Перевод текстов и документов > В.В. ВИНОГРАДОВ Об основном словарном фонде и его роли в истории языка

В.В. ВИНОГРАДОВ Об основном словарном фонде и его роли в истории языка

В. В. Виноградов

ОБ ОСНОВНОМ СЛОВАРНОМ ФОНДЕ И ЕГО СЛОВООБРАЗУЮЩЕЙ РОЛИ В ИСТОРИИ ЯЗЫКА

(Виноградов В.В. Избранные труды. Лексикология и лексикография. - М., 1977.- С. 47-68)

Соотношение и взаимодействие разных сторон или компонентов языковой системы(словарного состава и "основы языка" - основного словарного фонда и грамматическогостроя) обусловлено разным характером их связей с историей общества, разнымивидами отражения в них истории народа и - соответственно - разными темпами иразными закономерностями их изменений. Будучи строительным материалом, из которогопо законам грамматики, придающей языку стройный, осмысленный характер, строитсяречь, словарный состав языка находится в состоянии почти непрерывного изменения.Поступая в распоряжение грамматики, он получает величайшее значение. Без негонемыслим никакой язык. В нем прямо и непосредственно отражается все многообразиеобщественной жизни - от производства до базиса, от базиса до всех видов надстройки.Словарный состав языка является наиболее подвижным, наиболее чувствительнымк изменениям конструктивным элементом языка. Почти непрерывные изменения словарногосостава, в которых отражается прямая и непосредственная связь языка с производствоми всеми другими сферами общественной деятельности, состоят в утрате некоторогоколичества устаревших слов, в пополнении гораздо большим количеством новых слов,в развитии новых значений у сохраняющихся и активных слов, в образовании новыхвыражений.

В области истории словарного состава особенно наглядно и осязательно проявляются,хотя и с своеобразными модификациями, основные законы развития языка - и преждевсего разные закономерности связи развития языка с историей общества, с историейнарода в разные периоды - и разнообразные внутренние законы развертывания исовершенствования основных элементов существующего языка.

В словарном составе языка, представляющем собой систему разных лексико-семантическихразрядов или рядов слов, не все элементы одинаково подвижны и чувствительнык изменениям. Величайшим достижением советского языкознания является разграничениев лексике языка - основного словарного фонда, очень устойчивого, сохраняющегосяв течение ряда эпох, определяющего и обуславливающего - вместе с грамматическимстроем - общенародный характер языка, взаимопонимание всех членов коллективаи - в соответствии с этим - единство языка в его историческом развитии, - этоговнутреннего ядра лексики - и всего прочего словарного состава языка на данномэтапе его исторического развития. При этом основной словарный фонд дает языкубазу для образования новых слов, т. е. является главной устойчивой материальнойи структурной основой обогащения и развития словарного состава языка. Необходимостьразличения устойчивых, более или менее "константных", постоянных элементов словаряязыка, и элементов неустойчивых, находящихся в непрерывном изменении, давноуже осознавалась и привлекала к себе внимание Однако внимание лингвистовобычно было направлено на частичные, иногда случайные, нередко вызванные внешнимипричинами факторы развития лексического состава языка, а также на побочные,второстепенные сферы лексики, на ее периферийные, так сказать, участки. Такаяпостановка вопроса не определяла и не разъясняла ни закономерностей измененийв лексике языка, ни истории способов словообразования, ни законов пополнениясловаря языка путем использования его собственных материальных ресурсов.

Так, проф. Д. К. Зеленин, рисуя очень яркую картину жизни синонимов в вятскомнародном говоре, устанавливает в нем наличие устойчивых и неустойчивых элементовлексики. "Строго устойчивыми, - пишет Д. К. Зеленин, - являются собственно однитермины - названия различных орудий и других предметов домашнего обихода. Вовсем прочем каждый, можно сказать, говорит по-своему, пользуется своими словамии выражениями; даже более: в каждом данном случае употребляются часто иные слова-синонимыпо сравнению с точно таким же следующим случаем. При переспрашивании {повторениивопроса по недослышке ответа и т. д.) крестьянин очень редко ответит теми жесамыми словами, что в первый раз, а всегда - новым оборотом речи. На этой почвев народном языке мы встречаемся с поражающим богатством и разнообразием синонимов.Для выражения понятий: ударить, бить, есть, говорить, врать и множествадругих существует по нескольку десятков синонимических слов" [1].

Таким образом, наблюдения Д. К. Зеленина над устойчивыми и неустойчивыми,изменчивыми элементами словаря, до некоторой степени освещая богатство и разнообразиенародного русского речетворчества, подчеркивая необходимость изучения стилистикинародной речи, не давали в то же время никакого материала, никаких общетеоретическихоснов для понимания закономерностей развития словарного состава языка или говора.Они лишь подчеркивали значение экспрессивных, выразительных факторов в развитиилексики.

Вопроса об устойчивых и неустойчивых категориях в словарном составе языкакасался также проф. Л. П, Якубинский в статье "Несколько замечаний о словарномзаимствовании" [2]. По мысли Л. П. Якубинского,характер и состав словарных заимствований определяется лексическим строем языка,обусловлен лексической системой самого заимствующего языка. От таких лексическихзаимствований, которые являются результатом международного обмена предметамии понятиями, необходимо отличать другой тип заимствований, когда происходитзамена своего слова чужим или возникновение наряду с своим словом другого -синонимичного или синонимообразного. Обычно изучается заимствование названия,вызванное заимствованием самой вещи. "Исследование здесь должно идти по формуле"Wörter und Sachen", причем его сложность зависит от того, насколько вруках исследователя имеется соответствующий культурно-исторический материали насколько сложно его раздобывание и истолкование" [3].Явления заимствований иного рода, малоисследованные и более трудные с теоретическойточки зрения, тесно связаны с общим вопросом об изменениях словаря языка, озаменах одних слов другими, о возникновении синонимов, об обогащении словаря.Основным материалом для разрешения этих теоретических проблем лексикологии исемантики служат для Л. П. Якубинского балтийско-финские заимствования в русскихговорах Архангельского и Олонецкого края.

Ссылаясь на Жильерона, Л. П. Якубинский выдвигает необходимость различениядвух лексических категорий - устойчивых и неустойчивых слов. Устойчивыслова, относящиеся к самым жизненным и, так сказать, постоянным явлениям и проявлениямобщественного существования. К неустойчивым элементам словаря, напротив, относятсятермины, не имеющие непосредствеппиго отношения к хозяйству и насущному, какбы типическому, быту или не являющиеся предметом широкого языкового обмена,а также, быть может, подробностные, т. е. названия частей или названиячастные, осуществляющие детализацию. Тут царит особенная пестрота и разнообразиеобозначений в пределах той или иной речевой среды. Эти неустойчивые словарныекатегории особенно легко поддаются заменам и подвергаются иноязычному вытеснению."Замена-заимствование есть частный случай замены вообще" [4].Таковы, например, олонецкие заимствования из финского для обозначения летучеймыши (елак), бабочки (липка], лягушки (мутикашки) и т.п. Свои выводы Л. П. Якубинский основывает на большом лексическом материале,относящемся к названиям животных и хозяйственных орудий, предметов домашнегообихода и кушаний.

Заимствование слов может быть обусловлено также мотивами экспрессивного подбора,эстетической выразительности, побуждениями эвфемистического или какофемистического(грубословного) порядка (ср. олонецк. кярзя, турба - о лице; первоначально- о морде разных животных). Заимствованию содействуют и суеверные табу.

Экспрессивные факторы ведут не только к заимствованию-замене, но и к заимствованиюсинонимических или синонимообразных групп слов. Так, в категории выразительныхи изобразительных ("картинных") слов наряду с существующими словами постоянноимеют тенденцию возникать новые слова, которые либо более энергично и свежоудовлетворяют выразительным эмоциональным заданиям речи, либо по-новому "изображаютданное представление" [5]. "В этих категорияхслов, - утверждает Л. П. Якубинский, - происходит перманентное обновление, котороеможет осуществляться и за счет своего языкового материала и в условиях взаимодействияс иноязычным населением, за счет иноязычного" [6].

Заимствуются эмоциональные эпитеты, именные характеристики, глаголы, связанныес звуковой изобразительностью, со значением речи, понимания, еды, выразительныеобозначения переживаний и разных эффективно окрашенных бытовых действий.

Такого рода заимствованные слова являются как бы "прозвищами". По словам Л.П. Якубинского, "как не всякое лицо вызывает возникновение прозвищ, и притомне в одинаковом количестве, так и не всякое значение обрастает синонимообразнымисловами, а также, если обрастает, то не в одинаковом количестве" [7]."Комплектование синонимо-образных групп, возникающих в языке в связи с изобразительнымии выразительными словами, может осуществляться не только путем использованиясвоего материала, но и через словарное заимствование" [8].

Таким образом, в статье Л. П. Якубинского, не без влияния отчасти Д. К. Зеленина,а отчасти Балли (Bally), сделана попытка установить внутренние закономерностизаимствований слов из чужого языка - в тех случаях, когда заимствованные словане приходят вместе с новыми вещами или понятиями, а также разграничить устойчивыеи неустойчивые элементы лексики в народных говорах, выяснить социальные причиныи мотивы непрерывной изменчивости некоторых разрядов слов. Однако никаких перспективдля изучения общих закономерностей словарного состава языка в его основном ядре,пополнения его новыми словами или для определения правил образования слов висторическом развитии лексики эта статья не открывает. Она лишь еще раз подчеркиваетроль экспрессивных факторов в процессе обновления и изменения отдельных семантическихсфер слов, совсем не затрагивая вопроса о законах развития устойчивых элементовсловаря, а также о законах образования новых слов. В попытках разрешения этоговопроса наблюдается своеобразный параллелизм развития нашей отечественной изападноевропейской буржуазной науки, при этом наша лингвистика нередко опережалазападноевропейскую.

Очень своеобразно, хотя и совершенно ошибочно, пытался разрешить этот же вопрособ устойчивых и неустойчивых, подвижных элементах языка - с позиций так называемогонового учения о языке проф. В. И. Абаев в статье "Язык как идеология и языккак техника" [9]. По мнению В. И. Абаева,"идеологическая семантика" языка преходяща, а "технизованные средства" языковоговыражения устойчивы и способны переходить из эпохи в эпоху. "Каждый элементречи, - писал В. И. Абаев, - может быть носителем известного технического значения,соответствующего какому-нибудь действительно существующему в объективном мирефакту или отношению. Эта техническая значимость образует "ядро", устойчивоеи способное переходить из эпохи в эпоху, из одной общественной среды в другую,так как оно суммирует эмпирический опыт, основанный на тождестве предметногоэквивалента данного восприятия у людей различных эпох и формаций. Это объективное,технически-эмпирическое "ядро" значимости может окутываться, обволакиватьсярядом субъективных, привходящих идеологических представлений, настроений и ассоциаций,которые полностью обусловлены oсостоянием сознания и опыта людей данной эпохии данной общественной среды и, следовательно, так же неустойчивы и преходящи,как всякие другие формы идеологии" [10].Следовательно, В. И. Абаев, злоупотребляя семантикой, целиком переносит в областьсемантики и проблему устойчивого и изменчивого в развитии языка. С этой точкизрения все структурные элементы языка являются безразличными и однородными,так как их "материальная форма" в окаменелом виде будто бы унаследована от отдаленныхэпох речетворчества. "Все без исключения элементы речи: слова, морфологическиеобразования, целые речевые категории, как, например, грамматический класс ирод, синтаксические обороты, как, например, так называемая пассивная конструкция,- все они подвержены десемантизации и технизации и поэтому все они сплошь ирядом своей современной материальной формой связаны не с современными же, абесконечно отдаленными нормами мышления и речетворчества, что, однако, не мешаетим успешно обслуживать технические нужды современной коммуникации" [11].Теория В. И. Абаева не отвечает и не может ответить на вопрос, какие элементыили области лексики подвергаются технизации и какие отмирают вместе с породившейих идеологией.

В. И. Абаев придает решающее значение внешним факторам и причинам развитияязыка. "Признав, что корни языковых изменений скрыты в тайниках семантики ичто, следовательно, темп языковой эволюции зависит от темпа процессов, совершающихсяв языковой семантике, - заявляет В. И. Абаев, - легко понять, что всякие крупныеперемены в жизни общества: междугрупповое смешение, переворот в хозяйстве, глубокиеобщественно-политические потрясения и сдвиги, изменение классовой структурыобщества, - все это сопровождается катастрофическими последствиями для языка"[12]. Кроме того, В. И. Абаев постоянноссылается на "технические нужды общественной коммуникации", как на фактор измененийв языке. "Как срубленное дерево, попадая в технический оборот, принимает формунужных человеку предметов, так язык, оторванный от взрастившей его идеологическойпочвы, становится ареной игры разнообразнейших сил и влияний, среди которыхна первом месте стоят технические нужды общественной коммуникации" [13].

Таким образом, "новое учение о языке", признававшее стадиальные "взрывы" основнойформой движения языка, естественно, не могло ни правильно поставить, ни правильнорешить вопрос об устойчивом словарном ядре и формах его связи с общим словарнымсоставом данного языка. Принцип "единства глоттогонического процесса" не допускалтакой постановки вопроса.

В западноевропейском буржуазном языкознании также делались попытки разграничитьустойчивые и неустойчивые, изменчивые элементы лексики. Из относящихся к этомувопросу теорий наиболее типична та, которая связывает различия в степени устойчивостиязыковых явлений с различиями функций языка. Коммуникативная функция языка схарактерной для нее тенденцией к типизации, к интеллектуальному обобщению средствязыкового общения требует постоянства, "константности" фактов и категорий языка.По словам Балли, тенденция интеллектуальная выступает как фактор, препятствующийизменению языка. Наооорот, главная задача языка в его экспрессивной функции- создание неологизмов с целью воздействия на окружающих. Одним из средств такоговоздействия является употребление все новых и новых слов, обозначающих понятия,сильно эмоционально окрашенные. Однако эта психологическая внеисторическая концепцияне приводит к разграничению разных слоев и категорий в самом словарном составеязыка по степени их устойчивости или по их роли в языке как средстве общенияи обмена мыслями. Она в конце концов ограничивается лишь типичным для буржуазногоязыкознания общим противопоставлением лексики как случайного и изменчивого элементаязыка стабильной и интеллектуально организованной грамматике. "Тенденция экспрессивная,по словам Балли, обогащает язык элементами конкретными, продуктами аффектови субъективизма говорящего; она создает новые слова, выражения; тенденция интеллектуальная,аналитическая, устраняет эмоциональные элементы, создает из части их формальныепринадлежности. Экспрессивная тенденция работает для словаря, а тенденция аналитическая(интеллектуальная) - для грамматики" [14].

Теории этого рода можно назвать психологическими и - отчасти - стилистическими.Во всяком случае опи мало заботились об исторических закономерностях измененийсловарного состава языка - в связи с историей общества, об определении структурно-семантическогоядра лексики и последовательности его развития, о внутренних законах словообразования,присущих языку, об исторически меняющейся словообразовательной базе языка.

В этом отношении характерно заявление Ж. Вандриеса, что словарь - "это непрерывныйкругооборот приобретаемых и утрачиваемых слов" [15].Однако почти тут же Ж. Вандриес пишет: "Для обычного общения существует у всехлюдей словарь приблизительно одинакового объема. Говорят, что неграмотному крестьянинунужно для такого общения 300 слов: примем эту цифру, хотя она, конечно, значительнониже действительной. Но ведь и образованный барин нуждается для своего обиходане в большем словаре; вся разница только в том, что у него другие слова. Ноэтот барин может знать и словарь простолюдина и пользоваться им при случае.Тогда в его распоряжении будет два словаря: один для салона, другой для деревни".И тут же делается в высшей степени показательная ссылка на афоризм Duclos [16],не оставляющая никаких сомнений в том, что Ж. Вандриес механически представляетсловарный состав языка как конгломерат или собрание коллекций классовых, сословных,профессиональных и т. п. словарей: "Придворного, владеющего низким языком, мнекажется, почти можно сравнить с ученым, знающим иностранные языки". Таким образом,Ж. Вандриесу представляется, что даже владея своим родным национальным языком,мы фактически имеем дело "с несколькими словарями, смыкающимися и накладывающимисядруг на друга, обыкновенно не смешиваясь, пользование которыми зависит от обстоятельств"[17].

Такое антинародное, вульгарно-механистическое, буржуазно-аристократическоепонимание словарного состава общенародного языка и его общественного употреблениярешительно отвергается советским языкознанием .

III

Сравнительно-историческое языкознание с другой точки зрения подходило к признаниюнеобходимости выделения наиболее древнего и устойчивого корневого ядра в словаретого или иного языка и создаваемых на его основе, исторически изменяющихся производныхлексических образований, к которым присоединялись также разнообразные "заимствования"из других языков.

Из сравнительно-исторической "праязыковой" схемы развития систем родственныхязыков, хотя бы славянских, вытекала тенденция фиксировать, например, общеславянский,затем восточнославянский, а вслед за этим и великорусский лексический фонд какустойчивое и общее ядро словарного состава русского языка. Может показаться,что это общее унаследованное от языка-основы и затем несколько возросшее, "исконное"словарное достояние русского языка и есть основной словарный фонд языка. Возможно,что у некоторых представителей традиционного сравнительно-исторического языкознаниябыли и даже существуют такие сближения и ассоциации. В этом случае проблемаосновного словарного фонда русского языка свелась бы к его так называемому исконномуславянскому "корнеслову".

Так, по словам проф. Л. Андрейчина, современный "болгарский язык имеет несколькосот первичных корней. Но если собрать слова, образованные от этих корней в литературномязыке и в народных говорах, то их число превысит 50 тысяч" [18].

Проф. Ф. П. Филин в своей дискуссионной статье "Против застоя, за развитиесоветского языкознания" [19] ставил в вину"компаративистам" именно то обстоятельство, что они придают слишком большоезначение унаследованному от праязыка исконному лексическому фонду Междутем представление о таком фонде чрезвычайно существенно для сравнительно-историческогоизучения групп (или семей) родственных языков. Однако нельзя не признать, что,например, исконно славянский фонд в составе русского языка, представляемый втипичном для сравнительно-исторического языкознания абстрактно-этимологическомплане, имеет мало общего с основным словарным фондом русского языка в его конкретно-историческомразвитии. Обычно такой древнейший "исконный" фонд в составе того или иного языкалишь схематически выделяется на основании данных сравнительно-историческогоизучения родственных языков, но не рассматривается в его живом историческомдвижении и развитии - в связи с историей народа и не подвергается историческомуисследованию как семантическая и словообразовательная база последующего обогащениясловарного состава языка.

Так, проф. Й. Балашша, опираясь на достижения сравнительно-исторического угро-финскогоязыкознания, характеризует "древнейший лексической фонд венгерского языка" иотносит к нему общие для угро-финских языков слова, которые указывают на духовнуюжизнь "простого патриархального парода, занимавшегося рыболовством и охотой"(названия членов семей, частей тела, таких явлений природы, как небо, свет,вода, мороз, лед, гора и т. п., животных, растений и их частей, ископаемых,орудий производства, жилища и его частей, пищи; местоимения и местоименные наречия:часто употребляющиеся в быту глаголы; прилагательные с значениями: молодой,старый, сладкий, горький, твердый,, мягкий, кислый, теплый и т. д.; числительныеот одного до восьми, названия некоторых десятков, названия сотни, тысячи) [20].А далее об этом древнейшем лексическом фонде лишь говорится, что он был "богачетого,. который можно представить себе по данным истории языка", и что он "служитосновой венгерского языка", и вслед за этим рассматриваются, "наслоившиеся нанего за долгую историю языка заимствованные элементы и, наконец, новые слова,образованные живым языком" [21], - вне всякойсвязи с основным лексическим фондом .

В нашем отечественном языкознании были попытки обосновать понятие основноголексического фонда как семантически однородной, однотипной и, следовательно,семантически универсальной словарной базы любого языка. Именно так ставилсявопрос об основном лексическом, фонде в тех работах В. И. Абаева, в которыхприменялся сравнительно-исторический метод лингвистического исследования.

В. И. Абаев полагал, что "существует некий основной лексический фонд, охватывающийкруг необходимых в любом человеческом обществе понятии и отношений, без которыхтрудно себе мыслить человеческую речь, если не считать самых ранних, начальныхстадий глоттогонии, о которых мы можем только смутно догадываться и которыехарактеризовались, по-видимому, беспредельным полисемантизмом. Этот строго ограниченныйкруг насущных и необходимых для всякого языка слов образует то, что можно назватьосновным лексическим минимумом" [22].

Следовательно, в концепции В. И. Абаева понятие об основном лексическом фондесочетается и связывается с учением о единстве глоттогонического процесса и остадиальности в развитии языка и мышления. Основной лексический фонд или основнойлексический минимум для В. И. Абаева - один и тот же по своей семантике, по"кругу выражаемых им понятий и отношений" для всех языков мира на определеннойстадии их развития. "Сюда относятся основные местоимения, первые числительные,основные анатомические и космические названия, основные термины родства и социальныетермины, глаголы, выражающие самые насущные, элементарные действия и состояния;в отдельных случаях сюда же приходится относить названия ряда животных и растений,поскольку имеются основания постулировать знакомство народа с этими животнымии растениями с незапамятных времен" [23].

О том же универсальном основном лексическом фонде и притом в еще более определенныхвыражениях говорит В. И. Абаев в работе "Происхождение и культурное прошлоеосетин по данным языка" [24]. Здесь этотобщий для всех языков по своему семантическому содержанию основной лексическийфонд противопоставляется "словам-понятиям, потребность в которых возникает тольков определенных условиях географии, естественной среды и культурного развития",т. е. тем словам, которыми определяются и создаются различия в составе основногословарного фонда у разных языков и у разных семей языков.

"Но, - пишет В. И. Абаев, - есть в языке известный ограниченный круг слов-понятий,без которых нельзя себе мыслить ни одно человеческое общество, в каких бы широтахоно ни жило и какова бы ни была его культура, техника, экономика. До сих порне обнаружено народа, который не умел бы называть некоторых частей тела:голову, руку, ногу, глаз, ухо, рот и пр.; не имел бы слов для обозначения главнейшихкосмических понятий, как небо, солнце, луна, звезда, земля, вода, день,ночь и т. п.; не знал бы некоторых терминов родства и социальных отношений:мать, брат, сестра, сын, дочь и др.; не отличал бы в языке черного от белого,горячего от холодного, большого от малого, старого от молодого и т. п.; не умелбы считать хотя бы до десяти, до пяти или до трех; не пользовался бы местоимениями"я", "ты", "мы", "вы", "кто", "что" и др., не выражал бы в языке самых элементарныхдействий и состояний: "стоять", "лежать", "идти", "кушать", "пить", "рождать","умирать", "смотреть" и др.

Перечисленные категории абсолютно необходимых в любом обществе слов-понятий,- продолжает В. И. Абаев, - образуют основной, неотчуждаемый, "общечеловеческий"фонд языка, по сравнению с которым другие категории слов, нужных обществу тольков данных условиях природы, хозяйства и культуры, могут рассматриваться как фонд"специальный", конкретно-исторический" [25].

Таким образом, В. И, Абаев считает рекомендуемый им для всех языков мира "основнойлексический фонд" общечеловеческим, внеисторическим и статическим. Это - своеобразныйметафизический фундамент существования языка. "Язык в своей истории, - по словамВ. И. Абаева, - может сильно изменять, обогащать или терять свой "специальный"фонд, не переставая быть самим собой, тогда как потеря основного фонда былабы для языка равносильна катастрофе" [26].Следовательно, основной фонд у В. И. Абаева лишен развития, он не может обогащаться.В. И. Абаев прямо противопоставляет его "обогатительному фонду". Спрашивается,для чего В. И. Абаеву понадобилось сконструированное им "универсально-значимое"понятие "основного лексического фонда"? Только для определения "генетическойпринадлежности и генетических связей языка" [27]?

"Понятно само собою, - пишет В. И. Абаев, - что когда мы по фактам языка хотимдоискаться до происхождения парода и выяснить, с какими другими народами онстоит в первоначальном родстве, мы должны главное внимание обратить на те категориислов, которые входят в основной фонд, а не в обогатительный: на названия частейтела; на главнейшие космические названия; на обозначения родства; на обозначенияобщераспространенных различений цвета, величины, пола, возраста и т. п.; начислительные хотя бы первого десятка; на местоимения; на употребительнейшиеглаголы (обозначения действий и состояний). В осетинском большинство слов этогокруга идет из индоевропейского" [28]. Нельзяне отметить, что - при всем различии точек зрения - категории слов, относимыеВ. И. Абаевым к основному лексическому фонду языка, удивительным образом совпадаютс теми разрядами слов, которые А. Мейе считает "принадлежащими к основной частиобщеиндоевропейской лексики" [29].

Основной словарный фонд - это понятие конкретно-историческое, это устойчивая,но исторически развивающаяся лексико-семантическая и словообразовательная базаобщего словарного состава данного языка в его историческом движении. Основнойсловарный фонд языка на протяжении всех периодов его исторического развитиясвязан, хотя и по-разному, с лексикой этого языка нитями закономерных словообразовательныхотношений. Следовательно, основной словарный фонд влияет на способы и формыобогащения общего словарного состава языка, определяет внутренние закономерностиего исторического развития. Развитие всего словарного состава языка, в своюочередь, не может не отражаться на развитии его основного словарного фонда.Таким образом, между основным словарным фондом какого-нибудь языка и включающимera в себя общим словарным составом этого языка наблюдается тесная структурнаявзаимосвязь, определяемая внутренними законами исторического-развития языка.Разные лексико-семантические и словообразовательные системы или разряды общегословарного состава языка базируются, как на своих опорных и вместе с тем отправныхпунктах, на словах, принадлежащих к основному словарному фонду. Например, всовременном русском языке высотник от высотный через высотасвязано со словом выс-ок-ий; ср. выше, высь, выситься, повысить -повышать, возвысить, превысить, высший, вышина, вышка и т. д. Скоростникот скоростной через скорость базируется на относящемся к основномусловарному фонду слове скорый, которое является опорным пунктом живойлексической группы: скоро, наскоро, скорость, скоростной, ускорить - ускорятьи разнообразных рядов сложных слов с первой частью скоро- (скороход,скороспелка и т. д.).

Таким образом, многочисленные ряды или системы словопроизводных, слов современногорусского языка исходят из основного словарного фонда как из своей словообразовательнойи семантической базы. В этих словообразовательных рядах или системах устойчивымявляется не только то слово - корневое или непроизводное, которое, принадлежак основному словарному фонду, как бы скрепляет внутреннее единство того илииного из этих рядов, но и некоторые производные слова и, что особенно важно,- некоторые типические модели словообразования, исторически устойчивые способыобразования слов. Общеизвестно, например, что производство отвлеченных именсуществительных от основ качественных имен прилагательных посредством суффикса-ость развивается в русском. литературном языке на протяжении всех периодовего письменно засвидетельствованной истории (ср. в "Слове о полку Игореве":ръпостъ, буестъ; ср. там же: буйство, мужество).

Была высказана еще во второй половине XIX в. мысль, что элементы словообразованияотличаются иногда даже большей устойчивостью, чем флексии, которые бывают изменчивы,как и их синтаксические функции. "Назначения суффиксов постояннее, крепче",- писал А. Л. Дювернуа [30].

При более глубоком проникновении в историю словарного состава языка открываетсяи другая сторона во взаимодействии между основным словарным фондом и прочимсловарным составом языка. Основной словарный фонд, давая языку базу для образованияслов, вместе с тем определяет в значительной степени исторические пути словотворчества,направляет и упорядочивает общественную практику образования новых слов, соответственнозакономерно развивающимся и исторически меняющимся типам и категориям словопроизводства.

Вот несколько иллюстраций из истории словарного состава русского языка, свидетельствующихо том, что способы образования новых слов от одних и тех же слов, вошедших восновной словарный фонд, в разные периоды развития языка могут изменяться.

1. Система живых морфологических и лексических отношений, свойственная языку,определяет строй словообразования. Например, слово наука (древнерусскиенаукъ и научение) в русском литературном языке еще с XVI-XVIIвв. приобрело книжный отпечаток. Имя прилагательное к нему было образовано посредствомсловосложения. Эту функцию до 40-х годов XIX в. выполняло слово наукообразный.Например, у Герцена в дневнике под 18 августа 1843 г. о Шеллинге: "По мере тогокак он развивает свою положительную науку, становится тягостнее и неловче; чувствуешь,что его решение не разрешает, что все покрыто туманом, не свободно. Мало-помалуон совершенно оставляет наукообразный путь и теряется в самом эксцентрическоммистицизме, объясняет сатану, чудеса, воскресение, сошествие духа au pied dela lettre". У В. Г. Белинского в письме Н. В. Станкевичу (29 сентября-8 октября1839 г.): "Мне сладко думать, что я, лишенный не только наукообразного, но ивсякого образования, сказал первый несколько истин, тогда как премудрый университетскийсинедрион порол дичь".

Казалось бы более естественным и прямым сразу образовать к слову наука имяприлагательное научный (ср. азбука - азбучный, скука - скучный и т. д.).Но научный прежде всего связывалось с глаголом - научить (ср.приметный - приметить, отличный - отличить, преступный - преступить, привычный- привыкать и т. д.). Кроме того, слово научный соединяло бы в одинлексический ряд научить и наука, внушая представление о том, чтонаука - это действие и его результат по глаголу научить (но ср. учить- научить, приучить, отучить и т. д.). В народной речи значение действияи было присуще слову наука (например: отдавать в науку); ср. уИ. А. Крылова:

Это, щука,

Тебе наука:

Вперед умнее быть

И за мышами не ходить.

У Пушкина в "Евгении Онегине": "Его пример - другим наука". Сомневаться втом, что слово наука входило в основной словарный фонд русского языкаXVIII-XIX вв., не приходится. В XIX в. образуется слово научный и темсамым устанавливается словообразовательная и грамматическая связь между словаминаука - научить - научный.

Доктор А. Тарасенков, лечивший Гоголя, вспоминает свой разговор с Гоголем:"Не помню почему-то я употребил в рассказе слово научный; он (Гоголь]вдруг перестал есть, смотрит во все глаза на своего соседа и повторяет несколькораз сказанное мною слово: "научный, научный", а мы все говорим "наукообразный":это неловко, то гораздо лучше" [31].

В разборе словаря Даля акад. Я. К. Грот отмечал в качестве новообразований20-50-х годов XIX в. слова: научный, проявление, деятель, даровитый, отчетливый,настроение, творчество, сопоставление, сдержанность, плоскогорье и пр. [32].

2. Из большого и семантически разнообразного ряда слов, содержащих в своемсоставе корневой элемент дум- (думать, дума; древнерусские думьный,думьцъ, думьникъ, думьца и др.) выделяются своим морфологическим строеми своеобразием своих производных ответвлений глаголы задуматься и вдуматься.От них произведены такие значительные слова, как задумчивый, задумчивость(ср. также призадуматься) и вдумчивый, вдумчивость. Все эти словадовольно позднего происхождения (ср. глаголы без -ся: думать, подумать, выдумать,задумать, придумать, надумать и т. д.; ср. также раздуматься, додуматься).

О глаголе задуматься известно, что он возник не раньше XVII в. Никакихследов его употребления в русских текстах раннего времени найти не удалось.А. П. Евгеньева в автореферате своей диссертации "Язык былин в записях XVIIв." пишет: "В "Повести" XVIII в. о Михаиле Потоке есть ряд слов, не зарегистрированныхСрезневским в его "Материалах", а в картотеке Древнерусского словаря Академиинаук представленных только единичными цитатами XVIII в., но являющихся словамисовременного русского литературного языка, например: задуматься, ссужать,наскучить, подлый и т. д." [33].

Русскому слову задуматься есть соответствия в других славянских языках- в украинском задумуватися, задуматися, в польском zadumac sie и в чешскомzadumati se. He подлежит сомнению, что все эти славянские слова сравнительнонедавнего происхождения и что между ними есть тесная связь. Задуматьсяобразуется от думать по типу засмотреться, заглядеться, заговориться,засидеться, загуляться, зажиться и т. п. по живому народному словообразовательномуглагольному типу, установившемуся не раньше XV-XVI вв. От задуматьсяобразуется задумчивый также в соответствии с активным для той эпохи способомпроизводства имен прилагательных от глагольных основ. Задумчивый возниклов русском литературном языке в XVIII в. и было связано с его простым и среднимстилями.

В комедии М. Попова "Немой": "Но я желал бы видеть тебя повеселее: задумчивостьтвоя меня сокрушает" (в речи барина) [34].В комической опере того же М. Попова "Анюта":

А! батюшко, тебя и не видала я,

А это все, ей, ей, задумчивость моя!

(Из речи Анюты) [35].

В комедии М. Попова "Отгадай и не скажу": "Он в такой задумчивости, что именя не видит" [36].

Русские слова задумчивый, задумчивость свойственны как литературнойречи, так и народным говорам. Они обычны и в украинском языке - задумчивiстъ,задумчивий (ср. также украинские задума, задумка, польские zadumи zaduma; чешское zaduma; русское областное задумка; украинское задумувати,польские zadumac, zadumac sie, чешские zadumati, zadumati se). He подлежит сомнению,что чешские zadumcivost, zadumcivy образованы под воздействием русского языка.В. Кипарский в своей работе о неологизмах в "Логике" Антонина Марека [37],считающегося творцом чешской философской терминологии, признает слово zadumcivostновообразованием Марека (в соответствии немецкому Schwärmerei; ср. в польскомязыке начала XIX в. zadum - Tiefsinn, Melancholie) и связывает его с соответствующимрусским словом [38].

В русских толковых словарях слова задумчивый, задумчивость отмеченыс конца XVIII в. В "Словаре Академии Российской" они рассматриваются как общерусские,свойственные средним стилям литературного языка. В академическом "Словаре русскогоязыка" под редакцией А. А. Шахматова приведены примеры употребления этих словиз сочинений Крылова, Пушкина, Жуковского, Лермонтова, Киреевского [39].

Значения глагола задуматься - задумываться не потерпели очень существенныхизменений па протяжении XVIII-XIX вв. Основное значение - всецело предатьсядумам, размышлению, погрузиться в думы, мысли - лишь углубилось в своих признаках,в своем содержании, расширило свои контексты, особенно в романтических стиляххудожественной речи 20-30-х годов (ср. у Гоголя в "Майской ночи": задумавшийсявечер).

Кроме того, в глаголе задумываться наметилось еще два оттенка. Одинразвился на почве осмысления состояния глубокой задумчивости как признака душевногозаболевания, как болезненной меланхолии. Задумываться в просторечии сталообозначать: впадать в меланхолию, в душевное расстройство. Например, у Салтыкова-Щедринав "Невинных рассказах": "Мавра выражалась скромнее и говорила, что барин задумывается,что на него находит".

Другой оттенок значения глагола задуматься был связан с теми модальнымикачествами, которые вносила в употребление его экспрессия отрицания или увещания,гипотетичности. В задуматься выступал намек на нерешительность, и в связи сэтим не задуматься получило смысл: смело и без колебаний решиться. Например,у С. Т. Аксакова в "Семейной хронике": "Она знала, что Алексей Степанович незадумается умереть за нее" [40].На основе глагола задуматься сложился в XVIII в. производный глагол -призадуматься, получивший более яркую народную окраску.

Прилагательное задумчивый, сначала выражавшее значение: склонный предаватьсядумам, погруженный в себя, в свои мысли, стало в 10- 30-х годах XIX столетияизлюбленным словом так называемой романтической литературы. Экспрессия этогослова сгустилась, его смысловой вес увеличился. В нем выступили новые оттенки:мечтательный, отличающийся глубокой сосредоточенностью, молчаливо-замкнутыйв себе (и несколько загадочный}. Слово задумчивый начало применятьсякак эпитет к очам, глазам, голове, лицу и т. д. Ср. у Л. Толстого тенденциюк разрушению "романтической" фразеологии: "Хлопотунья-хозяйка отворяет скрипящиеворота, выгоняет задумчивых коров на улицу" ("Отрочество").

Смысловая эволюция прилагательного задумчивый отражалась и на употреблениислова задумчивость. Но сверх этого слово задумчивость прочно вошлов состав нескольких экспрессивных образных выражений, сложившихся в романтическомстиле первой трети XIX в.: выйти из задумчивости, погрузиться в задумчивость,очнуться от задумчивости, рассеять или разогнать задумчивость и т. д. Легкозаметить, что некоторые из этих фразеологических контекстов являются общимиу слова задумчивость с словами грусть, печаль, уныние.

По способу образования с словами задуматься и задумчивый тесносвязаны слова вдуматься и вдумчивый. Эти слова возникли в русскомлитературном языке значительно позднее - не ранее 20-40-х годов XIX в. Они незарегистрированы ни одним толковым словарем русского языка до Далева словаря.У Даля читаем:

"Вдуматься, вдумываться во что - углубляться мыслию, обдумывать, обсуждатьдело основательно со всех сторон; освоиться с чем, обдумывая. Задача не мудрая,а не вдумавшись, не решишь. Вдумчивый - кто может вдумываться во что, склоненвдумываться, вникать мыслию, постигать умом. Вдумчивость же - принадлежность,свойство вдумчивого" [41]. В слове вдумчивый,кроме значения "склонный", "способный глубоко вникать, вдумываться во что",развивается позднее оттенок: "выражающий вдумчивость, серьезную, сосредоточеннуюмысль" [42].

3. Слово народ вошло в основной словарный фонд русского языка уже вдревнейший период его развития и легло в основу группы производных слов народный,народник, народство (в значении "множество") и др. под. [43].В самом начале XVIII в.. а может быть, и в XVII в., от слова народ образуютсяглаголы обнародитъ и обнародовать в значении "заселить, населитьнародом". Но несколько позднее те же слова начинают приспособляться к передачезначений французского глагола publier (ср. publication - публикация) и получаютзначение "объявить всенародно, дать знать во всенародное известие" (см. "СловариАкадемии Российской" XVIII и начала XIX в.). Ср. у М. М. Щербатова: "Положеновремя выкупа оным имениям два года по обнародовании, что оно продано"[44]. А. П. Сумароков в своей статье "Оправописании" писал о "таких непристойностях в язык наш введенных", как обнародоватьв значении "опубликовать", преследовать в значении "добиваться" [45].

Наряду с обнародовать в XVIII в. с тем же значением "опубликовать"употреблялись образования обнародствовать и обнародитъ. Ср. уАнт. Кантемира в Сатире V:

... Обнародствуя все, что тот объявлял в тайну

Как другу...

У того же Кантемира в Примечаниях к Сатире I: "Писал... для одного толькопровождения своего времени, не намерен будучи обнародить".

Во второй половине XVIII в. слово обнародовать в значении: "объявитьвсенародно", "сообщить официально к всеобщему сведению", "опубликовать" вошлов официально-деловую речь (ср., например, в "Полном собрании законов" № 17 2641794 г.: "Повелеваем утвержденный нами... манифест приказать... напечатать и... торжественно, единообразно и повсюду в единое время обнародовать")[46]. Но параллельно с обнародоватьв газетно-публицистических стилях русского языка с начала XIX в. употреблялсяи синоним опубликовать, укрепившийся, очевидно, под влиянием слова публикация.

* * *

Так, на базе основного словарного фонда, под влиянием идущих от него толчкови импульсов, обогащается словарный состав русского языка. Так как основной словарныйсостав развивается вместе с развитием языка и его словарного состава и постепенноприобретает элементы нового качества, новой структуры, то, следовательно, былобы антиисторично и ошибочно представлять его отношение к возникшим и вновь возникающимна его базе производным словам в традиционном абстрактно-этимологическом плане.

Основной словарный фонд языка вовсе не исчерпывается корневыми словами, которыевходят в него как его ядро. В своем конкретно-историческом развитии, изменяясьи пополняясь, он - в зависимости от потребностей общества и в соответствии свнутренними законами исторического развития языка - по-разному используетсяв истории словообразования. Даже одни и те же слова, принадлежащие к основномусловарному фонду, дают в разные периоды развития языка начало разным словообразовательнымцепям или сериям. Способы образования слов на базе основного словарного фондаисторически изменчивы.

Само собой разумеется, что внутренние законы развития языка, обнаруживающиесяв истории словообразования, охватывают и правила сочетания морфем в словесныеединства.

Произвольный сдвиг в формах словообразования, в правилах сочетания морфемизменяет всю систему словаря. Показательны такие произносимые Пифией стихи из4-й части "трагикомической поэмы" Н. Осипова "Вергилиева Енеида, вывороченнаянаизнанку" (1796):

Как едки трои не посутчшшь,

Так на тошне заживотит;

На всем нытье ты зажелудчишь

И на ворчале забрюшнит.

А если позубит жевало,

Не засердчит уж тосковало,

И все уйдило прочь сгрустит;

Сбедятся кучи все в забудку,

Скручинишъ всю свою избудку,

И улетело сголодит и т. д.

Эти "тарабарские враки бабы Сивиллы" построены на очень простом принципе перемещенияименных и глагольных основ у соседних слов и на унификации именного отглагольногословообразования с помощью суффиксов -ка и -ло. Получается "отборныйштиль в изворот". Например: "Как едки трои не посутчишь" вместо: "Как трои суткине поешь"; "Не засердчит уж тосковало" вместо: "Не затоскует уж сердце"; "Ивсе уйдило прочь сгрустит" вместо: "И вся грусть прочь уйдет" и т. д.

Ср. в рассказе Лескова "Овцебык" язык разбойника: "Теперь дай спотыкаловки,да едаловки, а то зубаревы девки от работы отвыкли".

При изучении развития словообразовательных функций основпого словарного фонданеобходимо учитывать исторические изменения в соотношении непроизводных и производныхоснов, необходимо вникать в разнообразные процессы формирования новых лексическихцентров словообразования, процессы пополнения самого основного словарного фондавновь возникающими непроизводными словами.

Например, едва ли можно сомневаться в принадлежности к основному словарномуфонду современного русского языка слов плот, плотина, плотный (откудаплотность, уплотнить) и плотник. С точки зрения современного живогообщественного понимания и употребления все они должны быть признаны словаминепроизводными [47]. Каждое из этих слов,кроме изолированного плотина (ср., впрочем, у Даля плотинный, плотинщик),является началом особой словообразовательной цепи: плот, плотовой, плотовщик;плотный, плотность, плотно, плотнеть, уплотнить - уплотнять, уплотниться - уплотняться,уплотнение, уплотненный, уплотненность, плотник, плотничать, плотницкий - плотнический,плотничество, плотничий (плотничья артель), плотничный (плотничныйинструмент).

Любопытно, что уже с 20-30-х годов XIX в. начинают развиваться переносныезначения в глаголе сплотить и производных от него словах: сплоченный,сплоченность, сплочение, все более и более отдалявшие этот лексический рядот профессиональных плотить, сплотить.

Перед историком восточнославянских языков стоит также задача исследовать историюобособления слов плот, плотить от плести, плеть, плетень и т.п.

Точно так же едва ли в современном русском языке можно относить к одной лексическойгруппе и считать непосредственно связанными цепью словопроизводства сметь(посметь) и смелый (смелость, смельчак, осмелеть, осмелиться -осмеливаться; ср. древнерусское смельство "дерзость").

Можно указать множество таких этимологических серий слов, которые в историирусского языка разделились на несколько самостоятельных словообразовательныхбаз, отчасти вошедших и в состав основного словарного фонда. Например:

а) спеть, спелый, спелость, переспеть, выспевать, доспевать и т. д.;

б) спех, спешить, спешка, наспех, спешный, поспешить, поспешный и т.д. (ср. подоспеть);

в) успех, успевать, успеваемость, успешный, успешно, безуспешный идр. под.

В историческом развитии словарного состава русского языка сюда же примыкалиимевшие сложную семантическую историю слова приспех, приспешник (первоначальнопомощник в стряпне, в изготовлении хлебов, затем лаборант и позднее - клеврет,приверженец), доспех и др. Из книжных славянизмов с этими "гнездами"слов связаны преуспеяние, преуспевать, с одной стороны, и споспешествовать(ср. поспешение), с другой [48].

Особый интерес для исторического исследования представляют многочисленныелексические и словообразовательные группы, возникшие от слова след ипроизводных от него наследник и последний, которые также вошлив состав основного словарного фонда русского языка. В качестве иллюстрации достаточнопредставить общую схему дифференциации разных словообразовательных и семантическихрядов в этой сфере.

С одной стороны, след, следить, выслеживать, доследитъ, последить, проследить,уследить, следопыт и т. д. (ср. наследить); с другой, след, следовать,последовать, последователь, последовательный, последовательность - с сложнымии разнообразными разветвлениями: следователь, следствие, следует, следовательно;исследовать, исследователь, исследовательский; старославянизм, подвергшийсяв литературном языке XVIII в. переосмыслению, преследовать кого-что иомоним преследовать что в значении "добиваться чего-нибудь", преследование,преследователь; с третьей стороны, наследовать, наследие, наследник,наследство, наследный; с четвертой, последний, последыш.

Легко заметить, что процессы образования новых слов на базе основного словарногофонда в разные эпохи сопровождаются возникновением омонимов, омонимных основ,омоморфем, например: следствие (в значении "вывод") и следствие(в значении "расследование"); преследовать (врага) и преследовать(свою цель); ср. основа (в тканье) и основа (в значении "база,основание"); отказать кому в чем и отказать кому что (в значении"завещать") и т. п.

В сфере производных глаголов, отглагольных имен существительных и производныхимен прилагательных активные процессы образования омонимов в русском языке набазе основного словарного фонда подчинены строго определенным внутренним законамразвития. Например: переложить (откуда-нибудь) и переложить (положитьслишком много), перегрузить (с одного места на другое) и перегрузить(нагрузить слишком много), стянуть ("связать", "собрать") и стянуть("снять", "утащить"), свести (вместе) и свести (с чего-нибудь),просмотреть (книгу) и просмотреть (ошибку) и т. п.

В истории русского литературного языка этот процесс омонимической дифференциацииоснов осложнялся соотношением и взаимодействием русизмов и славянизмов. Некоторыеомонимические ряды русизмов и славянизмов или сливались, или, напротив, вытеснялидруг друга. Так, в русском литературном языке XVIII в. было много омонимов,отделенных друг от друга границами разных стилей. Например: расточитьв значении "рассеять", "разогнать" - слово высокого стиля ("Полки врагов я расточил".- Пушкин, Кольна), а расточить "растратить" - среднего и простого стилей;разрешить в значении "развязать" - слово высокого стиля, разрешить"позволить" - среднего и простого стилей; поносный в значении "позорный"- в высоком слоге, в значении прилагательного к слову понос - в просторечии;отрыгнуть в значении "открыть", "произнести", "объявить" - в высокомслоге, отрыгнуть "извергнуть из желудка", "произвести отрыжку" - в просторечиии т. д.

Омонимические русизмы и церковнославянизмы нередко становились антонимами,т. е. словами с противоположными значениями, например, русские: вонь, вонять,вонючий, вонючка и церковнославянские: благовоние, благовонный (ср.зловоние, зловонный).

Уже из приведенных иллюстраций ясно, что множество лексических ответвлений,отделившихся от основного словарного фонда, остается в разных специальных илистилистически ограниченных сферах словарного состава языка, обнаруживая здесьбольшую или меньшую производительность. Например, от слова страх ещев XVIII в. или в начале XIX в. обособляются и специализируются страховать, страховка,позднее страховой (страховое письмо - "заказное письмо" с 60-70-хгодов XIX в.); ср. в современном русском языке переносно: перестраховка,перестраховщик, перестраховаться.

От вянуть (увянуть - увядать, увядание, завянуть, повянуть, вялый,вялость и т. п.) через посредство вялый (вялость) обособляютсяслова вялить, вяленый. Любопытно, что в современном русском языке прямоезначение слова вялый (ср. вялые цветы, вялые овощи) все большеслабеет, становится малоупотребительным; над ним явно возобладало переносноеупотребление: вялое настроение, вялый характер.

От гад (производные: гадина, гадюка) ответвляются, с одной стороны,гадить с его разнообразными значениями (ср. изгадить, нагадить)и гадость, гадливый, а с другой стороны, ставшее непроизводным - гадкий.

Исторические процессы обогащения словаря посредством образования новых словпа базе основного словарного фонда сопровождаются сложными и разнообразнымиизменениями в семантике слов и основ.

VII

Исторический анализ взаимодействия основного словарного фонда и прочего словарногосостава языка, изучение взаимоперехода слов из сферы общего словарного составав основной словарный фонд и обратно, естественно, приводят к тому выводу, чтословообразующая роль корневых слов, а также процессы развития основного словарногофонда, пополнения его новыми словами с непроизводными и производными основамимогут быть объяснены в своих исторических закономерностях лишь при признанииналичия в составе самого основного словарного фонда устойчивого инвентаря общенародныхсредств словообразования.

Именно этими структурными качествами основного словарного фонда объясняетсяего тесная связь и взаимодействие с грамматическим строем языка . Принадлежащиек основному словарному фонду слова оформлены по грамматическим законам или правиламсоответствующего языка, они располагаются по основным грамматическим разрядамили классам этого языка с присущими им общенародными словообразовательными возможностямии располагают всей совокупностью активных категорий этого языка. Кроме того,если к основному словарному фонду относятся (а в этом нет ни у кого сомнения)общенародные так называемые служебные слова (т. е. местоимения, частицы, предлоги,союзы), то тем самым устанавливается самая тесная и непосредственная связь егос грамматикой, которая содержит правила употребления этих слов.

Едва ли можно сомневаться и в том, что к основному словарному фонду принадлежати устойчивые общенародные словообразовательные средства языка. В самом деле,такие слова из сферы основного словарного фонда современного русского языка,как хозяин, крестьянин, гражданин, образование, внимание, торговать ит. п., представляют собой - каждое - не только системы форм, свойственных тойили иной части речи, но и строго определенные общенародные словообразовательныетипы. Поэтому нельзя отрицать принадлежность к основному словарному фонду современногорусского языка таких словообразовательных средств общенародного русского языка,как суффикс единичного лица -ин (крестьянин, крестьяне), суффиксопредмеченного процесса или действия -ние, суффикс действия, связанногос каким-нибудь предметом -овать, и мн. др. под. Естественно, что самыеправила использования этих словообразовательных элементов, т. е. законы сочетанияморфем для образования разных категорий слов и законы их развития, неотделимыот грамматики.

Всеми этими соображениями, вытекающими из учения об основном словарном фондеи его роли в образовании новых слов, определяются новые точки зрения на местословообразования в системе языка, на характер взаимодействия словарного составаи грамматического строя языка и, соответственно, - на соотношение лексикологиии грамматики. Наши отечественные лингвисты, сделавшие много ценных открытийв области теории и истории словообразования, но не знавшие различия между основнымсловарным фондом и прочим словарным составом языка, слишком прямолинейно и неисторичнопредставляли связи словаря и грамматики.

Так, акад. Л. В. Щерба думал, что "в описательной "грамматике" должны изучатьсялишь более или менее живые способы образования форм, слов и их сочетаний;остальное - дело словаря, который должен содержать, между прочим, и список морфем"[49]. А "то, что обыкновенно излагаетсяв грамматиках под названием словообразования, является по большей части отрывочнымисведениями о морфологическом составе слов, притом зачастую со смешением прошлыхязыковых состояний с настоящими. Изредка, кроме того (в новейшее время), сообщаютсяи некоторые сведения о значении некоторых морфологических частей. Несомненно,что все эти сведения весьма важны для полного понимания данного языка; но онивсецело относятся к словарю, где и должны найти себе место" [50].

Между тем вопрос о словообразовании гораздо сложнее. Словообразование является,с одной стороны, связующим звеном между основным словарным фондом и грамматикойязыка, а с другой - оно определяет формы и виды связей и взаимодействий основногословарного фонда с общим словарным составом языка.

VIII

Вопрос о способах обозначения содержания тех понятий, которые вошли в обиходданного коллектива или же только складываются в общественном сознании на базеязыкового материала, иначе: вопрос о способах (или правилах) образования новыхслов тесно связан с грамматическим учением о частях речи. Кроме того, самыеспособы образования новых слов могут быть различными до своим структурным особенностями качествам, могут быть морфологическими и синтаксическими или комбинированными,морфолого-синтаксическими.

Словообразовательные категории в системе русского языка тесно связаны с грамматическимикатегориями и процессами. Так, структура разных частей речи определяется донекоторой степени спецификой присущих каждой из них форм словообразования. Системасловообразования, следовательно, неотрывна от грамматического строя языка. Большетого: целый ряд грамматических категорий как бы поддерживается, семантическиобогащается и дифференцируется теми словообразовательными типами и категориями,которые относятся к этим категориям и вмещаются в их пределы или рамки.

Тесная связь системы словоизменения и формообразования с словообразованием,например в славянских языках, несомненна и общепризнана. "Современная грамматика,- пишет проф. Л. Андрейчин, - должна рассматривать преимущественно продуктивныесуффиксы в языке, классифицируя их по степени распространения и продуктивностии принимая во внимание характер и вид слов, к основам которых они присоединяются.По значению суффиксы могут быть разделены на несколько основных групп (например,при существительных имеются суффиксы для обозначения лиц, предметов, мест, отвлеченныхпонятий, уменьшительности и т. п.), но в границах этих общих групп следует определятьособое значение и "производственное поле" каждого отдельного суффикса" [51](например, в категории лица - лицо, производящее то или иное действие или профессиональнозанимающееся какой-нибудь деятельностью, лицо, связанное с каким-нибудь предметомили объектом производства, лицо, характеризуемое каким-нибудь качеством и т.п.) [52].

Таким образом, грамматическая категория лица в системе имен существительныхдифференцируется и обогащается в своем содержании - вследствие многообразияразных словообразовательных типов внутри этой категории. То же можно сказатьи о категории отвлеченности имен существительных в русском языке. Здесь - спомощью словообразовательных средств - дифференцируются в именах существительныхзначения отвлеченного качества, состояния, действия-процесса и т. д. Следовательно,в сфере словообразования наблюдаются активные процессы абстрагирования от частногои конкретного, процессы формирования общих словообразовательных категорий. Этиявления, отчасти родственные разным видам грамматической абстракции, все жесущественно отличаются от них не только по основным формам своего выражения,но и по своей" лексико-семантической направленности. Ведь строевые словообразовательныеэлементы - аффиксы не всегда развиваются по прямой линии к грамматической абстракции.Степень их обобщающей силы не однородна и не равномерна. Сфера абстракции уаффикса ограничена его значением, а также назначением в системе языка и - притомодновременно - в ряду грамматических категорий и лексических рядов слов.

Показательно, что некоторые лингвисты, например проф. Фр. Травничек, различаютсуффиксы словарные, формирующие "новое вещественное (понятийное, словарное)значение, новое слово", и суффиксы грамматические, которыми определяютсятолько грамматические категории (например, чешские суффиксы -n, -v и -j в существительныхstan, stav, staj, обозначающие лишь принадлежность этих слов к категории именисуществительного; ср. глагол stati, stanu) [53].

Таким образом, область словообразования является ареной сложного и разнонаправленноговзаимодействия лексических и грамматических категорий. Некоторые словообразовательныетипы тесно связаны с узкими лексико-семантическими разрядами слов.

В этом отношении представляют большой интерес закономерности словообразованиясуществительных неодушевленных с конкретно-предметным значением в современномрусском языке. В русском языке почти нет продуктивных "грамматических" суффиксовдля образования слов с общим предметным значением. Это понятно. Ведь любая основа(особенно с твердым согласным в исходе), подведенная под категорию имени существительного,получает значение предмета. Общее значение предметности, свойственное именисуществительному, не нуждается в суффиксальном выражении. Поэтому-то в кругуимен существительных неодушевленных, не относящихся к категории отвлеченности,значение суффиксов специализировано, распределено по частным, конкретным лексическимрубрикам.

Из общих названий предметов в современном русском языке продуктивным можетбыть признан лишь один - от основ имен прилагательных с помощью суффикса -ка,и то не для всех семантических разрядов слов {ср. названия настоек и наливок:вишневка, зубровка и т. п.; названия сортов яблок: антоновка, анисовкаи т. п.). Для современного русского языка особенно характерна тенденция к образованиюсуществительных женского рода с суффиксом -ка от основ прилагательныхв качество эквивалентов словосочетаний: вечерняя газета - вечерка, пятидневнаянеделя - пятидневка, непрерывная неделя - непрерывка, летучее собрание - летучкаи т. п. Ср. также с суффиксом -овка: курсовка, путевка, стенновка и т.п.

Между тем некоторые суффиксы, служащие для образования неодушевленных именсуществительных, как бы специализировались для обозначения очень узкого кругаили ряда предметов, для выражения строго определенной лексической категории.Так, с помощью суффикса -няк образованы от именных основ существительные,обозначающие 1) минералы и руды, 2) сообщества растений, кустарники, группыдеревьев: известняк, железняк, плитняк; березняк, дубняк, ивняк, лозняк,молодняк, сосняк (тип непродуктивный).

Для обозначения групп деревьев, кустов служит также суффикс -ник присоответствующей основе: березник, ельник, малинник, осинник, крапивник.С помощью омоморфемного суффикса -ник образуются от основ имени существительногосуществительные со значением вместилища, помещения для чего-нибудь, например:а) салатник, соусник, чайник, кофейник и др.; б) цветник, рудник,рассадник, виноградник; в) вопросник, задачник, сонник и т. п.; г)коровник, пчельник, голубятник, гусятник и т. п.

Названия помещений образованы также с помощью суффикса -ица: больница,лечебница, темница, светлица (тип непродуктивный), а названия вместилищчего-нибудь, сосудов для чего-нибудь образуются посредством суффикса -ница:пепельница, салатница, сахарница, сухарница, чайница и т. п.

Еще более узким является значение таких суффиксов, как -ина и -ятинав сочетании с основами имен существительных, обозначающих рыб, животных, С помощьюэтих суффиксов образуются существительные, обозначающие мясо данного животногоили рыбы как пищу, например: баранина, свинина, лососина, осетрина, телятина,поросятина и т. п. Любопытно, что суффикс -ятина в XIX в. расширилсферу своего применения. В сочетании с основами качественных прилагательных,обозначающих отрицательные признаки веществ, предметов, этот суффикс образуетсуществительные женского рода, которые обозначают предмет или вещество, характеризующиесяназванным в основе признаком, например: дохлятина, кислятина, мерзлятина,рыхлятина, тухлятина; ср. пошлятина; отдельно - отсебятина.

Ср. -ика для обозначения ягоды: землян-ика, черн-ика, клубн-ика;ср. также брусника, ежевика и т. п.

В научной терминологии, т. е. далеко за пределами основного словарного фонда,также наблюдается специализация суффиксов, закрепление за ними строго определенныхтерминологических функций. Так, в медицинской терминологии суффикс -итот основ интернациональных терминов, обозначающих органы и принадлежности человеческоготела, образует названия болезней (воспалений), например: бронхит, гайморит,плеврит, уретрит и т. п. В естествознании тот же суффикс -ит применяетсяв названиях минералов, взрывчатых веществ, окислов, например: метеорит, иприти т. д. .

Примечания

1. Д. К. Зеленин., Отчет о диалектологическойпоездке в Вятскую губернию. "Сб. ОРЯС", 1903, т. 76, кн. 2, стр. 15.

2. "Язык и литература", т. I, 1926, вып.1-2 (изд. Научно-исследовательского ин-та сравнительного изучения литератури языков Запада и Востока при Ленинградском гос. ун-те).

3. "Язык и литература", т. I, вып. 1-2, стр.2-3.

4. Там же, стр. 6.

5. Там же, стр. 15.

6. Там же, стр. 6.

7. "Язык и литература", т. I, вып. 1-2, стр.18.

8. Там же, стр. 19.

9. В. Абаев. Язык как идеология иязык как техника. - В сб.: "Язык и мышление". - М.-Л., 1934, вып. II.

10. Там же, стр. 36.

11. В. Абаев. Язык как идеология...,стр. 39.

12. Там же, стр. 52.

13. Там же, стр. 46.

14. Ch. Bally. Le langage et la vie.Paris, 1926, стр. 26-28, 70 и след.; ср.: М. Н. Петерсон. Язык каксоциальное явление. "Уч. зап. Ин-та языка и лит-ры РАНИИОН", т. I. M., 1927,стр. 16-17.

15. Ж. Вандриес. Язык. М., 1937,стр. 181.

16. "Considerations sur les moeurs". Paris,1767.

17. Ж. Вандриес. Указ, соч., стр.180.

18. Л. Андрейчин. Грамматика болгарскогоязыка. Пер. с болг. М., 1949, стр. 52.

19. "Правда" от 30 мая 1950 г.

20. Й. Балашша. Венгерский язык.Пер. с венг. М., 1951, стр. 13-14.

21. Там же, стр. 78 и след.

22. В. И. Абаев. О взаимоотношениииранского и кавказского элемента в осетинском. - В кн.: В. И. Абаев.Осетинский язык и фольклор, I. М.-Л., 1949, стр. 116.

23. Там же. стр. 116.

24. Там же.

25. В. И. Абаев. Происхождение икультурное прошлое осетин по данным языка, Там же, стр. 16.

26. Там же.

27. В. И. Абаев. О взаимоотношениииранского и кавказского элемента в осетинском, стр. 117.

28. В. И. Абаев. Происхождение икультурное прошлое осетин по данным языка,. стр. 16-17.

29. А. Мейе. Введение в сравнительноеизучение индоевропейских языков. М.- Л., 1938, стр. 386-415.

30. А. Дювернуа. Об историческомнаслоении в славянском словообразовании. М., 1867, стр. 2-3.

31. Л. Тарасенков. Последние днижизни Гоголя. М., 1902, стр. 10.

32. "Филологические разыскания". СПб.. 1899,стр. 14.

33. "Изв. АН СССР, ОЛЯ", 1941, т. III, вып.4, стр. 172.

34. М. И. Попов. Досуги или собраниесочинений и переводов, ч. 2. СПб., 1772, стр. 23.

35. Там же, ч. 1, стр. 96.

36. М. И. Попов. Досуги..., ч. 2,стр. 148.

37. A. Marek. Logika nebo umnice.Praha, 1820.

38. V. Kiparsky. Über Neologismenim Tschechischen, "Slavia", 1931, rocn. X, ses. 4.

39. Словарь русского языка, т. II. СПб.,1907, стр. 1025-1026.

40. Там же, стр. 1028.

41. В. Даль. Толковый словарь живоговеликорусского языка, т. I. Изд. 2. СПб.- М., 1880, стр. 427.

42. Словарь русского языка, т. I. СПб.,1891, стр. 357.

43. И. И. Срезневский. Материалыдля словаря древнерусского языка. СПб. (1890-1912), т. II, 1895-1902. стр.320-321.

44. Словарь русского языка. Изд. 7. М.-Л.(1930-1936). т. XIV, вып. 4, 1935, стр. 581-582.

45. А. П. Сумароков. Полн. собр.всех сочинений в стихах и прозе, ч. X. М., 1787, стр. 14.

46. Словарь русского языка. Изд. 7, т. XIV,вып. 4, стр. 581.

47. См.: А. Г. Преображенский. Этимологическийсловарь русского языка. М. (1910-1916), т. II, 1914-1916, стр. 77.

48. А. Г. Преображенский. Этимологическийсловарь русского языка, стр. 367-368.

49. Л. В. Щерба. Некоторые выводыиз моих диалектологических лужицких наблюдений. - В кн.: Восточно-лужицкоенаречие, т. I. Пг.. 1915. стр. 75.

50. Там же, стр. 76.

51. Л. Андрейчин. Грамматика болгарскогоязыка, стр. 56.

52. Там же, стр. 60.

53. Фр. Травничек. Грамматика чешскоголитературного языка. Пер. с чешек. М., 1950, стр. 146.