жил около 500 г. до н. э.

Тем не менее сохранялись и тексты, претерпевшие очень мало искажений. Такиетексты, очевидно, имелись в VI в. до н. э. в распоряжении хиосских гомеридов- династии рапсодов, претендовавших на то, что они происходят от Гомера. Могвосходить к такому тексту гомеридов и был довольно исправен текст поэм Гомера,исполнявшийся начиная с VI в. до н. э. в Афинах на празднестве Панафиней, хотяне исключена возможность того, что именно в этот текст были сделаны небольшиевставки, возвеличивающие Афины и их царя Тесея и подкреплявшие права афинянна близлежащий остров Саламин ("Илиада", I, 265; II, 557-558 и др.). Как показываюторфографические особенности папирусов и средневековых рукописей, донесших донас текст гомеровских поэм, этот текст восходит к папирусам VI-V вв. до н. э.написанным примитивным древнеаттическим алфавитом, который был в употреблениитолько в Афинах и в их окрестностях.

Вся древнегреческая лирическая поэзия, первые образцы которой, записанныеи дошедшие до нас, относятся к первой половине VII в. до н. э., полна гомеровскихреминисценций. Спартанский поэт Тиртей вдохновлялся Гомером в своих воинственныхпризывах и маршевых песнях. Даже Архилох, демонстративно отвергавший закрепленныев гомеровских поэмах традиционные ценности и традиционные формы поведения, полемизировалс Гомером, перифразируя гомеровские выражения.

Эпизоды из "Илиады" и "Одиссеи" делаются источником сюжетов для греческиххудожников. Так, роспись протоаттического сосуда начала VII в до н. э. с островаЭгины иллюстрирует эпизод спасения Одиссея от киклопа Полифема под брюхом барана("Одиссея", IX, 431-435), а на родосской вазе начала VI в. до н. э. изображеныГектор и Менелай, сражающиеся над телом Эвфорба (см.: "Илиада", XVII, 60-88).

Исключительное положение гомеровских поэм в греческой культуре сохраняетсяи в V-IV вв. до н. э., когда главным центром духовной жизни становятся Афины.

Эсхил, считавший весь эпический кикл - троянский и фиванский - творением Гомера,именовал свои трагедии "крохами от великих пиров Гомера". Призывая греков ксовместному походу на персов под руководством Филиппа Македонского, афинскийпублицист Исократ ссылается на прецедент общеахейской экспедиции под Трою, описанныйв "Илиаде". Платон, восхищавшийся гением Гомера, в то же время был возмущенлегкомыслием, с которым Гомер изображал богов, и так опасался влияния Гомерапа молодые умы, что планировал запретить поэмы Гомера в идеальном государстве,о создании которого он мечтал (Платон. "Государство". II, 383а-394в).

Гомеру приписывали разнообразнейшие познания во всех сторонах жизни - от военногоискусства до земледелия и искали в его произведениях советы на любой случай,хотя ученый-энциклопедист эллинистической эпохи Эратосфен и пытался напоминать,что главной целью Гомера было не поучение, а развлечение.

Начиная с Аристофана ("Лягушки", 1034) Гомер постоянно именуется "божественным".В Смирне существовал храм Гомера, и одна из медных монет, чеканившихся городом,называлась гомерик (Страбон, XIV, 1, 37, с. 646). Там рассказывали, что Гомерродился от некоего божества, танцевавшего с музами, в то время как по другойверсии отцом Гомера был бог реки Мелет. Аргивяне приглашали Гомера наряду сАполлоном на каждое государственное жертвоприношение. Египетский царь ПтолемейФилопатор соорудил для Гомера храм, где его статуя была окружена изображениямисеми городов, споривших за честь быть его родиной (Элиан. "Пестрые рассказы".XIII, 22). Апофеоз Гомера, т. е. его обожествление, был темой знаменитого рельефаАрхелая из Приены (эллинистическая эпоха). Другой мраморный рельеф II в. дон. э. изображает Мир и Время, увенчивающими венком Гомера как поэта для всегочеловечества на все времена.

Когда в покорившем Грецию Риме под сильным влиянием греческой культуры сталаскладываться своя литература, римский поэт Вергилий попытался подвести под римскуюкультуру такой же уникальный фундамент, каким для греческой были поэмы Гомера,но "Энеида" Вергилия несет на себе неизгладимый отпечаток эпохи, в которую онабыла создана, совсем не похожа по своему духу на "Илиаду" и "Одиссею", которыеВергилий взял в качестве образца. Тем не менее именно Вергилий оказался темпромежуточным звеном, через которое эпоха Возрождения, не нашедшая прямого путик Гомеру, восприняла родившуюся в Греции VIII в. по н. э. традицию литературногогероического эпоса. Возникшие под влиянием этой традиции поэмы - "ОсвобожденныйИерусалим" Торквато Тассо, "Лузиада" Камоэнса, "Потерянный рай" Мильтона - принадлежатк вершинам мировой литературы.

Но уже древние греки, восхищавшиеся Гомером и подражавшие ему, начали егоизучать и комментировать. Уже во второй половине VI в. до н. э. появляется специальноесочинение, посвященное истолкованию поэм Гомера, - книга некоего Теагена изРегия. "Отец истории" Геродот, внимательно читая Гомера, отметил некоторые противоречиямежду гомеровскими поэмами и входившими в троянский кикл "Киприями" и усомнилсяв принадлежности "Киприй" Гомеру (Геродот. "История". II, 116-117). Среди нескончаемойвереницы греков, которые занимались в дальнейшем интерпретацией поэм Гомера,выделяются имена философов Демокрита и Аристотеля.

Александрийские филологи эллинистической эпохи - Зенодот из Эфеса, Аристофаниз Византия и в особенности Аристарх с Самоса - собирали методически рукописипоэм Гомера со всех концов эллинского мира и пытались восстановить в первозданномвиде гомеровский текст. Сравнивая найденные в большом количестве в Египте папирусыГомера III в. до н. э. с гомеровскими текстами послеаристарховского времени,мы видим, какую грандиозную работу проделал Аристарх. И если в интерпретациигомеровских поэм Аристарх был во многом наивен, представляя себе, в частности,гомеровское общество по образу и подобию царского двора эллинистической монархии,сам текст обеих поэм, судя по всему, лишь в редких случаях отклоняется от аутентичногогомеровского текста VIII в. до н. э.. В последующие столетия восстановленныйАристархом текст "Илиады" и "Одиссеи" тщательно переписывался, перейдя в III-IVвв. н. э. из папирусных свитков в пергаменные кодексы. Лучшие из этих рукописейбыли снабжены комментариями на полях, так называемыми схолиями, основаннымина трудах эллинистических филологов. Эти схолии, дошедшие до нас в византийскихрукописях гомеровских поэм, и сейчас во многом помогают исследователям точнеепонять поэмы.

В 1488 г., уже вскоре после изобретения книгопечатания, текст "Илиады" и "Одиссеи"был впервые напечатан во Флоренции. За этим изданием последовали многие другие.

Хотя уже в древности некие мало известные нам Ксенон и Гелланик (так называемыехоридзонты, т. е. "разделители") утверждали, что Гомер не мог создать и "Илиаду",и "Одиссею", сомнения такого рода долго не находили отклика у исследователейдревнегреческой литературы.

Лишъ в 1664 г. аббат д'Обиньяк, активный участник разгоревшегося во Францииспора о сравнительных достоинствах античной и новой литературы, прочел речь,в которой доказывал, что Гомера вообще не сушствовало, а "Илиада" и "Одиссея"являются скверными компиляциями позднейшей эпохи, но и его выступление прошлонезамеченным.

Английский филолог Ричард Бентли в 1713 г., опираясь на поздние античные свидетельствао роли афинского тирана VI в. до н. э. Писистрата в упорядочении текста гомеровскихпоэм, утверждал, что Гомер создавал небольшие разрозненные песни, сведенныев эпические поэмы лишь много позднее.

Однако впервые подробно развил скептический взгляд на Гомера и его творчестволишь немецкий филолог Фридрих Август Вольф в своем вышедшем в 1795 г. "Введениик Гомеру". Вольф считал, что гомеровские поэмы в течение нескольких веков передавалисьиз уст в уста неграмотными певцами, трансформировались в процессе передачи,а свой нынешний вид приобрели в результате предпринятого в VI в. до н. э. входе их первой записи далеко идущего редактирования. Книга Вольфа вызвала оживленнуюдискуссию о происхождении поэм Гомера, продолжающуюся по сей день, а весь кругпроблем, связанных с авторством "Илиады" и "Одиссеи", получил название "гомеровскоговопроса". Идя по пути, указанному Вольфом, Карл Лахман в 1837 и в 1841 гг. попыталсяреконструировать, опираясь на текст "Илиады", 18 песней, созданных в разноевремя разными авторами, песней, из которых, по его мнению, "Илиада" возникла.Так начались попытки анализировать процесс формирования гомеровских поэм, иученые, пошедшие по этому пути, получили название аналитиков. Однако ряд исследователейпродолжал отстаивать взгляд на гомеровские поэмы как на порождение единого творческогоакта их создателя, это направление получило название унитариев. С особеннойэнергией, талантом и эрудицией позицию унитариев защищали уже в начале нашеговека Карл Роте и Энгельберт Дреруп. Спор не решен окончательно и по сей день,но многолетний опыт исследования гомеровских поэм показывает, что унитарии правы,когда утверждают, что гомеровские поэмы, как мы их читаем сейчас, были созданыодним или, может быть, двумя гениальными поэтами, а не сложились механически,что подтверждают сейчас и статистические исследования языка и стиля поэм, ноидут слишком далеко, когда утверждают, что текст поэм не дает нам возможностипроникнуть в догомеровскую эпическую традицию. Исследование того, как Гомерпереработал бывшую в его распоряжении фольклорную эпическую традицию, началв сущности еще в 1826 г. Г. В. Нич, и на этом пути многое уже достигнуто, вчастности трудами В. Шадевальдта и И. Какридиса, пытавшихся вскрыть предысториюсюжета "Илиады", Д. Пейджа, во многом уточнившего характер отражения в "Илиаде"исторической обстановки.

Гомер - это начало начал всей литературы, и успехи в изучении его творчествамогут рассматриваться как символ движения вперед всей филологической науки,а интерес к поэмам Гомера и их эмоциональное восприятие должны рассматриватьсякак надежный признак здоровья всей человеческой культуры.

Примечания

1. Восхищение гением Гомера привело английскогофилолога Уэйд-Джери даже к предположению, что Гомер мог сам создать греческийалфавит на основе финикийского для того, чтобы записать "Илиаду".

2. Фигура Патрокла, одна из наиболее симпатичныхв "Илиаде", является, вероятно, созданием самого Гомера, не имевшим прототипав эпической традиции.

3. Аристотель. Сочинения: В 4 т. М.,1983. Т. 4. С. 654-655 (пер. М. Л. Гаспарова).

4. Реальная тактика боя - массированный натискколесниц микенской эпохи, о которой Гомер знает из эпической традиции, илисражение в сомкнутом пешем строю, характерное для времени Гомера, - находитотражение в "Илиаде" в основном в рассказах и советах Нестора ("Илиада", IV,303-309; XI, 747 слл.; II, 362-368).

5. Один единственный раз говорится в "Илиаде"о том, что Зевс карает людей за несправедливость, и при этом за неправосудиевласть имущих он обрушивает губительный ливень на весь город ("Илиада", XV,384-392).

Книги и Гомере и гомеровской традиции

Андреев Ю. В. Раннегреческий полис: (Гомеровский период).Л,. 1970. Блаватская Т. В. Греческое общество второго тысячелетия до новой эры и егокультура. М., 1976. Гордезиани Р. В. Проолемы гомеровского эпоса. Тбилиси, 1978. Зелинский Ф. Ф. Гомеровская психология. Пг., 1920. Лосев А. Ф. Гомер. М., 1960. Мальчукова Т. Г. "Одиссея" Гомера и проблемы ее изучения. Петрозаводск, 1983.Маркиш С. П. Гомер и его поэмы. М., 1962. Полонская К. П. Поэмы Гомера. М,, 1961. Сахарный Н. Л. Илиада: Разыскания в области смысла и стиля гомеровской поэмы.Архангельск, 1957. Сахарный Н. Л. Гомеровский эпос. М., 1976.Толстой И, И. Аэды: Античные творцы и носители древнего эпоса. М., 1958. Тренчени-Вальдапфелъ И. Гомер и Гесиод / Пер. с венг. М., 1956. Шталь Г. И. Шлиман: ("Мечта о Трое"). М., 1965.Шталь И. В. Гомеровский эпос. М., 1975. Шталь И. В. Художественный мир гомеровского эпоса. М., 1983. Шталь И. В. "Одиссея" - героическая поэма странствий. М., 1978. Bethe Е. Homer. Dichtung und Sage. I-III. Leipzig; Berlin, 1914-1929. Blegen C. W. Troy. I-IV, Princeton, 1948-1958. Bowra С. М. Tradition and design in the Iliad. Oxford, 1930. Bowra С. М. Heroic poetry. London, 1952.Bowra С. М. Ноmег and his forerunners. Edinburgh, 1955. Cauer P. Grundfragen der Homerkritik. I-II. 3. Aufl. Leipzig, 1921-1923. Chadwick H. M., Chadwick N. K. The growth of literature. I-III. Cambridge,1932-1940. Chadwick J. The Mycenaean world. Cambridge, 1976. Drerup E. Das Homerproblem in der Gegenwart. Wurzburg, 1921. Finsler G. Homer. 2. Aufl. Berlin, 1918. Finsler G. Homer in der Neuzeit von Dante bis Goethe. Leipzig, 1912. Frankel H. Dichtung und Philosophic des fruhen Griechentums. 2. Aufl. Mimchen,1962.Gordesiani R. Kriterien der Schriftlichkeit und Mundlichkeit im homerisclienEpos, Frankfurt a. M., 1986. Kakridis J. T. Homeric researches. Lund, 1949. Kirk G. S, The Songs of Homer. Cambridge. 1962. Kirk G. S. The Iliad. A commentary. Books I-IV. Cambridge, 1985. Kuhlmann W. Katalol und Erzahlung. Studien zur Konstanz und Wandel einer literarischenform in der antiken Epik. Diss. Freiburg in Br., 1973. Lord A. B. The Singer of Tales. Cambridge (Mass.), 1960.Lorimer H. L. Homer and the monuments. London, 1951. Mazon P. Introduction a l'Iliade. Paris, 1942. Meister K. Die homerische Kunstsprache. Leipzig, 1921. Muhll P. Von der. Kritisches Hypomnema zur Ilias. Basel. 1952. Murray G. The rise of the Greek epic. 4 ed. Cambridge. 1934. Myres J. L. Homer and his critics. London, 1958.Nilsson M, P. Homer and Mycenae. London. 1933. Page D. L. History and the Homeric Iliad. Berkeley, 1959. Parry, Milman. The making of Homeric verse / Ed. by Adam Parry. Oxford, 1971.Reinhardt, K. Die Ilias und ihr Dichter. Gottingen, 1961. Robert F. Homere. Paris, 1950.Schadewaldt W. Iliasstudien. Leipzig, 1938.Schadewaldt W. Vom Homers Welt und Werk. 3. Aufl. Stuttgart, 1960. Scheliha, R. van. Patroklos. Basel, 1943. Scott J, A. The unity of Homer. Berkeley, 1921. Severyns A. Homere. I-III. Bruxelles, 1944-1948. Simpson R. M. Hope and Lazenby J. F. The Catalogue of ships in Homer's Iliad.Oxford, 1970.Wade-Gery H. T. The poet of the Iliad. Cambridge, 1952.Webster Т. В. L. From Mycenae to Homer. Norwich, 1958. Whitman C. H. Homer and the heroic tradition. Cambridge (Mass.), 1959. Wilamowits-Moellendorff, U. von. Die Ilias und Homer. Berlin, 1916. Archaeologia Homerica. Gottingen, 1968 ff. A companion to Homer / Ed. by A. J. Wace and F. H. Stubbings. London, 1963.