Перевод текстов и документов > Тынянов Ю.Н. О литературной эволюции

О литературной эволюции

Ю. Н. Тынянов

О ЛИТЕРАТУРНОЙ ЭВОЛЮЦИИ

(Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977. - С. 270-281)

1. Положение истории литературы продолжает оставаться в ряду культурных дисциплинположением колониальной державы. С одной стороны, ею в значительной мере владеетиндивидуалистический психологизм (в особенности на Западе), где вопрос о литературенеправомерно подменяется вопросом об авторской психологии, а вопрос о литературнойэволюции - вопросом о генезисе литературных явлений. С другой стороны, упрощенныйкаузальный подход к литературному ряду приводит к разрыву между тем пунктом,с которого наблюдается литературный ряд, - а им всегда оказываются главные,но и дальнейшие социальные ряды, - и самым литературным рядом. Построение жезамкнутого литературного ряда и рассмотрение эволюции внутри его наталкиваетсято и дело на соседние культурные, бытовые в широком смысле, социальные рядыи, стало быть, обречено на неполпоту. Теория ценности в литературной науке вызвалаопасность изучения главных, но и отдельных явлений и приводит историю литературыв вид "истории генералов". Слепой отпор "истории генералов" вызвал в свою очередьинтерес к изучению массовой литературы, но без ясного теоретического осознанияметодов ее изучения и характера ее значения.

Наконец, связь истории литературы с живою современною литературой - связьвыгодная и нужная для науки - оказывается не всегда нужною и выгодною для развивающейсялитературы, представители которой готовы принять историю литературы за установлениетех или иных традиционных норм и законов и "историчность" литературного явлениясмешивают с "историзмом" по отношению к нему. В результате последнего конфликтавозникло стремление изучать отдельные вещи и законы их построения во внеисторическомплане (отмена истории литературы).

2. Для того чтобы стать наконец наукой, история литературы должна претендоватьна достоверность. Пересмотру должны быть подвергнуты все ее термины, и преждевсего самый термин "история литературы". Термин оказывается необычайно широким,покрывающим и материальную историю художественной литературы, и историю словесностии письменности вообще; он оказывается и претенциозным, потому что "история литературы"мыслится заранее как дисциплина, готовая войти в "историю культуры" в качественаучно-отпрепарированного ряда. Прав у нее пока на это нет.

Между тем исторические исследования распадаются, по крайней мере, на два главныхтипа по наблюдательному пункту: исследование генезиса литературных явленийи исследование эволюции литературного ряда, литературной изменчивости.

От угла зрения зависит не только значение, но и характер изучаемого явления:момент генезиса в исследовании литературной эволюции имеет свое значение и свойхарактер, разумеется, не те, что в исследовании самого генезиса.

Далее, изучение литературной эволюции, или изменчивости, должно порвать стеориями наивной оценки, оказывающейся результатом смешения наблюдательных пунктов:оценка производится из одной эпохи-системы в другую. Самая оценка при этом должналишиться своей субъективной окраски, и "ценность" того или иного литературногоявления должна рассматриваться как "эволюционное значение и характерность".

То же должно произойти и с такими оценочными пока что понятиями, как "эпигонство","дилетантизм" или "массовая литература" [1].

Основное понятие старой истории литературы - "традиция" оказывается неправомернойабстракцией одного или многих литературных элементов одной системы, в которойони находятся на одном "амплуа" и играют одну роль, и сведением их с теми жеэлементами другой системы, в которой они находятся на другом "амплуа", - в фиктивно-единый,кажущийся целостным ряд.

Главным понятием литературной эволюции оказывается смена систем, авопрос о "традициях" переносится в другую плоскость.

3. Чтобы проанализировать этот основной вопрос, нужно заранее условиться втом, что литературное произведение является системою, и системою является литература.Только при этой основной договоренности и возможно построение литературной науки,не рассматривающей хаос разнородных явлений и рядов, а их изучающей. Вопросо роли соседних рядов в литературной эволюции этим не отметается, а, напротив,ставится.

Проделать аналитическую работу над отдельными элементами произведения, сюжетоми стилем, ритмом и синтаксисом в прозе, ритмом и семантикой в стихе и т. д.стоило, чтобы убедиться, что абстракция этих элементов как рабочая гипотезав известных пределах допустима, но что все эти элементы соотнесены междусобою и находятся во взаимодействии. Изучение ритма в стихе и ритма в прозедолжно было обнаружить, что роль одного и того же элемента в разных системахразная.

Соотнесенность каждого элемента литературного произведения как системы с другимии, стало быть, со всей системой я называю конструктивной функцией данногоэлемента.

При ближайшем рассмотрении оказывается, что такая функция - понятие сложное.Элемент соотносится сразу: с одной стороны, по ряду подобных элементов другихпроизведений-систем, и даже других рядов, с другой стороны, с другими элементамиданной системы (автофункция и синфункция).

Так, лексика данного произведения соотносится сразу с литературной лексикойи общеречевой лексикой, с одной стороны, с другими элементами данного произведения- с другой. Оба эти компонента, вернее, обе равнодействующие функции - неравноправны.

Функция архаизмов, напр., целиком зависит от системы, в которой ониупотреблены. В системе Ломоносова они имеют, напр., функцию так называемого"высокого" словоупотребления, так как в этой системе доминирующую роль в данномслучае играет лексическая окраска (архаизмы употребляются по лексическим ассоциациямс церковным языком). В системе Тютчева функции архаизмов другие, они в рядеслучаев абстрактны: фонтан - водомет. Любопытны как пример случаи архаизмовв иронической функции:

Пушек гром и мусикия! -

у поэта, употребляющего такие слова, как "мусикийский", совершенно в инойфункции. Автофункция не решает, она дает только возможность, она является условиемсинфункции. (Так, ко времени Тютчева за XVIII и XIX века была уже обширная пародическаялитература, где архаизмы имели пародическую функцию.) Но решает в данном случае,конечно, семантическая и интонационная система данного произведения, котораяпозволяет соотнести данное выражение не с "высоким", а с "ироническим" словоупотреблением,т. е. определяет его функцию.

Вырывать из системы отдельные элементы и соотносить их вне системы, т. е.без их конструктивной функции, с подобным рядом других систем неправильно.

4. Возможно ли так называемое "имманентное" изучение произведения как системы,вне его соотнесенности с системою литературы? Такое изолированное изучение произведенияесть та же абстракция, что и абстракция отдельных элементов произведения. Поотношению к современным произведениям она сплошь и рядом применяется и удаетсяв критике, потому что соотнесенность современного произведения с современнойлитературой - заранее предустановленный и только замалчиваемый факт. (Сюда относитсясоотнесенность произведения с другими произведениями автора, соотнесенностьего с жанром и т. д.)

Но уже и по отношению к современной литературе невозможен путь изолированногоизучения.

Существование факта как литературного зависит от его дифференциальногокачества (т. е. от соотнесенности либо с литературным, либо с внелитературнымрядом), другими словами - от функции его.

То, что в одной эпохе является литературным фактом, то для другой будет общеречевымбытовым явлением, и наоборот, в зависимости от всей литературной системы, вкоторой данный факт обращается.

Так, дружеское письмо Державина - факт бытовой, дружеское письмо карамзинскойи пушкинской эпохи - факт литературный. Ср. литературность мемуаров и дневниковв одной системе литературы и внелитературность в другой.

Изучая изолированно произведение, мы не можем быть уверенными, что правильноговорим об его конструкции, о конструкции самого произведения.

Здесь и еще одно обстоятельство. Автофункция, т. е. соотнесенность какого-либоэлемента с рядом подобных элементов других систем и других рядов, является условиемсинфункции, конструктивной функции данного элемента.

Поэтому не безразлично, "стерт" ли, "бледен" ли такой-то элемент или же нет.Что такое "стертость", "бледность" стихи, метра, сюжета и т. д.? Иными словами,что такое "автоматизация" того или иного элемента?

Приведу пример из лингвистики: когда "бледнеет" представление значения, слово,выражающее представление, становится выражением связи, отношения, становитсяслужебным словом. Иными словами, меняется его функция. То же и с автоматизацией,с "побледнением" любого литературного элемента: он не исчезает, только функцияего меняется, становится служебной. Если метр в стихотворении "стерт", за егосчет становятся важными другие признаки стиха и другие элементы произведения,а он несет иные функции.

Так, стиховой "маленький фельетон" в газете дается по преимуществу на стертых,банальных метрах, давно оставленных поэзиею. Как "стихотворение", соотнесенноес "поэзией", его никто бы и читать не стал. Стертый метр является здесь средствомприкрепления злободневного, бытового, фельетонного материала к литературномуряду. Функция его совершенно другая, нежели в поэтическом произведении, онаслужебная. К тому же ряду фактов относится и "пародия" в стиховом "маленькомфельетоне". Пародия литературно жива постольку, поскольку живо пародируемое.Какое литературное значение может иметь заведомо тысячная пародия на лермонтовское"Когда волнуется желтеющая нива..." и на пушкинского "Пророка"? Между тем стиховой"маленький фельетон" сплошь да рядом пользуется ею. И здесь мы имеем то же:функция пародии стала служебной, она служит для прикрепления внелитературныхфактов к литературному ряду.

Если "стерта" так называемая сюжетная проза, то фабула имеет в произведениииные функции, нежели в том случае, когда сюжетная проза в литературной системене "стерта". Фабула может быть только мотивировкой стиля или способа развертыванияматериала.

Говоря грубо, описания природы в старых романах, которые мы, двигаясь в определеннойлитературной системе, были бы склонны сводить к роли служебной, к роли спайкиили торможения (а значит, почти пропускать), двигаясь в другой литературнойсистеме, мы были бы склонны считать главным, доминирующим элементом, потомучто возможно такое положение, что фабула являлась только мотивировкой, поводомк развертыванию "статических описаний".

5. Подобным же образом решается вопрос наиболее трудный, наименее исследованный:о литературных жанрах. Роман, кажущийся целым, внутри себя на протяжении вековразвивающимся жанром, оказывается не единым, а переменным, с меняющимся от литературнойсистемы к системе материалом, с меняющимся методом введения в литературу внелитературныхречевых материалов, и самые признаки жанра эволюционируют. Жанры "рассказ","повесть" в системе 20-х - 40-х годов определялись, как то явствует из самыхназваний, другими признаками, нежели у нас [2].Мы склонны называть жанры по второстепенным результативным признакам,грубо говоря, по величине. Названия "рассказ", "повесть", "роман" для нас адекватныопределению количества печатных листов. Это доказывает не столько "автоматизованность"жанров для нашей литературной системы, сколько то, что жанры определяются унас по иным признакам. Величина вещи, речевое пространство - не безразличныйпризнак. В изолированном же от системы произведении мы жанра и вовсе не в состоянииопределить, ибо то, что называли одою в 20-е годы XIX века или, наконец, Фет,называлось одою не по тем признакам, что во время Ломоносова.

На этом основании заключаем: изучение изолированных жанров вне знаков тойжанровой системы, с которой они соотносятся, невозможно. Исторический романТолстого не соотнесен с историческим романом Загоскина, а соотносится с современнойему прозой.

6. Строго говоря, вне соотнесенности литературных явлений и не бывает их рассмотрения.Таков, напр., вопрос о прозе и поэзии. Мы молчаливо считаем метрическую прозу- прозой и неметрический верлибр - стихом, не отдавая себе отчета в том, чтов иной литературной системе мы были бы поставлены в затруднительное положение.Дело в том, что проза и поэзия соотносятся между собою, есть взаимная функцияпрозы и стиха. (Ср. установленное Б. Эйхенбаумом взаимоотношение развития прозыи стиха, их корреляцию.)

Функция стиха в определенной литературной системе выполнялась формальным элементомметра.

Но проза дифференцируется, эволюционирует, одновременно эволюционирует и стих.Дифференция одного соотнесенного типа влечет за собою или, лучше сказать, связанас дифференцией другого соотнесенного типа. Возникает метрическая проза (напр.,Андрей Белый). Это связано с перенесением стиховой функции в стихе с метра надругие признаки, частью вторичные, результативные: на ритм как знак стиховыхединиц, особый синтаксис, особую лексику и т. д. Функция прозы к стиху остается,но формальные элементы, ее выполняющие, - другие.

Дальнейшая эволюция форм может либо на протяжении веков закрепить функциюстиха к прозе, перенести ее на целый ряд других признаков, либо нарушить ее,сделать несущественной; и подобно тому как в современной литературе малосущественнасоотносительность жанров (по вторичным, результативным признакам), такможет настать период, когда несущественно будет в произведении, написано лионо стихом или прозой.

7. Эволюционное отношение функции и формального элемента - вопрос совершеннонеисследованный. Я привел пример того, как эволюция форм вызывает изменениефункции. Примеры того, как форма с неопределенной функцией вызывает новую, определяетее, многочисленны. Есть примеры другого рода: функция ищет своей формы.

Приведу пример, в котором сочетались оба момента.

В 20-х годах в литературном направлении архаистов возникает функция высокогои простонародного стихового эпоса. Соотнесенность литературы с социальнымрядом ведет их к большой стиховой форме. Но формальных элементов нет, "заказ"социального ряда оказывается не равным "заказу" литературному и виснет в воздухе.Начинаются поиски формальных элементов. Катенин в 1822 г. выдвигает октаву какформальный элемент стиховой эпопеи. Страстность споров вокруг невинной с видуоктавы под стать трагическому сиротству функции без формы. Эпос архаистов неудается. Через 8 лет форма используется Шевыревым и Пушкиным в другой функции- ломки всего четырехстопного ямбического эпоса и нового, сниженного (а не "высокого"),опрозаизированного эпоса ("Домик в Коломне").

Связь функции и формы не случайна. Не случайно одинаково сочетание лексикиопределенного типа с метрами определенного типа у Катенина и через 20-30 лету Некрасова, вероятно, и понятия не имевшего о Катенине.

Переменность функций того или иного формального элемента, возникновение тойили иной новой функции у формального элемента, закрепление его за функцией -важные вопросы литературной эволюции, решать и исследовать которые здесь покане место.

Скажу только, что здесь от дальнейших исследований зависит весь вопрос о литературекак о ряде, о системе.

8. Представление о том, что соотнесенность литературных явлений: совершаетсяпо такому типу: произведение вдвигается в синхронистическую литературную системуи "обрастает" там функцией, - не совсем правильно. Самое понятие непрерывноэволюционирующей синхронистической системы противоречиво. Система литературногоряда есть прежде всего система функций литературного ряда, в непрерывнойсоотнесенности с другими рядами. Ряды меняются по составу, но дифференциальностьчеловеческих деятельностей остается. Эволюция литературы, как и других культурныхрядов, не совпадает ни по темпу, ни по характеру (ввиду специфичности материала,которым она орудует) с рядами, с которыми она соотнесена. Эволюция конструктивнойфункции совершается быстро. Эволюция литературной функции - от эпохи к эпохе,эволюция функций всего литературного ряда по отношению к соседним рядам - столетиями.

9. Ввиду того что система не есть равноправное взаимодействие всех элементов,а предполагает выдвинутость группы элементов ("доминанта") и деформацию остальных,произведение входит в литературу, приобретает свою литературную функцию именноэтой доминантой. Так, мы соотносим стихи со стиховым рядом (а не прозаическим)не по всем их особенностям, а только по некоторым. То же и в соотнесенностипо жанрам. Мы соотносим роман с "романом" сейчас по признаку величины, по характеруразвития сюжета, некогда разносили по наличию любовной интриги.

Здесь еще один любопытный, с точки зрения эволюционной, факт. Соотноситсяпроизведение по тому или иному литературному ряду, в зависимости от "отступления",от "дифференции" именно по отношению к тому литературному ряду, по которомуоно разносится. Так, напр., вопрос о жанре пушкинской поэмы, необычайно острыйдля критики 20-х годов, возник потому, что пушкинский жанр явился комбинированным,смешанным, новым, без готового "названия". Чем острее расхождения с тем илииным литературным рядом, тем более подчеркивается именно та система, с которойесть расхождение, дифференция. Так, верлибр подчеркнул стиховое начало на внеметрическихпризнаках, а роман Стерна - сюжетное начало на внефабулъных признаках(Шкловский). Аналогия из лингвистики: "изменчивость основы заставляет сосредоточиватьна ней максимум выразительности и выводит ее из сети приставок, которые не изменяются"(Вандриес).

10. В чем соотнесенность литературы с соседними рядами?

Далее, каковы эти соседние ряды?

Ответ у нас всех готов: быт.

Но для того чтобы решить вопрос о соотнесенности литературных рядов с бытом,поставим вопрос: как, чем соотнесен быт с литературой? Ведь быт по составумногогранен, многосторонен, и только функция всех его сторон в нем специфическая.Быт соотнесен с литературой прежде всего своей речевой стороной. Таковаже соотнесенность литературных рядов с бытом. Эта соотнесенность литературногоряда с бытовым совершается по речевой линии, у литературы по отношениюк быту есть речевая функция.

У нас есть слово "установка". Она означает примерно "творческое намерениеавтора". Но ведь бывает, что "намерение благое, да исполнение плохое". Прибавим:авторское намерение может быть только ферментом. Орудуя специфическим литературнымматериалом, автор отходит, подчиняясь ему, от своего намерения. Так, "Горе отума" должно было быть "высоким" и даже "великолепным" (по авторской терминологии,не сходной с нашей), но получилось политической "архаистической" памфлетнойкомедией. Так, "Евгений Онегин" должен был быть сначала "сатирическою поэмой",в которой автор "захлебывается желчью". А работая над 4-й главой, Пушкин ужепишет: "Где у меня сатира? О ней и помину нет в "Евгении Онегине".

Конструктивная функция, соотнесенность элементов внутри произведения обращает"авторское намерение" в фермент, но не более. "Творческая свобода" оказываетсялозунгом оптимистическим, по не соответствует действительности и уступает место"творческой необходимости".

Литературная функция, соотнесенность произведения с литературными рядами довершаетдело.

Вычеркнем телеологический, целевой оттенок, "намерение" из слова "установка".Что получится? "Установка" литературного произведения (ряда) окажется его речевойфункцией, его соотнесенностью с бытом.

Установка оды Ломоносова, ее речевая функция - ораторская. Слово "установлено"на произнесение. Дальнейшие бытовые ассоциации - произнесение в большом,в дворцовом зале. Ко времени Карамзина ода "износилась" литературно. Погиблаили сузилась в своем значении установка, которая пошла на другие", уже бытовыеформы. Оды поздравительные и всякие другие стали "шинельными стихами", деломтолько бытовым. Готовых литературных жанров нет. И вот их место занимают бытовыеречевые явления. Речевая функция, установка ищет формы и находит ее в романсе,шутке, игре с рифмами, буриме, шараде и т. д. И здесь свое эволюционное значениеполучает момент генезиса, наличие тех или иных бытовых речевых форм.Дальнейшие бытовые ряды этих речевых явлений в эпоху Карамзина - салон. Салон- факт бытовой - становится в это время литературным фактом. Таково закреплениебытовых форм за литературной функцией.

Подобно этому, домашняя, интимная, кружковая семантика всегда существует,но в известные периоды она обретает литературную функцию.

Таково в литературе и закрепление случайных результатов: черновые стиховыепрограммы и черновые "сценарии" Пушкина становятся его чистовой прозой.Это возможно только при эволюции целого ряда, при эволюции его установки.

Аналогия нашего времени для борьбы двух установок: митинговая установка стихаМаяковского ("ода") в борьбе с камерной романсной установкой Есенина ("элегия").

11. Речевая функция должна быть принята во внимание и в вопросе об обратнойэкспансии литературы в быт. "Литературная личность", "авторская личность","герой" в разное время является речевой установкой литературы и оттудаидет в быт. Таковы лирические герои Байрона, соотносившиеся с его "литературнойличностью" - с тою личностью, которая оживала у читателей из стихов, и переходившиев быт. Такова "литературная личность" Гейне, далекая от биографического подлинногоГейне. Биография в известные периоды оказывается устной, апокрифической литературой.Это совершается закономерно, в связи с речевой установкой данной системы: Пушкин,Толстой, Блок, Маяковский, Есенин - ср. с отсутствием литературной личностиЛескова, Тургенева, Фета, Майкова, Гумилева и др., связанным с отсутствием речевойустановки на "литературную личность". Для экспансии литературы в быт требуются,само собой, - особые бытовые условия.

12. Такова ближайшая социальная функция литературы. Только через изучениеближайших рядов возможно ее установление и исследование. Только при рассмотренииближайших условий возможно оно, а не при насильственном привлечении дальнейших,пусть и главных, каузальных рядов.

И еще одно замечание: понятие "установки", речевой функции относится к литературномуряду или системе литературы, но не к отдельному произведению. Отдельное произведениедолжно быть соотнесено с литературным рядом, прежде чем говорить об его установке.Закон больших чисел неприложим к малым. Устанавливая сразу дальнейшие каузальныеряды для отдельных произведении и отдельных авторов, мы изучаем не эволюциюлитературы, а ее модификацию, не как изменяется, эволюционирует литература всоотнесенности с другими рядами, а как ее деформируют соседние ряды, - вопрос,также подлежащий изучению, но уже в совершенно иной плоскости.

Особенно ненадежен здесь прямолинейный путь изучения авторской психологиии переброска каузального мостика от авторской среды, быта, класса к егопроизведениям. Эротическая поэзия Батюшкова возникла из работы его над поэтическимязыком (ср. его речь "О влиянии легкой поэзии на язык"), и Вяземский отказывалсяискать ее генезис в психологии Батюшкова. Поэт Полонский, который никогда небыл теоретиком и, однако, как поэт, как мастер своего дела, это дело понимал,пишет о Бенедиктове: "Весьма возможно, что суровая природа: леса, камни (...)влияли на впечатлительную душу ребенка, - будущего поэта; но как влияли? Этовопрос трудный, и никто без натяжек не разрешит его. Не природа, для всех одинаковая,играет тут главную роль...". Типичны переломы художников, не объяснимые их личнымипереломами; типы переломов Державина, Некрасова, у которых "высокая" поэзияв молодости идет рядом с "низкой", сатирической и при объективных условиях сливаются,давая новые явления. Ясно, что здесь вопрос не в индивидуальных психическихусловиях, а в объективных, в эволюции функций литературного ряда по отношениюк ближайшему социальному.

13. Поэтому должен быть подвергнут пересмотру один из сложных эволюционныхвопросов литературы - вопрос о "влиянии". Есть глубокие психологические и бытовыеличные влияния, которые никак не отражаются в литературном плане (Чаадаев иПушкин). Есть влияния, которые модифицируют, деформируют: литературу, не имеяэволюционного значения (Михайловский и Глеб Успенский). Всего же поразительнеефакт наличия внешних данных для заключения о влиянии - при отсутствии его. Яприводил пример Катенина и Некрасова, Эти примеры могут быть продолжены. Южноамериканскиеплемена создают миф о Прометее без влияния античности. Перед нами факты конвергенции,совпадения. Эти факты оказываются такого значения, что ими совершенно покрываетсяпсихологический подход к вопросу о влиянии, и вопрос хронологический - "ктораньше сказал?" оказывается несущественным. "Влияние" может совершиться тогдаи в таком направлении, когда и в каком направлении для этого имеются литературныеусловия. Оно предоставляет художнику при совпадении функции формальные элементыдля ее развития и закрепления. Если этого "влияния" нет, аналогичная функцияможет привести и без него к аналогичным формальным элементам.

14. Здесь пора поставить вопрос о главном термине, которым оперирует историялитературы, о "традиции". Если мы условимся в том, что эволюция есть изменениесоотношения членов системы, т. е. изменение функций и формальных элементов,- эволюция оказывается "сменой" систем. Смены эти носят от эпохи к эпохе тоболее медленный, то скачковой характер и не предполагают внезапного и полногообновления и замены формальных элементов, но они предполагают новую функциюэтих формальных элементов. Поэтому самое сличение тех или иных литературныхявлений должно проводиться по функциям, а не только по формам. Совершенно несходныепо видимости явления разных функциональных систем могут быть сходны по функциям.и наоборот. Вопрос затемняется здесь тем, что каждое литературное направлениев известный период ищет своих опорных пунктов в предшествующих системах, - то,что можно назвать "традиционностью".

Так, быть может, функции пушкинской прозы ближе к функциям прозы Толстого,нежели функции пушкинского стиха к функции подражателей его в 30-х годах и Майкова.

15. Резюмирую: изучение эволюции литературы возможно только при отношениик литературе как к ряду, системе, соотнесенной с другими рядами, системами,ими обусловленной. Рассмотрение должно идти от конструктивной функции к функциилитературной, от литературной к речевой. Оно должно выяснить эволюционное взаимодействиефункций и форм. Эволюционное изучение должно идти от литературного ряда к ближайшимсоотнесенным рядам, а не дальнейшим, пусть и главным. Доминирующее значениеглавных социальных факторов этим не только не отвергается, но должно выяснитьсяв полном объеме, именно в вопросе об эволюции литературы, тогда как непосредственноеустановление "влияния" главных социальных факторов подменяет изучение эволюциилитературы изучением модификации литературных произведений, их деформации.

Примечания

1. Достаточно проанализироватк массовую литературу20-х и 30-х годов, чтобы убедиться в колоссальной эволюционной разнице их.В 30-е годы, годы автоматизации предшествующих традиций, годы работы над слежалымлитературным материалом, "дилетантизм" получает вдруг колоссальное эволюционноезначение. Именно из дилетантизма, из атмосферы "стихотворных записок на поляхкниг" выходит повое явление - Тютчев, своими интимными интонациями преобразующийпоэтический язык и жанры. Бытовое отношение к литературе, кажущеесяс оценочной точки зрения ее разложением, преобразует литературную систему.Между тем "дилетантизм" и "массовая литература" в 20-х годах, годах "мастеров"и создания новых поэтических жанров, окрещивались "графоманией", и тогда как"первостепенные" (с точки зрения эволюционного значения) поэты 30-х годовв борьбе с предшествующими нормами являлись в условиях "дилетантизма" (Тютчев,Полежаев), "эпигонства и ученичества" (Лермонтов), в эпоху 20-х годов даже"второстепенные" поэты носили окраску мастеров первостепенных; ср. "универсальность"и "грандиозность" жанров у таких массовых поэтов, как Олин. Ясно, что эволюционноезначение таких явлений, как "дилетантизм", "эпигонство" и т. д., от эпохик эпохе разное, и высокомерное, оценочное отношение к этим явлениям - наследствостарой истории литературы.

2. Ср. словоупотребление "рассказ" в 1825г. в "Московском телеграфе" в рецензии о "Евгении Онегине"; "Кто из поэтовимел рассказ, т. е. исполнение поэмы, целью, и даже кто из прозаиковв творении обширном? В "Тристраме Шанди", где, по-видимому, все заключенов рассказе, рассказ совсем не цель сочинения" ("Московский телеграф",1825, № 15. Особенное прибавл., стр. 5). Т. е. "рассказ" здесь, очевидно,близок к нашему термину "сказ". Эта терминология вовсе не случайнаи продержалась долго. Ср. определение жанров у Дружинина в 1849 г.: "Сам автор(Загоскин. - Ю. Т.) назвал это произведение ("Русские в начале осьмнадцатогостолетия". - Ю. Т.] рассказом; в оглавлении же оно означеноименем романа; но что же это в самом деле, теперь определить трудно,потому что оно еще ие кончено. По-моему, это и не рассказ, и не роман.Это не рассказ, потому что изложение выходит не от автора иликакого-нибудь постороннего лица, а напротив, драматизировано (или,вернее, диалогировано); так что сцены и разговоры беспрерывно сменяются однидругими; наконец, повествование занимает самую меньшую часть. Это не роман,потому что с этим словом соединяются требования и поэтического творчества,художественности в изображении характеров и положений действующих лиц. Стану называть его романом, потому что он имеет на то все претензии" (А.В. Дружинин. Собр. соч., т. 6. СПб., 1865, стр. 41. "Письма иногороднегоподписчика"). Ставлю здесь же один любопытный вопрос.В разное время, в разных национальных литературах замечается тип "рассказа",где в первых строках выведен рассказчик, далее не играющий никакой сюжетнойроли, а рассказ ведется от его имени (Мопассан, Тургенев). Объяснить сюжетнуюфупкцию этого рассказчика трудно. Если зачеркнуть первые строки, его рисующие,сюжет не изменится. (Обычное начало-штамп в таких рассказах: "N. N. закурилсигару и начал рассказ)". Думаю, что здесь явление не сюжетного, а жанровогопорядка. "Рассказчик" здесь - ярлык жанра, сигнал жанра "рассказ" - в известнойлитературной системе.Эта сигнализация указывает, что жанр, с которым автор соотносит свое произведение,стабилизирован. Поэтому "рассказчик" здесь жанровый рудимент старого жанра.Тогда "сказ" у Лескова мог явиться вначале из "установки" на старый жанр,как средство "воскрешения", подновления старого жанра, и только впоследствииперерос жанровую функцию. Вопрос, разумеется, требует особого исследования.