Статус лингвистики как науки
Э. Сепир
СТАТУС ЛИНГВИСТИКИ КАК НАУКИ
(Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. - М., 1993. - С.259-265)
Можно считать, что подлинно научный период в истории лингвистики начинаетсясо сравнительного изучения и реконструкции индоевропейских языков. В ходе своихобстоятельных исследований индоевропеисты постепенно выработали методику, пожалуй,более совершенную, нежели методы других наук, имеющих дело с человеческими институтами.Многие формулировки, предложенные компаративистами, занимавшимися индоевропейскимиязыками, по своей четкости и регулярности близки к формулам, или так называемым"законам", естественных наук. В основе сравнительно-исторического языкознаниялежит гипотеза о регулярном характере звуковых изменений, а большая часть морфологическихпреобразований понимается в компаративистике как побочный продукт регулярногофонетического развития. Многие были склонны отрицать, но в свете опыта, накопленноголингвистикой на сегодняшний день, нельзя не признать, что именно этот подходпозволил достичь наибольших успехов в области проблематики истории языка. Почемуследует исходить из регулярности фонетических изменений и почему такие регулярностидолжны иметь место - на эти вопросы рядовой лингвист вряд ли в состоянии датьудовлетворительные ответы. Однако из этого вовсе не следует, что можно былобы значительно усовершенствовать методы лингвистического исследования, еслиотказаться от хорошо проверенной гипотезы и открыть путь для разного рода психологическихи социологических объяснений не связанных непосредственно с тем, что мы сейчасуже знаем об историческом развитии языков. Психологические и социологическиеобъяснения той регулярности лингвистических изменений, которая давно уже известнавсем изучающим язык, конечно, желательны и даже необходимы. Но ни психология,ни социология не в состоянии предписывать лингвисту какие именно законы историиязыка он должен формулировать. В лучшем случае данные дисциплины могут побудитьлингвиста энергичнее, чем раньше, стараться понять историю языка в более широкомконтексте человеческого поведения вообще - как индивидуального, так и общественного.Разработанные индоевропеистами методы были с явным успехом использован и висследованиях языков других семей. Совершенно очевидно, что методы эти стольже безотказно действуют применительно к "примитивным" бесписьменным языкам Азиии Африки, как и применительно к значительно лучше известным формам речи болееразвитых народов. Возможно, что как раз в языках этих более цивилизованных народовфундаментальная регулярность языковых процессов значительно чаще нарушаласьтакими противоречащими ей тенденциями, как заимствования из других языков, смешениедиалектов, социальная дифференциация речи. Чем больше мы занимаемся сравнительнымиисследованиями родственных "примитивных" языков, тем очевиднее становится тотфакт, что фонетические законы и выравнивание по аналогии - это основные ключик пониманию процесса развития различных языков и диалектов из одного общегопраязыка. Это положение хорошо подтверждают исследования профессора ЛеонардаБлумфилда в области центральных алгонкинских языков и мои - на материале атабаскскихязыков: они являются убедительным ответом тем, кто отказывается верить в почтивсеобщую регулярность действия всех этих неосознаваемых языковых сил, взаимодействиекоторых приводит к регулярным фонетическим изменениям и связанным с ними морфологическимпреобразованиям. Возможность предсказать правильность специфических форм в томили ином бесписьменном языке на основании сформулированных для него фонетическихзаконов существует не только чисто теоретически - сейчас уже можно привестинемало реальных примеров таких подтвердившихся предсказаний. Не может быть никакихсомнений в том, что методам, первоначально разработанным в индоевропеистике,предназначено сыграть существенную роль и в исследованиях всех других языков;кроме того, при помощи этих методов, в результате постепенного их совершенствования,мы, возможно, получим и подтверждение гипотезы об отдаленном родстве языковразных групп, в пользу чего сейчас говорят лишь единичные поверхностные факты.Однако основная цель данной статьи - не демонстрация достигнутых лингвистическихрезультатов, скорее привлечение внимания к некоторым точкам соприкосновениямежду лингвистикой и другими научными дисциплинами и, кроме того, обсуждениевопроса о том, в каком смысле о лингвистике можно говорить как о науке".Значимость лингвистически данных для антропологии и истории культуры давноуже стала общепризнанным фактом. В процессе развития лингвистических исследованийязык доказывает свою полезность как инструмент познания в науках о человекеи в свою очередь нуждается в этих науках, позволяющих пролить свет на его суть.Современному лингвисту становится трудно ограничиваться лишь своим традиционнымпредметом. Если он не вовсе лишен воображения, то он не сможет не разделятьвзаимных интересов, которые связывают лингвистику с антропологией и историейкультуры, с социологией, психологией, философией и - в более отдаленной перспективе- с физиологией и физикой.Язык приобретает все большую значимость в качестве руководящего начала в научномизучении культуры. В некотором смысле система культурных стереотипов всякойцивилизации упорядочивается с помощью языка, выражающего данную цивилизацию.Наивно думать, что можно понять основные принципы некоторой культуры на основечистого наблюдения без того ориентира, каковым является языковой символизм,только и делающий эти принципы значимыми для общества и понятными ему. Когда-нибудьпопытка исследования примитивной культуры без привлечения данных языка соответствующегообщества будет выглядеть столь же непрофессиональной, как труд историка, которыйне может воспользоваться в своем исследовании подлинными документами той цивилизации,которую он описывает.Язык - это путеводитель в "социальной действительности". Хотя язык обычноне считается предметом особого интереса для обществоведения, он существенновлияет на наше представление о социальных процессах и проблемах. Люди живутне только в материальном мире и не только в мире социальном, как это принятодумать: в значительной степени они все находятся и во власти того конкретногоязыка, который стал средством выражения в данном обществе. Представление о том,что человек ориентируется во внешнем мире, по существу, без помощи языка и чтоязык является всего лишь случайным средством решения специфических задач мышленияи коммуникации, - это всего лишь иллюзия. В действительности же "реальный мир"в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той илииной социальной группы. Два разных языка никогда не бывают столь схожими, чтобыих можно было считать средством выражения одной и той же социальной действительности.Миры, в которых живут различные общества, - это разные миры, а вовсе не одини тот же мир с различными навешанными на него ярлыками.Понимание, например, простого стихотворения предполагает не только пониманиекаждого из составляющих его слов в его обычном значении: необходимо пониманиевсего образа жизни данного общества, отражающегося в словах и раскрывающегосяв оттенках их значения. Даже сравнительно простой акт восприятия в значительнобольшей степени, чем мы привыкли думать, зависит от наличия определенных социальныхшаблонов, называемых словами. Так, например, если нарисовать несколько десятковлиний произвольной формы, то одни из них будут восприниматься как "прямые" (straight),другие - как "кривые" (crooked), "изогнутые" (curved) или "ломаные" (zigzag)потому только, что сам язык предполагает такое разбиение в силу наличия в немэтих слов. Мы видим, слышим и вообще воспринимаем окружающий мир именно так,а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретациипредопределяется языковыми привычками нашего общества.Итак, для решения наиболее фундаментальных проблем человеческой культуры знаниеязыковых механизмов и понимание процесса исторического развития языка, несомненно,становятся более важными, чем более изощренными становятся наши исследованияв области социального поведения человека. Именно поэтому мы можем считать языксимволическим руководством к пониманию культуры. Но значение лингвистики дляизучения культуры этим не исчерпывается. Многие объекты и явления культуры настольковзаимосвязаны с их терминологией, что изучение распределения культурно значимыхтерминов часто позволяет увидеть историю открытий и идей в новом свете. Этиисследования, уже принесшие плоды в изучении истории некоторых европейских иазиатских культур, должны принести пользу и в деле реконструкции культур примитивных.Для социологии в узком смысле слова данные лингвистики имеют не меньшее значение,чем для теоретической антропологии. Социолога не могут не интересовать способычеловеческого общения. Поэтому крайне важным для него является вопрос о том,как язык во взаимодействии с другими факторами облегчает или затрудняет процесспередачи мыслей и моделей поведения от человека к человеку. Далее, социологне может оставить без внимания и вопрос о символической значимости, в социальномсмысле, языковых расхождений, возникающих во всяком достаточно большом обществе.Правильность речи, то есть то явление, которое может быть названо "социальнымстилем" речи, имеет к социологии значительно большее отношение, чем к эстетикеили грамматике. Специфические особенности произношения, характерные обороты,нелитературные формы речи, разного рода профессионализмы - все это символы разнообразныхспособов самоорганизации общества, которые имеют решающее значение для пониманияразвития индивидуальных и социальных свойств. Но ученый-социолог не в состоянииоценить важность этих явлений до тех пор, пока у него нет вполне ясного представленияо той языковой основе, с помощью которой только и можно оценить этот социальныйсимволизм языкового характера.Обнадеживающим представляется тот факт, что языковым данным все большее вниманиеуделяется со стороны психологов. До сих пор еще нет уверенности в том, что психологияможет внести что-либо новое в понимание речевого поведения человека по сравнениюс тем, что лингвисту известно на основании его собственных данных. Однако всебольшее признание получает справедливое представление о том, что психологическиеобъяснения языковых фактов, сделанные лингвистами, должны быть переформулированыв более общих терминах; в таком случае чисто языковые факты могут быть рассмотреныкак специфические формы символического поведения. Ученые-психологи, на мой взгляд,ограничивают себя слишком узкими рамками психофизических основ речи, не углубляясьв изучение ее символической природы. Это, по-видимому, связано с тем, что фундаментальнаязначимость символизма для человеческого поведения еще не осознана ими в достаточнойстепени. Однако представляется вполне вероятным, что именно изучение символическойприроды языковых форм и процессов могло бы в наибольшей степени обогатить психологическуюнауку.Любое действие может быть рассмотрено либо как чисто функциональное в прямомсмысле слова, либо как символическое, либо как совмещающее в себе оба эти плана.Так, если я толкаю дверь, намереваясь войти в дом, смысл данного действия заключаетсянепосредственно в том, чтобы обеспечить себе свободный вход. Но если же я "стучусьв дверь", то достаточно лишь слегка поразмыслить, чтобы понять: стук сам посебе еще не открывает передо мной дверей. Он служит всего-навсего знаком того,что кто-то должен прийти и открыть мне дверь. Стук в дверь - это замена самогопо себе более примитивного акта открывания двери. Здесь мы имеем дело с рудиментомтого, что можно назвать языком. Громадное количество всяческих действий являетсяв этом грубом смысле языковыми актами. Иначе говоря, эти действия важны длянас не потому, что сами они непосредственно приводят к какому-либо результату,а потому, что они служат опосредующими знаками для более важных действий. Примитивныйзнак имеет некоторое объективное сходство с тем, что он замещает или на чтоуказывает. Так, стук в дверь непосредственно соотносится с подразумеваемым намерениемэту дверь открыть. Некоторые знаки становятся редуцированными формами тех функциональныхдействий, которые они обозначают. Например, показать человеку кулак - это редуцированныйи относительно безвредный способ обозначить реальное избиение, и если такойжест начинает восприниматься в обществе как достаточно выразительный метод замещенияугроз или брани, то его можно считать символом в прямом смысле слова.Символы этого типа - первичны, поскольку сходство такого символа с тем, чтоон замещает, остается вполне очевидным. Однако со временем форма символа изменяетсядо такой степени, что всякая внешняя связь с замещаемым им понятием утрачивается.Так, нельзя усмотреть никакой внешней связи между окрашенной в красно-бело-синийцвет материей и Соединенными Штатами Америки - сложным понятием, которое и самопо себе не так легко определить. Поэтому можно считать, что флаг - это вторичный,или отсылочный (referential), символ. Как мне кажется, понять язык с точки зренияпсихологии - это значит рассмотреть его как чрезвычайно сложный набор такихвторичных, или отсылочных, символов, созданных обществом. Не исключено, чтои примитивные выкрики, и другие типы символов, выработанные людьми в процессеэволюции, первоначально соотносились с определенными эмоциями, отношениями ипонятиями. Но связь эта между словами и их комбинациями и тем, что они обозначают,сейчас уже непосредственно не прослеживается.Языкознание одновременно одна из самых сложных и одна из самых фундаментальныхнаук. Возможно, подлинно плодотворное соединение лингвистики и психологии всееще дело будущего. Можно полагать, что лингвистике суждено сыграть очень важнуюроль в конфигурационной (configurative) психологии (Gestalt psychology), посколькупредставляется, что из всех форм культуры именно язык совершенствует свою структурусравнительно независимо от прочих способов структурирования культуры. Можнопоэтому думать, что языкознание станет чем-то вроде руководства к пониманию"психологической географии" культуры в целом. В повседневной жизни изначальнаясимволика поведения совершенно затемнена многофункциональностью стереотипов,приводящих в недоумение своим разнообразием. Дело в том, что каждый отдельновзятый акт человеческого поведения является точкой соприкосновения такого множестваразличных поведенческих конфигураций, что большинству из нас очень трудно разграничитьконтекстные и внеконтекстные формы поведения. Так что именно лингвистика имееточень существенное значение для конфигурационных исследований, потому что языковоеструктурирование в весьма значительной степени является самодостаточным и почтине зависит от прочих тесно взаимодействующих друг с другом неязыковых структур.Примечательно, что и философия в последнее время все в большей, нежели раньше,степени начинает заниматься проблемами языка. Давно прошло то время. Когда философыпростодушно могли переводить грамматические формы и процессы в метафизическиесущности. Философу необходимо понимать язык хотя бы для того, чтобы обезопаситьсебя от своих собственных языковых привычек, поэтому неудивительно, что, пытаясьосвободить логику от грамматических помех и понять символическую природу знанияи значение символики, философы вынуждены изучать основы самих языковых процессов.Лингвисты занимают престижную позицию, содействуя процессу прояснения скрытогоеще для нас смысла наших слов и языковых процедур. Среди всех исследователейчеловеческого поведения лингвист в силу своей специфики предмета своей наукидолжен быть наибольшим релятивистом в отношении своих ощущений и в наименьшейстепени находиться под влиянием форм своей собственной речи.Не сколько слов о связи лингвистики с естественными науками. Языковеды многимобязаны представителям естественных наук - особенно физики и физиологии - втом, что касается их технического оснащения. Фонетика, необходимая предпосылкадля точных методов исследования в лингвистике, немыслима без употребления вакустику и физиологию органов речи. Лингвисты, которые интересуются в первуюочередь фактическими подробностями реального речевого поведения отдельной личности,а не социализованными языковыми структурами, должны постоянно обращаться к помощиестественных наук. Однако очень вероятно, что и накопленный в результате лингвистическихисследований опыт также может в значительной мере способствовать постановкеряда собственно акустических или физиологических задач.В общем и целом ясно, что интерес к языку в последнее время выходит за пределысобственно лингвистических проблем. И это неизбежно, так как понимание языковыхмеханизмов необходимо как для изучения истории, так и для исследования человеческогоповедения. Можно только надеяться в этой связи, что лингвисты острее осознаютзначение их предмета для науки в целом и не останутся в стороне, огораживаясьтрадицией, которая грозит превратиться в схоластику, если не вдохнут в нее жизньзанятия, выходящие за пределы изучения только формального устройства языка.Каково же, наконец, место лингвистики в ряду других научных дисциплин? Являетсяли она, как и биология, естественной наукой или все-таки гуманитарной? Мне представляется,что имеются два обстоятельства, в силу которых существует явная тенденция рассматриватьязыковые данные в контексте биологии. Во-первых, это тот очевидный факт, чтореальная техника языкового поведения приспособлена к весьма специфическим физиологическимособенностям человека. Во-вторых, регулярность и стандартность языковых процессоввызывает квазиромантическое ощущение контраста с абсолютно свободным и необусловленнымповедением человека, рассматриваемым с точки зрения культуры. Однако регулярностьзвуковых изменений лишь на поверхностном уровне аналогична биологическому автоматизму.Как раз потому, что язык является столь же строго социализированной частью культуры,как и любая другая ее часть, но при этом он обнаруживает в своих основах и тенденцияхтакую регулярность, какую привыкли наблюдать и описывать лишь представителиестественных наук, он имеет стратегическое значение для методологии общественныхнаук. За внешней беспорядочностью социальных явлений скрывается регулярностьих конфигураций и тенденций, которая столь же реальна, как и регулярность физическихпроцессов в мире механики, хотя строгость ее бесконечно менее очевидна и должнабыть понята совсем по-другому. Язык - это в первую очередь продукт социальногои культурного развития, и воспринимать его следует именно с этой точки зрения.Его регулярность и формальное развитие, безусловно, основываются на биологическихи психологических предпосылках. Но эта регулярность и неосознанный характеросновных языковых форм не превращают лингвистику в простой придаток биологииили психологии. Языкознание лучше всех других социальных наук демонстрируетсвоими фактами и методами, несомненно более легко устанавливаемыми, чем фактыи методы других дисциплин, имеющих дело с социологизированным поведением возможностьподлинно научного изучения общества, не подражая при этом методам и не принимаяна веру положений естественных наук. Особенно важно подчеркнуть. Что лингвистыкоторых часто и справедливо обвиняют в неспособности выйти за пределы милыхих сердцу моделей основного предмета их исследований, должны осознать, какоезначение их наука может иметь для интерпретации человеческого поведения в целом.Хотят они того или нет, им предется все больше и больше заниматься теми проблемамиантропологии, социологии и физиологии, которые вторгаются в область языка.