В.В. ВИНОГРАДОВ Русский язык
В.В. Виноградов
РУССКИЙ ЯЗЫК (Глава I. Введение в грамматическое учение о слове)
(Виноградов В.В. Русский язык. - М., 1972. - С. 9-45)
§ 1. Основные причины разногласий в области современной грамматики
Акад. А.И. Соболевский часто цитировал слова Готфрида Германна: "Duasres longe sunt difficillimae - lexicon scribere et grammaticam" ("Двадела особенно трудны - это писать словарь и грамматику") [1].И действительно, составление грамматики любого языка сопряжено с величайшимитрудностями - теоретическими и практическими. Объем и задачи грамматики не очерченыс достаточной ясностью. Приемы грамматического исследования у разных лингвистовочень разнородны. Так, в грамматике современного русского языка разногласийи противоречий больше, чем во всякой другой науке. Почему так? Можно указатьдве общие причины. Одна - чисто практическая. Грамматический строй русскогоязыка плохо изучен. Освещение многих грамматических вопросов основывается наслучайном материале. Важнейшие стороны грамматической структуры русского языка,например относительное употребление глагольных времен, виды русского глагола,категория залога, значения предлогов, функции союзов, типы синтагм, способыих сочетания и распространения, модальные типы предложений, приемы сцепленияпредложений, проблемы сочинения и подчинения в строе предложений, остаются недостаточнообследованными. Фактически языковой материал, на который опираются русские грамматикисамых разных направлений, беден и однообразен. Многие светлые идеи, открытыепрежней грамматикой или вновь выдвигаемые общим языкознанием, не находят примененияв современных грамматических учениях. Поэтому необходимо при построении грамматическойсистемы современного русского языка глубже использовать грамматическое наследствои шире привлекать свежие факты живого языка. Другая причина блужданий современнойграмматики - в отсутствии прочных теоретических основ, в отсутствии определенияили точного описания основных грамматических понятий, особенно понятий словаи предложения. Сила учения Потебни в значительной степени зависела от того,что Потебня в своих грамматических построениях опирался на глубокое пониманиеосновных грамматических категорий - категорий слова и предложения. Если этицентральные понятия сбивчивы, грамматика превращается в каталог внешних формречи или в отвлеченное описание элементарных логических категорий, обнаруживаемыхв языке. Акад. А.А. Шахматов, приступив к работе над синтаксисом русского языка,прежде всего подверг лингвистическому анализу само понятие предложения.Таким образом, исследователь грамматики современного русского языка обязанраскрыть содержание тех грамматических понятий, которые он кладет в основу своегопостроения.
§ 2. Грамматика, ее объем и ее задачи
Термин грамматика - даже в лингвистической литературе - употребляетсяв двух значениях: и как учение о строе языка, и как синоним выражения "стройязыка".Под грамматикой обычно понимают систему языковых норм и категорий, определяющихприемы и типы строения слов, словосочетаний, синтагм и предложений, и самыйотдел лингвистики, исследующий эту систему. В грамматике как учении о строеязыка чаще всего намечают три части: 1) учение о слове и его формах, о способахобразования слов и их форм; 2) учение о словосочетании, о его формах и его типах;3) учение о предложении и его типах, о компонентах (составных частях) предложений,о приемах сцепления предложений, о сложном синтаксическом целом (фразе). Учениео грамматической структуре слов, о формах слов, об образовании слов и форм словобычно называется морфологией и отделяется от синтаксиса как ученияо словосочетании и предложении."Морфология представляет, так сказать, инвентарь отдельных категорийслов и их форм, а синтаксис показывает все эти слова и формы в их движении ижизни - в составе речи", - так формулировал эту точку зрения проф. В.А.Богородицкий [2]. Против такого деления грамматикиесть серьезные возражения, так как границы между морфологией и синтаксисом оченьнеустойчивы и неопределенны. Часть грамматических явлений, относимых к морфологии,легко находит себе место в синтаксисе и лексикологии. Синтаксис не может обойтисьбез учения о слове как о составной части предложения. "Всякое изменениеслова по заданию предложения понятно лишь на его общем фоне и не может рассматриватьсяотдельно от него" [3].Другая часть морфологии, исследующая и излагающая методы образования слов,может войти в лексикологию, т.е. учение о словаре, о закономерностях изменениялексической системы языка. Таким образом, положение морфологии как науки о строениии образовании слов и форм слов оказывается непрочным. Ф. де Соссюр писал: "Отделяяморфологию от синтаксиса, ссылаются на то, что объектом этого последнего являютсяприсущие языковым единицам функции, тогда как морфология рассматривает толькоих форму... Но это различие - обманчиво... формы и функции образуют целое, изатруднительно, чтобы не сказать невозможно, их разъединить. С лингвистическойточки зрения у морфологии нет своего реального и самостоятельного объекта изучения:она не может составить отличной от синтаксиса дисциплины" [4].Мысль о том, что морфологию следует свести к синтаксису, стала общим местомнекоторых направлений лингвистики. Так, например, С.Д. Кацнельсон заявляет:"Иллюзия независимости и автономности формы слова привела к отрыву морфологииот синтаксиса. Поддаваясь иллюзии, наука долго рассматривала слово как исходныйпункт грамматического анализа. Между тем, форма слова есть лишь частный случайсловосочетания, проявляющийся здесь лишь в более сложном и искаженном виде.Форма слова подлежит поэтому сведению к формам словосочетания, так же как морфологияв целом подлежит сведению к синтаксису" [5].На этой же почве возникает противопоставление синтаксиса лексикологии. С этойточки зрения происходит пересмотр отношений между синтаксисом и лексикологией.Некоторые лингвисты склонны и синтаксис, и лексикологию считать частями грамматики.Акад. И.И. Мещанинов пишет: "Учение о слове, выделяемое в особый раздел(лексикология), не может быть взято из грамматического очерка. Нельзя учениео формальной стороне слова с его значимыми частями (морфемами) отделять от ученияо значимости самого слова... Изъятие лексикологии из грамматического очеркавредно отражается и на историческом понимании языковых категорий". ПоэтомуИ.И. Мещанинов предлагает делить грамматику (за вычетом фонетики) на лексику(учение о слове в отдельности и о словосочетаниях лексического порядка) и синтаксис(учение о слове в предложении и о предложении в целом) [6].Сама по себе мысль о тесной связи грамматики и словаря не нова.Акад. Л.В. Щерба так проводил пограничную черту между описательной грамматикойи словарем: "В описательной "грамматике" должны изучаться лишьболее или менее живые способы образования форм слов и их сочетаний; остальное- дело словаря, который должен содержать между прочим и список морфем"[7]. Однако эта схема слишком прямолинейна.Она не затрагивает общего вопроса о скрещении и взаимодействии грамматики илексики, а только очерчивает автономные области той и другой.Шире эта проблема освещена в "Курсе общей лингвистики" де Соссюра.Де Соссюр указывал на взаимопроникновение грамматических и лексических форми значений в живой системе языка. "Логично ли исключить лексикологию изграмматики? На первый взгляд может показаться, что слова, как они даны в словаре,как будто бы не поддаются грамматическому изучению, которое обычно сосредоточиваетсяна отношениях между словами. Но множество этих отношений может быть выраженос таким же успехом словами, как и грамматическими средствами" (с. 130).С точки зрения функции лексический факт может сливаться с фактом грамматическим.Так, различение видов (совершенного и несовершенного) в русском языке выраженограмматически в случае спросить - спрашивать и лексикологически в случаесказать - говорить (ср.: брать - взять; ловить - поймать). "Множествоотношений, обозначаемых в одних языках падежами или предлогами (или производнымиприлагательными), выражается в других языках сложными словами (франц. royaumedes cieux, церк.-слав. царство небесное, нем. Himmelsreich),или производными (франц. moulin a vent, русск. ветряная мельница,польск. wiatr-ak), или, наконец, простыми словами (франц. bois dechauffage и русск. дрова, франц. bois de construction и русск.лес)."Всякое слово, не являющееся простой и неразложимой единицей, ничем существенноне отличается от члена фразы, т.е. факта синтаксического: распорядок составляющихего единиц низшего порядка подчиняется тем же основным принципам, как и образованиесловосочетаний" (с. 131). "Взаимопроникновение морфологии, синтаксисаи лексикологии объясняется по существу тожественным характером всех синхронныхфактов" (с. 131). Однако лексика не покрывает целиком грамматику.Лексика и грамматика "как бы два полюса, между которыми развивается всяязыковая система, два встречных течения, по которым направляется движение языка:с одной стороны. склонность к употреблению лексикологического инструмента -немотивированного знака, с другой стороны, предпочтение, оказываемое грамматическомуинструменту - правилу конструкции" [8].Еще решительнее зависимость грамматики от словаря утверждали Г. Шухардт иН.Я. Марр. Акад. Марр писал: "Морфология... включает в себя не только такназываемые грамматические категории, но также и словарь... Законы семантикизатрагивают ближе всего сущность морфологии, потому что было бы недостаточносказать, что в морфологии лишь отражается состояние общественной организации,- само состояние образования этой организации и ее общественных идей отлагаетсяв морфологии" [9]. Г. Шухардт высказывалсяв том же духе, заявляя, что суть грамматики состоит в учении о значениях и чтословарь является лишь алфавитным индексом к грамматике [10].И все же безраздельное включение лексикологии в грамматику представляетсянедостаточно мотивированным. У лексикологии как учения о составе и системе словаря,о закономерностях исторических изменений систем лексики и их внутренних взаимоотношенияхс условиями быта, производства, с формами материальной культуры и социальныхмировоззрений остается свой материал, свой метод и свой объект исследования."Словарь овеществляет данную в языке и мышлении тенденцию к сознательномуохвату отдельных предметов, свойств, явлений, процессов; грамматика же вырастаетна основе тех общих связей, которые объединяют предметы, явления и т.д. ...Вот почему такие конкретные значения, как дом или дерево и т.п.,не могут по самой природе своей быть представлены в грамматике, а, с другойстороны, общие категории вроде бытия или сущности находят отражение в словеисторически позже, чем в грамматике, на ступени, когда научная мысль открываетэти категории как отдельные конкретные моменты универсальной связи вещей и явленийв природе" [11]. Однако в реальной историиязыка грамматические и лексические формы и значения органически связаны, постоянновлияют друг на друга. Поэтому изучение грамматического строя языка без учеталексической его стороны, без учета взаимодействия лексических и грамматическихзначений невозможно.Если признать права лексикологии на самостоятельность - за пределами грамматики,то область грамматики становится областью почти безраздельного господства синтаксиса.Но и в самом синтаксисе центральная его часть - учение об основных синтаксическихкатегориях, об основных синтаксических единицах (о словосочетании, о предложении,о сложном синтаксическом целом, о синтагме как компоненте этого сложного целого),об основных синтаксических отношениях (об отношениях модальности, об отношенияхмежду членами предложения и об отношениях между предложениями) - будет окруженасо всех сторон побочными, вводными темами, задачами и проблемами, которые несвязаны непосредственно с изучением словосочетания и предложения. Эти вопросыгруппируются вокруг своих центров - учения о слове и его формах, учения о морфологическихэлементах и категориях, управляющих их связью, и т.п. Понятно, что и тут нередковскрывается синтаксическая сущность морфологических категорий, но здесь выступаюти другие формы и отношения, в которых сказывается синкретическая природа языкаи которые лишь с большой натяжкой могут быть удержаны в системе синтаксиса.В связи с этим само понятие синтаксиса становится расплывчатым, неопределяемым.Представляется более целесообразным при изложении грамматики современногорусского языка исследовать и группировать грамматические факты исходя из грамматическогоизучения основных понятий и категорий языка, определяющих связи элементов иих функции в строе языка. А такими центральными понятиями являются понятия словаи предложения. Они соответствуют "основным единицам языка" [12].Эти единицы исторически изменчивы и во всякой живой языковой системе соотносительныи дифференциальны. Словосочетание как единица языка обладает меньшей самостоятельностьюи определенностью, чем слово и предложение. Кроме того, понятие словосочетанияне соотносительно с понятием предложения. Целые разряды словосочетаний, ставшихустойчивыми фразеологическими единицами, структурно сближаются с словами (ср.:вверх дном, спустя рукава, бить баклуши и т.п.). Напротив, в свободныхфразах основным конструктивным элементом оказывается то же слово с его разнообразнымиграмматическими формами и лексическими значениями. Словосочетание - это сложноеименование. Оно несет ту же номинативную функцию, что и слово. Оно так же, каки слово, может иметь целую систему форм. В области лексики этому понятию соответствуетпонятие о фразеологической единице языка.Ф. де Соссюр заметил: "На первый взгляд кажется подходящим уподобитьогромное разнообразие фраз не меньшему разнообразию особей, составляющих какой-нибудьзоологический вид; но это иллюзия: у животных одного вида общие свойства гораздосущественнее, нежели разъединяющие их различия; напротив того, в фразах преобладаетразличие, и если поискать, что же их связывает на фоне всего этого разнообразия,то натолкнешься, не желая этого, опять же на слово с его грамматическими свойствами"[13]. Однако это не значит, что теория словосочетанияне может быть особым разделом грамматики. Типы словосочетаний, формы и правилаих построения - необходимая часть грамматического учения. Но эта часть ближек грамматическому учению о слове, чем к учению о предложении [14].Таким образом, наиболее рациональным делением грамматики (если не включать внее фонетику) было бы деление ее на: 1) грамматическое учение о слове, 2) учениео словосочетании, 3) учение о предложении, 4) учение о сложном синтаксическомцелом и о синтагмах как его составных частях.Впрочем, третий и четвертый разделы грамматики большинством лингвистов объединяются,хотя такое объединение чаще всего приводит к двусмысленности или неопределенноститаких понятий, как "предложение", "фраза", "синтагма".Понятно, что каждый из этих основных объектов грамматики должен изучатьсяодновременно со стороны форм и функций. "Материальная единица существуетлишь в меру своего смысла, в меру той функции, которою она облечена" [15].
§ 3. Смысловая структура слова
Проблема слова в языкознании еще не может считаться всесторонне освещенной.Не подлежит сомнению, что понимание категории слова и содержание категории словаисторически менялось. Структура слова неоднородна в языках разных систем и наразных стадиях развития языка. Но если даже отвлечься от сложных вопросов историислова как языковой категории, соотносительной с категорией предложения, в самомописании смысловой структуры слова еще останется много неясного. "До сихпор в области языка всегда довольствовались операциями над единицами, как следуетне определенными", - заявлял Ф. де Соссюр, касаясь вопроса о слове [16].Лингвисты избегают давать определения слова или исчерпывающее описание его структуры,охотно ограничивая свою задачу указанием лишь некоторых внешних (преимущественнофонетических) или внутренних (грамматических или лексико-грамматических) признаковслова. При одностороннем подходе к слову сразу же выступает противоречивая сложностьего структуры и общее понятие слова дробится на множество эмпирических разновидностейслов. Являются "слова фонетические", "слова грамматические","слова лексические".Фонетические границы слова, отмечаемые в разных языках особыми фонологическимисигналами (например, в русском языке силовым ударением и связанными с ними явлениямипроизношения, оглушением конечных звонких согласных и отсутствием регрессивнойассимиляции по мягкости на конце), бывают в некоторых языках (например, в немецком)не так резко очерчены, как границы между морфемами (т.е. значимыми частями слов- корневыми или грамматическими элементами речи) [17].С другой стороны, фонетическая грань между словом и фразой, т.е. тесной группойслов, во многих случаях также представляется неустойчивой, подвижной. Например,во французском языке "слова фактически ничем не выделяются", а в звуковомпотоке обособляются "группы слов, выражающие в процессе речи единое смысловоецелое", так называемые "динамические, или ритмические, группы"[18].Если рассматривать структуру слова с грамматической точки зрения, то целостностьи единство слова также оказываются в значительной степени иллюзорными.A. Noreen определял слово так: это "независимая морфема" (un morphemeindependant), которую наше языковое чутье воспринимает как целое по звуку изначению, так что она или ощущается неразложимой на более мелкие морфемы (например,здесь, почти, там), или - в случае, если это можно сделать, - она воспринимаетсянезависимо от значения этих более мелких, составляющих ее морфем". В этомпоследнем случае, при понимании и употреблении слова, по мнению Норейна, недумают или не хотят думать о значении его составных частей [19].Но и это определение чересчур шатко. В высказывании надо было приоткрытьсундук, а не открывать его совсем приставка при- очень заметно выступаеткак значимая единица речи. Кроме того, под определение Норейна решительно неподходят служебные слова, но легко подводятся целые словосочетания. Проще всегов грамматической плоскости рассматривать слово как предельный минимум предложения(Sweet, Sapir, Щерба). "Слово есть один из мельчайших вполне самодовлеющихкусочков изолированного "смысла", к которому сводится предложение",- формулирует Сепир [20]. Однако не все типыслов с одинаковым удобством укладываются в эту формулу. Ведь "есть оченьмного слов, которые являются только морфемами, и морфем, которые иногда ещеявляются словами" [21]. Слово можетвыражать и единичное понятие, конкретное, абстрактное, и общую идею отношения(как, например, предлоги от или об или союз и), и законченнуюмысль (например, афоризм Козьмы Пруткова: "Бди!"). Правда, глубокаяразница между словами и морфемами как будто обнаруживается в том, что толькослово способно более или менее свободно перемещаться в пределах предложения,а морфемы, входящие в состав слова, обычно неподвижны [22](однако ср., например: лизоблюд и блюдолиз, скалозуб и зубоскалили любомудр и мудролюб; но щелкопер и перощелк- величины разнородные). Способность слова передвигаться и менять места внутрипредложения различна в разных языках. Следовательно, и этот критерий самостоятельностии обособленности слова очень зыбок, текуч. В таких языках, как русский, отличиеслова от морфемы поддерживается невозможностью вклинить другие слова или словосочетаниявнутрь одного и того же слова. Но все эти признаки имеют разную ценность в применениик разным категориям слов. Например: никто, но: ни к кому; некого,но: не у кого; потому что, но: я потому не писал, что твой адрес потеряли т.п. (ср.: есть где, но негде; нездоровится, но: неочень здоровится при отсутствии слова здоровится и т.п.).Такие модальные ("вводные") слова и частицы, как знать (Ай,моська, знать, она сильна, что лает на слона), дескать, мол и т.п.,вовсе не способны быть потенциальным минимумом предложения и лишены самостоятельногозначения. В этом отношении даже союзы и предлоги счастливее. Например, у Тургеневав повести "Бретер":- Лучков неловок и груб, - с трудом выговорил Кистер: - но...- Что: но? Как вам не стыдно говорить но. Онгруб и неловок, и зол, и самолюбив... Слышите: и,а не но...Или у того же Тургенева в "Фаусте":- Вы говорите, - сказала она наконец: - читать поэтическиепроизведения и полезно, и приятно... Я думаю, надо заранее выбратьв жизни: или полезное, или приятное, и так уже решиться раз навсегда.И я когда-то хотела соединить и то и другое... Это невозможно и ведет к гибелиили к пошлости.Таким образом, и с грамматической (а также лексико-семантической) точки зренияобнаруживается разнообразие типов слов и отсутствие общих устойчивых признаковв них. Не все слова способны быть названиями, не все являются членами предложения.Даже формы соотношений и отношений между категориями слова и предложения вданной языковой системе очень разнообразны. Они зависят от присущих языку методовобразования слов и методов связывания слов в более крупные единства. "Чемсинтетичнее язык, иначе говоря, чем явственнее роль каждого слова в предложенииуказывается его собственными ресурсами, тем меньше надобности обращаться, минуяслово, к предложению в целом" [23].Но, с другой стороны, в структуре самого слова смысловые элементы соотносятся,сочетаются друг с другом по строго определенным законам и примыкают друг у другув строго определенной последовательности. А это значит, что слово, состоящеене из одного корневого элемента, а из нескольких морфем, "есть кристаллизацияпредложения или какого-то отрывка предложения".На фоне этих противоречий возникает мысль, что в системе языка слово естьтолько форма отношений между морфемами и предложениями, которые являются основнымифункциональными единицами речи. Оно есть "нечто определенным образом оформленное,берущее то побольше, то поменьше из концептуального материала всей мысли в целомв зависимости от "духа" данного языка" [24].Удобство этой формулы состоит в том, что она широка и расплывчата. Под нее подойдутсамые далекие грамматические и семантические типы слов: и слова-названия, иформальные, связочные слова, и междометия, и модальные слова. Ей не противоречити употребление морфем в качестве слов. Например, у Белинского: "Между русскимиесть много галломанов, англоманов, германоманов и разных других "манов".В русском переводе (Н.А. Шишмаревой) романа Ч. Диккенса "Наш общий друг":"Насколько ему известно, он вовсе не расположен к централизации да и вообщек какой бы то ни было изации".Однако формула Сепира удобна, но малосодержательна. Она не уясняет ни предметно-смысловогосодержания слова, ни способов выражения и кристаллизации этого содержания вслове. Она лишь направляет и обязывает к уяснению всех элементов смысловой структурыслова. Очевидно, что при все многообразии грамматико-семантических типов словв их конструктивных элементах много общего. Различны лишь сложность и соотношениеразных смысловых оболочек в структуре слов, а также функциональное содержаниеи связанное с ним грамматическое оформление разных видов слов. Недаром Ф. деСоссюр писал: "Слово, несмотря на трудность определить это понятие, естьединица, неотступно представляющаяся нашему уму, нечто центральное во всем механизмеязыка" [25].Не надо лишь придавать преувеличенное значение формальным противоречиям ипереходным типам, а следует глубже вникнуть во все элементы смысловой структурыслова. Именно по этому пути шли такие замечательные лингвисты, как В. Гумбольдт,А.А. Потебня, Н.Я. Марр, Л.В. Щерба.При описании смысловой структуры слова рельефнее выступают различия междуосновными семантическими типами слов и шире уясняется роль грамматических факторовв разных категориях слов. Пониманию строя слова нередко мешает многозначностьтермина "значение". Опасности, связанные с недифференцированным употреблениемэтого понятия, дают себя знать в таком поверхностном и ошибочном, но идущимисстари и очень распространенном определении слова: "Словами являются звукиречи в их значениях" (иначе: "Всякий звук речи, имеющий в языке значениеотдельно от других звуков, являющихся словами, есть слово") [26].Если бы структура слова была только двусторонней, состояла лишь из звука и значения,то в языке для всякого нового оттенка в мыслях и чувствованиях должны были бысуществовать или возникать особые, отдельные слова.В действительности же дело обстоит иначе. "Великим заблуждением, - говоритФ. де Соссюр, - является взгляд на языковой элемент просто как на соединениенекоего звука с неким понятием. Определить его так - значило бы изолироватьего от системы, в состав которой он входит; это повело бы к ложной мысли, будтовозможно начинать с языковых элементов и из их суммы строить систему, тогдакак на самом деле надо, отправляясь от совокупного целого, путем анализа доходитьдо заключенных в нем элементов" [27].Но в языковой системе и звуки речи значимы, осмыслены. На это указывал еще В.Гумбольдт. Правда, "лишь в редких случаях, - говорил В. Гумбольдт, - можнораспознать определенную связь звуков языка с его духом. Однако даже в наречиях(того же языка) незначительные изменения гласных, мало изменяющие язык в общем,по праву могут быть относимы к состоянию духа народа (Gemutbeschaffenheit) [28].По мнению В. Гумбольдта, связь звуковой формы с внутренними языковыми законамидостигает высшего предела в проникновении их друг другом [29].Однако только в относительно редких случаях звукоподражаний, звуковых метафори своеобразных звуковых жестов естественная связь звука и значения очевиднанепосредственно [30]. Но опосредованная внутреннимиотношениями языка как системы разнообразных смысловых элементов, она может бытьоткрыта по разным направлениям. Само понятие фонемы и фонологической системыязыка основано на признании громадной роли звуковой стороны в смысловой структуреязыка вообще и слова в частности. В этом отношении даже эксперименты футуристовне лишены принципиального значения. Ведь В. Хлебников искал "способа изучатьзамену значения слов, вытекающую из замены одного звука другим" [31].Итак, уже звуковая форма слова оказывается источником разнообразных смысловыхоттенков.Еще сложнее и разнообразнее те воплощенные в звуковой комплекс слова элементымыcли или мышления, которые прикрываются общим именем "значения".Общеизвестно, что прежде всего слово исполняет номинативную, или дефинитивную,функцию, т.е. является средством четкого обозначения, и тогда оно - простойзнак, или средством логического определения, тогда оно - научный термин.Слова, взятые вне системы языка в целом, лишь в их отношении к вещам и явлениямдействительности, служат различными знаками, названиями этих явлений действительности,отраженных в общественном сознании. Рассматриваемые только под этим углом зренияслова, в сущности, еще лишены соотносительных языковых форм и значений. Онисближаются друг с другом фонетически, но не связаны ни грамматически, ни семантически.С точки зрения вещественных отношений связь между стол и столовая,между гость, гостинец и угостить, между дуб и дубина,между жила в прямом номинативном значении и глаголами зажилить, ужилитьи т.д. оказывается немотивированной и случайной.Значение слова далеко не совпадает с содержащимся в нем указанием на предмет,с его функцией названия, с его предметной отнесенностью (gegenstandliche Beziehung)[32].В той мере, в какой слово содержит в себе указание на предмет, необходимодля понимания языка знать обозначаемые словами предметы, необходимо знать веськруг соответствующей материальной культуры. Одни и те же названия в разные эпохиобозначают разные предметы и разные понятия. С другой стороны, каждая социальнаясреда характеризуется своеобразиями своих обозначений. Одни и те же предметыпо-разному осмысляются людьми разного образования, разного мировоззрения, разныхпрофессиональных навыков. Поэтому одно и то же русское слово как указание напредмет включает в себя разное содержание в речи разных социальных или культурныхгрупп.Необходимость считаться при изучении истории слов с историей обозначаемыхими вещей общепризнана [33].Как название, как указание на предмет слово является вещью культурно-исторической."Там, где есть общность культуры и техники, слово указывает на один и тотже предмет; там, где она нарушается, дробится и значение слова" [34].Функциональные и социально-бытовые связи вещей отражаются на историческойсудьба названий."Имя свидетельствует, что общественный разум уже пытался назначить этомупредмету определенное место в единстве более общего целого", - сказал Лотце.Однако легко заметить, что далеко не все типы слов выполняют номинативную,или дефинитивную, функцию. Ее лишены все служебные слова, в смысловой структурекоторых преобладают чисто грамматические значения и отношения. Номинативнаяфункция чужда также междометиям и так называемым "вводным" словам.Кроме того, местоименные слова, хотя и могут быть названиями, но чаще всегоявляются эквивалентами названий. Таким образом, уже при анализе вещественныхотношений слова резко выступают различия между разными структурно-семантическимитипами слов.Переход от номинативной функции словесного знака к семантическим формам самогослова обычно связывается с коммуникативной функцией речи.В процессе речевой коммуникации вещественное отношение и значение слова могутрасходиться. Особенно ощутительно это расхождение тогда, когда слово не называетпредмета или явления, а образно его характеризует (например: живые мощи,колпак - в применении к человеку; баба - по отношению к мужчине,шляпа - в переносном значении и т.п.).В этом плане слово выступает как система форм и значений, соотносительнаяс другими смысловыми единицами языка.Слово, рассматриваемое в контексте языка, т.е. взятое во всей совокупностисвоих форм и значений, часто называют лексемой [35].Вне зависимости от его данного употребления слово присутствует в сознаниисо всеми своими значениями, со скрытыми и возможными, готовыми по первому поводувсплыть на поверхность. Но, конечно, то или иное значение слова реализуетсяи определяется контекстом его употребления. В сущности, сколько обособленныхконтекстов употребления данного слова, столько и его значений, столько и еголексических форм; при этом, однако, слово не перестает быть единым, оно обычноне распадается на отдельные слова-омонимы. Семантической границей слова являетсяомоним. Слово как единая система внутренне связанных значений понимается лишьв контексте всей системы данного языка. Внутреннее единство слова обеспечиваетсяне только единством его фонетического и грамматического состава, но и семантическимединством системы его значений, которое, в свою очередь, определяется общимизакономерностями семантической системы языка в целом.Язык обогащается вместе с развитием идей, и одна и та же внешняя оболочкаслова обрастает побегами новых значений и смыслов. Когда затронут один членцепи, откликается и звучит целое. Возникающее понятие оказывается созвучнымсо всем тем, что связано с отдельными членами цепи до крайних пределов этойсвязи.Способы объединения и разъединения значений в структуре слова обусловленысемантической системой языка в целом и отдельных его стилей. Изучение измененийв принципах сочетания словесных значений в "пучки" не может привестик широким обобщениям, к открытию семантических законов - вне связи с общей проблемойистории общественных мировоззрений, с проблемой языка и мышления. При иной точкезрения "само значение слова продолжало бы оставаться темным и непонятнымбез восприятия его самого в общем комплексе всего миропонимания изучаемой эпохи"[36].Русскому (как и другому) национальному языку свойственна своеобразная системаобразования и связи понятий, их группировки, их расслоения и их объединенияв "пучки", в комплексные единства. Объем и содержание обозначаемыхсловами понятий, их классификация и дифференциация, постепенно проясняясь иоформляясь, существенно и многократно видоизменяются по мере развития языка.Они различны на разных этапах его истории.Характерной особенностью русского языка является тенденция к группировке словбольшими кучками вокруг основных центров значений.Слово как система форм и значений является фокусом соединения и взаимодействияграмматических категорий языка.Ни один язык не был бы в состоянии выражать каждую конкретную идею самостоятельнымсловом или корневым элементом. Конкретность опыта беспредельна, ресурсы же самогобогатого языка строго ограничены. Язык оказывается вынужденным разносить бесчисленноемножество значений по тем или другим рубрикам основных понятий, используя иныеконкретные или полуконкретные идеи в качестве посредствующих функциональныхсвязей. Поэтому самый характер объединения лексических и грамматических значенийв строе разных типов слов неоднороден. Например, в формальных, связочных словах(как предлоги и союзы) грамматические значения составляют сущность их лексическойприроды. Структура разных категорий слов отражает разные виды отношений междуграмматикой и лексикой данного языка.В языках такого строя, как русский, нет лексических значений, которые не былибы грамматически оформлены и классифицированы. Понятие бесформенного слова ксовременному русскому языку неприложимо. В. Гумбольдт писал: "Грамматическиеотношения могут быть присоединены мысленно (hinzugedacht), если даже они невсегда имеют в языке знаки, и строй языка может быть такого рода, что неясностьи недоразумения избегаются при этом, по крайней мере, до известной степени.Поскольку, однако, грамматические отношения имеют определенное выражение, вупотреблении такого языка существует грамматика собственно без грамматическихформ" [37]. Тому же учил Потебня. Итак,понятие о слове как о системе реальных значений неразрывно связано с понятиемграмматических форм и значений слова.Лексические значения слова подводятся под грамматические категории. Словопредставляет собою внутреннее, конструктивное единство лексических и грамматическихзначений. Определение лексических значений слова уже включает в себя указанияна грамматическую характеристику слова. Грамматические формы и значения словато сталкиваются, то сливаются с его лексическими значениями. Эту тесную связь,это глубокое взаимодействие лексических и грамматических форм и значений подчеркивалив последнее время все крупнейшие лингвисты, особенно настойчиво Шухардт [38],Н.Я. Марр [39], Л.В. Щерба (см. его предсмертнуюстатью "Очередные проблемы языковедения" - "Известия АН СССР",Отд. литературы и языка, 1945, т. 4, вып. 5; Избранные работы по языкознаниюи фонетике, т. 1. Л., 1958) и А.И. Белич (О jезичкоj природи и jезичком развитку.Београд, 1941).Семантические контуры слова, внутренняя связь его значений, его смысловойобъем определяются грамматическим строем языка.Эд. Сепир тонко заметил: "В аналитическом языке первенствующее значениевыпадает предложению, слово же представляет меньший интерес. В синтетическомязыке... понятия плотнее между собою группируются, слова обставлены богаче,но вместе с тем обнаруживается общая тенденция ограничивать более узкими рамкамидиапазон конкретного значения отдельного слова". Понятно, что семантическийобъем слова, и способы объединения значений различны в словах разных грамматическихкатегорий. Так, смысловая структура глагола шире, чем имени существительного,и круг его понятий подвижнее. Еще более эластичны значения качественных прилагательныхи наречий. Широта фразовых связей слова также зависит от его грамматическойструктуры.Различия в синтаксических свойствах слова, в особенностях его фразового употреблениянаходятся в живой связи с различиями значений слова. Например, в современномязыке слово черт не имет качественных значений. Но в простом разговорномстиле русского литературного языка конца XVIII - первой половины XIX в. словочерт с особым предложным управлением обозначало: мастер, знаток, мастакна что-нибудь, в чем-нибудь. Например, у Державина: "[Я] горяч и в правдечерт" ("К самому себе"). В водевиле А. Шаховского "Дваучителя или asinus asinum fricat":- Я уверен, что вы исправите его нравственность.- О, мадам, я черт на нравственность [40].В водевиле Л. Ленского "Стряпчий под столом" [1834]:Я сам черт по дарованью,Страшен в прозе и в стихах [41].Ср. у П.А. Вяземского в "Старой записной книжке" анекдот о морякеи царице Екатерине:По рассеянию случилось, что, проходя мимо его, императрицатри раза сказала ему:- Кажется, сегодня холодно.- Нет, матушка, ваше величество, сегодня довольно тепло, -отвечал он каждый раз. - Уж воля ее величества, - сказал он соседу своему, -а я на правду черт [42].Само собой разумеется, что семантическое развитие языка находится в зависимостиот лексического и морфологического инвентаря его, инвентаря основ-корней, словообразовательныхэлементов и грамматических категорий.Пути семантической эволюции слов нередко определяются законами развития морфологическихкатегорий.Акад. М.М. Покровский еще в ранней своей диссертации "Семасиологическиеисследования в области древних языков" [43]выставил такой тезис: "Всевозможные морфологические типы nominum actionis(т.е. обозначений действий), по мере своей продуктивности, получают в концеконцов все те значения, которые этому классу имен свойственны, т.е. обозначенияпроцесса, результата, орудия и места действия" [44].Известно, что слово, принадлежащее к кругу частей речи с богатым арсеналомсловоизменения, представляет собой сложную систему грамматических форм, выполняющихразличные синтаксические функции. Отдельные формы могут отпадать от структурытого или иного слова и превращаться в самостоятельные слова (например, формысуществительного становятся наречиями).Грамматическими законами определяются приемы и принципы связи и соотношенияморфем в системе языка, способы их конструктивного объединения в слова. Сдвигв формах словообразования изменяет всю систему лексики.Грамматические формы и отношения между элементами языковой системы определяютгрань, отделяющую слова, которые представляются произвольными, не мотивированнымиязыковыми знаками, от слов, значения которых более или менее мотивированы. Мотивированностьзначений слов связана с пониманием их строя, с живым сознанием семантическихотношений между словесными элементами языковой системы."Не существует языков, где нет ничего мотивированного; но немыслимо себепредставить и такой язык, где мотивировано было бы все. Между двумя крайнимиточками - наименьшей организованностью и наименьшей произвольностью - обретаютсявсевозможные разновидности" [45]. Различиямежду мотивированными и немотивированными словами обусловлены не только грамматическими,но и лексико-семантическими связями слов. Тут открывается область новых смысловыхотношений в структуре слова, область так называемых "внутренних форм"слова."Внутренней формой" многие лингвисты, вслед за В. Гумбольдтом иШтейнталем, называют способ представления значения в слове, "способ соединениямысли со звуком".Слово как творческий акт речи и мысли, - учит Потебня, - включает в себя,кроме звуков и значения, еще представление (или внутреннюю форму), иначе "знакзначения". Например, в слове арбузик, которым ребенок назвал абажур,признак шаровидности, извлеченный из значения слова арбуз, и образуетего внутреннюю форму, или представление [46].Представление - "непременная стихия возникающего слова". Слово сживым представлением - образное, поэтическое слово. "Представление - необходимая(для быстроты мысли и для расширения сознания) - замена соответствующего образаили понятия" [47].По определению А. Марти, внутренняя форма слова есть "сопредставление",или "созначение", которое образует посредствующее звено между звукамии значениями. Это - образный способ выражения того или иного значения, обусловленныйпсихологическими или культурно-историческими особенностями общественной средыи эпохи [48]. Внутренняя форма слова ни вкакой мере не совпадает со значением слова (ср. внутреннюю форму и значениеслова тупой в выражении тупое упорство), хотя она и помогает уяснитьидеологию и мифологию языка или стиля, связи и соотношения идей, образов и представленийв языке.Ведь "язык состоит, наряду с уже оформленными элементами, главным образомиз методов продолжения работы духа, для которой язык предначертывает путь иформу" [49].Во "внутренних формах" слова отражается "толкование действительности,ее переработка для новых, более сложных, высших целей жизни" [50].С этим кругом смысловых элементов слова связаны и сложные словесные композициипоэтического творчества. "Элементарная поэтичность языка, т.е. образностьотдельных слов и постоянных сочетаний... ничтожна сравнительно с способностьюязыка создавать образы из сочетаний слов, все равно, образных или безобразных"[51]."Внутренние формы" слов исторически изменчивы. Они обусловлены свойственнымязыку той или иной эпохи, стилю той или иной среды способом воззрения на действительностьи характером отношений между элементами семантической системы."Внутренняя форма" слова, образ, лежащий в основе значения или употребленияслова, могут уясниться лишь на фоне той материальной и духовной культуры, тойсистемы языка, в контексте которой возникло или преобразовалось данное словоили сочетание слов.Выбор той или иной "внутренней формы" слова всегда обусловлен идеологическии, следовательно, культурно-исторически и социально."В зависимости от обстоятельств совершенно различные этимоны выражений(т.е. внутренние формы) могут образовать соединяющую связь между звуком и темже значением", - писал А. Марти [52]."Внутренние формы" потому и называются внутренними, что они не имеютпостоянных чувственных индексов, они - подвижные и изменчивые формы смысла,как он передается или изображается.Легко заметить, что "внутренние формы" в разных категориях словпроявляются по-разному. На такие типы слов, как слова служебные, слова модальные,до сих пор понятие внутренней формы, в сущности, и не распространялось, хотяв их образовании и употреблении сказывается громадная роль внутренних форм.Во внутренних формах слова выражается не только "толкование действительности",но и ее оценка.Слово не только обладает грамматическими и лексическими, предметными значениями,но оно в то же время выражает оценку субъекта - коллективного или индивидуального.Само предметное значение слова до некоторой степени формируется этой оценкой,и оценке принадлежит творческая роль в изменениях значений.Экспрессивная оценка нередко определяет выбор и размещение всех основных смысловыхэлементов высказывания. "Языком человек не только выражает что-либо, оним выражает также и самого себя", - говорил Георг фон Габеленц.Слово переливает экспрессивными красками социальной среды. Отражая личность(индивидуальную или коллективную) субъекта речи, характеризуя его оценку действительности,оно квалифицирует его как представителя той или иной общественной группы. Этоткруг оттенков, выражаемых словом, называется экспрессией слова, его экспрессивнымиформами. Экспрессия всегда субъективна, характерна и лична - от самого мимолетногодо самого устойчивого, от взволнованности мгновения до постоянства не тольколица, ближайшей его среды, класса, но и эпохи, народа, культуры.Предметно-логическое значение каждого слова окружено особой экспрессивнойатмосферой, колеблющейся в зависимости от контекста. Выразительная сила присущазвукам слова и их различным сочетаниям, морфемам и их комбинациям, лексическимзначениям. Слова находятся в непрерывной связи со всей нашей интеллектуальнойи эмоциональной жизнью.Слово является одновременно и знаком мысли говорящего, и признаком всех прочихпсихологических переживаний, входящих в задачу и намерение сообщения.Экспрессивные краски облекают значение слова, они могут сгущаться под влияниемэмоциональных суффиксов. Экспрессивные оттенки присущи грамматическим категориями формам. Они резко выступают и в звуковом облике слов, и в интонации речи.Легко привести примеры экспрессивного напряжения слова при посредстве осложненныхсуффиксальных образований. У Вельтмана: "Слуги жили свинтусами,ходили замарантусами" ("Приключения, почерпнутые из моря житейского");у Д.И. Писарева в статье "Генрих Гейне": "На развалинах старогофеодализма утвердилась новая плутократия, и бароны финансового мира, банкиры,негоцианты, фабриканты и всякие надуванты вовсе не были расположены делитьсяс народом выгодами своего положения" [53].Экспрессивная насыщенность выражения зависит от его значения, от внушительностиего внутренней формы, от степени его смысловой активности в общей духовной атмосфереданной среды и данного времени [54].Ch. Bally ("Le language et la vie", 1913), описывая борьбу двухтенденций в языке - интеллектуальной и экспрессивной, так разграничивает сферыи направление их действия: "Тенденция экспрессивная обогащает язык конкретнымиэлементами, продуктами аффектов и субъективизма говорящего; она создает новыеслова и выражения; тенденция интеллектуальная, аналитическая устраняет эмоциональныеэлементы, создает из части их формальные принадлежности".Но в самих грамматических, особенно синтаксических, категориях также заложеныяркие средства экспрессивного выражения. Достаточно напомнить о тех тонких экспрессивныхкрасках и нюансах, которые создаются употреблением - прямым и переносным - глагольныхкатегорий времени, наклонения, лица или таких общих грамматических категорий,как род и число. "Аффективность проникает в грамматический язык, вынимаетиз него логическое содержание и его разрушает... Логический идеал всякой грамматики- это иметь одно выражение для каждой отдельной функции и только одну функциюдля каждого выражения. Если бы этот идеал был осуществлен, язык имел бы такиеже точные очертания, как алгебра... Но фразы - не алгебраические формулы. Аффективныйэлемент обволакивает и окрашивает логическое выражение мысли" [55].Этот аффективный элемент, почти свободный от интеллектуальных примесей, большевсего дает себя знать в междометиях.Все многообразие значений, функций и смысловых нюансов слова сосредоточиваетсяи объединяется в его стилистической характеристике. В стилистической оценкевыступает новая сфера смысловых оттенков слов, связанных с их индивидуальным"паспортом". Стилистическая сущность слова определяется его индивидуальнымположением в семантической системе языка, в кругу его функциональных и жанровыхразновидностей (письменный язык, устный язык, их типы, язык художественной литературыи т.п.). Дело в том, что развитой язык представляет собою динамическую системусемантических закономерностей, которыми определяются соотношения и связи словесныхформ и значений в разных стилях этого языка. И в этой системе смысловых соотношенийфункции и возможности разных категорий слов более или менее очерчены и индивидуализированы.Индивидуальная характеристика слова зависит от предшествующей речевой традициии от современного соотношения смысловых элементов в языковой системе и в еестилевых разновидностях.В этом плане слова и их формы получают новые квалификации, подвергаются новойгруппировке, новой дифференциации, распадаясь на будничные, торжественные, поэтические,прозаические, архаические и т.п. Эта стилистическая классификация слов обусловленане только индивидуальным положением слова или соответствующего ряда слов в семантическойсистеме литературного языка в целом, но и функциями слова в структуре активныхи живых разновидностей, типов этого языка. Развитой литературный язык представляетсобой весьма сложную систему более или менее синонимичных средств выражения,так или иначе соотнесенных друг с другом.Кроме того, необходимо помнить, что "периоды развития языка не сменяютсяпоочередно, как один караульный другим, но каждый период создает что-то новое,что при незаметном переходе в следующий составляет подкладку для дальнейшегоразвития. Такие результаты работы различных периодов, заметные в данном состоянииизвестного объекта, в естественных науках называются слоями; применяя это названиек языку, можно говорить о слоях языка, выделение которых составляет одну изглавных задач языковедения" [56]. Этиразличные лексические и грамматические слои в каждой системе языка также подвергаютсяпереоценке и приспособляются к живой структуре литературных стилей. Понятно,что стилистическую переквалификацию проходят и лежащие за пределами литературногоязыка разные диалектные пласты речи. Конечно, указанием всех этих функций иоттенков смысловая структура слова не исчерпывается. Так, не приняты в расчет"приращения смысла", которые возникают у слова в композиции сложногоцелого (монолога, литературного произведения, бытового диалога) или в индивидуальномприменении, в зависимости от ситуации. Широкая область употребления слова,разные оттенки эмоционального и волевого воздействия, жанрово-стилистическиеразличия лексики - все это сознательно оставлено в стороне. Все разнообразиеприсущих слову возможностей фразеологического распространения также не былопредметом настоящего рассмотрения. За норму взято слово, свободно перемещаемоеиз одного словесного окружения в другое, в совокупности его основных форм изначений. От значений слова необходимо отличать его употребление. Значенияустойчивы и общи всем, кто владеет системой языка. Употребление - этолишь возможное применение одного из значений слова, иногда очень индивидуальное,иногда более или менее распространенное. Употребление не равноценно со значением,и в нем скрыто много смысловых возможностей слова.Однако для грамматического учения о слове этот общий очерк смысловой структурыслова достаточен. Необходимо лишь дополнить его описанием типов устойчивых словосочетаний,которые располагаются рядом со словом как семантические единицы более сложногопорядка, эквивалентные слову.
§ 4. Основные типы фразеологических единиц в русском языке
Акад. А.А. Шахматов в своем "Синтаксисе русского языка" настойчивоподчеркивал чрезвычайную важность вопроса о неразложимых сочетаниях слов нетолько для лексикологии (фразеологии), но и для грамматики. "Под разложениемсловосочетания, - писал А.А. Шахматов, - разумеем определение взаимных отношенийвходящих в его состав элементов, определение господствующего и зависимых отнего элементов. Между тем подобное разложение для некоторых словосочетаний оказываетсяневозможным. Так, например, сочетание два мальчика с точки зрения современныхсинтаксических отношений оказывается неразложимым" [57].В неразложимых словосочетаниях связь компонентов может быть объяснена с историческойточки зрения, но она непонятна, не мотивирована с точки зрения живой системысовременных языковых отношений. Неразложимые словосочетания представляют собоюпережиток предшествующих стадий языкового развития. А.А. Шахматову было яснотесное взаимодействие лексических и грамматических форм и значений в процессеобразования неразрывных и неразложимых словосочетаний. Так, А.А. Шахматов отмечал,что "сочетание определяемого слова с определением во многих случаях стремитсясоставить одно речение; но большею частью оба члена сочетания, благодаря, конечно,их ассоциации с соответствующими словами вне данных сочетаний, сохраняют своюсамостоятельность". Например, в словосочетании почтовая бумага обаслова сохраняют свою самостоятельность вследствие тесной связи с употреблениемих в сочетаниях типа почтовый ящик, почтовое отделение, с одной стороны,и писчая бумага, белая бумага и т.п. - с другой [58]."Но часто такая реальность нарушается, и наступает еще более тесное сближениеобоих сочетавшихся слов" (ср. ни синь пороха вместо ни синя пороха).Указав на то, что от речений типа железная дорога, Красная Армия образуютсяцелостные прилагательные железнодорожный, красноармейский, где железно-,красно- оказываются неизменяемой частью сложных слов, А.А. Шахматов ставитвопрос: "Можно ли считать железная в железная дорога определением?Не надлежит ли признать железная дорога и тому подобные сочетания неразложимымипо своему значению, хотя и разложимыми грамматически словосочетаниями? [59].Таким образом, А.А. Шахматов предполагает, что семантическая неразложимостьсловесной группы ведет к ослаблению и даже утрате ею грамматической расчлененности.В связи с семантическим переосмыслением неразложимой словесной группы находятсяи ее грамматические преобразования. Например, выражение спустя рукава,ставши идиоматическим целым, превратилось из деепричастного оборота в наречие."Но переход деепричастия в наречие имеет следствием невозможность определитьрукава в данном сочетании как винительный падеж прямого дополнения"[60]. Следовательно, "исконные объективныеотношения могут стираться и видоизменяться, не отражаясь на самом употреблениипадежа". Вместо живого значения остается немотивированное употребление.Изменение грамматической природы неразложимого словосочетания можно наблюдатьи в выражении от нечего делать [61].Вопрос о разных типах фразеологических единиц, сближающихся со словом, у А.А.Шахматова остается неразрешимым. Тесная связь этих проблем фразеологии с вопросамиграмматики бросалась в глаза русским грамматистам и до акад. А.А. Шахматова.Проф. Н.К. Кульман высказывался за необходимость разграничения "грамматическогои фразеологического материала", так как в устойчивых, застывших фразеологическихоборотах способы выражения синтаксической связи нередко бывают архаичными, оторваннымиот живых категорий современного языка. Так, например, можно было бы найти формысослагательного наклонения в выражениях: Я сказал, чтобы ты пришел; Не быватьбы счастью, да несчастье помогло; Приди мы, этого не случилось бы и т.п.Но "правильнее в таких случаях становиться на точку зрения тех категорий,которые связаны в других языках с известными формами, а в данном языке тольковыражаются теми или другими фразеологическими оборотами" [62].Необходимо пристальнее вглядеться в структуру фразеологических групп, болеечетко разграничить их основные типы и определить их семантические основы, ихотношение к слову.Несомненно, что легче и естественнее всего выделяется тип словосочетаний абсолютнонеделимых, неразложимых, значение которых совершенно независимо от их лексическогосостава, от значений их компонентов и так же условно и произвольно, как значениенемотивированного слова-знака.Фразеологические единицы этого рода могут быть названы фразеологическими сращениями.Они не мотивированы и непроизвольны. В их значении нет никакой связи, даже потенциальной,со значениями их компонентов. Если их составные элементы однозвучны с какими-нибудьсамостоятельными, отдельными словами языка, то это их соотношение - чисто омонимическое.Примером фразеологического сращения является разговорное выражение собакусъел (в чем-нибудь). Он собаку съел на это или на этом, в этом,т.е., занимаясь таким-то делом, он мастер на это, или он искусился, приобрелопытность, искусство. В южновеликорусских или украинских местностях, где собакамужского рода, прибавляют сучкой закусил (с комическим оттенком). А.А.Потебня считал это выражение по происхождению народным, крестьянским, связаннымс земледельческой работой. Только "тот, кто искусился в этом труде, знает,что такое земледельческая работа: устанешь, с голоду и собаку бы съел"[63]. Этимология Потебни нисколько не уясняетсовременного значения этой идиомы и очень похожа на так называемую "народнуюэтимологию". Неделимость выражения съел собаку (в чем-нибудь), еголексическая непроизводность ярко отражается в его значении и употреблении, вего синтаксических связях. Например, у Некрасова в поэме "Кому на Русижить хорошо" читаем:Заводские начальникиПо всей Сибири славтся -Собаку съели драть.Здесь инфинитив драть выступает в роли объектного пояснения к целостнойидиоме собаку съели в значении: мастера (что-нибудь делать). Такое резкоеизменение грамматической структуры фразеологического сращения обычно связанос утратой смысловой делимости. Так, выражение как ни в чем не бывалов современном языке имеет значение наречия.Между тем еще в русском литературном языке первой трети XIX в. в этом словосочетаниивыделялись составные элементы и было живо сознание необходимости глагольногосогласования формы бывал с субъектом действия.Например, у Лермонтова в повести "Бэла": "За моею тележкоючетверка быков тащила другую, как ни в чем не бывала, несмотря на то,что она была доверху накладена"; у Д.Н. Бегичева в "Семействе Холмских":"Князь Фольгин, как будто ни в чем не бывал, также шутил".Кажется само собою понятным, почему неделимы те фразеологические сращения,в состав которых входят лексические компоненты, не совпадающие с живыми словамирусского языка (например: во всю Ивановскую; вверх тормашками; бить баклуши;точить лясы; точить балясы и т.п.). Но одной ссылки на отсутствие подходящегослова в лексической системе современного русского языка недостаточно для признанияидиоматической неделимости выражения. Вопрос решается факторами семантическогопорядка.Чисто внешний, формальный, хотя бы и лексикологический подход к фразеологическимсращениям не достигает цели. Изолированное, единичное слово, известное тольков составе идиомы и потому лишенное номинативной функции, не всегда являетсяпризнаком полной смысловой неразложимости выражения. Например: дело не терпитотлагательства; совесть зазрила; мозолить глаза; мертвецки пьян и т.п.Точно так же грамматический архаизм может быть легко осмыслен при наличиисоответствующей категории или соотносительных форм в современном языке; например:положа руку на сердце; сидеть сложа руки; средь бела дня; на босу ногуи т.п.Грамматические архаизмы чаще всего лишь поддерживают идиоматичность выражения,но не создают его. Ср. (пуститься) во все тяжкие и т.п.Основным признаком сращения является его семантическая неделимость, абсолютнаяневыводимость значений целого из компонентов. Фразеологическое сращение представляетсобой семантическую единицу, однородную со словом, лишенным внутренней формы.Оно не есть ни произведение, ни сумма семантических элементов. Оно - химическоесоединение каких-то растворившихся и с точки зрения современного языка аморфныхлексических частей.При этой семантической неразложимости целого иногда сопутствует сохранениевнешних грамматических границ между частями фразеологического сращения. Этосвоеобразный след былой лексической расчлененности словосочетания.Семантическое единство фразеологического сращения часто поддерживается синтаксическойнерасчлененностью или немотивированностью словосочетания, отсутствием живойсинтаксической связи между его морфологическими компонентами. Например: таксебе; куда ни шло; была ни была; то и дело; хоть куда; трусу праздновать; дивудаться; выжить из ума; чем свет; как пить дать (ср. у Чехова в рассказе"Бабы": Дело было ясное, как пить дать); мало ли какой;из рук вон (плохо); так и быть; шутка сказать; себе на уме (у Чеховав "Скучной истории": "Умышленность, осторожность, себе науме, но нет ни свободы, ни мужества писать как хочется, а стало быть, нети творчества").Таким образом, фразеологические сращения являются только эквивалентами слов,они образуют своеобразные синтаксически составные слова, выступающие в ролилибо частей предложения, либо целых предложений. Поэтому они подводятся подграмматические категории как целостные семантические единицы. Но полного паралеллизмамежду грамматическими и лексическими изменениями их состава нет. Однако сохранениеграмматических отношений между членами фразеологического сращения - лишь уступкаязыковой традиции, лишь пережиток прошлого. В фразеологических сращениях кристаллизуетсяновый тип составных лексических и синтаксических средств.Если в тесной фразеологической группе сохранились хотя бы слабые признакисемантической раздельности компонентов, если есть хотя бы глухой намек на мотивировкуобщего значения, то о сращении говорить уже трудно. Например, в таких разговорно-фамильярныхвыражениях, как держать камень за пазухой, выносить сор из избы, (у кого-нибудь)семь пятниц на неделе, стреляный воробей, мелко плавает, кровь с молоком,последняя спица в колеснице, плясать под чужую дудку, без ножа зарезать, языкчесать или языком чесать, из пальца высосать, первый блин комом -или в таких литературно-книжных и интеллигентски-разговорных фразах, как плытьпо течению, плыть против течения, всплыть на поверхность и т.п. - значениецелого связано с пониманием внутреннего образного стержня фразы, потенциальногосмысла слов, образующих эти фразеологические единства. Таким образом, многиекрепко спаянные фразеологические группы легко расшифровываются как образныевыражения. Они обладают свойством потенциальной образности. Образный смысл,приписываемый им в современном языке, иногда вовсе не соответствует их фактическойэтимологии. По большей части, это - выражения, состоящие из слов конкретногозначения, имеющие заметную экспрессивную окраску. Например, положить, кластьзубы на полку - в значении: голодать, ограничить до минимума самые необходимыепотребности. Ср. у Тургенева в "Нови": "Я еду на кондиции, -подхватил Нежданов, - чтобы зубов не положить на полку". Ср. выражениеуйти в свою скорлупу и у Чехова - обнажение его образа: "Людей,одиноких от натуры, которые, как рак-отшельник или улитка, стараются уйтив свою скорлупу, на этом свете немало" ("Человек в футляре").Понимание производности, мотивированности значения такого фразеологическогоединства связано с сознанием его лексического состава, с сознанием отношениязначения целого к значениям составных частей.Однако в этих сложных единствах возможны и такие элементы, которые являютсяупаковочным материалом. Они заменимы, тем более что фразеологические единстване всегда образуют застывшую массу неотделимых элементов. Иногда части фразеологическогоединства отделяются друг от друга вставкой иных слов.Таким образом, от фразеологических сращений отличается другой тип устойчивых,тесных фразеологических групп, которые тоже семантически неделимы и тоже являютсявыражением единого, целостного значения, но в которых это целостное значениемотивировано, являясь произведением, возникающим из слияния значений лексическихкомпонентов.В таком фразеологическом единстве слова подчинены единству общего образа,единству реального значения. Подстановка синонима или замена слов, являющихсясемантической основой фразы, невозможна без полного разрушения образного илиэкспрессивного смысла фразеологического единства. Значение целого здесь абсолютнонеразложимо на отдельные лексические значения компонентов. Оно как бы разлитов них и вместе с тем оно как бы вырастает из их семантического слияния.Фразеологические единства являются потенциальными эквивалентами слов,и в этом отношении они несколько сближаются с фразеологическими сращениями,отличаясь от них семантической сложностью своей структуры, потенциальной выводимостьюсвоего общего значения из семантической связи компонентов. Фразеологическиеединства по внешней, звуковой форме могут совпадать с свободными сочетаниямислов. Ср. устно-фамильярные выражения: вымыть голову, намылить голову(кому-нибудь) в значении: сильно побранить, пожурить, сделать строгий выговор- и омонимические словосочетания в их прямом значении: вымыть голову, намылитьголову. Ср.: биться из-за куска хлеба и биться (с кем-нибудь)из-за куска хлеба; бить ключом (жизнь бьет ключом) и бить ключом(ударять по чему-нибудь); взять за бока (кого-нибудь) в значении: заставитьпринять участие в деле - и то же словосочетание в прямом значении; братьв свои руки в значении: приступить к руководству, управлению чем-нибудьи брать в руки (что-нибудь) и другие подобные.Фразеологическое единство часто создается не столько образным значением словесногоряда, сколько синтаксической специализацией фразы, употреблением ее в строгофиксированной грамматической форме.Например, шутливо-фамильярное, носящее отпечаток школьного жаргона выражениеноль внимания обычно употребляется в функции сказуемого. Ср. у Чеховав рассказе "Красавица": "Медик пьян как сапожник. На сцену -ноль внимания. Знай себе дремлет да носом клюет".Нередко внутренняя замкнутость фразеологического единства создается специализациейэкспрессивного значения.К числу фразеологических единств, обособлению и замкнутости которых содействуютэкспрессивные оттенки значения, относятся, например, такие разговорно-фамильярныевыражения: ему и горюшка мало!; плакали наши денежки!; держи карман илидержи карман шире!; что ему делается?; чего изволите?; час от часу не легче!;хорошенького понемножку (ирон.); туда ему и дорога! Ср.: жирнобудет! ("Нет, жирно будет вас этаким вином поить. Атанде-с!"- Островский, "Утро молодого человека"); чем черт не шутит?; ипошел и пошел!; наша взяла!; ума не приложу!; над нами не каплет!; и дешевои сердито! (первоначально - о водке). Ср. у Салтыкова-Щедрина в "Помпадурах":"Над дверьми нахально красуется вывеска: "И дешево и сердито".Отдельно должны быть рассмотрены целостные словесные группы, являющиеся терминами,т.е. выступающие в функции названия. Прямое, логически оправданное отношениетермина к обозначаемому им предмету или понятию создает неразрывность фразовойструктуры, делает соответствующую словесную группу эквивалентом слова. С познавательнойточки зрения, между составными терминами - научным или техническим - и такимже номенклатурным ярлыком, например названием какого-нибудь явления, предмета,- большая разница, но в бытовом языке эта разница часто стирается. Естественно,что многие из такого рода составных названий, переходя по закону функциональнойсемантики на другие предметы, процессы и явления, однородные с прежними по функции,становятся не только неразрывными, но и вовсе немотивированными единствами.Многие составные термины превращаются в фразеологические сращения (ср.: железнаядорога, грудная жаба и т.п.).В фразеологических единствах грамматические отношения между компонентами легкоразличимы. Они могут быть сведены к живым современным синтаксическим связым.Это естественно. Потенциальная лексическая делимость как основной признак фразеологическогоединства естественно предполагает и синтаксическую разложимость сочетания. Такимобразом, и здесь грамматические формы и отношения держатся устойчивее, чем лексико-семантические.Здесь сохраняется, так сказать, морфология застывших синтаксических конструкций,но их функциональное значение резко изменяется. В той мере, в какой фразеологическиегруппы этого типа являются семантически неделимыми единицами, приходится считатьих и синтаксически несвободными, хотя и разложимыми, слитными словосочетаниями.Это положение получит особенную ясность и выразительность, если применитьего к тем группам фразеологических единств, которые представляют собою союзныеили предложные речения.Таковы, например, союзные речения, чаще всего образующиеся из непроизводногосоюза, предложной формы имени существительного со значением времени, места илипричины и указательного местоимения или из союза и указательного местоименияс подходящим по значению предлогом: до тех пор пока, с тех пор как, в товремя как, с того времени как, ввиду того что, по мере того как, между тем как,после того как, потому что, до того, что, несмотря на то что, вместо того чтобыи т.п. Сюда же примыкают союзы, включающие в себя наречия образа действия, сравненияили сравнительной степени: подобно тому как, прежде чем, так что, так чтобы,даром что и другие подобные. Наконец, можно отметить составные союзы измодальных частиц: едва только, лишь только, чуть лишь. Ср.: не точтобы, добро бы, как будто бы и т.п.Все эти служебные слова семантически неразрывны, функционально неделимы, хотяс этимологической точки зрения производны. Эта аналогия бросает свет на синтаксическуюприроду фразеологических единств (ср. фразеологическое сращение так как).Рядом с фразеологическими единствами выступают и другие, более аналитическиетипы устойчивых сочетаний слов. Фразеологические единства как бы поглощают индивидуальностьслова, хотя и не лишают его смысла: например, в выражениях разговорной речиглаз не казать, носу не казать потенциальный смысл глагола казать,не встречающегося в других контекстах, еще ощутим в структуре целого.Но бывают устойчивые фразеологические группы, в которых значения слов-компонентовобособляются гораздо более четко и резко, однако остаются несвободными. Например:щекотливый вопрос, щекотливое положение, щекотливое обстоятельство ит.п. (при невозможности сказать щекотливая мысль, щекотливое намерениеи т.п.); обдать презрением, злобой, взглядом; обдать взглядом ласкающегосочувствия и т.п. (при семантической недопустимости выражений: обдатьвосхищением, обдать завистью и т.п.).В самом деле, большая часть слов и значений ограничена в своих связях внутренними,семантическими отношениями самой языковой системы. Эти лексические значениямогут проявляться лишь в связи с строго определенным кругом понятий и их словесныхобозначений. При этом для такого ограничения как будто бы нет оснований в логическойили вещной природе самих обозначаемых предметов, действий и явлений. Эти ограничениясоздаются присущими данному языку законами связи словесных значений. Например,слово брать в значении: овладевать, подвергать своему влиянию; и в применениик чувствам, настроениям не сочетается свободно со всеми обозначениями эмоций,настроений. Говорится: страх берет, тоска берет, досада берет, злость берет,ужас берет, зависть берет, смех берет, раздумье берет, охота берет и некоторыедр. Но нельзя сказать: радость берет, удовольствие берет, наслаждение берети т.п.Таким образом, круг употребления глагола брать в связи с обозначениямичувств и настроений фразеологически замкнут.Фразеологически связанное значение трудно определимо. В нем общее логическоеядро не выступает рельефно, как в свободном значении. Фразеологически связанноезначение, особенно при узости и тесноте соответствующих контекстов, дробитсяна индивидуальные оттенки, свойственные отдельным фразам. Поэтому чаще всеготакое значение не столько определяется, сколько характеризуется, освещаетсяпутем подбора синонимов, которые могут его выразить и заменить в соответстввующемсочетании.Едва ли нужно еще раз добавлять, что многие слова вообще не имеют свободныхзначений. Они лишены прямой номинативной функции и существуют в языке лишь тольков составе фразеологических групп - их лексическая отдельность поддерживаетсялишь наличием словообразовательных родичей и слов-синонимов. Можно сказать,что лексическое значение таких слов определяется местом их в лексической системеданного языка, их отношением к синонимическим рядам слов и словесных групп,их положением в родственном лексическом или грамматическом гнезде слов и форм.Таково, например, в современном языке слово потупить. Оно выделяетсяиз устойчивых словесных групп: потупить взор, взгляд, глаза; потупить голову.Оно утверждается наличием слова потупиться, которое обозначает то же,что потупить глаза, голову. Оно, наконец, воспринимается на фоне синонимическихфраз: опустить глаза, опустить голову.Различия в онтологическом содержании свободных и связанных значений настольковелики и существенны, что их неразличение приводит к искажению всей смысловойструктуры слова. Можно думать, что степень свободы и широты фразеологическихсвязей слова до некоторой степени зависит и от его грамматической структуры.Наиболее многообразно и свободно комбинируются номинативные значения существительных,особенно конкретного, вещественного характера. Затем идут переходные глаголы,вслед за ними непереходные. Необходимо отметить, что в русском литературномязыке со второй половины XVIII в. все более широко распространяются сочетанияглаголов с отвлеченными именами существительными в качестве субъектов действия.Почти на одном уровне с глаголами находятся свободные связи имен прилагательныхв основных номинативных значениях. В категории наречия только наречия качестваи степени, отчасти времени и места, располагают более или менее широкими возможностямисловосочетания; остальные разряды наречий очень связаны фразеологически. Фразеологическиегруппы, образуемые реализацией несвободных, связанных значений слов, составляютсамый многочисленный и семантически веский разряд устойчивых сочетаний словв русском языке. Тип фраз, образуемых реализацией несвободных значений слов,целесообразнее всего назвать фразеологическими сочетаниями. Фразеологическиесочетания не являются безусловными семантическими единствами. Они аналитичны.В них слова с несвободным значением допускают синонимическую подстановку и замену,идентификацию. Аналитичность, свойственная словосочетанию, может сохранятьсяи при ограничении контекста употребления несвободного слова лишь в одной-двухфразах.Например, разговорное слово беспросыпный употребляется лишь в сочетаниисо словом пьянство; также возможно словосочетание беспросыпно пьянствовать.Синоним этого слова беспробудный, нося оттенок книжного стиля, имеетболее широкие фразовые связи: спать беспробудным сном; беспробудное пьянство.В этих примерах прозрачность морфологического состава слов беспросыпныйи беспробудный, связь их с многочисленными морфологическими гнездамиподдерживает их лексические значения, их некоторую самостоятельность.Отличие синтетической группы или фразеологического единства от фразеологическогосочетания состоит в следующем. В фразеологическом сочетании значения сочетающихсяслов в известной степени равноправны и рядоположены. Даже несвободное значениеодного из слов, входящих в состав фразеологического сочетания, может быть описано,определено или выражено синонимом. Во фразеологическом сочетании обычно лишьзначение одного из слов воспринимается как значение несвободное, связанное.Для фразеологического сочетания характерно наличие синонимического, параллельногооборота, связанного с тем же опорным словом, характерно сознание отделимостии заменимости фразеологически несвободного слова. Например: затронуть чувствочести, затронуть чьи-нибудь интересы. затронуть гордость и т.п. (Ср.: задетьчувство чести, задеть гордость и т.п.).Среди тесных фразеологических групп, образуемых реализацией так называемых"несвободных" значений слов, выделяется два типа фраз: аналитический,расчлененный, допускающий подстановку синонимов под отдельные члены выражения,и более синтетический, близкий к фразеологическому единству.Фразеологические группы или фразеологические сочетания почти лишены омонимов.Они входят лишь в синонимические ряды слов и выражений. Для того, чтобы у фразеологическойгруппы нашлось омонимическое словосочетание, необходимо наличие слов-омонимовдля каждого члена группы. Однако сами фразеологические сочетания могут бытьомонимами фразеологических единств, или идиом (сращений). Например: отвестиглаза (от кого-нибудь) - фразеологическое сочетание; отвести глаза(кому-нибудь) - фразеологическое единство. Ср.: Я с усилием отвел глаза отэтого прекрасного лица; "Александр долго не мог отвести глаз от нее"(Гончаров, "Обыкновенная история"). Но: "Г-н Спасович решительнохочет отвести нам глаза" (Достоевский, "Дневник писателя",1976, февраль); "Обходительность и ласковость были не более как средствоотвести покупателям глаза, заговорить зубы и всучить тем временемгнилое, линючее" (Гл. Успенский, "Книжка чеков").В фразеологических сочетаниях синтаксические связи слов вполне соответствуютживым нормам современного словосочетания. Однако эти связи в них воспроизводятсяпо традиции. Самый факт устойчивости и семантической ограниченности фразеологическихсочетаний говорит о том, что в живом употреблении они используются как готовыефразеологические единицы, воспроизводимые, а не вновь организуемые в процессеречи. Следовательно, грамматическое расчленение ведет к познанию лишь этимологическойприроды этих словосочетаний, а не их синтаксических форм и функций в современномязыке.Таким образом, с учением о слове органически связаны наблюдения над сращениямислов, над фразеологическими единствами и фразеологическими сочетаниями. Этинаблюдения привидят к выводу, что в русском языке широко распространяются синтаксическисоставные слова ("речения", фразеологические сращения) и разнообразныетипы устойчивых фразеологических единиц, которые обособляются от свободных словосочетанийи примыкают к лексическим единицам [64].
§ 5. Основные структурно-семантические типы слов
Уже из предложенного описания слова видно, что структурно-семантические типыслов неоднородны и что эта неоднородность строя слов больше всего зависит отхарактера сочетания и взаимодействия лексических и грамматических значений.Семантические типы слов не размещаются в одной плоскости. Укрепившееся в русскойграмматике с XVIII в. деление слов на знаменательные и служебныеинтересно как симптом сознания структурной разнородности разных типов слов.Отмечалось семь отличительных признаков служебных слов: 1) неспособность котдельному номинативному употреблению; 2) неспособность к самостоятельному распространениюсинтагмы, или словосочетания (например, союз и, относительное слово который,предлоги на, при и т.п. неспособны сами по себе, независимо от другихслов, ни конструировать, ни распространять словосочетание, или синтагму); 3)невозможность паузы после этих слов в составе речи (без специального экспрессивногооправдания); 4) морфологическая нерасчлененность или семантическая неразложимостьбольшинства из них (ср., например, у, при, ведь, вот и т.п., с однойстороны, и потому что, чтобы, затем что, хотя и т.п. - с другой); 5)неспособность носить на себе фразовые ударения (за исключением случаев противопоставленияпо контрасту); 6) отсутствие самостоятельного ударения на большей части первообразныхслов этого типа; 7) своеобразие грамматических значений, которые растворяютв себе лексическое содержание служебных слов. Это деление слов на знаменательныеи служебные под разными именами - лексических и формальных слов (Потебня), полныхи частичных (Фортунатов) - было принято во всех работах по русской грамматике.Наряду с этими двумя общими категориями слов русского языка издавна намечаласьисследователями и третья категория - междометия.Традиционным решением вопроса об основных семантико-грамматических классахслов являются разные учения о частях речи. Но в этих учениях - при всей их пестроте- не учитываются общие структурные различия между основными типами слов. Всечасти речи размещаются в одной плоскости. Об этом еще В.А. Богородицкий писал:"Необходимо обратить внимание на соподчинение одних частей речи другим,что в школьных грамматиках игнорируется, причем все части речи ставятся на однулинию" [65].Выделению частей речи должно предшествовать определение основных структурно-семантическихтипов слов.Классификация слов должна быть конструктивной. Она не может игнорировать ниодной стороны в структуре слова. Но, конечно, критерии лексические и грамматические(в том числе фонологические) должны играть решающую роль. В грамматической структуреслов морфологические своеобразия сочетаются с синтаксическими в органическоеединство. Морфологические формы - это отстоявшиеся синтаксические формы. Нетничего в морфологии, чего нет или прежде не было в синтаксисе и лексике. Историяморфологических элементов и категорий - это история смещения синтаксическихграниц, история превращения синтаксических пород в морфологические. Это смещениенепрерывно. Морфологические категории неразрывно связаны с синтаксическими.В морфологических категориях происходят постоянные изменения соотношений, иимпульсы, толчки к этим преобразованиям идут от синтаксиса. Синтаксис - организационныйцентр грамматики. Грамматика, имманентная живому языку, всегда конструктивнаи не терпит механических делений и рассечений, так как грамматические формыи значения слов находятся в тесном взаимодействии с лексическими значениями.Анализ смысловой структуры слова приводит к выделению четырех основных грамматико-семантическихкатегорий слов.1. Прежде всего, выделяется категория слов-названий, по традиционномуопределению. Всем этим словам присуща номинативная функция. Они отражают и воплощаютв своей структуре предметы, процессы, качества, признаки, числовые связи и отношения,обстоятельственные и качественно-обстоятельственные определения и отношениявещей, признаков и процессов действительности и применяются к ним, указываяна них, их обозначают. К словам-названиям примыкают и слова, являющиеся эквивалентами,а иногда и заместителями названий. Такие слова называются местоимениями.Все эти разряды слов образуют главный лексический и грамматический фонд речи.Слова этого типа ложатся в основу синтаксических единиц и единств (словосочетанийи предложений) и фразеологических серий. Они служат основными членами предложения.Они могут - каждое в отдельности - составлять целое высказыванье. Слова, относящиесяк большей части этих разрядов, представляют собою грамматические и объединенныекомплексы, или системы, форм. С разными формами или видоизменениями одного итого же слова связаны разные функции слова в строе речи или высказывания.Поэтому в применении к этим классам слов особенно уместен термин "частиречи". Они образуют предметно-смысловой, лексический и грамматический фундаментречи. Это - "лексические слова", по терминологии Потебни, и "полныеслова", по квалификации Фортунатова.2. Частям речи противостоят частицы речи, связочные, служебные слова.Этот структурно-семантический тип слов лишен номинативной функции. Ему не свойственна"предметная отнесенность". Эти слова относятся к миру действительноститолько через посредство и при посредстве слов-названий. Они принадлежат к тойсфере языковой семантики, которая отражает наиболее общие, абстрактные категориибытийных отношений - причинных, временных, пространственных, целевых и т.п.Они ближайшим образом связаны с техникой языка, ее осложняя и развивая. Связочныеслова не "материальны", а формальны. в них "вещественное"содержание и грамматические функции совпадают. Их лексические значения тождественныс грамматическими. Эти слова лежат на грани словаря и грамматики и вместе стем на грани слов и морфем. Вот почему Потебня называл их "формальнымисловами", а Фортунатов - "частичными".3. Заметно отличается от двух предшествующих структурных типов третий типслов. Это модальные слова. Они также лишены номинативной функции, каки связочные слова. Однако многие из них не принадлежат в той степени, как связочные,служебные слова, к области формально-языковых средств. Они более "лексичны",чем связочные слова. Они не выражают связей и отношений между членами предложения.Модальные слова как бы вклиниваются или включаются в предложение или же прислоняютсяк нему. Они выражают модальность сообщения о действительности или являются субъектно-стилистическимключом речи. В них находит свое выражение сфера оценок и точек зрения субъектана действительность и на приемы ее словесного выражения. Модальные слова отмечаютнаклон речи к действительности, обусловленный точкой зрения субъекта, и в этомсмысле отчасти сближаются с формальным значением глагольных наклонений. Какбы введенные в предложение или присоединенные к нему модальные слова оказываютсяза пределами и частей речи, и частиц речи, хотя по внешности могут походитьи на те, и на другие.4. Четвертая категория слов уводит в сферу чисто субъективных - эмоционально-волевыхизъявлений. К этому четвертому структурному типу слов принадлежат междометия,если придать этому термину несколько более широкое значение. Интонационные,мелодические своеобразия их формы, отсутствие в них познавательной ценности,их синтаксическая неорганизованность, неспособность образовать сочетания с другимисловами, их морфологическая неделимость, их аффективная окраска, непосредственнаясвязь их с мимикой и выразительным жестом резко отделяют их от остальных слов.Они выражают эмоции, настроения и волевые изъявления субъекта, но не обозначают,не называют их. Они ближе к экспрессивным жестам, чем к словам-названиям. Вопросо том, образуют ли междометия предложения, остается спорным [66].Однако трудно отрицать за междометными выражениями значение и обозначение "эквивалентовпредложения".Итак, имеются четыре основные структурно-семантические категории слов в современномрусском языке: 1) слова-названия, или части речи, 2) связочные слова, или частицыречи, 3) модальные слова и частицы и 4) междометия.По-видимому, в разных стилях книжной и разговорной речи, а также в разныхстилях и жанрах художественной литературы частота употребления разных типовслов различна. Но, к сожалению, этот вопрос пока находится лишь в подготовительнойстадии обследования материала.
§ 6. Слово и его грамматические формы
Различия между основными типами слов и в их грамматических функциях, в ихграмматической природе, в их формах. Многозначность термина форма породиларяд научных недоразумений, гибельно отразившихся на развитии русской грамматическойнауки [67]. Понятие формы слова отождествлялосьс формальным признаком грамматического значения. Иногда же форма слова простосмешивалась с окончанием. Чаще под формой слова понималось внешнее морфологическоевыражение грамматического значения в строе отдельного языка. Форма слова, поФортунатову, - это формальная примета грамматической функции в строении отдельногослова. Она заключается во флексии (внешней или внутренней), в ее отсутствии(отрицательная форма), если это отсутствие служит признаком грамматическогозначения слова, или в словообразовательном аффиксе. "Присутствие в словеделимости на основу и аффикс дает слову то, что мы называем его формой",- писал акад. Ф.Ф. Фортунатов [68]. Согласнотакому пониманию формы, одни слова имеют форму (например, вод-а), другиебесформенны, лишены формы (например, несклоняемое существительное пальто,наречия здесь, тут, дома, завтра и т.п.). Слова, имеющие форму, являютсяграмматическими. Они-то и рассматриваются в морфологии как учении "о формахотдельных слов по отношению к отдельным словам". Все остальные слова, неимеющие форму, считаются неграмматическими. Они остаются за пределами морфологии,хотя и могут снова выплыть в синтаксисе - в связи с изучением форм словосочетания.Такое понимание формы слова отражается и на содержании терминов: формы словоизмененияи формы словообразования.Формы словоизменения - это флексии падежей и спряжения, под которым понимаетсяизменение глагола по лицам (а следовательно, и числам), временам и наклонениям,иначе говоря, это формы слов как частей предложения. Формы словообразования- это чередования звуков основы, суффиксы, приставки, посредством которых образуютсяновые слова или лексически видоизменяются уже существующие слова, иначе говоря:это формы слов как отдельных знаков предметов мысли, другие формы отдельныхзнаменательных слов, не формы словоизменения (например: вод-а, во'д-ы, вод-ица,вод-ичка, вод-ка и т.п.). По различию форм слова устанавливаются и грамматическиеклассы слов. С точки зрения Фортунатова, приходится признавать наличие языков,вовсе не имеющих форм, языков бесформенных. Но такое понимание формы слова какотдельного морфологического элемента в составе отдельного слова очень узко.Оно уже отвергнуто большинством лингвистов. С ним боролись еще В. Гумбольдти Потебня. Его формализм и односторонность в современной лингвистике общепризнаны.Так, проф. Ж. Вандриес, пользуясь термином морфема для обозначения формы,в которой выражена грамматическая категория, относит к морфемам решительно всеязыковые элементы, выражающие грамматические отношения (аффиксы, их порядокв слове или во фразе, чередование гласных, внутреннюю флексию, ударение, тон,нулевые морфемы, служебные слова, порядок слов) [69].Таким образом, здесь под понятие грамматической формы подводятся все средствавыражения грамматических отношений в языке. Близкие к этому взгляды на грамматическуюформу разделял и акад. А.А. Шахматов. Для Шахматова в содержание грамматическойформы входили не только формы словоизменения и словообразования, не только порядокслов, ударение, интонация, связь с другими словами, но и служебные слова и дажекорни слов в той мере, в какой они выражают не вещественные, реальные, а сопутствующиеграмматические представления [70]. Быть может,целесообразнее вместо употребления термина форма в этом значении пользоватьсятермином формальный признак, или внешний выразитель грамматическойкатегории. Так и поступает проф. Л.В. Щерба. В статье "О частях речив русском языке" он пишет: "Внешние выразители категорий могут бытьсамые разнообразные: "изменяемость" слов разных типов, префиксы, суффиксы,окончания, фразовое ударение, интонация, порядок слов, особые вспомогательныеслова, синтаксическая связь и т.д. ... Признаки, выразители категории, могутбыть положительными и отрицательными: так, "неизменяемость" слов какпротивопоставление "изменяемости" также может быть выразителем категории,например, наречия. Противополагая форму, знак содержанию, значению, я позволюсебе называть все эти внешние выразители категорий формальными признаками этихпоследних... Существование всякой грамматической категории обуславливается тесной,неразрывной связью ее смысла и всех ее формальных признаков" [71].В связи с этими лингвистическими теориями развивается понимание форм словакак дополнительных формальных значений слова, сопровождающих основное (лексическое)его значение. С этой точки зрения уже нельзя говорить не только о языках, неимеющих формы, но в применении к языкам такого строя, как русский, и о словах,не имеющих формы, или бесформенных. Всякое слово оформлено уже тем, что ононесет известные грамматические функции, занимает определенное место в грамматическойсистеме языка, подводится под ту или иную грамматическую категорию. Во многихфилософских теориях языка под формой разумеется заложенное в смысловой структуреслова представление его вещественного содержания в свете той или иной грамматическойкатегории и в ее семантических пределах.А.А. Потебня так формулировал эту мысль: "... слово заключает в себеуказание на известное содержание, свойственное только ему одному, и вместе стем указание на один или несколько общих разрядов, называемых грамматическимикатегориями..." [72]. "Грамматическаяформа есть элемент значения слова и однородна с его вещественным значением"[73]. Это грамматическое значение осознаетсяна фоне системы языка в целом. "... Нет формы, присутствие и функция коейузнавалась бы иначе, как по смыслу, т.е. по связи с другими словами и формамив речи и языке" [74].В русском языке нет бесформенных слов, так как лексическое значение всякогослова подводится под ту или иную грамматическую категорию, так как грамматическоезначение органически входит в смысловую структуру каждого слова, находя выражениев его речевом употреблении. К этому кругу явлений применимы слова Гегеля (в"Науке логики"): "Содержание не бесформенно, а форма одновременносодержится в самом содержании и не представляет собою нечто внешнее ему".В связи с этим необходимо вспомнить и запись В.И. Ленина в "Конспекте книгиГегеля "Наука логики": "Форма существовенна. Сущность формирована.Так или иначе в зависимости и от сущности..." [75].Этот принцип лежит в основе всего грамматического учения о слове.Однако способы выражения грамматических значений и самый характер этих значенийнеоднородны у разных семантических типов слов. Так, междометия почти не связываютсяс другими словами. Они лишены флексий, суффиксов и префиксов. Они по большейчасти морфологически неразложимы. Являясь эквивалентами предложений, они обычнозамыкаются в отдельное высказыванье, осознаются как своеобразный аффективныйи логически не расчлененный тип эмоционального высказыванья. Грамматическаяприрода модальных слов определяется отношением их лексического значения к модальноститого предложения, в которое они "вводятся". Чем уже круг синтаксическихсвязей слова, чем ограниченнее его грамматические видоизменения, чем неразложимееего морфологический состав, тем синкретичнее его природа, тем неразрывнее внем связь лексических и грамматических значений.Связочные слова характеризуются явным преобладанием грамматических значенийнад лексическими. В этом отношении они однородны с морфемами. Многообразие выражаемыхими грамматических отношений между понятиями (ср., например, значения предлогав или союза что) расширяет их семантический объем так, что посвоей многозначности они превосходят все другие типы слов. однако их значенияособого рода. В них грамматические значения тождественны с лексическими. Внутренняядифференциация частиц речи обусловлена различиями их синтаксических функцийв составе простого предложения или сложного синтаксического целого.Картина грамматических и лексических соотношений и взаимодействий резко меняетсяпри переходе к частям речи. Легко заметить, что в некоторых частях речи какбы нарушен параллелизм в развитии грамматических и лексических значений и оттенков.В них лексические значения являются центром смысловой структуры слова и сохраняютсвое внутреннее единство, несмотря на разнообразные грамматические видоизмененияслова (например: добрый, доброго, добрым, о добром и т.п.). Прежде всегоэто наблюдение можно применить к тем частям речи, которые склоняются или спрягаются.Так, спрягаемое слово или глагол представляет собою сложную систему многочисленныхграмматических видоизменений одного и того же слова (пишу, пишешь, ты писал,я писал бы, пиши, писать, ты написал бы, напишу и т.п.). Склоняемое слово,обозначающее предмет, обладает системой форм склонения (сад, сада, саду,о саде, сады, садов и т.п.). Следовательно, многие слова представляют собоюсистему форм, являющихся как бы видоизменением одного и того же слова. Грамматическимиформами слова называются те видоизменения одного и того же слова, которые, выражаяодно и то же понятие, одно и то же лексическое содержание, либо различаютсядополнительными смысловыми оттенками, либо выражают разные отношения одногои того же предмета мысли к другим предметам того же предложения. А.А. Шахматовв своем "Курсе истории русского языка" очерчивал круг форм слова болееузко: "Грамматическими формами называются те видоизменения, которые получаетслово в зависимости от формальной (не реальной) связи его с другими словами".По другому определению того же А.А. Шахматова, "разные виды слова, отличающиесямежду собой формальным значением (познаваемым только из связи с другими словами),называются его грамматическими формами" [76].Понятие форм слова было положено в основу грамматического учения о слове акад.Л.В. Щербой [77]. Л.В. Щерба, между прочим,указывал на то, что формами слова могут быть не только простые синтетическиевидоизменения слова, но и сочетания слов, сложные (аналитические) формы. Л.В.Щерба писал: "Надо отличать образования обозначений новых понятий и образованиеобозначений оттенков одного и того же понятия или связанных с ним подобных представлений"."В каждой группе обозначений оттенков одного и того же понятия имеетсяслово (или форма), которое создается основным". (Так, им. пад. ед. ч. существительного,например город, учитель, является такой же формой, как и остальные падежныеформы того же слова. Но в силу своей назывной функции он воспринимается какпредставитель всей группы падежных форм, составляющих одно слово). "Формамиследует, между прочим, считать такие сочетания слов, которые, выражая оттенокодного основного понятия, являются несвободными, т.е. в которых непеременнаячасть сочетания, выражающая оттенок, употреблена не в собственном значении.Здесь, как и везде в языке (в фонетике, в "грамматике" и в словаре),надо помнить, что ясны лишь крайние случаи. Промежуточные же в самом первоисточнике- в сознании говорящих - оказываются колеблющимися, неопределенными. Однакоэто-то неясное и колеблющееся и должно больше всего привлекать лингвиста, таккак здесь именно подготовляются те факты, которые потом фигурируют в историческихграмматиках, иначе говоря, так как здесь мы присутствуем при эволюции языка"[78]. О слове как системе или комплексе сосуществующих,функционально объединенных и соотносительных форм еще раньше учил проф. И.А.Бодуэн де Куртенэ. Он настаивал на том, что даже те формы слова, которым традиционноприсваивается роль представителей всех других форм слова (им. пад. существительныхи прилагательных, глагольный инфинитив), не могут существовать вне связи и соотношенияс другими формами. "Нельзя говорить, - писал И.А. Бодуэн де Куртенэ, -что известная форма данного слова служит первоисточником для всех остальныхи в них "переходит". Разные формы известного слова не образуются вовсеодна от другой, а просто сосуществуют. Конечно, между ними устанавливаетсявзаимная психическая связь, и они друг друга обусловливают и путем ассоциациидруг друга вызывают. Но с одинаковым правом мы можем говорить, что форма водапереходит в форму воду, как и наоборот, форма воду - в форму вода"[79]. Таким образом, в кругу частей речиотдельные категории (или классы) слов представляют собой замкнутые, построенныепо строгим правилам грамматики системы форм, чаще всего вращающихся в пределахпарадигмы (склонения, спряжения, степеней сравнения). Формы слов в русскомязыке образуются, в основном, теми же способами, что и слова: 1) посредствомсложения слов или форм слов (например: буду читать - сложная, аналитическаяформа будущего времени глагола читать; самый красивый - сложнаяаналитическая форма превосходной степени прилагательного красивый и т.п.);2) посредством окончаний и суффиксов (например: стена - стенка; выиграть- выигрывать; рука - руки - руке и т.п.); 3) посредством префиксации (делать- сделать; бледнеть - побледнеть; скверный - прескверный и т.п.); 4) посредствомкомбинированного применения суффиксации и префиксации (например, в выражениипредобрейшей души человек форма предобрейший принадлежит к системеформ слова добрый); 5) посредством звуковых чередований, чаще всего всвязи с суффиксацией (включая сюда ударение, например: год - го'да - года'):села - сёла; заподозрить - заподазривать; 6) посредством изменений ударения(избы' - и'збы; руки' - ру'ки и т.п.). Понятно, что формами одного словамогут стать и бывшие прежде совсем обособленными разные слова. Это седьмой способобразования слов. Например: человек - люди; брать - взять; укладывать - уложить;садиться - сесть и т.п. (подробнее см. в моей статье "О формах слова"- "Известия АН СССР". Отд. литературы и языка, 1944, т. 3, вып. 1).Суффиксы, образующие формы слов (например: вода - водица - водичка; убить- убивать и т.п.), можно назвать формообразующими в отличие от суффиксов,образующих новые слова (например: учитель - учительский, учительствои т.п.), т.е. от суффиксов словообразующих. Аффиксы, с помощью которыхактивно производятся новые слова и формы, являются живыми, продуктивными;аффиксы, выделяемые в словах и формах, но не образующие новых форм и слов, считаютсянепродуктивными и иногда даже мертвыми - в зависимости от степении характера своей выделяемости.Не только к средствам словообразования, но и к средствам словоизменения илиформообразования (к окончаниям, формообразующим суффиксам и префиксам) следуетприлагать критерий продуктивности и непродуктивности.Представителями женевской лингвистической школы очень остроумно было замечено,что в грамматике понятие "мертвого", непродуктивного почти отождествляетсяс понятием "считаемого", обнимаемого числом. То, что может быть сочтено,непродуктивно. Например, группа глаголов бороть, колоть, полоть, поротьисчерпана приведенными примерами. Это - глагольная "пыль" (по выражениюде Соссюра). Новые глагольные типы не возникают по этому образцу. Напротив,то, что живо, - продуктивно, не подлежит числовому обозначению и выражению вграмматике.Н.В. Крушевский различие между непродуктивными и продуктивными категориямисловообразования и формообразования сводил к процессам "воспроизводства"и "производства". "Мы не можем сказать, что слово волчийимеет такую форму только потому, что оно постоянно воспроизводится; оно производитсяпо образцу своих структурных, а не материальных родичей". "Что жекасается до форм, которые воспроизводятся как члены рядов, то они мало-помалуэмансипируются от своих систем, теряя все более и более признаки наружного ивнутреннего с своими прежними родичами, и приобретают самостоятельность"(например, замуж, поделом) [80].С этой точки зрения целые большие серии синтетических форм в современном русскомязыке придется признать непродуктивными.В современном русском языке грамматическая структура многих слов и форм переживаетпереходную стадию от синтетического строя к смешанному, аналитико-синтетическому,и как в лексике слова перерастают в идиомы и фразы, так и в грамматике словоможет обрастать сложными, аналитическими формами, своего рода грамматическимиидиоматизмами.Вопрос об аналитических элементах в русском литературном языке был поставленИ.А. Бодуэном де Куртенэ на строго научную почву еще в семидесятых годах прошлогостолетия [81]. Эта же проблема попутно затрагиваласьнеоднократно В.А. Богородицким, который очень остроумно связывал факты грамматического"аналитизма" с развитием идиоматических сращений, с "переходомцелого выражения как бы в одно слово определенной формы, где смысл отдельныхчастей уже стушевывается (род опрощения)" [82].В качестве иллюстрации проф. Богородицкий указывал на описательную форму превосходнойстепени прилагательных самый высокий. Точно так же проф. Богородицкий- вслед за Бодуэном де Куртенэ - отмечал распад системы склонения имен существительныхв русском языке (ср. рост и расширение употребления предлогов в соединении спадежными формами).Очень наглядно очертил положение русского языка в системе аналитических исинтетических языков Н.В. Крушевский. В аналитических языках оттенки понятийвыражаются преимущественно с помощью префиксов.В русском языке, по мнению Н.В. Крушевского, есть признаки смешанной, переходнойстадии от синтетического строя к аналитическому. "На такие формы, как оволке, наилучший, самый лучший, где оттенок идеи выражается и префиксом,и суффиксом, следует смотреть как на формы переходные от настоящих синтетических(ср. старинное Кыевh) к аналитическим (ср. болгарское добр,по-добр, най-добр; франц. grand, plus grand, le plus grand и др.)"[83].К сожалению, в последующей грамматической традиции вопрос о соотношении, смешениии взаимодействии аналитических и синтетических форм слов, об усилении и ростеаналитизма в грамматической системе русского языка заглох. Между тем распространениеаналитических форм в русском языке связано с усложнением системы формообразования,с изменением грамматических границ слова и его объема, с ростом фразеологическихединств и сращений. Из грамматического слова вырастают грамматические идиоматизмыи аналитические словосочетания. Флексии замещаются лексическими элементами,которые образуют новые грамматические формы [84].Все это не может не отражаться и на структуре словаря. Аналитические формы слова,лексикализуясь, становятся самостоятельными словами или идиомами (ср., например,наречия налету, наяву и т.п.; ср. предлоги по части, по линии, в отношениии т.п.).Итак, система грамматических форм неоднородна у разных типов слов.Понятно, что слова, представляющие собою системы грамматических форм, резкоотличаются от слов, в которых с морфологической точки зрения признаки словаи формы слова совпадают (таковы, например, наречия верхом, сегодня, завтра,всегда и т.п.).Различия в грамматической структуре разных частей речи обусловлены различиямиих синтаксических функций. А эти различия, в свою очередь, органически связаныс системой основных грамматических категорий, которые определяют строй предложенияи его эволюцию. В зависимости от строя предложения находится и состав частейречи. Еще А.А. Потебня заметил: "Существенный признак предложения в нашихязыках состоит в том, что в предложение входят части речи: если их нет, то нети нашего предложения" [85]. Различияв образовании, употреблении и значении слов и форм слов отражают дифференциациючастей речи.Все это взаимосвязано и находится в постоянном движении, отражая эволюциюязыка и мышления. И.А. Бодуэн де Куртенэ писал об этом: "Жизнь слов и предложенийязыка можно было бы сравнить с perpetuum mobile, состоящим из весов, беспрестанноосциллирующих (колеблющихся), но вместе с тем подвигающихся беспрестанно в известномнаправлении... Нет неподвижности в языке... Статика языка есть только частныйслучай его динамики или скорее кинематики" [86].Грамматическое учение о слове прежде всего должно выделить те общие категории,которые намечаются или обозначаются в системе основных типов слов современногорусского языка, особенно в системе частей и частиц речи как существеннейшихконструктивных элементов предложения.
§ 7. Система частей речи и частиц речи в русском языке
Из общих структурно-семантических типов слов русского языка наиболее резкои определенно выступают грамматические различия между разными категориями словв системе частей речи. Деление частей речи на основные грамматические категорииобусловлено: 1) различиями тех синтаксических функций, которые выполняют разныекатегории слов в связной речи, в структуре предложения; 2) различиями морфологическогостроя слов и форм слов; 3) различиями вещественных (лексических) значений слов;4) различиями в способе отражения действительности; 5) различиями в природетех соотносительных и соподчиненных грамматических категорий, которые связаныс той или иной частью речи. Не надо думать, что части речи одинаковы по количествуи качеству во всех языках мира. В системе частей речи отражается стадия развитияданного языка, его грамматический строй. При выделении основных частей речинеобходимо помнить завет И.А. Бодуэна де Куртенэ:"Крайне неуместно измерять строй языка в известное время категориямикакого-нибудь предшествующего или последующего времени... Видеть в известномсмысле без всяких дальнейших околичностей категории другого языка не научно;наука не должна навязывать объекту чуждые ему категории и должна отыскиватьв нем только то, что в нем живет, обусловливая его строй и состав" [87]."Следует брать предмет исследования таким, каким он есть, не навязываяему чуждых ему категорий".В традиционной русской грамматике, отражающей влияние античных и западноевропейскихграмматик, сначала насчитывалось восемь, затем девять, теперь же - со включениемчастиц - обычно выделяется десять частей речи:1) имя существительное; 2) имя прилагательное; 3) имя числительное; 4) местоимение;5) глагол; 6) наречие; 7) предлог; 8) союз; 9) частицы и 10) междометия.Кроме того, причастия и деепричастия то рассматриваются в составе форм глагола,то относятся к смешанным, переходным частям речи, то считаются особыми частямиречи (в таком случае число частей речи возрастает до двенадцати).Количество частей речи в учениях некоторых лингвистов еще более возрастает.Так, акад. А.А. Шахматов вводил в круг частей речи префикс (например, пре-,наи- и т.п.) и связку. У него получалось четырнадцать частей речи. Еслиэтот перечень дополнить разными другими претендентами на роль частей речи, выдвигавшимисяв последнее время (например, категорией состояния, распознаваемой в словах можно,нельзя, надо, жаль и т.п. [88], вопросительнымисловами и частицами [89], частицами уединяющими,вроде и - и, ни - ни, или - или, относительными словами и т.п.), то числочастей речи в русском языке перешагнет за двадцать.Но с той же легкостью, с какой растет число частей речи в грамматических теорияходних лингвистов, оно убывает в концепциях других.Многие грамматисты (например, Потебня, Фортунатов, Пешковский) отрицали учислительных и местоимений наличие грамматических признаков особых частей речи,указывая на то, что числительные и местоимения по своим синтаксическим особенностямблизки к таким грамматическим категориям, как имена существительные, прилагательныеи наречия. При этой точке зрения количество основных, самостоятельных частейречи уже уменьшается на две и сводится к восьми.Однако и среди этих восьми частей речи также оказываются сомнительные, неполноправные.Легче всего оспорить право называться частью речи у междометий. "Как быни было велико значение междометия в речи, в нем есть что-то, что его обособляетот других частей речи, оно явление другого порядка... Оно не имеет ничего общегос морфологией. Оно представляет собой специальную форму речи - речь аффективную,эмоциональную или иногда речь активную, действенную; во всяком случае оно остаетсяза пределами структуры интеллектуальной речи" [90].Кроме междометий, из группы частей речи легко выпадают служебные слова. "Многиеиз частей речи наших грамматик не что иное, как морфемы (т.е. выразители чистограмматических отношений), - пишет Ж. Вандриес. - Таковы частицы, называемыепредлогами и союзами" [91].Исследователи (например, проф. Кудрявский), придерживавшиеся взгляда Потебнина полный семантический параллелизм частей речи и членов предложения, всегдаотказывали в звании частей речи служебным, связочным словам, т.е. предлогу,союзу и частице. У таких исследователей количество частей речи ограничиваетсячетырьмя основными: существительным, прилагательным, глаголом и наречием. Еслилингвистический скептицизм простирается дальше, то подвергается сомнению правонаречий на звание самостоятельной части речи. Ведь одни разряды наречий находятсяв тесной связи с прилагательными (ср. включение качественных наречий на -ов систему имен прилагательных у проф. Куриловича), другие - с существительными,третьи не имеют ярко выраженных морфологических признаков особой категории.В основе некогда принятого последователями акад. Фортунатова грамматическогоделения слов по различиям словоизменения на: 1) падежные (веселье); 2)родовые (веселый, -ая, -ое, весел, -а, -о, служил, -а, -о) и 3) личные(веселюсь, веселишься и т.п.) лежало именно такое недоверчивое отношениек "грамматичности" наречия. Таким образом, уцелеют лишь три частиречи: имя существительное, имя прилагательное и глагол. Но еще в античной грамматическойтрадиции существительные и прилагательные подводились под одну категорию имени.И в современных языках они часто меняются ролями. "Между ними нет четкойграмматической границы; их можно соединить в одну категорию - категорию имени,- заявляет Ж. Вандриес и заключает: - Продолжая этот отбор, мы приходим к тому,что существует только две части речи: глагол и имя. К ним сводятся все остальныечасти речи" [92]."Имена и глаголы - это живые элементы языка в противоположность его грамматическиморудиям" [93] (вроде предлогов, союзови т.п.).Из русских грамматистов никто еще не дошел до такого ограничения частей речи,но в фортунатовской школе высказывалось мнение, что глагол не соотносителенс именами существительными и прилагательными и что в морфологии можно управитьсяи без категории глагола. Проф. М.Н. Петерсон в своих ранних работах по русскойграмматике в изложении словоизменения так и обходился без учения о глаголе какособом грамматическом классе [94]. Лишь всвоих новых "Лекциях по современному русскому литературному языку"(1941) он вынужден был признать глагол как категорию, "обозначающую признак,протяженный во времени".Таковы колебания в учении о частях речи. Между разными взглядами лингвистовпо этому вопросу - "дистанция огромного размера". Поэтому многим авторамграмматик старое учение о частях речи кажется совершенно скомпрометированным.А между тем к какой-то системе классификации слов приходится прибегать при изложенииграмматики любого языка. Поэтому в грамматиках не редкость заявления вроде следующего:"Учение о частях речи принадлежит к числу наименее разработанных частейграмматики. Традиционная трактовка частей речи считается в современной лингвистикенеудовлетворительной. Однако отсутствие сколько-нибудь установившихсянаучно обоснованных новых точек зрения на этот вопрос заставляет нас в этомотношении держаться в рамках традиции" [95].Выделение основных структурно-семантических типов слов помогает внести некоторуюясность в учение о частях речи. К частям речи не принадлежат ни модальные слова,ни междометия, ни связочные слова или частицы речи. Круг частей речи ограничиваетсяпределами слов, способных выполнять номинативную функцию или быть указательнымиэквивалентами названий.Среди этих слов "человек узнает одно слово как прилагательное, другое- как глагол, не справляясь с определениями частей речи, а тем же, в сущности,способом, каким он узнает в том или ином животном корову или кошку" [96].Части речи прежде всего распадаются на две большие серии слов, отличающихсяодна от другой степенью номинативной самостоятельности, системами грамматическихформ и характером синтаксического употребления.В одной серии оказываются категории имен, категория местоимений и категорияглагола, в другой - категория наречия. В современном русском языке наречия соотносительныс основными разрядами имен и глаголов. Но связь наречий с именами теснее, чемс формами глагольных слов. В современном русском языке происходит непрестанноепередвижение именных форм в систему наречий.Изменения в строе русского языка, связанные с историей связки (так называемого"вспомогательного" глагола), привели к образованию особой части речи- категории состояния. Эта часть речи возникла на основе грамматическогопреобразования целого ряда форм, которые стали употребляться исключительно илипреимущественно в роли присвязочного предиката. Под эту категорию состояниястали подводиться "предикативные наречия" (типа можно, совестно,стыдно и др. под.), оторвавшиеся от категории прилагательных краткие формы(вроде рад, горазд), некоторые формы существительных, подвергшиеся переосмыслению(например, нельзя, пора и т.п.).Так как связка пережиточно сохраняла некоторые формальные свойства глагольногослова, то на развитии категории состояния заметно сказалось влияние категорииглагола.Что касается категории имен, то в русском языке ясно обозначаются различиямежду именами существительными и прилагательными. От этих категорий в историирусского языка (особенно с XII-XIII вв.) обособилась категория количественныхслов - категория имени числительного. Напротив, древний богатый класс указательныхслов, местоимений в истории русского языка подвергся распаду, разложению. Большаячасть местоименных слов слилась с категориями имен прилагательных и наречийили превратилась в частицы речи, в грамматические средства языка. В системесовременного языка сохранились лишь реликты местоимений как особой части речи(предметно-личные местоимения). Таким образом, система семи основных частейречи, свойственных современному русскому языку, может быть представлена в такойсхеме:I. Имена: 1) существительное, 2) прилагательное и 3) числительное.II. 4) Местоимение (в состоянии разложения).III. 5) Глагол.IV. 6) Наречие.V. 7) Категория состояния.Система частей речи в структуре предложения сочетается с системой частиц речи:1) Частицы в собственном смысле.2) Частицы-связки.3) Предлоги.4) Союзы.К частицам речи примыкают одной стороной модальные слова, образующие особыйструктурно-семантический тип слов.Проф. А. Белич [97] думает, что модальныеслова следовало бы объединить с частицами, предлогами, союзами в категории реляционных(т.е. выражающих отношения) слов-частиц. Действительно, среди модальных словнаблюдается большая группа частиц с разнообразными модальными значениями. Однакоэти модальные частицы не исчерпывают и не определяют грамматическую природувсех вообще модальных слов. Модальные слова находятся во взаимодействии какс частицами речи, так и с разными категориями частей речи. Но синтаксическиефункции и семантическая структура большинства модальных слов иного рода, чемчастей речи и частиц речи. В живом языке, как правильно заметил и проф. А. Белич,нет идеальной системы с однообразными, резкими и глубокими гранями между разнымитипами слов. Грамматические факты двигаются и переходят из одной категории вдругую, нередко разными сторонами своими примыкая к разным категориям. Такиеже сложные семантические взаимодействия наблюдаются и в кругу модальных слов.Грамматико-семантическая дифференциация внутри междометий также довольно разнообразна,как покажет дальнейшее изложение.Задача последующего изложения - уяснить грамматическую природу основных типовслов в современном русском языке, описать систему частей речи с присущими каждойиз них грамматическими формами и категориями, раскрыть функции частиц речи,наметить главные семантические разряды внутри категорий модальных слов и междометий.
Примечания
1. Критический разбор труда А. Дювернуа.- "Материалы для словаря древнерусского языка". СПб., 1896, с. 8.
2. Богородицкий В.А. Общий курс русской грамматики.М. - Л., 1935, с. 207.
3. Мещанинов И.И. Общее языкознание. М.,1940, с. 35.
4. Де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. М.,1933, с. 130.
5. Кацнельсон С.Д. Краткий очерк языкознания.Л., 1941, с. 34.
6. Мещанинов И.И. Общее языкознание, с. 37.
7. Щерба Л.В. Некоторые выводы из моих диалектологическихлужицких наблюдений. - В кн.: Восточнолужицкое наречие. Пг., 1915.
8. Де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики, с.129.
9. Марр Н.Я. Избранные работы, т. 1. Л.,1933, с. 189-190.
10. Schuchardt-Brevier H. Halle, 1928, S.135.
11. Кацнельсон С.Д. Краткий очерк языкознания,с. 24.
12. См.: Калинович М. Поняття окремого слова.- "Мовознавство", 1935, № 6.
13. Де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики,с. 108.
14. Bloomfield L. Language. N.Y., 1933,p. 177-178.
15. Де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики,с. 133.
16. Там же, с. 111.
17. Trubezkoy N. Grundzuge der Phonologie.Prag, 1939, S. 34, 241-242.
18. Щерба Л.В. Фонетика французского языка.Л., 1937, с. 81, 77.
19. Noreen A. О словах и классах слов. -В кн.: Nordisk Tidskrift, 1879, p. 23. Ср. его же: Vart sprak, 7, p. 36.
20. Сепир Э. Язык. М.- Л., 1934, с. 28.Ср.: Щерба Л.В. Восточнолужицкое наречие, с. 75.
21. Вандриес Ж. Язык. М., 1937, с. 178.
22. Mathesius W. O potencialnosti jewuvjazykovych. Praha, 1911. Ср.: Noreen A. Einfurung in die wissenschaftlicheBetrachtung der Sprache. Halle, 1923, S. 433-438.
23. Сепир Э. Язык, с. 85-86.
24. Там же, с. 26.
25. Де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики,с. 111.
26. Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение.Лекции 1899/1900 г. М., 1900, с. 187, 186 [т. 1, с.132].
27. Де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики,с. 113.
28. Von Gumboldt W. Uber die Verschiedenheitdes menschlichen Sprachbaues, S. 272.
29. Ср.: Аскольдов С.А. Концепт и слово.- В кн.: Русская речь. Под ред. Л.В. Щербы, вып. 2. Л., 1928, с. 41.
30. Carnoy A. Le science du mot. Louvain,1927, p. 21-22.
31. Хлебников В. Неизданные произведения.М., 1940, с. 329.
32. Шор Р.О. Кризис современной лингвистики.- В кн.: Яфетический сборник, т. 5. Л., 1927, с. 67.
33. Schuchardt-Brevier H., S. 117.
34. Шор Р.О. Язык и общество. М., 1926,с. 76.
35. Виноградов В.В. Современный русскийязык, вып. 1. М., 1938, с. 110-111.
36. Мещанинов И.И. Новое учение о языке.М., 1936.
37. Ср. статью В. Гумбольдта (Uber das Endstehender grammatischen Formen und ihren Einfluss auf die Ideenentwicklung). Ср.у Потта в кн.: W. v. Humboldt und die Sprachwissenschaft (1876, S. 297).
38. Schuchardt-Brevier H., S. 135.
39. Марр Н.Я. Избранные работы, т. 1. с.198-190.
40. Старый русский водевиль. 1819-1849 гг.М., 1936, с. 73.
41. Там же, с. 320.
42. Вяземский П.А. Старая записная книжка.М., 1929, с. 93.
43. Покровский М.М. Семасиологические исследованияв области древних языков. М., 1895.
44. Ср.: Покровский М.М. Несколько вопросовиз области семасиологии. - "Филологическое обозрение", 1897, т.12, кн. 1, с. 64.
45. Де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики,с. 128.
46. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике,т. 1-2. Харьков, 1888, с. 6-7 [17].
47. Там же, с. 7 [18].
48. Marty A. Untersuchungen zur Grundlegungder allgemeinen Grammatik und Sprachphilosophie. Halle, 1908.
49. Von Humboldt W. Uber die Verschiedenheit...,S. 75.
50. Потебня А.А. Из записок по теории словесности.Харьков, 1905, с. 21.
51. Там же, с. 104.
52. Uber Subjektlose Satze. - "Vierteljahrsschriftfur wissenschaftliche Philosophie", Bd. 8.
53. Писарев Д.И. Собр. соч., т. 2. Спб.,1900, с. 277.
54. Sperber H. Uber den Affekt als Ursacheder Sprachveranderung (1914). Ср. также: Bachman Arm. Zur psychologischenTheorie des sprachlichen Bedeutungswandels (1935).
55. Вандриес Ж. Язык, с. 146-148.
56. Бодуэн де Куртенэ И.А. Некоторые общиезамечания о языковедении и языке. Спб., 1871 [Избранные труды по общему языкознанию,т. 1. М., 1963, с. 67].
57. Шахматов А.А. Синтаксис русского языка,вып. 1. Л., 1925, с. 271 [278].
58. Там же, с. 303 [308].
59. Там же, с. 303 [309].
60. Там же, с. 307 [313].
61. Там же, с. 399.
62. Кульман Н.К. [Рец. на кн.:] КошутичР.И. Граматика русского jезика, т. 2. Београд, 1914. - "Изв. Отд. рус.языка и словесности АН", 1915, т. 20, кн. 2, с. 329.
63. Потебня А.А. К истории звуков русскогоязыка, вып. 4. Этимологические и другие заметки. Варшава, 1883, с. 83.
64. Подробнее см.: Виноградов В.В. Основныепонятия русской фразеологии как лингвистической дисциплины. - В кн.: ТрудыЮбилейной научн. сессии ЛГУ. Л., 1946 [или в статье "Об основных типахфразеологических единиц в русском языке". - В кн.: А.А. Шахматов. 1864-1920.Под ред. С.П. Обнорского. М., 1947].
65. Богородицкий В.А. Общий курс русскойграмматики, с. 104.
66. Ries J. Was ist ein Satz? Prag, 1931,S. 114-115.
67. См.: Виноградов В.В. современный русскийязык, вып. 1; Галкина-Федорук Е.М. Понятие формы слова. - "Труды ИФЛИ",1941, т. 9.
68. Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение.Лекции 1899/1900 г., [т. 1, с. 73].
69. Вандриес Ж. Язык, с. 76-92.
70. См. Бернштейн С.И. Основные вопросысинтаксиса в освещении А.А. Шахматова. - "Изв. Отд. рус. языка и словесностиАН", 1922, т. 25; Грамматическая система А.А. Шахматова. - "Русскийязык в школе", 1940, № 4.
71. Русская речь, вып. 2. Л., 1928, с. 7-8[Избранные работы. М., 1957, с. 64-65].
72. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике,т. 1-2, [с. 35].
73. Там же, с. 29 [39].
74. Там же, [c. 45].
75. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Изд. 5,т. 29, с. 129.
76. Шахматов А.А. Курс истории русскогоязыка, ч. 3. Учение о формах. Лекции 1910/11 г. Спб., 1911, с. 4-5.
77. Щерба Л.В. Восточнолужицкое наречие;приложение к этой книге "Некоторые выводы из моих диалектологическихлужицких наблюдений" [см. эту статью в кн.: Избранные работы по языкознанию,т. 1. Л., 1958]; его же статья "О частях речи в русском языке" [вкн.: Избранные работы по русскому языку. М., 1957].
78. Щерба Л.В. Некоторые выводы из моихдиалектологических лужицких наблюдений, тезисы 4, 5 и 7.
79. [Рец. на кн.:] Чернышев В.И. Законыи правила русского произношения. - "Изв. Отд. рус. языка и словесностиАН", 1907, т. 12, кн. 2, с. 495 [т. 2, с. 143].
80. Крушевский Н. Очерк науки о языке. Казань,1883, с. 116 и 123.
81. Бодуэн де Куртенэ И. Глоттологические(лингвистические) заметки, вып. 1. Воронеж, 1877, с. 31.
82. Богородицкий В.А. Очерки по языковедениюи русскому языку. Изд. 3. Казань, 1910, с. 16.
83. Крушевский Н. Очерк науки о языке, с.112-114.
84. Ср.: Жирмунский В.М. Развитие строянемецкого языка. - "Изв. АН СССР". Отд. обществ. наук, 1935, № 4(отдельно: Л., 1935); его же: От флективного строя к аналитическому. - В кн.:Вопросы немецкой грамматики в историческом освещении. М. - Л., 1935.
85. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике,т. 1-2, с. 64 (71).
86. Венгеров С.А. Критико-биографическийсловарь, т. 5. Спб., 1897. Ср.: Щерба Л.В. И.А. Бодуэн де Куртенэ. Некролог.- "Изв. Отд. рус. языка и словесности АН", 1930, т. 3, кн. 1, с.325-326.
87. Бодуэн де Куртенэ И.А. Некоторые общиезамечания о языковедении и языке, с. 26 [т. 1, с. 74].
88. Щерба Л.В. О частях речи в русском языке.- В кн.: "Русская речь", вып. 2, с. 18 [Избр. работы по русскомуязыку, с. 74].
89. Там же.
90. Вандриес Ж. Язык, с. 114.
91. Там же, с. 116.
92. Там же.
93. Там же, с. 130.
94. Петерсон М.Н. Русский язык. М., 1935;его же: Современный русский язык. М., 1929.
95. Зиндер Л.В., Строева-Сокольская Т.В.Современный немецкий язык. Л.- М., 1941, с. 65.
96. Jespersen O. The Philosophy of Grammar.N.Y., 1924, p. 62 [Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958].
97. Белич А. [Рец. на кн.:] Виноградов В.В.Современный русский язык, вып. 1-2. Л., 1938. - "Iужнословенски филолог",Београд, 1938-1939, кн. 17, с. 259. Ср. также статьи Куриловича (Derivationlexicale et derivation syntaxique. Contribution a la theorie des parties dediscours. - "Bulletin de la societe de linguistique de Paris", 1936,t. 37) [см. в его кн.: Очерки по лингвистике. М., 1962, с. 57-70], М.В. Сергиевского(Современные грамматические теории в Западной Европе и античная грамматика.Вопросы грамматики. - "Уч. зап. 1 МГПИИЯ", 1940, т. 2).