Л.П. ЯКУБИНСКИЙ Краткий очерк зарождения и развития русского языка


Л.П. Якубинский

КРАТКИЙ ОЧЕРК ЗАРОЖДЕНИЯ И ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГОЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА (ХV-ХVII ВЕКА)

(Якубинский Л.П. Избранные работы. Язык и его функционирование. - М., 1986.- С. 128-158)


1. Развитие русского национального языка в XV-XVII вв. выражалось в образовании,в неразрывной связи с образованием московского диалекта, московского письменногоделового языка и его орфографии, а также в распространении московского деловогописьменного языка и его орфографии в провинции.
2. Московский деловой письменный язык развивался и подвергался известной литературнойобработке в деятельности московских государственных канцелярий. Он употреблялсяв законодательных актах московского правительства, в правительственных распоряжениях,в государственной переписке, в различных частных актах (духовные завещания,купчие и пр.).
3. Среди многочисленных памятников московского делового письменного языкапрежде всего следует отметить ряд законодательных сводов московских великихкнязей и царей, а именно: "Судебник" Ивана III (1497), "Судебник" Ивана IV (1550-1551),"Судебник" Федора Ивановича (1589). Особенное значение имело "Соборное уложение"царя Алексея Михайловича, отличавшееся сравнительно высокой литературной формой.Оно было издано печатным способом в 1649 г., переиздано дважды в том же годуи ходило, кроме того, в копиях - от руки. В то время печатали книги почти исключительнона церковнославянском языке; "Уложение" было одной из очень немногочисленныхкниг, напечатанных по-русски; его появление в свет было таким исключительнымявлением, что один из иностранцев, хорошо знавший Москву и ее жизнь, утверждалв конце XVII в., что "Уложение" будто бы было даже единственной книгой, напечатаннойна русском языке. То обстоятельство, что "Уложение" было издано печатным способом,придавало ему особый общественный вес. Пользуясь авторитетом как свод законов,оно, естественно, получило большое значение и как образец письменного изложенияна русском языке.
4. Очень значительную роль в литературной обработке московского письменногоделового языка сыграли посольские дьяки и подьячие, посольские переводчики,а впоследствии - специальный Посольский приказ, занимавшийся сношениями с иностраннымигосударствами. Здесь требовались особо грамотные люди и особо ответственноеотношение к тексту государственных бумаг.
5. В практике московских приказов складывались и орфографические нормы русскогописьменного языка. По правилам установившейся московской орфографии, аканьене должно было отражаться на письме. Это объясняется тем, что акающие написания,вроде вада, были бы совершенно чуждыми и дикими для окающих русских,а написание типа вода не было чуждым для акающих, потому что при изменениислова они произносили под ударением воду, воды, водный, т. е. имели вкорне этого слова звук о. Это орфографическое правило отвечало, такимобразом, общерусским национальным потребностям.
6. Такой же характер имело и правило, регулировавшее правописание буквы ять.В подавляющем большинстве южнорусских диалектов звуки ять и е,как подударные, так и безударные, совпадают в одном звуке е; с точкизрения южнорусской можно было бы вовсе выбросить из алфавита букву ять.Но в подавляющем большинстве севернорусских диалектов, в том числе и в староммосковском говоре, звук ять под ударением продолжал отличаться от еи в различных диалектах произносился по-разному (ие, и, особое узкоее и др.). Написание типа лес, дело, вместо лhс, дhло былобы совершенно чуждым и диким для северноруссов и тех москвичей, которые вплотьдо начала XVIII в. продолжали северно-русскую традицию произношения ять.Правда, написание ять под ударением затрудняло южноруссов, которые получали,таким образом, две разные буквы (е и ять) для обозначения одногои того же звука (е); но это была гораздо меньшая беда, чем получить одну буквуе для обозначения двух разных звуков. Положение южноруссов улучшалосьтем, что в безударных слогах ять вовсе не писалось; совпавшее с ево всех южнорусских диалектах, безударное ять совпало с ним и в староммосковском северно-русском диалекте, а также в других диалектах севернорусскогонаречия.
7. Московская орфография создавалась, таким образом, как общерусская, национальнаяорфография. Она была закреплена в печатном "Соборном уложении" царя АлексеяМихайловича. Орфографическим вопросам правительство придавало большое значение,как это видно из специального орфографического указа Алексея Михайловича. Вопросыорфографии справедливо считались государственными вопросами.
8. Роль московских государственных канцелярий (приказов) в развитии русскогонационального языка в XV-XVII вв. была очень значительна. В то время не былоникаких учреждений или организаций (вроде академий, университетов, ученых илитературных обществ), которые бы занимались вопросами развития письменногоязыка, его норм и орфографии. В известной мере их роль выполняли церковные властис состоявшими при них "справщиками" - редакторами; но они занимались исключительноцерковнославянским языком, бесконечными и бесплодными "исправлениями" церковнобогослужебныхтекстов. Переизданная в 1648 г. в Москве грамматика Мелетия Смотрицкого былаграмматикой церковнославянского языка; грамматик русского языка вовсе не было.Единственным местом, где систематически накапливался опыт связного письменногоизложения на русском языке, где формировались грамматические и орфографическиенормы русского письменного языка, были государственные канцелярии (приказы).Вот почему при Петре I, стремясь писать не по-"словенски", а по-русски, указываликак на образец на приказный язык, в частности, на язык Посольского приказа.
9. Московские и провинциальные дьяки и подьячие выступают в XV-XVII вв. какновый слой интеллигенции, соперником старой церковно-монашеской и боярской.По своему социальному составу, например в XVI в., даже доверенные царские дьякибыли "простого" происхождения. Придворная знать их презирала, как выскочек.Князь Курбский жалуется, что они выбирались царем "не шляхетского рода, не отблагородных, но паче (по преимуществу) от поповичев или от простого всенародства",т. е. из посадских. Аврамий Палицын в начале XVII в. указывает, что поповичине хотели идти в священники по приказу отцов, а шли в дьяки и подьячие. ПриАлексее Михайловиче даже думные дьяки вербовались не только из московских провинциальныхдворян, но и из купцов и подьячих. Московский письменный деловой язык и создавалсяпод пером этой новой интеллигенции.
10. Язык московских деловых документов уже с XV в. становится образцом дляпровинциальных канцелярий. Это находит яркое отражение в целом ряде провинциальныхделовых документов, особенно в XVI-XVII вв. Распространяется и московская орфография.Московский деловой письменный язык становится общегосударственным. Вместе стем он перестает быть только официально-канцелярским языком. Он становится образцомдля всех грамотных людей, пишущих по-русски, т. е. общерусским языком письменныхсношений. Это обстоятельство очень важно. Именно как общерусский язык письменныхсношений, а не как официально-канцелярский язык, он и получает громадное значениев образовании русского национального литературного языка.
11. Государственный аппарат с его бюрократией сыграл, конечно, большую рольв распространении московского письменного языка. Но неправильно было бы думать,что он навязывал его населению, что московские письменные нормы, как и московскийязык вообще, преподносились провинции как нечто постороннее, извне, сверху.Москва была символом национального единства. В московском языке видели одноиз выражений этого единства. Его распространение показывает рост национальногосознания. Провинция хотела писать и говорить по-московски по тем же, в конечномсчете, причинам, по которым она сплотилась под стенами Москвы в начале XVIIв., чтобы освободить родину и ее столицу от польско-литовских интервентов.
12. В начале XVIII в. в основном завершается образование особого московскогодиалекта с его грамматическими и фонетическими нормами. Авторитет московскогодиалекта бесспорен. Именно его нормы и становятся нормами русского национальноголитературного языка. В. К. Тредьяковский в своем "Разговоре о правописании"утверждает, что "московский выговор есть всех других наших провинциальных громогласнееи выше", "московский язык. . . первенствующий из всех прочих провинциальных".Ломоносов, сам по происхождению севернорусский крестьянин, считает московскийдиалект "главным"; в одной из своих рукописных заметок он характеризует московскийдиалект, как "при дворе и во дворянстве употребительный, а особливо в городахблиз Москвы лежащих"; он говорит в своей грамматике, что "московское наречиене токмо для важности столичного города, но и для своей отменной красоты протчимсправедливо предпочитается, а особливо выговор буквы о без ударения, как а,много приятнее. . ." Гениальный Ломоносов составил и первую научную грамматикурусского национального литературного языка с "отменно красивыми" московскиминормами в его основе (1757).
13. Развитие русского национального языка в XV-XVII вв. выражается (см. §1) и в том, что появляются литературные произведения на русском языке, которыес течением времени отражают все отчетливее грамматические и лексические нормымосковского диалекта. Однако свободное и беспрепятственное развитие литературына родном языке было ограничено и задержано тем обстоятельством, что с концаXIV в. господствующим литературным языком в строящемся русском государстве становитсяцерковнославянский язык. Он остается господствующим литературным языком вплотьдо реформы Петра I.
14. Развитие русского национального языка в XV-XVII вв. выражается, наконец,в том, что в творчестве бродячих народных певцов (скоморохов, гудочников, гусельникови др.) создается общерусский устный народный язык; литературным жанром, в которомон создавался и жил, была в первую очередь народная эпическая поэзия - былины,исторические песни (см. § 100 и след.).

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК В ХV-ХVI ВЕКАХ

15. Русское государство строилось как единое государство в борьбе с феодальнойраздробленностью предшествующего периода. Оно, естественно, стремилось к единомулитературному языку с единой для всей страны системой грамматических и лексическихнорм. Но в разных русских областях говорили на разных диалектах. Язык самойстолицы на первых порах существования государства представлял очень пеструюкартину. Это относится ко всем классам населения Москвы и, в частности, к еегосподствующему классу, боярству. Не была еще, таким образом, подготовлена почвадля образования единого литературного языка на национальной основе.
16. В этих условиях церковнославянский язык, распространенный как язык церковногобогослужения и церковной письменности, во всех областях удельной Руси получаетособое значение. Он оказывается носителем языкового единства в строящемся единомгосударстве. Вот почему на первых порах развития русского государства господствующимлитературным языком становится церковнославянский язык. Его господство былоисторически неизбежно.
17. Митрополиты всея Руси еще в период феодальной раздробленности стремятсяпроводить объединение церковного управления по всем политически разъединеннымобластям. С конца XIV в. они связывают свою судьбу с Московским княжеством.Церковь с ее централизованным аппаратом становится могучим союзником московскихкнязей-собирателей. Она дает идеологическое обоснование их объединительной политике,"освящает" ее своим авторитетом. Эта политическая роль церкви в высокой степениспособствует, естественно, установлению господства церковного языка в литературе.
18. В процессе образования русского государства церковь завоевывает сильнейшиеэкономические и политические позиции. Она господствует в области духовной культуры.Всякие выступления против официальной церковной идеологии жестоко караются,а выступления против экономического и политического могущества церкви объявляютсяпреступлениями против веры, "ересями". Мировоззрение господствующего классаполучает ярко выраженный клерикальный характер. Церковнославянский язык закрепляется,таким образом, в литературе как язык господствующего церковного мировоззренияи церковной образованности.
19. Исторически неизбежное на первых порах существования русского государствагосподство церковнославянского языка в литературе столь же неизбежно вступаетв противоречие с основным содержанием исторического развития России в XV XVIIвв., с развитием национальных связей, национального сознания и русского национальногоязыка. Поддерживаемое реакционными слоями господствующего класса и церковьюгосподство церковнославянского языка в литературе ограничивает и задерживаетразвитие русского национального языка. Это противоречие, все более обострявшееся,разрешается лишь при Петре I в обстановке его коренных государственных реформ,в условиях ломки церковного мировоззрения и образованности.
20. Церковнославянский язык насаждался в литературе вполне сознательно и оченьнастойчиво. Даже переписчики древнерусских текстов старались заменить в нихрусские слова церковнославянскими. Так, например, в копиях и переделках древнерусскихтекстов, сделанных в XV в., русские слова оригиналов, вроде: город, переже,отвhчаша, плечи, ночь, заменялись церковнославянскими: град, преже, хощю,отвhщаша, плещи, нощь и т. п.
"Оцерковнославяниванию" подверглись в большей или меньшей степени и "Русскаяправда", и "Слово о полку Игореве", и древнерусские летописи, и другие литературныепроизведения, написанные на древнерусском литературном языке.
21. Господство церковнославянского языка в литературе в период образованиярусского государства развивалось в условиях сильного южнославянского влияния,которое русская литература испытывала как раз с конца XIV в. В XIV в. русскаялитература находилась в упадке; это объясняется общим положением страны, изнуреннойкняжескими усобицами и монголо-татарским игом. Южнославянская литература с концаXIII в. и в течение почти всего XIV в., развиваясь в иных политических условиях,переживает значительный подъем. В это время в южнославянских странах было сделаномного новых переводов с греческого на церковнославянский и написано некотороеколичество самостоятельных произведений на церковнославянском языке. Были упорядоченыи приведены к единству грамматические и орфографические нормы церковнославянскогоязыка.
22. Посещавшие в конце XIV в. Константинополь и Афон русские монахи знакомилисьтам с произведениями южнославянской литературы, переписывали некоторые из нихи заносили на родину. С другой стороны, много рукописных церковнославянскихкниг было привезено в Москву и другие русские города различными выходцами изюжнославянских стран, сербами и болгарами, бежавшими от османского нашествияв Россию, которую они считали центром славянства и от которой ждали своего освобождения.Некоторые из этих выходцев стали заниматься самостоятельной литературной деятельностьюв Москве. Среди них особенно известны митрополит Киприян (конец XIV-начало XVв.) и ученый афонский монах Пахомий Логофет (середина XV в.). Их влияние былоочень значительным. Они нашли себе подражателей и продолжателей среди русских.
23. Южнославянское влияние оказалось очень значительным потому, что оно отвечаловнутренним потребностям развития господствующего литературного языка в концеXIV и в XV в. Церковнославянский язык, унаследованный от древнерусской эпохи,выступал как носитель языкового единства по сравнению с разнообразными русскимидиалектами и исключительной пестротой языка самой Москвы (см. § 15). Но он немог не испытать на себе некоторого влияния политической и культурной раздробленностиудельного периода. В церковнобогослужебных книгах по разным областям наблюдалисьсущественные разночтения, соответствовавшие и некоторым особенностям в отправлениирелигиозного культа. Грамматические и орфографические нормы также колебалисьпо разным областям; даже в церковнославянские богослужебные тексты проникалозначительное число русских слов и форм, и эти тексты носили некоторый отпечатокобластных диалектов. Вот почему в поисках подлинно единых норм литературногоязыка русские книжники и обратились к южнославянским книгам. Они нашли в нихэти формы в готовом виде.
Южнославянское влияние в высокой степени способствовало укреплению господствацерковнославянского языка в литературе с конца XIV в.
24. На церковнославянском языке в XV-XVI вв. написано множество литературныхпроизведений разнообразного содержания - богословских, исторических, литературно-художественныхи других.
25. Под влиянием южнославянских образцов русские авторы стали писать высокопарными витиеватым слогом, обремененным тяжеловесными метафорами и сравнениями, сосложным, запутанным синтаксисом. Этот слог особенно процветал в житийной литературе,посвященной описанию жизни и "чудес" различных "святых". "Житие" было однимиз излюбленнейших жанров художественной литературы того времени. Но мы встречаемэтот слог также и в других литературных жанрах. Вот пример из "Жития СтефанаПермского", написанного монахом Епифанием Премудрым в XV в.: "Тhмъ чтемъ тяяко дhлателя-винограду Христову: яко терние, востерзалъ еси идолослужение отземля Пермьскиа; яко плугомъ проповадию взоралъ еси; яко семенемъ учениемъ словеськнижныхъ настялъ еси въ браздахъ сердечныхъ, отнюду же възрастаютъ класы добродhтели,ихъ же, яко серпомъ вhры, сынове пермhстии жнутъ радостныя рукояти, вяжуще снопыдушеполезный, и яко сушиломъ воздержаниа сушаще, и яко цтвны терпъниа платяще..."
26. Этот стиль процветает и в XVI в. Вот, например, отрывок из заглавия "Степеннойкниги царского родословия", составленной под руководством митрополита Макарияво второй половине XVI в.: "Книга степенна царского родословия иже в Рустейземли в благочестии просиявших богоутвержденных скипетро-держателей, иже бяхуот бога, яко райская древеса насаждении при исходящих вод, и правоверием напаяемиблагоразумием же и благодати возрастаеми и божественной славою осияваеми явишася,яко сад доброраслен и красен листвием и благоцветущ, многоплоден же и зрел,благоухания исполнен, велик же и высоко-верх и многочадным рождением, яко светлозрачнымиветвями расширяем, благоугодными добродетельми преуспеваем..."
27. Подобное хитроумное "плетение словес" соответствовало в представлениирусских книжников XV-XVI вв. "важности" и "глубокомыслию" излагаемого в литературныхпроизведениях содержания и всему характеру культуры, пышности и блеску новойвеликой державы, "третьего Рима".
28. Однако не нужно думать, что все литературные произведения, написанныев XV-XVI вв. по-церковнославянски, изложены подобным слогом. В иных литературныхпроизведениях, которые по своей теме могли бы быть написаны этим слогом, мынаходим сравнительно более простое изложение. Язык некоторых из них отличаетсяхудожественностью и выразительностью. В качестве примера приведем два отрывка.Первый - из "Повести о новгородском белом клобуке", написанной, по-видимому,в конце XV в. Это произведение является ярким образцом одного из важнейших литературныхжанров XV-XVI вв. - политической повести. Второй - из "Истории о казанском царстве"(XVI в.), в которой автор описывает историю Казани с древнейших времен, кончаявзятием ее Иваном Грозным. Оба произведения написаны светскими, а не духовнымиавторами.
29. В "Повести о новгородском белом клобуке" доводами от религиозной фантастикидоказывается излюбленнейшая в XV- XVI вв. мысль, что Россия является "третьимРимом", т. е. преемницей первого собственно Рима, и второго, Константинополя.Вот характерный для этой повести отрывок: "Яко же бо от Рима благодать и слава,и честь отъята бысть, такоже и от царствующего града (т. е. от Царьграда, Константинополя)благодать святого духа отъимется в пленение агарянское, и вся святая преданабудет от бога велицей Рустей земли во времена своя и царя русского возвеличитгосподь над многими языками, и под властью их мнози цари будут от иноязычных,под властию их и патриаршеский, чин от царствующего сего града (т. е. от Царьграда,Константинополя) такожде дан будет Рустей земли во времена своя, и страна наречетсясветлая Росия, богу тако изволившу прославити тацеми благодарении Русскую землю,исполнити православия величеству и честнейшу сотворити паче первых сил". Составлениеэтой повести (и во всяком случае ее редактирование) приписывается посольскомупереводчику Дмитрию Герасимову. Герасимов был образованным человеком своеговремени, знал латинский и немецкий языки, бывал за границей. Он перевел краткуюлатинскую грамматику Доната.
30. Из "Казанского летописца" приведем "плач" казанцев, побеждаемых русскими."О како падоша сильный казанцы, от русских людей, иже ни зрети колико можахупреже сего противитися нам; и ныне видим себе, аки прах валящихся под ногамиих, погибающая надежда наша... и зайде красное солнце ото очию нашею, и светпомерче. О горы, покройте нас. О земле мати, раздвигни уста своя ныне скоро...Приидоша бо к нам гости немалые и наливают нам пити чашу горькую смертную...""Казанский летописец" был очень популярен в старину, и до нас дошло около двухсотсписков этого памятника. Он составлен неизвестным автором, который, пробыв двадцатьлет в плену в Казани, после ее взятия Иваном Грозным поступил к нему на службу.
31. В XV-XVI вв. существовала и переводная литература на церковнославянскомязыке. В своем большинстве это были переводы с греческого языка, но отчастии с латинского. Среди этой переводной литературы были и копии старинных переводов,распространенных еще в древнерусский период, были и новые; очень многие переводы,если не большинство их, были южнославянского происхождения.
32. Большинство переводных книг отличалось столь плохим качеством перевода,что они были вовсе не понятны для мало подготовленного, а иногда и для образованногочитателя. Это особенно относится к переводным книгам религиозного содержания,к переводам сочинений различных "отцов" церкви, вроде Дамаскина, Златоуста идр. А между тем, переводная литература религиозного содержания имела, как этои понятно, большое значение в системе образованности XV-XVI вв.
33. Не случайно поэтому, что даже такой образованный человек, как князь Курбский,жаловался, что "Богословие" Дамаскина "к выразумению неудобно и никому непознаваемо",а один провинциальный священник указывал позднее на полную непонятность переводовиз Златоуста, которые, по его словам, "зело (очень) невразумительны не точию(не только) слышащим (т. е. слушателям), но и чтущим (т. е. читающим)... неточию от мирян, но и от священник иностранным языком (!!) тая Златоустого писаниянарицахуся".
34. Церковнославянский язык был для русских языком чужим, он не имел корнейв живой речи. Он поэтому был мало доступен, а для широких слоев населения ивовсе не понятен. Для того чтобы выучиться читать по-церковнославянски и хорошопонимать прочитанное, не говоря уже о письме, нужно было длительно учиться.Во второй половине XV в. посадская масса потянулась к просвещению, к образованности,к книге. Но церковнославянская книга была для нее закрыта.
35. Посад играл видную, хотя и не решающую роль в объединении русских земель,в образовании русского государства. Развитие городов в связи с развитием торговлиусиливало, особенно в крупных городах, политическое оживление посада. Политическоеоживление, естественно, связывалось с оживлением в умственной жизни. Развивалосьсознание своих особых посадских интересов, критическое и оппозиционное отношениек окружающей жизни. Это умственное брожение проявлялось, как это и понятно длятого времени, в форме религиозных сомнений и исканий и, особенно ярко, в образованиии деятельности различных религиозных сект.
36. Пропаганда сектантов, естественно, волновала широкие круги посада. Вопросырелигии были очень важными вопросами в то время. К тому же сектанты не ограничивалисьотвлеченными богословскими рассуждениями, а смело и правильно нападали на "стяжательство"церкви, - не брезговавшей никакими средствами для увеличения своего экономическогомогущества, - на церковные власти, на их жадность, пьянство и разврат.
37. Оживление умственной жизни посада вызывало тягу к книге. Именно в книгахстремились найти разрешение всех волнующих вопросов. Но церковнославянская книгабыла малодоступна, а для широкого посадского люда и вовсе не понятна. Отсюдавозникает в городской среде недовольство непонятностью книг.
38. Это недовольство носило в себе в зародыше возможность перевода церковнославянскихкниг на русский язык и широкого развития в связи с этим письменности на русскомязыке вообще. Это было бы большим событием в истории русского литературногоязыка. Подобное явление мы находим, например, в Литовско-русском княжестве.В Литовско-русском княжестве переводы религиозных книг на белорусский язык имеютсяуже в XV в., а в 1517-1519 гг. выходит печатный перевод библии на белорусскийязык, сделанный Ф. Скориной. Для характеристики подобных переводов приведемнебольшой отрывок из перевода евангелия, изданного печатным способом ВасилиемТяпинским (XVI в.), где рядом с белорусским текстом дан и церковнославянский.Прииде враг его и всея плевелы по- Пришел ворог его и всеял куколь по-средепшеница и отиде. Егда же про- серед пшеницы и отышел. Гды пак вы-зябе траваи плод сотвори, тогда никла трава и овощ чинила тогды явишася и плевелиа. явилсяи куколь.
Язык религиозной литературы в Литовско-русском княжестве шел в XV-XVI вв.на быстрое сближение и слияние с государственным деловым языком. Любопытно,что новгородские сектанты конца XV и начала XVI в. пользовались книгами литовско-русскогопроисхождения. В Москве поггытка несколько приблизить текст церковных книг кживой речи проявилась в одном переводческом предприятии начала XVI в.
39. В начале XVI в. в Москве была переведена с греческого языка, под руководствомспециально приглашенного ученого, афонского монаха Максима Грека, Толковая Псалтырь.Максим Грек, не знавший еще тогда церковнославянского языка, переводил с греческогона латинский, а приставленные к нему русские посольские переводчики ДмитрийГерасимов и Власий - с латинского на церковнославянский. Переводя с латинскогоязыка на церковнославянский, наши переводчики в ряде случаев заменяли традиционныецерковнославянские слова и формы русскими и близкими к русским. В этом, сознательноили бессознательно, проявлялось стремление приблизить язык псалтыри к живойречи, а следовательно, сделать его доступнее. Вот несколько примеров: вместоцерковнославянских слов выну, векую, утробы, велий ставили всегда,чесо (т. е. чего) ради, почки, велик; церковнославянские формы прошедшеговремени заменяли русскими с суф. -л- и вспомогательным глаголом: вместовидяше, течаше писали видhлъ еси, текъ еси; местоименные формы,вроде ми, ны, заменяли через мне, насъ и пр.
40. Но экономическое и политическое положение в России слагалось в отличиеот Литовско-русского княжества не в пользу городского культурного движения.Решающим событием для его судьбы была жестокая расправа с ересью так называемыхжидовствующих в начале XVI в. при Иване III. Ересь зародилась в Новгороде всемидесятых годах XV в., а затем получила широкое распространение и в Москве.Одним из политических лозунгов ереси было уничтожение монастырского землевладения,которое не соответствовало духу монашества, отрекающегося от мира. В Москвек ереси примкнул один из самых близких к Ивану III людей - посольский дьяк ИванКурицын и другие дьяки; в ересь была "совращена" даже невестка великого князя.Покровительствовал еретикам сам Иван III, который был не прочь присвоить монастырскиеземли, и некоторые приближенные к нему бояре, также надеявшиеся поживиться отцерковных богатств.
41. Ивану III предстояло вступить в борьбу с церковью. Подлинной опорой длянего в этой борьбе мог быть только посад. Боярство, среди которого были оченьживы удельные настроения, было ненадежно, а дворянство, как особое военно-служилоесословие, только складывалось. Но посад, несмотря на оживление городов, былслаб; промышленность стояла в нем на низком уровне; общественные отношения былимало развиты, не было необходимой внутренней организации. А церковь с ее армиеймонахов и попов, с ее огромными богатствами и политическим авторитетом быламогущественна. Церковь уже давно, в 1490 г., устами новгородского архиепископаГеннадия требовала расправиться с еретиками по способу "шпанского" короля Филиппа.После почти пятнадцатилетних колебаний Иван уступил. В 1504 г. главари ересибыли сожжены, другим вырезали языки, третьих заточили. Эта расправа послужилапримером и на будущее. Городское вольнодумство беспощадно подавлялось церковьюи впредь. Вот почему жалобы на непонятность книг остались только жалобами, возможностьперевода религиозных книг - только возможностью. К середине XVI в. представителицеркви даже появление в книжном языке отдельных народных слов считали ересью.Перелома в развитии русского литературного языка еще не произошло. Господствоцерковнославянского языка закрепилось.
42. Отношение руководящих церковных деятелей к вопросу о непонятности книгпрекрасно иллюстрируется позицией одного из ученых монахов XVI в., Зиновия Отенского.В половине XVI в. получила широкое распространение очередная ересь, ересь некогоФеодосия Косого. Этой ересью "соблазнились" три рядовых монаха старорусскогомонастыря и, мучимые сомнениями, пришли побеседовать с Зиновием. Монахи сталиумолять Зиновия: "бога ради не отрини от себе, не скрой пользы, рцы (скажи),како спастися". Удивленный Зиновий ответил им, что путь спасения ясно указан"в книгах". Однако монахи заметили, что "книги писаны закрыто" (т. е. непонятно).Зиновий возразил, что "открыто зило (очень) божественное евангелие и отеческиесловеса" (т. е. писания "отцов" церкви вроде Иоанна Дамаскина, Иоанна Златоустаи др.); тогда монахи возразили, что, может быть, книги и понятны для просвещенных,образованных людей, "непросвещенным же зило закрыты". Зиновий и тут упорствовал,утверждая, вопреки истине, что "писание" понятно "всякому и не ученому сущукнигам".
Таким образом, неученые монахи не встретили никакого сочувствия у ученогоЗиновия. Он остался глух к их жалобам. Это и понятно. Зиновий, как и церковьвообще, прекрасно понимал, что "открыть" книги для народа, т. е. перевести ихс церковнославянского языка на русский, - это значит в корне подорвать господствоцеркви над умами, подорвать значение священнослужителей, церковной иерархии,которые должны были толковать народу божественное писание в духе церковноголицемерия, но не допускать народ к самим текстам, потому что, в противном случае,для всех бы тотчас выяснились лживость и лицемерие православной церкви.
43. Отношение Зиновия к жалобам его собеседников еще более проясняется, еслипринять во внимание его принципиальные высказывания по вопросу о книжном (церковнославянском)языке и живой речи, сделанные им уже по другому поводу. Зиновий считает, что"производить" книжный язык от "общих народных речей" могут только "христоборцы"или "грубые смыслом" по наущению дьявола; он полагает совершенно недопустимым"книжные (речи) народными обезчещати"; таким образом, употребление народногоязыка, русского языка, в книгах - бесчестье для книжности. К этому следует добавить,что сам Зиновий писал тяжелым и малопонятным языком, изощряясь в изобретениитаких диких словечек, как вкупетворительно, упремудроватися, правоповелителъне,палительное свегосогревание и т. п. Все это имело, действительно, весьмамалое отношение к "народным речам".
44. В высшей степени наглядно выступает противопоставление книжного языкаи "простой речи" в "литературной истории" жития (жизнеописания) основателейСоловецкого монастыря Зосимы и Савватия (XVI в.). Первоначальные записи о жизниЗосимы и Савватия были сделаны со слов неграмотного монаха Германа, современникаЗосимы и Савватия, который вскоре и умер. После смерти Германа этими записямипренебрегали, "не радиша о писании том", потому, что они были писаны "простойречью": "просто бо писана; яко сказоваше им Герман простою речью, тако они иписаша, не украшающе речи". Эти записи не были еще литературным произведением,их сделали "точию (только) памяти ради". Некий священник, посетивший Соловки,унес с собой записи, сделанные со слов Германа, и монастырь остался вовсе безжизнеописания своих основателей.
45. Игумен Соловецкого монастыря Досифей приехал однажды в Новгород. Новгородскийархиепископ Геннадий поручил ему написать "житие" Зосимы и Савватия. Досифейсперва отказался, ссылаясь на свою необразованность ("мне же грубу сущу и недовольнусмыслом и много отрицающу ми ся"); тогда Геннадий упросил его написать, каксумеет, "памяти ради". Досифей выполнил это, но записи свои носил с собой ("идержащю ми у себе писание то"), потому что в таком виде они не были еще литературнымпроизведением и не могли быть обнародованы. Наконец, Досифей нашел достойного"литератора" в лице бывшего митрополита Спиридона, заточенного в Ферапонтовоммонастыре. Он передал Спиридону свои записи: "написанные тые (те) памяти (т.е. записки, мемуары) дах ему" для обработки и украшения. Спиридон вполне годилсядля этого дела, так как имел "писания ветхая и новая", библейские книги, послужившиеему образцом литературного изложения. Спиридон и написал "житие", т. е. переработал"памяти", написанные "простоя речью", в литературное произведение, написанноепо-церковнославянски, которое и выпустил в "общую пользу", или, как мы бы сказали,в свет.
46. В чем же состояла переработка Спиридоном "памятей" Досифея? Можно былобы думать, что Спиридон "украсил" записки Досифея соответственно стилистическимособенностям, характерным для тогдашней литературы, особенно житийной. Но в"житии" Спиридона нет ни сложных периодов, ни пышных сравнений и метафор, никакихсобственно стилистических "украшений" в нем нет. Спиридон пишет простым церковнославянскимязыком, короткими фразами. В содержании своего "жития" он близко следует запискамДосифея, сообщая много интересных бытовых подробностей и отрывочно излагая одно"чудо" Зосимы или Савватия за другим; он сохраняет подчас областные бытовыетермины, как, например, в голомя - 'в открытое море', весновалник- 'звериный промысел весною на льдах Белого моря' и др. Вот характерный отрывок:"мужие же они (эти) ихже (которых) скупость одержаше, иже (так что) не хотешадати десятины монастырю, вкладаше ся в суды своа (на судна, на корабли свои)и поплыша по морю; яко (когда) же отплыша в голомя, абие (тогда) прииде бурявелика зело; они же много трудишася, ничто же усп'вша; и опроватишася суды ихс всем добытком их; едва сами спасошася к брегу. . . и обратишася во своаситшама рукама (с пустыми руками)".
47. Единственным "украшением", которое мы находим в "житии" Спиридона, являетсяцерковнославянский язык. Спиридон тщательно выдерживает церковнославянские формыпрошедшего времени (хотhша, вкладаше, поплыша и др.), употребляет неполногласныеформы (брhг, град и т. п.), формы с щ (дщерь, нощь, хощети др.), церковнославянские союзы, синтаксические обороты и т. д. "житие" есть,по сути дела, лишь переложение или даже перевод с "простой речи" записок Досифеяна церковнославянский язык. Подобные переложения нередки. Так, автор жития Иванаи Логгина сообщает, что он нашел "повести" об их "чудесах", "написано на хартияхневеждами простою беседою, не презрех же сие не украшено оставити". Читательхотел получить переводы с церковнославянского на русский, а получил переводыс русского на церковнославянский.
48. Приведенные выше материалы характеризуют взгляды духовных писателей повопросу о взаимоотношении книжного языка и живой речи. Взгляды светских писателейиз боярской среды раскрываются в высказываниях князя Курбского, образованнейшеговельможи. Они ничем, по существу, не отличаются от взглядов Зиновия. Как и Зиновий,Курбский принципиально не допускает живую речь в книжный язык. В предисловиик сделанному им переводу одной книги религиозного содержания Курбский замечает,что "от младости не до конца навыкох книжного словенского языка", и заранеепросит извинения у читателей, если, не помня "книжных пословиц словенских, лепотамиукрашенных", он введет в свой текст "простую пословицу", т. е. русское словоили выражение.
Любопытно, что свой перевод Курбский сделал уже на склоне лет, проживая вэмиграции в Польско-Литовском государстве, где были распространены даже печатныеиздания переводов книг религиозного содержания на белорусский язык. Для характеристикилитературных вкусов Курбского особенно интересно его мнение о стиле Ивана Грозного.
49. Грозный был большим начетчиком в библейской и иной религиозной литературеи любил щеголять высокопарным церковнославянским языком. Но в острых полемическихместах в его изложение стихийно вторгается русский язык. "Послание" царя Иванав Кириллобелозерский монастырь начинается витиеватым церковнославянским языкомс цитатами из библии, с риторическими вопросами и восклицаниями. Но когда Ивандоходит до сути дела и начинает обличать монастырь в том, что он попустительствуетзаточенным туда опальным боярам, устраивавшим подозрительные "сходы" (сборища),он неожиданно переходит на чистейший и эмоциональный русский язык с разговорнымисинтаксическими оборотами и интонациями: "А ныне у вас Шереметьев сидит в келье,что царь, а Хабаров к нему приходит да иные черньцы, да едят, да пиют, что вмиру. А Шереметьев, невесть со свадьбы, невесть с родин, россылает по кельямпостилы, коврижки... и он ежь (т. е. ешь, пусть ест) в келье, да один с келейником.А сходы к нему на что? да пировати?.. то все баззаконие, а не нужа (т. е. нужда):а коли нужа, и он ежь в келье, как нищей, крому хлеба, да звено рыбы, да чашаквасу..."
50. В письмах Ивана Грозного к Курбскому на фоне длиннейших библейских цитатярко выделяется русская бытовая лексика; русские грамматические формы перемежаютсяиногда с церковнославянскими в совершенном беспорядке. Курбский, противник Иванаиз боярских кругов, резко отрицательно расценивал и его "широковещательные имногошумящие", как он их называл, писания. Его раздражало, что, наряду с обильнымицерковнославянскими цитатами, "туто же о постелях, о телогреях, и иные бесчисленные;воистину, яко бы неистовый баб басни". Курбский считал слог Грозного "варварским"и стыдил его за то, что он посылает такие письма "в чужую землю", "идеже (т.е. где) некоторые человеки обретаются, не токмо (т. е. не только) в грамматическихи риторских, но и в диалектических и философских учениях искусные".
51. Замечательно, что Курбский, охранявший церковнославянский язык от русскогоязыка, сам уснащал без всякой нужды свои произведения различными польско-латинскимии польскими словечками, вроде: плювия 'дождь', аер 'воздух', эпистолия'послание, письмо', сикованция 'обман, клевета', альбо или година'час', меский (вместо местский от польского mesto 'город')'городской' и др. Таким образом, Курбский боролся не вообще за "чистоту" церковнославянскогоязыка; он боролся против живой русской речи в литературном языке, не чуждаясьсам лексикона польской шляхты.
52. Понятно, почему идеология господствующего класса всячески стремилась охранятьлитературный язык от проникновения в него народного языка, живой речи вообще.Оторванный от живой речи литературный язык как нельзя лучше выражал оторванностьгосподствующего класса от народа и узкосословную замкнутость его культуры. Оторванныйот живой речи литературный язык отвечал объективным классовым интересам церковныхи светских феодалов XV-XVI вв. Охраняя литературный язык от живой речи, ониэтим самым "охраняли" народ от просвещения. Народная темнота была одним из главнейшихоснований их господства.
53. Несмотря на господство церковнославянского языка, родной язык находилсвое, хотя и ограниченное, выражение в литературе. В XV-XVI вв. появляются литературныепроизведения и на русском языке. Число их невелико, но тем драгоценнее они длянас.
54. В начале XV в. была составлена героическая поэма, посвященная одному изкрупнейших событий русской истории - Куликовской битве. Название поэмы: "Задонщинавеликого князя господина Дмитрия Ивановича и брата его Володимира Ондрhевича".Наиболее близкая копия не дошедшего до нас оригинала "Задонщины", хотя в нейнет конца поэмы, относится к 1470 г. Таким образом, и оригинал "Задонщины",и копия ее составлены в XV в., в самый разгар господства церковнославянщиныи южнославянского влияния. Автор поэмы вдохновляется образами "Слова о полкуИгореве" и народной поэзии, часто использует самый текст "Слова". Церковнославянскиеэлементы в "Задонщине" незначительны. Русские полногласные формы решительнопреобладают в ней над неполногласными церковнославянскими (город, ворон,оболоко 'облако', сторожевой, хоробрый, берег, золоченый и др.);собственные имена выступают всегда в полногласной форме (Володимер, Новгород),встречаются такие типичные русские образования, как вотчина, вострый, доселева,одина, есмя (мы) и др. В сжатых и энергичных выражениях автор описываетнаступление татар: "выступи (ли) кровавыя оболока, а из них пашють синие молньи.. . сhрые вольци воють. То ти были не сhрые волци: придоша поганые татареве,хотять пройти воюючи, взяти всю землю русскую". В образах, напоминающих былины,рисуется богатырь Пересвhт: "хоробрый Пересвhт поскакиваеть на своемь вhщемьсивцh, свистомь поля перегороди, а ркучи таково слово: лучши бы есмя сами насвои мечи наверглися, нежели намъ от поганыхъ положеным пасти". В стремительномритме описывается битва: "тогда соколи и кречати, бьлозерскыя истреби борзоза Донъ перелетhша, ударишася на гуси и на лебеди. Грянуша копия харалужныя,мечи булатныя, топори легкие, щиты московьскыя, шеломы немецкие, боданы (кольчуги)бесерменьскыя. Тогда поля костьми насhяны, кровьми полиано..."
55. По-русски написаны путевые записки тверского купца Афанасия Никитина "Хождениеза три моря" (XV в.), описывающие его путешествие в Индию, и путевые запискиТрифона Коробейникова (XVI в.), описывающие его путешествие в Египет и другиестраны. Путевые записки "Хождения" были в старину любимейшим литературным жанром;записки Коробейникова пользовались огромной популярностью и известны большечем в двухстах списках. "Хождение" Никитина по своему значению в географическойлитературе стоит на уровне самых выдающихся западноевропейских географическихпамятников XV-XVI вв.
Афанасий Никитин был образованным, "книжным" человеком, он печалуется о том,что когда его в дороге ограбили, то отняли и книги: "коли мя пограбили, инокниги взяли у мене", в лирических религиозных отступлениях он пользуется церковнославянскимязыком, но все его изложение написано простою русской речью, как, например:"Есть в томъ Алянде и птица гукукъ, летаетъ ночи (ночью), а кличетъ: "гукукъ":а на которой хороминh съдить, то тутъ человек умретъ, а къто ея хочеть убити,ино у ней изо рта огнь выйдеть..." и т. п. В "Хождении" Никитина встречаетсямного восточных слов, а также целые фразы на различных восточных языках, с которымион познакомился во время путешествия; одна из них в переводе на русский языкгласит: "Да сохранит бог землю русскую. Боже сохрани ее. В сем мире нет подобнойей земли. Да устроится русская земля".
56. По-русски написаны многие статьи известного "Домостроя" (XVI в.), являющегосясводом правил жизни человека, воспитания детей, домоводства. "Домострой" былсоставлен, по-видимому, в Новгороде. Но существует его особая московская редакция,принадлежащая протопопу Сильвестру, приложившему к "Домострою" свое "Посланиеи наказание от отца к сыну". Сильвестр, духовник и ближайший советник ИванаГрозного в период существования "избранной рады", был крупным торговцем и зачинателемв России коммерческого образования. Значение "Домостроя" заключается, междупрочим, в том, что как в самом памятнике, так и в "Послании" впервые в русскойлитературе появляются рассуждения, правда, очень элементарные, по экономическимвопросам. Язык "Домостроя" отличается местами значительной живостью и выразительностью;вот как, например, наставляет хозяин своего слугу, посылая его к чужим людям:"А куды пошлют в добрые люди, у ворот легонько поколотить; а по двору идешь,и кой (кто-нибудь) спросит: "каким дhлом идешь?" - ино того не сказывати, аотвhчать: "Не к тебе аз послан, к кому аз послан с тем то и говорить". А у сеней,или у избы, или у кельи - и ноги грязные отерти, нос высмаркати, да выкашляться,да искусно молитва створити..." и т. д.
57. К XVI в. относится деятельность замечательного публициста Ивана Пересветова.Пересветов, русский по происхождению, побывал за границей, в Польше, Чехии,Венгрии, Молдавии и приехал в Россию из Литвы. Он был образованным человекоми, в частности, прекрасно знал современную ему русскую литературу. Острие егопроизведений направлено против "вельмож" (бояр); он выступает апологетом абсолютизма,опирающегося на простых "воинников", на военное служилое сословие. В публицистическойповести "Сказание о Магмете-салтане" Пересветов яркими красками описывает счастливоеположение "воинников" у "Турецкого царя", ставя его политику в пример ИвануГрозному: (царь) "дал им волю и взял их себе в полк, и они стали у царя храбры,лутчие люди, которые у вельмож царевых в неволи были. И как учали быть в воле,в цареви имени, всякий стал против недруга стояти и полки недругов разрывати,смертною игрою играти и чести себе добывати..." Изложение Пересветова отличаетсялитературным мастерством: у него часто встречаются сжатые афористические выражения,заметно ритмизованные и скрепленные рифмой: "как конь под царем без узды, такцарство без грозы", "поберегите меня во всем, чтобы нам бога не разгневати нив чем", "хотя мало царь оплошится и окротеет, ино царство его скудеет", "ктобыл у них (у вельмож) богат, тот и виноват, да в напрасно у них люди прямыепогибали, мученический смерти принимали", "ино таковому смертная казнь бывает,кто цареву заповедь преступает" и др. Пересветов пользуется церковнославянскимиэлементами в стилистических целях; так, например, в "Сказании о Магмете-салтане"в собственных словах Магомета, отличающихся торжественностью, много церковнославянскихслов: "Видите ли яко (как) они (вельможи) богати и лживы, осетили царя вражбами(ворожбами) и уловили его великим лукавством своим и козньми, диявольской прелестьюи мудрость и счастие его укратили (укоротили, сократили) и меч его царский обнизилисвоими прелестными вражбами..." Любопытно, что, употребляя здесь церковнославянскуюлексику, Пересветов сохраняет русский грамматический строй: он, например, вовсене употребляет церковнославянских форм прошедшего времени (аориста), но русскиеформы с суффиксом -л-, он пишет, таким образом, не осетиша, уловишаи пр., как это было обычно в литературном языке его времени, а осетили, уловилии пр. Пересветов писал по-русски не потому, что он не умел или не мог писатьпо-церковнославянски, а потому, что он хотел писать именно по-русски. Выражаяпрогрессивные для своего времени идеи, Пересветов выражал и передовые тенденциив развитии литературного языка.

О ЯЗЫКЕ НАРОДНОЙ ЭПИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ В ХV-ХVII ВЕКАХ

58. Среди бесконечно разнообразных произведений русского народного творчестваособо важное место занимает народная эпическая поэзия. В ней с необычайной мощью,в замечательных художественных образах отражены исторические судьбы русскогонарода. В XV-XVII вв. народная эпическая поэзия переживает замечательный расцвет.На основе былинной традиции, идущей еще из седой старины, создается новый эпическийжанр, историческая песня с ее острой политической направленностью.
59. Народное эпическое творчество в XV-XVII вв. отнюдь не было местным, областным.По своему содержанию оно было не "калужским" или "вологодским", а общерусским,национальным. В исторических песнях XVI-XVII вв. получают свое отражение и оценкукрупнейшие события отечественной истории - и "взятие Казани и Астрахани в плен",и сибирские походы Ермака Тимофеевича, и народная борьба с польско-литовскимнашествием, и восстание Степана Разина. Народное эпическое творчество было общерусскими по своему распространению; песни о Степане Разине пелись, например, по всейРоссии далеко за пределами тех областей, которые были непосредственной аренойего борьбы.
60. Народное эпическое творчество XV-XVII вв. не было "калужским" или "вологодским"и по языку. Творцами и распространителями былин, исторических песен были народныепевцы и музыканты, скоморохи, гудочники, гусельники и др. Вышедшие из народа,они несли свои песни в народ. Это были бродячие певцы. Они рассеивались по странев поисках новых впечатлений и новых слушателей. Их гнали по миру преследованиявластей и церкви. Они бывали повсюду; их слушали везде; они пели для всех. Ив языке своих произведений они стихийно принуждены были избегать и избегалирезких областных черт, даже тех, которые были свойственны их собственному говору.Язык народной эпической поэзии XV-XVII вв. строился как общерусский.
61. Власти преследовали народное искусство, потому что в нем был силен элементсоциальной сатиры и протест против господствующих классов. Церковь преследоваланародное искусство, потому что его полнокровное "мирское" содержание противоречилоцерковному мировоззрению.
62. Уже при Иване Грозном на церковном соборе в 1551 г., наряду с другими"бесовскими прелестями", осуждалось и проклиналось народное искусство, а скоморошьи"ватаги" приравнивались к бандам разбойников. При Алексее Михайловиче преследованиенародных певцов превратилось в подлинное жестокое гонение; их ловили, разбивалии сжигали их музыкальные инструменты, а самих ссылали в отдаленнейшие области,на окраины государства.
63. Спасаясь от преследования властей и церкви, народные певцы и сами уходилив глухие, отдаленные от центра места, на далекий север, в Сибирь. Отчасти онипродолжали еще свою "бродячую" деятельность. Но это становилось все более трудным.Они оседали на местах, сливались с местным населением. Среди местного населенияони находили учеников и продолжателей, которым передавали свое поэтическое мастерство.Эти их уже "оседлые" ученики и продолжатели и. были родоначальниками крестьянскихсказителей былин и исторических песен, сохранивших и обогативших искусство народныхпевцов XV-XVII вв. и донесших его до наших дней.
64. Количество записей народной поэзии, сделанных до XVIII в., ничтожно мало.Все они относятся к XVII в. Некоторые из этих записей не вполне удовлетворительны;они являются скорее пересказами, чем собственно записями; в них нарушен стихотворныйразмер, в текст внесены книжные слова. Наилучшим качеством отличаются записи,сделанные в 1619-1620 гг. для английского путешественника Ричарда Джемса. Поэтим и по другим записям мы можем себе составить представление о языке народнойпоэзии в XVII в.
65. Среди других текстов, записанных для Джемса, имеется отрывок историческойпесни о смерти князя Михаила Скопина-Шуйского, события, почти современного записи.Скопин-Шуйский завоевал славу народного полководца в борьбе с польско-литовскимиинтервентами. Он был отравлен на пиру у князя Воротынского; в смерти Скопина-Шуйскогонарод обвинял бояр, завидовавших его славе. Вот отрывок исторической песни,записанной для Джемса:
Ино что у нас в Москве учинилося:
С полуночи у нас в колокол звонили.
А росплачутся гости москвичи:
"А тепере наши головы загибли,
"Что не стало у нас воеводы,
Васильевича князя Михаила!"
А съезжалися князи-бояре супротив к ним,
Мстиславской князь, Воротынской,
И между собой они слово говорили,
А говорили слово - усмехнулися:
"Высоко, сокол поднялся и о сыру матеру землю ушибся".
А росплачутся свецкие немцы б,
Что не стало у нас воеводы,
Васильевича князя Михаила.
Побежали немцы в Новгород
И в Новегороде заперлися,
И многой мир-народ погубили,
И в латынскую землю превратили
66. Словарный состав этой песни имеет общерусский характер. В нем нет ничегоспецифически местного, областного. Некоторые слова, встречающиеся в песне, например:гость - 'купец', немец - 'иностранец вообще', свецкий - 'шведский',ныне вышли из употребления, но в свое время они были общераспространенными изасвидетельствованы в многочисленных памятниках письменности. С современнойточки зрения мы могли бы отнести к областным, диалектным словам такие слова,как тепере - 'теперь' и супротив (о) - 'напротив, в противоположность',но эти слова широко распространены в народе и считаются нами диалектными потому,что не вошли в современный литературный язык. Подавляющее большинство слов ивыражений песни существует и в современном литературном языке, а это, косвеннымобразом, доказывает их общерусский характер.
67. Такой же общерусский характер носит и грамматический строй песни. Мы готовыбыли бы посчитать "диалектизмом" подчинение причинного придаточного предложенияглавному посредством союза что:
А тепере наши головы загибли,
Что (потому что) не стало у нас воеводы.
Действительно, в современных диалектах такая конструкция встречается. Но впесне она свидетельствует лишь о более ранней стадии развития сложноподчиненногопредложения в русском языке, когда еще не выработана была окончательно та сложнаясистема подчинительных союзов, которая существует в современном языке, хотяв письменных памятниках XVII в. уже появляются и специальные причинные союзыпотому что, для того что. Общераспространенной в то время была и конструкциятипа "многий народ (погубили)", вместо которой мы говорим "много народа". Местоименнаяформа оне, встречающаяся теперь лишь в диалектах, раньше существоваланаряду с они и в том же значении.
68. Аналогичный характер имеет и язык других, записанных в XVII в. былин иисторических песен. Приведем отрывок из "Сказания о киевских богатырях"; этосказание представляет собою запись былины, сделанную, однако, с частым нарушениемритма и не совсем точно:
Взговорит Илья Муромец своим товарыщем...
Отимайти лошади богатырские,
Убейте татар без милости,
Садитесь на кони без седла,
На кони богатырские, на добрые.
(Пришли богатыри к конем)
Не птички соловьи рано в дубраве просвистали,
Свиснули гаркнули богатыри богатырским голосом.
Да свиснули палицы булатные
У Ильи Муромца с товарыщи
Полетели головы татарские... и т. д.
69. В XV-XVII вв. в творчестве народных певцов создается общерусский устныйнародный литературный язык. По своему происхождению он связан, конечно, с народнымтворчеством прошлого, но по своим лексическим и грамматическим особенностямон явился обобщением живых русских диалектов XV-XVII вв. порождением той эпохи,когда складывалась русская народность и ее язык. Его образование было однимиз ярких проявлений развития русского национального языка в XV-XVII вв.
70. Этот народный литературный язык, сложившийся в основных чертах в XVIIв. как общерусский, продолжал, как мы видели, существовать и развиваться в устахкрестьянских сказителей былин и исторических песен. В новых условиях существованияон мог подвергаться и, действительно, подвергался некоторому влиянию местныхдиалектов. Здесь, в глухих местах, былины и старины пелись сказителями-мастерамидля "своих", для своей деревни, Для своей небольшой округи. Здесь народный литературныйязык, развивающийся, как обобщение областных диалектов, как бы возвращался визвестной степени на лоно диалектной ограниченности.
71. Но в высшей степени замечательно, что, по наблюдению многих ученых, изучавшихнародные диалекты и народный фольклор, язык былин и исторических песен частоотличается от разговорного языка сказителя и при этом как раз в направлениик общерусскому, иногда он отличается даже по фонетическим признакам, так, например,в разговорной речи сказитель окает, а в былине акает. Это свидетельствует отом, что, подвергаясь в большей или меньшей степени влиянию диалекта, народныйлитературный язык, сложившийся в XVII в., все же сохранился при передаче отпоколения сказителей к поколению, как и художественные приемы народно-эпическоготворчества.
72. Народная поэзия оказала некоторое незначительное влияние на книжную литературуXV-XVII вв. Это влияние наблюдается изредка даже в литературных произведениях,написанных по-церковнославянски, как, например, в "Истории о казанском царстве"(Ср. § 30). Некоторые переводные повести, ставшие популярными, подверглись обработкеприемами народно-поэтического творчества, как, например, "Сказание про Бову","Повесть о Еруслане Лазаревиче" и некоторые другие.
73. Резкая противоположность между господствующим литературным языком и языкомнародной поэзии очень ярко выступает в "Писании о преставлении и о погребениикнязя Михаила Васильевича Шуйского, рекомаго Скопина". "Писание" написано по-церковнославянски,но в него механически вставлен отрывок из исторической песни о смерти Скопина.Язык этого отрывка резко контрастирует .с языком остального изложения.
74. Вот образец языка исторической песни. Мать Скопина узнала об отравлениисына:
И восплакалася горько мати его родимая,
И во слезах говорит ему слово жалостно:
"Чадо мое, князь Михаиле Васильевич.
"Для чего ты рано и борзо с честного пиру отъехал?
"Любо тобе в пиру место было не по отечеству?
"Или бо тобе кум и кума подарки дарили не почестные?
"А кто тобя на пиру честно упоил честным питием?
"И с того тебе пития век будет не проспатися..."
75. А вот как продолжает автор плач матери: "И паде князь Михаиле на ложисвоем, и нача у него утроба люто терзатися от того пития смертного. Он же наложе в тосках мечущеся и бьющеся и стонуще и кричаще люте зело, аки зверь подземлею, и желая отца духовного..."
76. Народная поэзия не могла, естественно, оказать сколько-нибудь значительноевлияние на книжную литературу XV- XVII вв. В боярских и дворянских кругах народнымискусством в лучшем случае потешались. В церковнокнижной среде его отрицалии гнали: скоморох попу не товарищ, как говорит народная пословица. Даже названиенародного певца - музыканта - плясуна, скомороха - стало презрительным и бранным.
77. Еще долго церковь, дворянская спесь и мещанское чванство преграждали народнойпоэзии дорогу в книжную литературу. Но росла и крепла русская нация, и лучшиеее сыны, лучшие русские писатели постепенно разрушали эти преграды. Наконец,великий Пушкин, наш первый, подлинно народный поэт, воскресил для новой жизнибезымянное творчество народа. Пропасть между книжной и народной литературойисчезла. Народная поэзия обогатила, обогащала и продолжает обогащать творчестволучших русских писателей.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК В XVII ВЕКЕ

78. В XVII в., особенно во второй его половине, в Москве наблюдается подъемнауки и образованности. Несколько оживляется школьное дело, а с 1687 г. начинаетсуществовать Славяно-греко-латинская академия. Увеличивается издание церковно-сла-вянскихпечатных книг. Получают распространение церковнославянские книги, издаваемыев значительном количестве на Украине, присоединившейся в пятидесятых годах XVIIв. к России.
79. В этом подъеме науки и образованности значительную роль сыграло влияниеУкраины. Многие украинские ученые монахи обосновались в Москве и играли виднуюроль в общественной Жизни.
80. В XVII в. появилось много переводов с латинского языка на церковнославянский.К концу века в русский язык входит значительное количество латинских по происхождениюслов. Многие из этих слов продолжают существовать в нашем языке и поныне (циркуль,глобус, градус, вертикальный, фундамент, дистанция, форма, фамилия и др.).
81. Однако наука и образованность по-прежнему сохраняют церковно клерикальныйхарактер. Они остаются служанками богословия. Больше того, клерикальный характернауки и образованности проявляется теперь в более яркой и совершенной формепод влиянием западноевропейской схоластики с ее более разработанной системойпонятий и более тонкими способами рассуждения. К росткам подлинного западноевропейского"светского" просвещения относятся еще с величайшим недоверием, отрицательно.
82. В XVII в. церковнославянский язык продолжает господствовать в литературе.Языком науки и образованности остается церковнославянский язык. Книг на русскомязыке почти не печатают. Краткую, но в основном правильную характеристику литературнойжизни Москвы в самом конце XVII в. дал один иностранный ученый Генрих Лудольф,побывавший в Москве в это время и хорошо изучивший русский язык. Лудольф издалв 1696 г. в Оксфорде (Англия) на латинском языке первую русскую грамматику,в предисловии к ней он и дает свою характеристику литературной жизни Москвы.
83. Лудольф указывает, между прочим, что знание церковнославянского языканеобходимо, по его мнению, русским не только потому, что библия и другие богослужебныекниги существуют только на церковнославянском языке, но и потому, что "невозможнони писать, ни рассуждать по каким-нибудь вопросам науки и образования, не пользуясьславянским языком". Лудольф ссылается на мнение самих москвичей, что "говоритьнадо по-русски, а писать по-славянски". Лудольф отмечает также, что многие примешивалицерковнославянский язык даже к обычной речи, желая показать свою ученость, "хотя,- прибавляет он, - некоторые посмеиваются над теми, кто злоупотребляет славянскимязыком в обычной речи".
84. Некоторый расцвет схоластической науки и образованности во второй половинеXVII в. вызывает, соответственно, и расцвет церковнославянского языка. Создаетсяи культивируется характерный для второй половины XVII в. "ученый" церковнославянскийязык, исполненный "философического" глубокомыслия и риторических украшений.Он питается соками современной греческой и особенно латинской ученобогословскойлитературы. Латинское влияние, носившее положительный характер, поскольку онообогащало русский язык новыми терминами, прививало, с другой стороны, церковнославянскомуязыку чуждые для русских синтаксические обороты (например, конструкцию предложенияс глаголом на конце, не свойственный русскому языку порядок слов и т. д.). Этообстоятельство еще более отдаляло церковнославянский язык от живой русской речи.
85. Однако живая русская речь стихийно проникала в церковнославянский язык.Она проникала и в его грамматический строй. Здесь было еще труднее оберегать"чистоту" книжного языка, чем в такой области, как лексика (словарный состав).Некоторое "обрусение" грамматического строя церковнославянского языка. происходилои ранее, но в XVII в. приняло значительные размеры. Это обеспокоивало блюстителейцерковнославянской "чистоты". Приведем небольшую иллюстрацию из области склонениясуществительных.
86. В системе русского склонения существительных произошло много измененийпо сравнению с более древним периодом развития русского языка. Так, совсем исчезлиособые формы двойственного числа, употреблявшиеся, когда шла речь о двух илипарных предметах: например, вместо формы (им. пад., двойств, ч.) руцh(две руки или пара рук) стали употреблять (им. пад., множ. ч.) Двh руки.Вместо старых форм (им. пад., множ. ч., муж. р.) столи, апостоли, ученицыстали употреблять новые формы столы, апостолы, ученики. Вместо старыхформ (дат. и предл. пад., ж. р.) руцh, нозh стали употреблять формы рукh,ногh'. Эти старые формы существовали некогда в старославянском и продолжалипо традиции употребляться в церковнославянском. Но новые живые русские формыстали проникать в церковнославянский язык, что и замечалось более образованнымии искусными в грамматических наблюдениях людьми.
87. Автор одного из так называемых азбуковников (т. е. толковых словарей непонятных,главным образом, иностранных слов) возмущается этим явлением. Он заявляет: "...мы, славяне, много погрешаем мнози и пишуще, и глаголюще, не ведуще истинословиясвоего словенского языка - в глаголаниях различия тонкости; еще кое есть различие,еже рещи или написати: апостоли Христови или апостолы Христовы или ученики Христовыили ученици Христови. И паки, кое есть различие еже писати или глаголати: руцhтвои и руки твои... и ина многа, ихже в сей книге... вписахом ради рачителейразумного остроумия..." К середине XVII в. очень остро стоят вопросы церковнославянскойорфографии, постоянно нарушаемой на практике; им уделяется большое вниманиев предисловии к "Псалтыри", изданной в Москве в 1645 г.
88. Вот это разложение грамматической и орфографической системы церковнославянскогоязыка под напором живой речи и вызвало необходимость специального московскогопереиздания в 1648 г. церковнославянской грамматики Мелетия Смотрицкого, впервыеизданной близ Вильны в 1619 г. Правда, московские издатели вынуждены были коев чем уступить живому употреблению, и это очень симптоматично; они, например,в склонении слов типа сноха в дательном и предложном падежах писали снохh,и не сносh. Но все же это была грамматика церковнославянского языка.Она сыграла во второй половине XVII в. громаднейшую роль. Ее нормы считалисьобразцовыми. Грамматика Мелетия Смотрицкого очень сильно способствовала сохранениюгосподства церковнославянского языка во второй половине XVII в.
89. Таким образом, старая церковнофеодальная культура во второй половине XVIIв., т. е. накануне своего падения, как бы мобилизуется и напрягает все своисилы. Но это напряжение лишь способствует еще большему обострению противоречиямежду нею и всем ходом исторического развития страны.
90. В XVII в. значительно усиливаются экономические и политические связи Россиис Западной Европой. Увеличивается количество иностранцев, посещающих по различнымделам Москву и другие города. Значительно увеличивается иностранная колонияв Москве, так называемая немецкая слобода. Она пополняется военными инструкторами,различными мастерами, лекарями и проч. Отдельные, правда немногочисленные, русскиеездят за границу. В России начинают ближе знакомиться с западноевропейскимиобычаями и просвещением.
91. В XVII в. в русский язык проникает некоторое количество слов, заимствованныхиз западноевропейских языков. Заимствуются слова, относящиеся к военному делу,как, например, солдат, вахта, шпага, карабин, мушкет, рота и др.; слова,относящиеся к искусству: музыка, танец, фиоль (виоль - музыкальныйинструмент) , а также различные отдельные слова, вроде: аптека, карета, фляга,табак, бунт, политика и др.
92. Все больше развивается сознание возможности писать и издавать книги народном языке. Этому способствует и пример Западной Европы, где в это время существуетбогатейшая литература на национальных языках. Просвещенные иностранцы, интересовавшиесярусскими делами, как, например, Лудольф, убеждали русских в том, что "толькок пользе и славе русской науки может послужить то, что они, по примеру другихнародов, начнут культивировать собственный язык и издавать на нем хорошие книги".
93. Сознание возможности издавать книги на русском языке можно иллюстрироватьна примере одного неизвестного москвича, решившего издать сборник народных пословиц,расположенных в азбучном порядке. В состав сборника должен был войти имевшийсяв распоряжении составителя сборник пословиц, собранных еще в XVI в., а такжепословицы, собранные и им самим. До нас дошла рукопись этого сборника; в предисловииавтор высказывается по его содержанию и языку, опасаясь, очевидно, и притомс полным основанием, отрицательного отношения со стороны руководящих литературныхкругов. Для того чтобы опасения составителя были более понятными, приведем несколькопримеров из собранных им пословиц: "ах да рукою мах и на том реки не переехать","аптекам предаться - деньгами не жаться", "аз пью квас, а коли вижу пиво, непройду его мимо", "аркан не таракан, хош зубов нет, а шею ест", "артамоны едятлимоны, а мы, молодцы, едим огурцы" и т. п.
94. Составитель указывает, что если кто-нибудь скажет, что "писана зде", т.е. записанные им пословицы, "не суть писана от божественных писаний", то этобудет неправильно; многое "писано согласно святому писанию, точию (только) безукрашения, как мирстии жители (миряне, не духовные) простою речью говорят".Соглашаясь с тем, что, как это и установлено исстари, не следует привноситьпросторечие в "божественные писания", составитель, с другой стороны, отстаиваетправа просторечия; по его мнению совершенно не нужно "мирстии сии притчи (пословицы)божественного писания речениям приподобляти"; он утверждает, что обе области,т. е. "божественная" и "мирская", имеют свое право на существование: "обоя...своя места держат". Доказывая полезность своего сборника, составитель ссылается,и это очень симптоматично, на пример западноевропейских стран, которые "имутмирския сия притчи своим их текстом в типографиях живописательне исследованы,яко же из них некия моима видех очима".
95. Реформа литературного языка в XVII в. не осуществляется. Однако во второйполовине века, за вычетом собственно учено-богословской литературы, намечаютсянекоторые новые направления в развитии литературного языка. Ничуть не разрешаявопрос о реформе литературного языка, все они, однако, свидетельствуют о том,что господствующий литературный язык перестает отвечать потребностям общественногоразвития, и подготовляют его реформу. Первое из этих направлений представлено,например, в литературной деятельности монаха Симеона Полоцкого.
96. Симеон Полоцкий был белорусом по происхождению; образование он получилв основном в Киеве, как и большинство других ученых монахов, насаждавших схоластическуюнауку в Москве второй половины XVII в. Он писал богословские сочинения противраскола, проповеди, торжественные речи. Язык этих его сочинений мало чем отличаетсяот языка других руководящих церковных деятелей его времени. Он пишет традиционным"ученым" церковнославянским языком, темным и высокопарным, так, что не случайноодин провинциальный священник задумал переложить некоторые из этих его сочиненийболее простым слогом, утверждая, что их "простейшим людям за высоту словес тяжкабыть слышати".
97. Но от других ученых деятелей своего времени Симеон Полоцкий отличалсятем, что был в гораздо большей степени "европейцем". Поэтому в патриарших кругахк нему относились подозрительно, обвиняли в "латинстве", и от прямого обвиненияв "ереси" его спасали лишь придворные связи: он был воспитателем детей АлексеяМихайловича. Симеон Полоцкий был первым по времени придворным поэтом в России,писал торжественные оды, нравоучительные стихотворения, драматические произведенияв стихах. В своих художественных произведениях он вдохновлялся и библейскимимотивами и классической древностью; в его панегирике "Орел Российский", поднесенномим Алексею Михайловичу, встречается свыше пятидесяти названий всяких древнихмифологических и исторических персонажей. В своих сочинениях Симеон Полоцкийвыступал по вопросам организации системы образования, причем высказывал немалопрогрессивных для своего времени идей. Заслуги Симеона Полоцкого в истории русскойлитературы и русского просвещения XVII в. очень значительны.
98. Во многих своих стихотворных произведениях Симеон Полоцкий стремился сделатьсвой язык более доступным для читателя. Вот, например, отрывок из его панегирика"Орел Российский":
Тма (тьма), мрак без солнца. Без истины тоже.
О! утверди мир в правде, Христе боже!
Труп смрадный - тело без души бывает:
Царство без правды вскоре растлевает.
В Египте древле истину писаху -
Образ без руку (без рук) без ушес (ушей) ставяху.
Судий учаще да не дароемлют (т. е. не брали бы даров, взяток).
Ни плача винных (виновных) в ушеса приемлют.
Царских чресл сыну о то ся потщиши,
Да правду в мире твоем утвердиши.
Сие сотворив примеши от бога
Здравие, щастье на лета премнога.
Слава во веки твоя просияет,
Яко истина выну (всегда) пребывает!
99. Эта особенность литературной деятельности Симеона Полоцкого обращала насебя внимание современников; так, Генрих Лудольф, по-видимому, со слов москвичей,говорит, что "не так давно... некий монах, Симеон Полоцкий, перевел славянскимистихами Псалмы Давида и издал их... он избегал, насколько мог, употреблениятрудных славянских слов, чтобы быть понятным для большинства читателей...",но, прибавляет Лудольф, "тем не менее язык у него славянский, и много такихслов и выражений, которые в народной общей речи неизвестны". Эта характеристикаЛудольфа совершенно справедлива.
100. То направление в развитии литературного языка, которое представлено влитературной деятельности Симеона Полоцкого, стремление приблизить церковнославянскийязык к пониманию читателя, было очень серьезным знамением времени. Под перомСимеона Полоцкого церковнославянский язык как бы пытается приспособиться к новымобщественным потребностям и, таким образом, удержать свое господство в литературе.Но эта попытка была заранее обречена на неудачу. Даже приближенный к пониманиючитателя церковнославянский язык не мог больше господствовать в литературе.На очереди стоял вопрос о литературе на родном языке и о ее свободном и беспрепятственномразвитии.
101. Второе направление в развитии литературного языка в XVII в. представлялов литературной деятельности замечательного писателя Аввакума. Сын сельскогосвященника и дочери сельского кузнеца, Аввакум был одним из главарей раскола,старо-обрядничества. Страстный обличитель церковных властей, фанатический сторонник"старой веры", он претерпел жестокие преследования и в 1681 г. был сожжен живым"за великия на царский дом хулы". Особенности литературного языка Аввакума свойственныи некоторым другим литературным документам раскола, старообрядчества.
102. Аввакум выступает в литературе XVII в. как яркий противник господствующегов ученобогословской литературе высокопарного и витиеватого церковнославянскогоязыка. Литературному красноречию он противопоставляет свое просторечие. Корнилитературного красноречия он видит в греческом и латинском языках и призываетписать на "природном" языке.
103. Аввакум писал "простою речью" совершенно сознательно. Он с подчеркнутымпренебрежением называет свой стиль "вяканьем". Он знал, что за пользование простойречью его будут считать невеждой, но он не смущался этим и заявлял: "... азесмь ни ритор, ни философ, дидаскальства и лагофетства не искусен, простец человеки зело исполнен неведения..."
104. Особенно ярко Аввакум высказывает свои взгляды на литературный язык впредисловии к своему лучшему сочинению, автобиографии, известной под названием"Житие протопопа Аввакума, им самим написанное". Предисловие начинается обычнейшейформулой, встречающейся у многих других авторов: "... аще что речено просто,и вы (т. е. читатели)... не позазрите просторечию нашему", т. е. не осудитеза употребление простой речи; но продолжение этой формулы совсем не соответствуеттрадиции; Аввакум продолжает: "понеже (потому что) люблю свой русский природныйязык. Виршами философскими не обык речи красить, ни латинским языком, ни греческим,ниже еврейским, ниже иным каким ищет от нас говоры господь... того ради (потому)я и не брегу (т. е. пренебрегаю) о красноречии и не уничижаю своего языка русского...",в другом месте он говорит о том же: "... не подобает своего языка уничижатьи странными (иностранными) языки (языками) украшать речи", попрекая царя АлексеяМихайловича за употребление модного тогда греческого выражения кириелейсон(господи, помилуй), он пишет ему: "ты, ведь, Михайлович, русак а не грек. Говорисвоим природным языком...".
105. Сам выходец из народа, Аввакум своею "простою речью" пишет для "простого"люда. Установка Аввакума на широкого, непросвещенного читателя или слушателяочень ярко проявляется в одной мелкой, но характерной особенности его литературногоизложения. Аввакум часто поясняет или переводит на русский язык отдельные церковнославянскиеслова и выражения, которые, по его мнению, могли бы остаться непонятными дляего читателя. Так, например, он говорит: "восхитил Авраама выспрь, сиречь навысоту, к небу", "(бог) сотвори человека... яко (как) скудельник, - скуделюеже (что) есть горшечник горшок", "бысть же я... приалчен, сиречь есть захотел"и т. п.
106. Подобные переводы-пояснения появляются в XVII в. и у других авторов,тоже писавших для более широкого круга читателей, например у некоторых севернорусскихсоставителей "повестей о чудесах", различных "святых", "несурядное житие сиречьбуяческое", "рукоятные древа сиречь колотки" (т. е. костыли), "дружина или просторещи артель" и т. п. Любопытно, что эти авторы систематически подчеркивают,ссылаясь на свою недостаточную образованность, что они пишут "простонаречием","простым русским диалектом" и даже "поместною беседою".
107. Аввакум пишет, в основном, по-русски; по своим грамматическим особенностямего язык почти ничем не отличается от современных ему московских норм. Но церковнославянскийязык занимает в произведениях Аввакума значительное место. Это и понятно. Аввакумнаходится целиком во власти церковнорелигиозного мировоззрения. Он борется ссхоластической "философией" и "риторикой" не с точки зрения подлинного просвещения,а с точки зрения отсталого старомосковского правоверия. Он борется не с церковнославянскимязыком вообще, а с тем конкретным учено-богословским языком, который господствовалв его время в области науки и образования.
108. Церковнославянский язык, которым пользуется Аввакум, - это обычный церковнобогослужебныйязык, многие слова и даже формы которого бытовали, по-видимому, и в разговорнойречи духовенства. Аввакум прибегает к церковнославянскому языку или отдельнымего формам при цитировании или изложении библейских или иных церковноучительныхтекстов, в рассуждениях на богословские темы, в стилистических целях - для выраженияторжественности.
109. Часто церковнославянские слова и формы выступают у Аввакума без видимыхоснований, как бы механически примешиваясь к изложению на русском языке. С другойстороны, при пользовании церковнославянским языком Аввакум очень часто употребляети слова из живой народной речи, ставит рядом церковнославянские и народные слова.Все это придает языку Аввакума пестрый и неорганизованный характер. Но эта пестротаочень симптоматична. Она свидетельствует о том, что под пером Аввакума, в столкновениипросторечных и церковнославянских элементов, разрушалась обособленность и замкнутостьсистемы церковнославянского языка.
110. Основная заслуга Аввакума как писателя заключается в том, что в лучшихсвоих произведениях он дает замечательные образцы художественно преображеннойживой народной речи с ее красочной лексикой, с ее здоровой конкретной образностью,с выразительным разговорным синтаксисом. Вот, как, например, описывает он страданияработников, отданных на произвол царского воеводы Пашкова: "Лес гнали, городовойи хоромной, есть стало нечего; люди стали мереть с голоду и от водяныя бродни.Река песчаная, засыпная; плоты тяжелые, приставы немилосердные, палки большие,батоги суковатые, кнуты острые, пытки жестокие... Люди - голодные; лишо станутбить, ано и умрет, - без бития насилу человек дышит. С весны по одному мешкусолоду дано на десять человек на все лето. Да пять (опять же) работай, никудына промысел не ходи; и вербы - бедной! - в кашу ущипать сбродит и за то палкойпо лбу; не ходи, мужик, умри на работе".
111. Вот какими словами обличает Аввакум двух виднейших церковных иерархов,Крутицкого митрополита Павла и рязанского архиепископа Иллариона; ссылаясь направедную жизнь библейского Мелхиседека, он говорит: "Друг мой Илларион, архиепископрязанский! Видишь ли, как Мелхиседек жил? На вороных в каретах не тешился, ездя...Вспомни-тко, Яковлевич, попенок! В карету сядет, растопырится, что пузырь наводе, сидя на подушке, расчесав волосы, что девка; да едет, выставя рожу, поплощади, чтобы черницы-норухи... любили. Ох, ох, бедной! Некому по тебе плакать...На Павла митрополита что глядишь? Тот не живал духовно, - блинами все торговал,да оладьями; да как учинился попенком, так по боярским дворцам блюдолизать научился..."
112. Третье направление в развитии литературного языка в XVII в. представленов литературных произведениях, которые в своем словарном составе и в грамматическомстрое отражают разговорный язык образованных москвичей, свободных от узостицерковного мировоззрения и груза схоластической учености, восприимчивых к веяниямевропейской образованности. В качестве примера остановимся на сочинении подьячегоПосольского приказа Григория Котошихина "О России в царствование Алексея Михайловича".
113. Церковнославянский язык, как таковой, не играет сколько-нибудь значительнойроли в сочинении Котошихина. Пользоваться церковнославянскими словами и выражениямидля стилистических целей ему почти не приходится; сочинения его носят, главнымобразом, описательный, протокольный характер; в нем нет ня лирических отступлений,ни торжественных высказываний, где пригодился бы церковнославянский язык. Особнякомстоит лишь первая глава, озаглавленная "О царях и царицах и о царевичах и оцаревнах..." Здесь, повествуя о столь важных с точки зрения автора лицах, онупотребляет очень много церковнославянских слов, так, например, царских дочерейон называет по-церковнославянски дщерями, хотя вообще пользуется русскимсловом дочь, царскую сорочку срачицей и т. п. Вообще же Котошихинне примешивает к своей речи церковнославянских слов, как это делали, по словамЛудольфа, некоторые москвичи, желая показать свою ученость.
114. Однако и в других главах сочинения Котошихина имеется значительное количествоцерковнославянских по происхождению слов. Но это такие слова, которые существовалии в разговорном языке образованных москвичей его времени. Это были слова, ужепереставшие быть собственно церковнославянскими, вошедшие в обиход русскогоязыка, обрусевшие, русские. Вот, например, для иллюстрации перечень неполногласных(церковнославянских по происхождению) слов из второй главы сочинения Котошихина:поздравлять, поздравление (но здоровье), преж (ср. современноепрежде), пред (но и перед, наперед, передний), прежний,по-прежнему, без применения (но перемена; ср. современное непременнопри перемена), время, власть, владеть, завладеть, праздник, празднество.Это типичный и для всего (за исключением первой главы) сочинения Котошихинаперечень. Легко заметить, что перечисленные церковнославянизмы существуют ив современном русском языке.
115. В сочинении Котошихина мы находим и ряд западноевропейских по происхождениюслов, которые также бытовали в разговорном языке образованных москвичей: музыка,танец, герб, карета, мушкет, рейтар и др.
116. Как письменный язык язык Котошихина тесно соприкасается с московскимделовым письменным языком. Этим определяется и синтаксический строй, и стильего произведения. Вот, например, как описывает Котошихин расправу Алексея Михайловичас московским народным бунтом: "И того же дни около того села , повесили со 108человек, а достальным всем был указ, пытали и жгли и по сыску за вину отсекалируки и ноги, и у рук и у ног пальцы; а иных, бив кнутьем, и клали на лице направой стороне признаки, разжегши железо накрасно, а поставлено на том железе"буки" (т. е. буква б), то есть бунтовщик, чтобы был до веку признатен...а иным пущим вором того же дни, в ночи, учинен указ: завязав руки назад, посадяв большие суды, потопили в Москве-реке...".
117. Синтаксический строй этого отрывка, характерный и для всего сочинения,очень однообразен и не гибок; сложные предложения и их части как бы прилепляютсядруг к другу посредством сочинительных союзов и, а; весь стиль изложенияносит регистра ционный протокольный характер. В изложении Котошихина не чувствуешьлица писателя, взволнованного описываемыми событиями, оценивающего их; в немчувствуешь, скорее, руку подьячего, пишущего донесение по начальству. Лишь изредканарушает он свое бюрократическое спокойствие; впрочем, и в этих случаях он неповышает особенно голоса.
118. К концу XVII в. все более назревали предпосылки реформы литературногоязыка. Но весь строй жизни того времени в России был косным и отсталым. Населениеогромной страны почти сплошь было неграмотным. Даже в столице государства, Москве,школ и грамотных было мало. В государственной и общественной жизни господствоваливерность традиции, боязнь нового, рутина. Реформа литературного языка моглабыть осуществлена лишь в связи с преобразованием всех сторон жизни страны.
119. Передовые представители господствующего класса начинали видеть необходимостьэтого преобразования. Опыт грандиозных народных восстаний и волнений, тянувшихсяна протяжении всего века, необходимость усиления обороны страны от внешних врагов,пример Западной Европы, с которой знакомились все больше, убеждали их в необходимостикоренных государственных реформ, распространения просвещения в своей среде исоздания достаточно широкого слоя образованных людей вообще. В обстановке этихреформ при Петре I осуществлялась и реформа литературного языка. Она была громаднымшагом вперед в развитии русского национального языка. При Петре I литературныйязык получает русскую национальную основу.