Некоторые проблемы изучения романа Что делать?


С. А. Рейсер

НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ РОМАНА "ЧТО ДЕЛАТЬ?"

(Чернышевский Н.Г. Что делать? - Л., 1975)


1

Для текстолога роман "Что делать?" представляет особенный интерес: важнейшимисточником является журнал "Современник" (1863, №№ 3, 4, 5), в котором произведениебыло напечатано. Ни корректуры, ни беловой рукописи не сохранилось.
Автор, находившийся в заключении в Алексеевском равелине Петропавловскойкрепости, конечно, должен был писать с оглядкой на цензуру, гораздо большею,чем литератор, находившийся на свободе. "Чернышевский из своего далека прислалнам роман", - прозрачно намекал Н. С. Лесков. {Николай Горохов .Николай Гаврилович Чернышевский в его романе "Что делать?". (Письмо к издателю"Северной пчелы"). - В кн.: Н. С. Лесков. Собр. соч. в одиннадцати томах, т.X. М., 1958, стр. 20.} Эта осторожность и забота о судьбе романа очевидны apriori и наглядно подтверждаются маскировочной "Заметкой для А. Н. Пыпина иН. А. Некрасова", смысл которой был в 1953 г. убедительно раскрыт в работе Б.Я. Бухштаба. {Б. Я. Бухштаб. Записка Чернышевского о романе "Что делать?". Перепеч.в кн.: Б. Я. Бухштаб. Библиографические разыскания по русской литературе XIXвека. М., 1966, стр. 117-132.}
Из особого положения автора и непрочного положения "Современника", недавнотолько перенесшего жестокие репрессии и висевшего на волоске, следует и другое,недоказуемое документально, но в высшей степени вероятное предположение, чторедакция журнала (скорее всего, Н. А. Некрасов и А. Н. Пыпин) решалась, в предвидениицензурных осложнений, на какие-то исправления и купюры в отдельных местах романа.Скорее всего именно таковы, например, строки точек, полностью заменяющие текстраздела 7 четвертого сна Веры Павловны; об этом дальше (см. стр. 805-806).
Очень возможно, что Чернышевский просил Некрасова "исправить и сглаживатьнаписанное, так как писавши по частям он мог, по забывчивости, допускать повторения",- это сообщение Н. В. Рейнгардта {О Н. Г. Чернышевском. - Современное слово,1911, 19 сентября, № 1331, стр. 2. - Исправления редакцией "Современника" допускаети А. П. Скафтымов (Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. XI. М., 1939, стр.721. - Далее ссылки на это издание приводятся в тексте, указываются лишь томи страница).} весьма правдоподобно. Такая просьба могла содержаться в одномиз не дошедших до нас писем Чернышевского к Пыпину от 23 января или 12 марта1863 г. {Н. М. Чернышевская. Летопись жизни и деятельности Н. Г. Чернышевского.М., 1953, стр. 281, 285, 290.}
Аналогичная просьба - о проверке собственных имен и дат в главе третьей романа- содержалась в не дошедшем до нас письме Чернышевского к Пыпину от 12 февраля1863 г. (XIV, 471).
Мы в сущности не знаем, был ли нанесен роману какой-либо цензурный урон икакой именно. Вполне вероятно уже высказывавшееся в литературе предположение,что чиновники следственной комиссии и III Отделения просматривали рукопись лишьс их "следственной" точки зрения и не нашли в ней ничего или почти ничего предосудительного.Помощник смотрителя Алексеевского равелина И. Борисов - правда, в поздних воспоминаниях- писал, что читал роман в рукописи и может "удостоверить, что цензура III Отделенияв очень немногом исправила его". {И. Борисов. Алексеевский равелин в 1862-65гг. (Из моих воспоминаний). - Русская старина, 1901, № 12, стр. 576.}
Ни в коем случае нельзя игнорировать еще одно авторитетное свидетельство:члена редакции и двоюродного брата Чернышевского - А. Н. Пыпина. В официальнойзаписке, имевшей целью смягчение участи Чернышевского, датированной 18 февраля1881 г. и составленной видными адвокатами, которые понимали, что все написанноеможет подвергнуться проверке и поэтому должно строго соответствовать истине,ясно сказано, что роман пропущен "без всяких исключений". {Красный архив, т.XXII, 1927, стр. 226.} Это утверждение всегда должно нами учитываться.
Вполне допустимо, что дело происходило именно так, как его изображает цензорО. А. Пржецлавский: после просмотра романа высшими полицейскими и следственнымиорганами цензор Министерства народного просвещения просто уже не решался накакие бы то ни было посягательства на текст произведения. {О. А. Пржецлавский.Воспоминания. - Русская старина, 1875, № 9, стр. 154. - Вообще следует иметьв виду, что Бекетов цензуровал всякий раз не отдельно "Что делать?", а, какправило, весь номер "Современника". - См. кн.: Шестидесятые годы. Материалыпо истории литературы и общественному движению. Под ред. Н. К. Пиксанова и О.В. Цехновицера. М.-Л., 1940, стр. 389.} Это предположение находит свое подтверждениев недавно опубликованной дневниковой записи казанского краеведа Н. Я. Агафоноваот 21 апреля 1878 г. {Е. Г. Бушканец. Царская цензура и "Что делать?" Чернышевского.- Огонек, 1951, 23 сентября, № 39, стр. 24. - Сообщение Агафонова о том, чтороман был пропущен цензорами В. Н. Бекетовым и Ф. И. Рахманиновым, неверно:единоличным цензором "Современника" в это время был Бекетов.}
В. Н. Бекетов в поздней беседе с Н. Я. Агафоновым, утверждал, что после того,как роман прошел "фильтру III Отделения", он просматривал его поверхностно и"слепо подписал". {Е. Г. Бушканец. Первая библиография сочинений Чернышевского.- Литературное наследство, т. 67. М., 1959, стр. 215-220.} Между тем в журналеследственной комиссии 16 января 1863 г. ясно написано, что роман передается"для напечатания с соблюдением установленных правил для цензуры" (Чернышевский,XVI, 713).
Любопытна реакция консервативно настроенных читателей, разобравшихся в смыслеромана. Так, А. А. Фет писал в воспоминаниях: "Мы с Катковым не могли прийтив себя от недоумения и не знали только, чему удивляться более: циничной ли нелепостивсего романа или явному сообщничеству существующей цензуры". {А. Фет. Мои воспоминания.1848-1889. Ч. 1. М., 1890, стр. 429. - 4 декабря 1872 г. И. А. Гончаров писалА. Ф. Писемскому, что роман "Что делать?" "проскочил в печать под эгидой тойже узко чиновничьей и осторожной цензуры" (Полн. собр. соч. в восьми томах.Т. VIII. М., 1955, стр. 447).}
Возможно, что цензор даже рад был не производить никаких изъятий, - так могпоступить либерально настроенный В. Н. Бекетов, находившийся от Некрасова внекоторой материальной зависимости. {А. Я. Панаева (Головачева). Воспоминания.М., 1972, стр. 181.}
Гроза разразилась несколько позже, когда роман был уже полностью напечатан:отзыв того же Пржецлавского от 24 апреля и особенно второй - от 15 мая 1863г. - ясно это подтверждает. Если в первом отзыве сказано, что "содержание романавообще не предосудительно...", для того, чтобы найти ключ, "нужно напряженноевнимание в читателе и способность соображения частностей между собою. Едва лимного в массе читающих найдется таких", что окончательное решение о достоинстверомана нужно отложить до выхода последней части, то во втором отзыве тон разительнодругой: роман назван аморальным, отрицающим христианскую идею брака и проповедующимвместо нее "чистый разврат", разрушающим идею семьи, основы гражданственностии т. д. Сочинение это, сказано в заключение, "в высокой степени вредно и опасно".{Каторга и ссылка, 1928, № 7 (44), стр. 43-50. - В литературе о Чернышевскомобычно забывается, что Пржецлавский не только написал официальный отзыв, нои выступил против романа в качестве критика-журналиста. Под псевдонимом "Ципринус"он напечатал в "Голосе" (1863, 4 июля, № 169, стр. 659-660) обширную статью:"Промах в учении новых людей. (По поводу романа "Что делать?")". На эту статьюпоследовал ответ П. А. Бибикова: "Ревность животных. По поводу неслыханногопоступка Веры Павловны Лопуховой" (П. А. Бибиков. Критические этюды. 1859-1865.СПб., 1865, стр. 153-189). Против Бибикова было возбуждено судебное преследованиепо обвинению в порицании "начал брачного союза". Особое присутствие С.-Петербургскойуголовной палаты приговорило его к аресту на гауптвахте на семь дней (ЖурналМинистерства юстиции, 1866, № 1, стр. 205-207).}
Этот отзыв определил судьбу Бекетова. 21 июня 1863 г. он известил Некрасова,что ему "велено подать в отставку, что уже учинено в прошлую субботу",т. е. вскоре после второго отзыва Пржецлавского. {Литературное наследство, т.51-52. М., 1949, стр. 110. - Прошение В. Н. Бекетова об отставке "по болезни"датировано 14 июня 1863 г., но до 22 июня он продолжал бывать на заседанияхС.-Петербургского цензурного комитета. В формулярном списке подлинная причинаувольнения не указана, его оклад (1500 р.) был обращен в пенсию и единовременнобыло выдано пособие - 500 р. (у Бекетова в это время было одиннадцать человекдетей и позднее родился двенадцатый: ЦГИА, ф. 777, оп. 2, ед. хр. 61, л. 81,90 об., 108 и др., и ф. 777, он. 27, ед. хр. 52, журнал от 22 июня 1863 г.;см. "Справку главного управления по делам печати о сочинениях Чернышевского,составленную для министра внутренних дел" не позднее 20 июля 1866 г.: Шестидесятыегоды..., стр. 301 и 431; Литературное наследство, т. 51-52, стр. 110). Об увольненииБекетова было объявлено в официальной "Северной почте" (1863, 24 июля, № 163,стр. 658). Слух о том, что роман был прочитан министром внутренних дел П. А.Валуевым и будто бы он способствовал его допуску в печать, малоправдоподобен(об этом пишет в цитированной выше статье Н. В. Рейнгардт). Во всяком случае,в недавно изданном подробном "Дневнике" П. А. Валуева (т. 1-2, М., 1961) этообстоятельство никак не отражено. Версию о Валуеве поддерживал в свое времяВ. Е. Евгеньев-Максимов (Роман "Что делать?" в "Современнике". - В кн.: Н. Г.Чернышевский (1889-1939). Труды научной сессии к пятидесятилетию со дня смерти.Изд. ЛГУ, 1941, стр. 229-230).}
Если бы Бекетов мог доказать, что он не пропускал в печать те или иные местаромана, что он своевременно "сигнализировал" о вредном его направлении, - небыло бы и оснований для столь суровой меры, как увольнение. Ссылка же на визукрепостного и жандармского начальства легко была дезавуирована: Бекетову быобъяснили, что эти визы не имели в виду цензурной стороны текста. Но наученноегорьким опытом III Отделение не разрешило к печати следующее произведение Чернышевского"Повести в повести", на много лет похороненное в жандармских архивах. {Е. Н.Пыпина. Письмо 23 марта 1864 г. родителям в Саратов. - В кн.: Николай ГавриловичЧернышевский. 1828-1928. Неизданные тексты, материалы и статьи. Саратов, 1928,стр. 314.}
В. Е. Евгеньев-Максимов совершенно справедливо полагает, что пропустить романна свой страх и риск Бекетов, "разумеется, никогда не решился бы". Возможно,однако, что консультации с председателем С.-Петербургского цензурного комитетаВ. А. Цеэ имели место, но не отражены в документах. Обдумав визу крепостногоначальства, они могли разрешить роман к печати. Но едва ли рядовой цензор, какимбыл В. Н. Бекетов, мог самостоятельно, нарушая служебную иерархию, дойти поэтому вопросу до министра внутренних дел П. А. Валуева да еще, как допускаетВ. Е. Евгеньев-Максимов, "советовать Валуеву" что-то касающееся судьбы романа.{В. Е. Евгеньев-Максимов. Роман "Что делать?" в "Современнике", стр. 229.}
Впрочем, В. А. Цеэ - председатель С.-Петербургского цензурного комитета с10 марта 1862 по 15 мая 1863 г. - в позднем (9 мая 1882 г.) письме к своемудругу, министру народного просвещения в 1861 - 1866гг. А. В. Головнину, утверждал,что в цензурном архиве находится подлинный экземпляр романа с пометкой: "Печататьдозволяется. Свиты е н в<еличества> генерал-майор Потапов".Цеэ при этом добавлял: "Вот факт, за верность которого я ручаюсь честью". {М.В. Теплинский. Н. Г. Чернышевский и цензура. (По новым материалам).- В кн.:Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы. Вып. 5. Саратов, 1968,стр. 183. - М. В. Теплинский считает это сообщение Цеэ достоверным. Стоит отметить,что 19 июля 1866 г. председатель С.-Петербургского цензурного комитета М. Н.Турунов извещал правителя дел Главного управления по делам печати П. И. Капниста,очевидно в ответ на его запрос, что ему не известны подробности доставления"в цензуру романа, ибо он, мол, вступил в должность лишь "в июле 1863 г." (Шестидесятыегоды..., стр. 391).}
Экземпляр, на который ссылается Цеэ, до сих пор не обнаружен; скорее всего,в делах нынешнего ЦГИА в Ленинграде он не находится, да и не должен находиться.Рукопись после набора оставалась в редакции, а к цензору шла корректура. Наличиерукописи безусловно реабилитировало бы Бекетова и не допустило бы его отставки.Во всяком случае Бекетов не мог в своих объяснениях не сослаться на этот важнейшийдля него документ, а особенно на разрешительную помету Потапова. Очевидно, памятьдвадцать лет спустя изменила Цеэ: в функции Потапова, помимо всего, вовсе невходило делать разрешительные надписи.
Рукопись могла остаться в делах цензуры лишь в том случае, если бы она былазапрещена к печати. Среди дел ЦГИА в фонде 777 (С.-Петербургского комитета поделам печати) есть особая опись - № 25 (озаглавленная "Собрание рукописей"):в ней значатся 1948 единиц. Опись составлялась в основном в 1939 г.; потом в1941, 1957, 1966, 1967 и в 1968 гг. к ней делались небольшие дополнения. Онапредставляет собою совершенно хаотическое, без какой-либо системы, описаниерукописей, печатных изданий, вырезок, цензорских донесений и т. д. - основнаячасть собрания относится к началу XX в., самые ранние, если не ошибаюсь, к 1848г. Из произведений Чернышевского в описи указан только: "Н. Чернышев. Рассказ о Крымской войне" (№ 599).
Начало рукописи "Что делать?" было 26 января 1863 г. послано из Петропавловскойкрепости с.-петербургскому обер-полицеймейстеру для передачи А. Н. Пыпину справом напечатать ее "при соблюдении установленных для цензуры правил". {М.К. Лемке. Политические процессы в России 1860-х гг. (По архивным материалам).Изд. 2. М.-Пгр., 1923. стр. 235 (в дальнейшем: Лемке). - Начало романа читалчиновник особых поручений III Отделения действительный статский советник А.В. Каменский, следующую часть - генерал-майор П. Н. Слепцов, член следственнойкомиссии от военного министерства (Лемке, стр. 235, 240).} Этот документ, давноопубликованный М. К. Лемке опровергает поздние воспоминания В. А. Цеэ. Поэтомуможно думать, что цензурный урон был невелик, если вообще имел место. ПредположениеЦ. А. Алексеева о том, что "текст несомненно испытал на себе тяжелую руку цензуры",не кажется достаточно обоснованным (см.: Чернышевский, XI, 721) и документальноне подтверждается, Разыскания в цензурных архивах, наново (после В. Е. Евгеньева,Максимова и других исследователей) проведенные мною в марте 1971 и в мае 1972г., неизвестных ранее материалов не обнаружили: в журналах заседания С.-Петербургскогоцензурного комитета данных о "Что делать?" не найдено (ЦГИА, ф. 777, оп. 27,ед. хр. 52). Вполне возможно, конечно, что какие-то купюры были произведенынеофициальным путем, в "дружеских" беседах Бекетова с редакторами "Современника",но их сегодня восстановить мы бессильны. Можно, например, предположить, чтопо совету Бекетова или по собственной инициативе пришлось произвести какие-тоизъятия на стр. 93 третьего номера "Современника"! На такое подозрение наводятрасширенные пробелы после строк 5-й сверху и 2-й снизу: производить переверсткуредакция явно не хотела. Другой, еще более очевидный случай - четвертый сонВеры Павловны.
Текстологическое своеобразие романа заключается в том, что автор, роман которогопоявился за его полной подписью, был лишен возможности держать корректуру своегопроизведения и читать роман: по постановлению следственной комиссии современныежурналы Чернышевскому было запрещено выдавать. {Лемке, стр. 241. - В начале1864 г. Некрасов передал в библиотеку Петропавловской крепости комплекты "Современника"за 1861-1863 гг. - это было сделано, конечно, для Чернышевского, и в частности,чтобы дать ему возможность читать "Что делать?" (Н. А. Некрасов. Полн. собр.соч. и писем, т. XI. М., 1952, стр. 28): во всяком случае, № 1 за 1863 г. Чернышевскийимел в крепости (Чернышевский, XIV, 489).} Мы так и не знаем, когда именно увиделЧернышевский свое произведение в печатном виде. {Не заслуживает доверия сообщениеС. Г. Стахевича о том, что он познакомился с романом в Петропавловской крепости,путем перестукивания, от соседа по камере А. Левашова (В Петропавловской крепости.- Былое, 1923, № 21, стр. 74).} Перед нами редчайший случай: текст огромногохудожественного произведения не авторизован, и какова была последняя воля автора- мы в сущности ясно себе не представляем.
Отсюда вытекают особые, большие, чем обычно, права и обязанности текстологапри установлении основного текста романа. Сохраняя все явно индивидуальное,следует устранить "индивидуальность" корректора и унифицировать ряд мест в соответствиис современными нормами; само собою разумеется, должны быть исправлены болеечем сто опечаток текста "Современника".
Единственно возможным было перепечатывать текст романа по "Современнику"1863 г. Именно так и были осуществлены все дореволюционные зарубежные издания"Что делать?". Список их весьма невелик: женевские издания М. К. Эльпидина 1867,1876 и 1902 гг. (тираж - по 1000 экземпляров), фотоперепечатка 1897 г. {См.:Народоволец. Социально-политическое обозрение, 1897, май, стр. 78; Автономно-демократическаяконституция, 1897, 8 августа, обозрение печати; Сводный каталог русской нелегальнойи запрещенной печати. Часть V. М., 1971, стр. 767, № 2127 (ротапринт); С. С.Левина. Изучение и описание русских нелегальных книг XIX в. Инструктивно-методическиеуказания. М., 1973, стр. 36 (ротапринт).} и лейпцигское издание Э. Л. Каспровича1898 г.
В книге Н. Б<ерезина> "Русские книжные редкости" (М., 1902, стр. 160) содержитсясовершенно неверное указание, будто бы роман "был также выпущен оттиском изэтого журнала в очень небольшом количестве экземпляров". Конечно, такого изданияникогда не было (скорее всего, за него было принято фотомеханическое переиздание1897 г.); редакция "Современника" едва ли бы решилась издавать роман в сброшюрованномвиде - ни в 1863, ни в каком другом году. Однако наличие сброшюрованных экземпляровв книжных магазинах Петербурга документально подтверждается отношением с.-петербургскогоградоначальника, рассмотренным в Совете Главного управления по делам печати3 декабря 1874 г. {М. В. Теплинский. Н. Г. Чернышевский и цензура, стр. 185;Б. Е. Есин. Распространение журнального текста романа Н. Г. Чернышевского "Чтоделать?". - В кн.: Журналистика и литература. Изд. МГУ, 1972, стр. 275-276.}Е. Н. Водовозова в своих мемуарах также сообщает, что из вырезанных из "Современника"листов составляли экземпляры, цена которых превышала 25 рублей {На заре жизни.Мемуарные очерки и портреты. Т. II. М., 1964, стр. 199. - В конце века за комплект"Современника" с романом Н. Г. Чернышевского цена доходила до 60 р. (А. С. Суворин.Дневник. М.-Пгр., 1923, стр. 151).} - большую по тем временам сумму. Вероятно,именно один из таких экземпляров был приобретен ГПБ в Книжной лавке писателейв 1958 г. Другой, хорошей сохранности, находится в Ленинграде в собрании М.С. Лесмана. В библиотеке В. А. Десницкого находился, как любезно сообщила мнеН. М. Чернышевская в письме от 16 марта 1971 г., экземпляр с надписью: "НиколаюГавриловичу от наборщиков". Его нынешнее местонахождение неизвестно.
Строгий цензурный запрет с "Что делать?" был снят только революцией 1905г. {В 1905 г. вышли два издания романа - в марте и июне; на этом последнем обозначено:"Издание второе М. Н. Чернышевского". В 1906 г. "Что делать?" вошло в составвторой части тома IX Полного собрания сочинений Н. Г. Чернышевского (вышел всвет в июле 1906 г.) и отдельным оттиском из этого тома в августе 1906 г. Натитульных листах в обоих случаях указано: "Издание 3-е М. Н. Чернышевского".Издания 1905 и 1906 гг. набирались каждое наново, но текстологического интересаони не представляют, восходя в обоих случаях к "Современнику" Все эти данныелюбезно сообщены мне Н. М. Чернышевской, на основании ее семейного архива, вписьмах от 22 мая и 14 октября 1971 г.}
В период 1863-190й гг. русский читатель мог пользоваться либо названнымизарубежными изданиями, либо рукописными экземплярами - популярность романа былатакова, что энтузиасты переписывали и распространяли объемную рукопись. Такиекопии сохранились в наших архивохранилищах. Об изготовленном в Харькове в 1874г. экземпляре сообщает А. П. Скафтымов в статье "Роман "Что делать?" (Его идеологическийсостав и общественное воздействие)". {Н. Г. Чернышевский. Сборник. Неизданныетексты, статьи, материалы, вое поминания. Саратов, 1926, стр. 139.} В Пушкинском"Доме Академии наук СССР в Ленинграде хранится неполный экземпляр, изготовленныйв 1878 г. Интереснейшие сведения еще об одном рукописном экземпляре сообщилстарый большевик Николай Александрович Алексеев 12 ноября 1955 г. Н. М. Чернышевской.С разрешения адресата цитирую отрывок из этого письма. "Весной 1888 г., когдамне шел пятнадцатый год и я учился в пятом классе новгород-северской гимназии,со мной сблизился мой одноклассник В. М. Сапежко . В. М. решил организоватьстрого конспиративный кружок саморазвития среди гимназистов для подготовки егочленов к революционной деятельности . В следующем году, находясь на масляницев родительском доме, я получил по почте из Новгород-Северска от В. М. Сапежко120 страниц романа "Что делать?", который удалось раздобыть на очень короткийсрок. Чтобы использовать его для своих целей, членам кружка надо было срочнопереписать весь текст . Переписанный роман был переплетен в несколько частей.Переплетчиком был сам В. М., заплативший за обучение этому ремеслу местномупереплетчику".
Далее, Н. М. Чернышевская в письме ко мне от 10 февраля 1971 г. добавляла:"Из бесед в доме Алексеевых я несколько раз слышала разговоры о том, например,что Николай Александрович в течение своей жизни (до революции) четыре раза переписалот руки роман "Что делать?". Жена Н. А. Елизавета Павловна добавляла, что В.М. Сапежко переодевался нищим и в большом мешке (будто бы для собирания хлеба)носил рукопись романа "Что делать?", переплетенную им и его товарищами, дляраспространения в деревнях (вероятно, среди земской интеллигенции)".
Сведения о еще трех рукописных экземплярах (начала 1890-х годов) можно найтив воспоминаниях старого большевика Н. Л. Мещерякова. {Борьба классов. М., 1932,стр. 48. Цит. по примечаниям Н. В. Водовозов; в изд.: Н. Г. Чернышевский. Чтоделать? Academia, 1937, стр. 450.}
О распространенности списков "Что делать?" важное свидетельстве находим вмемуарах И. Е. Репина: "Книгой "Что делать?" зачитывались не только по затрепаннымэкземплярам, но и по спискам, которые сохранялись вместе с писанной запрещеннойлитературой и недозволенными карточками "политических"". {И. Е. Репин. Далекое- Близкое. М.-Л., 1937, стр. 181.}
В ЦГАОРе, в фонде Особого присутствия правительствующего сената, в материалахвещественных доказательств, отобранных у А. В. Андреевой, С. К. Волкова и В.А. Жегунева в 1879 г., находятся рукописные отрывки 2-й главы "Что делать?".{ЦГАОР, ф. 112, оп. 2, стр. 3.}
Обширные выписки из "Что делать?" были обнаружены властями у саратовскогописаря в 1886 г. {В. К. Архангельская. Из архивных разысканий. - В кн.: Н. Г.Чернышевский. Статьи, исследования и материалы. Вып. 6. Саратов, 1971, стр.272-273.}
О переписке от руки в 1880-1890-е годы сочинений Чернышевского пишет в мемуарахЭ. Кадомцев. {Э. Кадомцев. Воспоминания о молодости. М., 1937, стр. 17-18.}
Таким образом, факт рукописного бытования романа может считаться бесспорным:текст во всех случаях восходил к "Современнику" Экземпляров, конечно, было больше,чем десять-пятнадцать, о которых сохранились сведения. {Н. Л. Бродский и Н.П. Сидоров сообщают, что роман распространялся также и в гектографированномвиде, - такие экземпляры мне не встречались (Комментарий к роману Н. Г. Чернышевского"Что делать?". М:; 1933, стр. 223).}
Новый этап в изучении романа начался только после Великой Октябрьской революции,когда в архиве Петропавловской крепости была найдена черновая рукопись "Чтоделать?". В 1929 г. она была опубликована Издательством политкаторжан. {Н. Г.Чернышевский. "Что делать? (роман, писанный в Петропавловской крепости) в первоначальномвиде. Под редакцией и с примечаниями Н. A. Алексеева. М., Изд-во политкаторжан,1929. - Это издание существует в двух вариантах: первый - тиражом 4000 экземпляров,второй - 5500. Второй вариант был отпечатан по тому же набору, что и первый.Во втором есть отсутствовавшие в первом "Предисловие" от издательства и оглавление;несколько отличны титульные листы, различны фигурные концовки на стр. 464. Посообщению Н. М. Чернышевской (в письме ко мне от 10 февраля 1971 г.), второйвариант был выпущен по не рассыпанному еще набору, когда первый разошелся "молниеносно".}Это издание представляет собою результат продолжительного, поистине героическоготруда Н. А. Алексеева. {До того два отрывка (глава четвертая, 17, и глава пятая,18) были напечатаны им же в издании: Н. Г. Чернышевский. 1828-1928. Сборникстатей, документов и воспоминаний. М., 1928, стр. 19-28.} Незадолго до тогоим был расшифрован дневник Чернышевского. Как известно, помимо трудностей счтением вообще не очень разборчивого почерка Чернышевского, {Неразборчивостьусиливалась, вероятно, и тем, что привыкший писать металлическим пером Чернышевскийв крепости принужден был снова обратиться к гусиному: заключенным стальные перьяне выдавались; см.: И. Борисов. Алексеевский равелин в 1862-65 гг., стр. 576;Лемке, стр. 363.} им была выработана сложная полустенографическая система сокращенийи условных обозначений многих грамматических форм и оборотов. {Н. А. Алексеев."Шифр" Н. Г. Чернышевского. - Красный архив, т. 3(76), 1936, стр. 221-225; . О рукописи Чернышевского. - Вопросы стенографии и машинописи,1928, № 12, стр. 3-5.} Исключительно ценная для своего времени работа Н. А.Алексеева сегодня уже должна быть признана устарелой и не соответствующей требованиямнынешней текстологии. Полную транскрипцию всей черновой рукописи в 1973-1974гг. наново осуществила Т. И. Орнатская, ее труд и печатается в настоящем издании:в нем, как может легко убедиться читатель, многое прочтено иначе, многие главыи параграфы поставлены в иных местах, впервые воспроизводятся все недописанныефразы, зачеркнутые места и пр. Только теперь становится возможным изучить вдеталях всю историю создания романа.
С выходом романа в Издательстве политкаторжан проблема текста существенноосложнилась. Дело в том, что первоначальный черновик не просто перебелялся,а при этом существенно переделывался: что-то сокращалось, что-то, наоборот,расширялось. Текст все время правился стилистически, а в ряде случаев отдельныеместа исключались в предвидении цензуры. Во всяком случае первоначальный текстначисто опровергает предположение В. Н. Шульгина, будто бы черновая редакциямало чем отличалась от беловой и что Чернышевский переписывал роман для того,чтобы иметь запасной экземпляр на случай утраты белового. {В. Н. Шульгин. Очеркижизни и творчества Н. Г. Чернышевского. М., 1956, стр. 84. - Дошедший до насчерновой текст опровергает и сообщение Н. В. Рейнгардта, будто бы роман писался"на обрывках" (цитированная выше статья в "Современном слове").}
Творческая история романа остается еще далеко не разработанной. Следует иметьв виду, что роман писался безостановочно и работа над ним шла одновременно поразным линиям. По мере того как определенная часть завершалась, Чернышевскийперебелял ее, а точнее говоря, перерабатывал, нередко расширяя отдельные места.Завершенный текст сложными путями отправлялся в редакцию "Современника". Нов то же самое время Чернышевский писал роман и дальше. При этом отдельные листы,на которых были начаты те или другие отрывки, почему-либо не удовлетворившиеавтора, не уничтожались, а использовались в дальнейшей работе. Возможно, чтовыданные заключенному листы были на строгом учете, во всяком случае разбрасыватьсяими не приходилось. Именно таким образом возникли позднейшие записи на листах34 об. 35, 41-42, 52 об.-59. На них в самом разном порядке находятся отброшенные,но нередко очень интересные варианты и даже другие редакции романа (стр. 715-742наст, изд.; в дальнейшем указывается только страница).
Для спешной работы было характерно и то, что в черновике окончания романане было - оно писалось, очевидно, прямо набело: 19-23 главы пятой и глава шестаяизвестны только по журнальному тексту.

2

Сообщение о том, что Чернышевский пишет роман и предназначает его для "Современника",заключенный в "покое № 11" Алексеевского равелина мог сообщить в одном из недошедших до нас писем к А. Н. Пыпину, писанных до 18 декабря, 20 декабря илиоколо 24 декабря. {Н. М. Чернышевская. Летопись..., стр. 275.} Во всяком случаеЕ. Н. Пыпина сообщала об этом своим родителям в Саратов уже 1 января 1863 г.{Н. М. Чернышевская-Быстрова. Чернышевский в Алексеевской равелине. (ПерепискаЕ. Н. Пыпиной с родными 1862-1864 гг.). - В кн.: Николай Гаврилович Чернышевский...Саратов, 1928, стр. 304.}
Еще не получив романа и вообще не зная, дойдет ли он, а если дойдет - будетли пропущен цензурой, редакция "Современника" (ее, кроме Чернышевского, составлялив это время Некрасов, Пыпин, Салтыков-Щедрин, Антонович) поспешила сделать наобложке № 1-2 журнала (возобновленного после восьмимесячного запрета) следующееобъявление: "Для "Современника", между прочим, имеются: "Что делать?" романН. Г. Чернышевского. (Начнется печатанием со следующей книжки)". Дальше объявлялосьо романе Н. Г. Помяловского "Брат и сестра", повести М. Е. Салтыкова "Тихоепристанище" и о комедии А. Н. Островского "Пучина". В общем перечне демонстративностьанонса "Что делать?" была несколько ослаблена. {Е. Н. Пыпина в письме к родителямв Саратов 5 ноября 1862 г. сообщала, что объявление об издании "Современника"в 1862 г. после "всех мытарств" было урезано цензурою, в частности не было пропущеноимя Чернышевского; тогда редакция вообще отказалась от перечисления имен ближайшихсотрудников (Литературное наследство, т. 25-26. М., 1936, стр. 390; объявлениесм., например, в "С.-Петербургских ведомостях", 1862, 13 ноября, № 248, стр.1051, и потом еще несколько раз в той же редакции). Один из запрещенных цензуроювариантов см.: Н. А. Некрасов. Полн. собр. соч. и писем, т. XII, стр. 203-204.}
Тем не менее объявление, надо сказать, не только смелое, но и рискованное.Редакция на самом видном месте называла имя арестованного члена редакции. Притомсудьба романа была в это время еще совершенно не ясна: цензурное разрешение№ 1-2 дано 5 февраля, {В. Э. Боград. Журнал "Современник". 1847-1866. Указательсодержания. М.-Л., 1959, стр. 416.} между тем рукопись после случайной потериее 3 февраля Некрасовым была доставлена ему лишь 8 февраля, {Ведомости С.-Петербургскойгородской полиции, 1863, 5, 6, 7 февраля, №№ 29, 30 и 31; А. Я. Панаева (Головачева).Воспоминания, стр. 352-356; Е. Л. Воспоминания о Н. А. Некрасове.- Научное обозрение, 1903, № 4, стр. 131; А. М. Ловягин. Из бесед с П. А. Ефремовым.- Русское библиологическое общество. Доклады и отчеты (Новая серия), вып. 1,СПб., 1908, стр. 3.} - значит, раньше 9-го никак не могла быть сдана в набор,- затем корректуры (они были готовы к 19 марта) были, как полагалось, отправленыцензору; а в этот день № 1-2 уже вышел в свет.
С другой стороны, не зная, как обернется его судьба и успеет ли он дописатьроман, Чернышевский явно торопился. {Конечно, этим объясняется передача рукописив редакцию "Современника" по частям. Совершенно неосновательно предположениеН. В. Богословского, будто бы в пересылке частями было нечто очень тонкое ихитроумное. При передаче романа сразу полностью у членов следственной комиссии,мол, "могли бы возникнуть и наверняка бы возникли сомнения относительно цензурностиромана" (Н. В. Богословский. О романе Н. Г. Чернышевского "Что делать?". - Вкн.: Н. Г. Чернышевский. Что делать? Из рассказов о новых людях. Роман. М.,1971, стр. 11-12). Чтобы обеспечить печатание неоконченного романа из номерав номер, единственным выходом (обычным в журнальной практике тех лет) было представлениерукописи по частям.} Роман объемом в 27 печатных листов был написан в периодс 14 декабря 1862 г. до 4 апреля 1863 г. Все это время шла напряженная борьбасо следователями {Роман, разумеется, тоже был одним из звеньев тщательно обдуманнойборьбы, но этот аспект просматривавшими "Что делать?" чиновниками уловлен небыл. Впрочем, Н. В. Рейнгардт передает, что роман был одной из улик (О Н. Г.Чернышевском, стр. 2); однако нигде в материалах процесса роман не фигурирует.Так же, как Рейнгардт, думал и Н. И. Костомаров (Автобиография. М., 1922, стр.334).} и продолжалась работа над переводами Шлоссера и Гервинуса; все же в месяцв среднем писалось не меньше шести листов - темп ни с чем несравнимый и неслыханныйв истории литературы.
Беловой текст, разумеется, переписывался Чернышевским без каких-либо сокращений.Черновой же, вопреки обычной своей манере, Чернышевский вначале писал такжеполностью, не применяя издавна выработанной им системы сокращений, - так былонаписано около половины романа. Далее Чернышевский стал писать краткописью исделал об этом 23 января 1863 г. ( 17 главы третьей) такую пометку: "Отсюдая начинаю писать сокращенно, как писаны все мои черновые [ру<кописи>],это яделаю потому, что, надеюсь, Комиссия уже достаточно знакома с моим характером,чтобы знать, что в моих бумагах [нет ничего] и не может быть ничего противозаконного.Притом же, ведь это черновая рукопись, которая переписывается набело без сокращений.Но если непременно захотелось бы прочесть и эти черновые страницы романа, яготов прочесть их вслух (это легче) или дать ключ к сокращениям" (538).
Когда Чернышевский передал в следственную комиссию для пересылки в редакцию"Современника" 36 листов, составлявших первые две главы, 15 января 1863 г. {Лемке,стр. 235.} (т. е. ровно через месяц после начала работы), роман еще был далеконе дописан - он был доведен примерно до 16 главы третьей. {Чернышевский самотмечал на полях черновой рукописи даты; они воспроизведены в настоящем издании.}
Меньше чем через месяц, 12 февраля, были переданы следующие {Лемке, стр.240.} листов, - в это время роман был дописан приблизительно до четвертой главы.
Завершенный вчерне 2 марта, роман сразу же начал переписываться и 26, 28и 30 марта был по частям передан в следственную комиссию. {Там же, стр. 316}
Последняя, небольшая часть и записка для Пыпина и Некрасова были переданы6 апреля. {Там же.} Таким образом, Чернышевский ни разу не имел перед собоюромана в полном виде.
Даты получения отдельных частей романа - 3 февраля, около 18 февраля и около20 апреля {Там же, стр. 317; Н. М. Чернышевская. Летопись..., стр. 286. - Третьядата устанавливается предположительно: Потапов передал окончание романа в следственнуюкомиссию 6 апреля (Лемке, стр. 316), но 16 апреля он еще не был получен (см.письмо Е. Н. Пыпиной 16 апреля: Н. М. Чернышевская-Быстрова. Чернышевский вАлексеевском равелине, стр. 306).} - стоит сопоставить с датами цензурных разрешений№№ 3, 4 и 5 "Современника": № 3 - 15 февраля и 14 марта (выход в свет - 19 марта),№ 4 - 20 апреля (выход в свет - 28 апреля), № 5 - 27 апреля и 18 мая (выходв свет - 30 мая). {В. Э. Бограв. Журнал "Современник", стр. 418, 420, 423}
Из письма Е. Н. Пыпиной к родителям от 19 февраля мы узнаем, что первые двеглавы к этому времени уже были набраны, - значит, на их набор (приблизительно8 печатных листов) ушло никак не более десяти дней: по тем временам это былитемпы очень быстрые.
О темпах набора второй и третьей посылки сведений нет. Но можно не сомневаться,что и здесь промедления не было. Ведь всегда была опасность, что на роман будетобращено внимание властей и что печатание его будет прекращено.
Само собой разумеется, что никакой возможности сноситься с автором по поводуцензурных или редакционных купюр не было.

3

В литературе о Чернышевском до сих пор нет работы, которая была бы посвященасравнению чернового и журнального текста. Между тем сопоставление первоначальногои окончательного текстов должно прояснить историю текста романа: различия ихочень значительны и могут исследоваться в разных аспектах.
План романа определился уже в черновике и особых изменений не претерпел.
Наиболее значительны отступления в главе третьей. {Все ссылки обозначаютглавы и параграфы, соответствующие окончательному тексту. Следует, однако, иметьв виду, что первоначально текст был написан без разделения на параграфы.} 21черновика соответствует 20 журнального текста (и далее до конца главы, т. е.до 31 включительно). Еще больше переделана пятая глава - в ней начиная с 14и до конца нет соответствия черновой и окончательной редакции. 18 этой главыне имеет в журнальном тексте ничего подобного - его нумерация совершенно условнаи определяется последовательностью отрывков; о нем речь пойдет ниже. 7, 8 и9 главы четвертой черновика лишь отчасти совпадают с окончательным текстом.
Некоторые параграфы появились лишь в окончательном тексте: ранее они отсутствовали.Таковы "Похвальное слово Марье Алексевне" (24 главы второй) и "Особенный человек"( 29 главы третьей). Особое заглавие ("Вторая завязка"), в окончательном текстеустраненное, в черновике дано отрывку, вошедшему потом именно в параграф "Особенныйчеловек". В остальном, с небольшими вариантами, в черновике налицо заглавияпервой, второй, третьей и четвертой глав; глава пятая в ранней редакции заглавияне имеет, глава шестая отсутствует - она была написана, очевидно, лишь при перебеливаниирукописи. Заглавий отдельных параграфов в ранней редакции вообще нет? если несчитать третьего и четвертого сна Веры Павловны и письма Катерины ВасильевныПолозовой.
Роман - от черновика к беловику - подвергся существеннейшей переработке;черновой текст, сравнительно с окончательным, особенно интересен с точки зренияего приспособления для цензуры.
Цензура, конечно, предстояла в сознании Чернышевского и при писании романав его первой редакции. Но, в чем-то сразу сдерживая себя, Чернышевский в другихслучаях писал свободно, очевидно заранее решив, что особенное внимание на этусторону он обратит при окончательной отделке романа.
Обратим внимание на некоторые, наиболее характерные места.
Уже в самом начале Чернышевский снял фразы, несколько расширявшие тему: "Философиз этого выведет, что большинство всегда консервативно. Эстетик выведет, чтотрагедия влечет к себе мысль и чувство сильнее, чем фарс". И несколько ниже:"Консерваторы оказались правы, как всегда . Так мудрый ход истории всегдадает делу конец, более или менее удовлетворительный даже и для побеждаемой стороны"(347).
В "Предисловии" Чернышевский, по аналогичным соображениям, снял характерныйпублицистический выпад: "Зачем вы так много страдаете, люди? Нет вам никакойнадобности страдать, кроме дикости ваших понятий. Поймите истину, и истина осчастливитвас" (356). Эти слова, написанные с проповедническим пафосом, сразу обращалимысль читателя (и значит властей!) к революционному пути переустройства мира- начинать с такой демонстративной декларации писатель счел излишним. {Ср.:Н. А. Вердеренская. Публицистическое и художественно-образное в произведенияхН. Г. Чернышевского. - В кн.: Проблемы русской и зарубежной литературы. Вып.4. Ярославль, 1970, стр. 157-166.}
В 1 главы первой, снова по тем же причинам, снят звучавший дидактически абзац,которым Чернышевский заключал пьяную исповедь Марьи Алексевны: "Верочка слушала,и женщина, казавшаяся ей чудовищем, теперь становилась понятно - это не зверь,как ей казалось прежде, нет, - это человек - испорченный, ужасный, обращенныйколдовством жизни в зверя, но все-таки человек. Прежде в Верочке была тольконенависть к матери, - теперь она чувствовала, что в ее сердце рождается что-топохожее на жалость. Это был первый и сильный практический урок в любви к людям,как бы ни были они злы и испорчены" (366); особенно многозначительны последниедве строки.
Явно выходили за границы темы и могли быть расширительно истолкованы словаот автора в 3 главы первой: "по наблюдению, внесенному во все романы, что дерзкийчеловек, не привыкший встречать сопротивления, трусит и бывает разбит наповал,как встретит твердое сопротивление" (373).
Иногда устранялась, казалось бы, мелочь. Однако она существенно усиливаласоциальное звучание. Так, в 4 главы первой снята деталь: "Полковник был оченьважной фамилии" (374). Речь идет о Серже, который стал полковником только ввоображении кухарки, но вторая часть фразы ориентировала на высшие круги и небыла необходима. Поэтому в окончательном тексте полковник остался, а "важнаяфамилия" была устранена. Аналогично Чернышевский поступал и в других случаях.В 8 главы третьей черновика Лопухов кладет в грязную канаву "туза" "со звездой",т. е. генерала или действительного статского советника и именует его при этом:"Ваше превосходительство" (512); в журнале - "некто осанистый" и "милостивыйгосударь" (147).
Снова то же самое в истории с дамой, для которой Кирсанов составлял каталогкниг. Он произносит: "Я, вашество - назвал даму по ее титулу, оченьхорошему" (512); подчеркнутого в окончательном тексте нет.
В назидание сыну этой титулованной дамы Кирсанов грозит дать ему оплеуху(513), - и это в журнале отсутствует.
Эти четыре детали из разных мест романа - все одного плана.
Очень характерной переработке подверглось место о невесте Лопухова. На вечерев доме Розальских Лопухов объявляет Верочке, что у него есть невеста. В окончательномтексте разговор ведется так, что читатель некоторое время готов верить в еереальность. В черновике (4 главы второй) это место звучит совсем иначе: Лопуховобъясняет Верочке, что у него "две невесты" - тем самым сразу обнажает нарочитостьрассказа. С одной невестой (наукой) "мы ставим на лампу реторты, режемлягушек", с другою (бедность, нищета, неустройство жизни, в более широком плане- революция) Лопухов постоянно, несколько раз сталкивается в течение дня (405-406).Таким образом, фиктивность, аллегоричность "невест" формулируется в разговорес Верочкой сразу же и только для Марьи Алексевны сохраняется почти фарсовыйрассказ об обручении и пр. {Ср.: М. Т. Пинаев. Комментарий к роману Н. Г. Чернышевского"Что делать?". М., 1963, стр. 34-37.}
В 6 главы второй сняты публицистически звучащие слова от автора, выводящиеза непосредственные сюжетные цели данного отрывка: "Нам нужны факты. И факты- я ничего не рассказываю, кроме фактов, - хороши они, дурны они - мне что задело, - сами судите, правдоподобны они или нет по вашему мнению, это зависитот того, в каком кругу вы жили, с какими людьми знались. Я полагаю, чтомнения того, другого и третьего не имеют никакого влияния на достоверность самогофакта, а свидетельствуют только о степени развития людей, выражающих о нем тоили другое мнение" (415).
Настойчивое подчеркивание того, что Лопухов - материалист, показалось Чернышевскомуизлишним; в черновике (9 главы второй) был, а в журнальном тексте полностьюисчез довольно большой, издевательски звучавший абзац, в котором есть такиеслова: "по своему образу мыслей Лопухов был, что называется, материалист. Чтоможно сказать в извинение такому дурному свойству Лопухова? Разве только то,что он был медик и занимался естественными науками, - это располагает к материалистическомувзгляду. Но, по правде сказать, и это извинение плоховато Стало быть,от заразы можно предохраниться Он был материалист, - этим все решено,- и автор не так прост, чтобы стал спорить против того, что материалисты - людинизкие и безнравственные" (428).
В 18 главы второй снят очень характерный выпад против славянофилов. Верочкапротестует против того, что женщинам навязывают женственность. Лопухов ее поддерживает:"То же самое, Верочка, как славянофилы упрашивают русский народ, чтобы он оставалсярусским, - они не имеют понятия, что такое натура, и думают, что хоть мне, например,нужно ужасно заботиться о том, чтобы у меня волосы оставались каштановыми, -а если я чуть забуду об этом заботиться, то вдруг порыжею" (452). Полемика сославянофилами усиливала политическую актуальность и могла вызвать цензурныепридирки; для придания роману большей цельности Чернышевский (или редакция?)предпочел устранить этот кусок.
В 19 главы второй Чернышевский обращается с гневной инвективой к современномуему поколению: "Грязные люди, дрянные люди гнилые люди. Хорошо, что ты, читатель,не таков". Тут же, обрывая себя, Чернышевский пишет, что он человек "староговека", а ныне, мол "русская публика, к какой я привык, уже больше чем наполовинусменилась публикою другого поколения, более честного и более чистого. Не оченьеще много в ней людей, у которых голова в порядке. Но большинство уже имеет,по крайней мере, желание смотреть на белый свет честным взглядом" (458). Соображения,по которым это место снято, очевидно, те же, что и в изложенном выше отрывке:оно не было безусловно необходимым. То же самое мы встретим еще раз - в 4 главытретьей, в описании ареста Сашеньки Кожуховой. Лопухову в полиции "наговорилигрубостей и только, - это было давно, лет восемь тому назад, с тех пор полицияочень много переменилась в обращении с людьми, одетыми порядочно; перемениласьли в обращении с народом и переменилась ли в сущности, я не знаю, но очень можетбыть, что переменилась даже и в этом; тогда было другое, господствовала ещеполная грубость" (499).
Все это звучит явно иронично: Чернышевский подчеркивает, что изменения еслии произошли, то лишь в отношении людей высшего класса. Учтем и другое. Действиеэтой главы отнесено приблизительно к концу 1855 г. (через полгода, в июле 1856г. произошло "самоубийство" Лопухова). Значит, "лет восемь тому назад" - этоконец 1847 г., т. е. начало эпохи "мрачного семилетия".
Около половины августа 1855 г. {Год не указан, но легко определяется - виюле следующего, 1856 г. Лопухов симулировал самоубийство.} работницы швейноймастерской вместе с Верой Павловной и Лопуховым отправились в загородную прогулкуна Острова (6 главы третьей). С ними поехали "молодой офицер, человек пять университетскихи медицинских студентов" (505), в этом же пикнике участвовал и "ригорист", т.е. Рахметов. Во время пикника двое студентов стали изобличать Лопухова в "неконсеквентности,остатках прокислой гегелевщины, модерантизме, консерватизме и - что уже хужевсего - в буржуазности - и что еще хуже самой буржуазности - в скептицизме"(505-506). Один из студентов встал на сторону Лопухова, но офицер и двое другихстудентов присоединились к нападающим. Спор длился долго: часть отстала, нодвое - "его постоянные противники и упорнейшие поклонники" - долго его продолжали.Несколько позднее друзья стали рассуждать об Огюсте Конте: в его системе "виделиочень много верного, но слишком много непоследовательной примеси средневековыхпонятий - тут не было разноречия" (506).
В окончательном тексте это место претерпело изменения. Двое студентов, поклонникиЛопухова, и он сам "отыскивали друг в друге неконсеквентности, модерантизм,буржуазность" (143): "прокислая гегелевщина" и "консерватизм" исчезли. Затоу одного студента нашли романтизм, у другого - ригоризм, а у Лопухова - схематистику.Офицер был "уличаем в огюст-контизме" (143). Несколько позднее роли переменились:в огюст-контизме обвинялся уже Лопухов, а в схематизме - офицер.
Очевидно, что, называя грехи передового деятеля эпохи, Чернышевский воспроизводитполитические и философские споры и терминологию эпохи.
Роман был адресован самым широким кругам читателей того времени. Трудно предположить,что автор употреблял бы слова, непонятные этому кругу: очевидно, перед намираспространенные слова эпохи.
"Гегелевщина" - т. е. все то, что восходило к идеалистическому миропониманию1840-х годов, - надо полагать, не требовала особых пояснений для читателя первойполовины 1860-х годов. Как ни велико было значение Гегеля для русской умственнойжизни первой половины XIX в., и в частности для самого Чернышевского, {А. И.Володин. Гегель и русская социалистическая мысль XIX века. М., 1973, стр. 204-211.}все же для эпохи революционной ситуации он уже никак не был актуален - употребленныйЧернышевским суффикс "-щина", "прокислая гегелевщина" черновика это выразительноподчеркивает. Консерватизм и скептицизм тоже едва ли требовали комментариев- это были ходовые понятия эпохи. Консерватор - это, скажем, Павел ПетровичКирсанов из "Отцов и детей" Тургенева; скептик - человек, не верящий в прогресси в близкие перемены, а эпоха требовала веры в положительный идеал, без которогоборьба становилась бесперспективной, лишенной цели. Так, в популярном в те годы"Философском лексиконе" С. С. Гогоцкого, куда как далекого от материалистическогомировоззрения, было сказано, что скептицизм "не имеет прочного положительногозначения Значение скептицизма только условное, переходное, возбуждающеевслед за собою новые исследования и потребности положительных убеждений" (т.IV, Киев, 1872, стр. 349).
Но и эти три понятия были из окончательного текста сняты и заменены другими.Некоторые из них не требуют пояснений. Романтик в устах, например, Базаровабыло едва ли не бранным словом. Схематистика - нечто оторванное от жизни и ужепо одному тому неприемлемое. Буржуазность была всем понятна: о ней много былосказано у Герцена в "С того берега" (1850).
Ригоризм, воплощенный в Рахметове, - это было нечто вроде его прозвища, -понятие более сложное. Словари определяют ригоризм как безусловную строгость"в исполнении должного по его убеждению" (Даль). В этом и была для современниковпривлекательность ригоризма: на фоне Рудиных и Агариных требовательность к себебыла положительным качеством. Но в жизни законченный ригоризм вызвал и некотороенебрежение. "Не следует увлекаться педантическим ригоризмом", - писал Писаревв "Цветах невинного юмора"; {Д. И. Писарев. Соч., т. П. М., 1955, стр. 360.}вот эта чрезмерность отождествлялась с педантизмом и могла вызывать неприязненноеотношение. Нужна была законченная, величественная в своих конечных целях устремленностьРахметова, чтобы вызвать к ней уважение. Впрочем, ригоризм был обнаружен толькоу одного студента и подвергался относительно меньшим нападкам, чем другие идейныепороки эпохи.
Сложнее было отношение Чернышевского к Огюсту Конту. Он читал его впервыев 1846 г. Сначала Конт ему понравился, но вскоре он заподозрил, "не вздор ливсе это" (I, 197). Впрочем, в статье "Июльская монархия" ("Современник", 1860,ЭЭ 1, 2, 5) Конт назван "одним из гениальнейших людей нашего времени" (VII,166). А в письме к сыновьям из Вилюйска 27 апреля 1876 г. Конт подвергся решительномуосуждению: "Есть другая школа, в которой гадкого нет почти ничего (если не считатьглупостей ее основателя, отвергнутых его учениками), но которая очень смешнадля меня. Это - огюст-контизм" (XIV, 651). Далее следовала суровая критика Конта:в заключение он был назван "запоздалым выродком" "Критики чистого разума" Канта.
Учение Конта пользовалось в России 1840-х и последующих годов немалой популярностью.В 1860-е годы близкие Конту идеи развивал П. Л. Лавров. Следует учитывать, чтопри отсутствии научного материализма в середине XIX в. позитивизм оказывал воздействиена радикалов - от В. Н. Майкова и до Писарева; не мог пройти мимо него и Чернышевский.Во всяком случае современники хорошо понимали смысл этих споров и знали их адресата(или адресатов).
Итак, перед нами целый ряд идеологических понятий эпохи. Все эти формулы быличужды и даже враждебны правящему классу, но все же были цензурно приемлемы.
Но первые два слова окончательного текста совсем иного характера. Сложно звучащие,малораспространенные в обиходе неконсеквентность и модерантизм были воскрешеннымиархаизмами, в качестве своеобразных политических эвфемизмов эпохи намеренноупотребленными Чернышевским в контексте других, более невинных терминов.
Модерантизм - политический термин эпохи французской революции. Так монтаньярыназывали сначала жирондистов, а потом дантонистов. Вожди модерантизма - Демулени Дантон - 5 апреля 1794 г. были гильотинированы. Термидорианская реакция ибыла победой принципов модерантизма, т. е. - в точном русском переводе - умеренности.В качестве особой словарной статьи модерантизм и модерантисты введены в знаменитый"Карманный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка" Н. С.Кириллова (вып. 1, СПб., 1845, стр. 194).
В более позднее время это слово несколько раз было употреблено Чернышевскимв № 9 "Современника" за 1859 г. в обзоре "Политика": "Этих реформаторов, проповедующихвражду против революционеров, назовем хоть модерантистами, по выражению концаXVIII века сословия, участвующие до некоторой степени в просвещении иблагосостоянии, - распадаются на три партии: реакционеров, модерантистов и революционеров"(VI, 338 и 339). В следующих строках это слово употреблено еще три раза. Модерантистаминазваны Кавур и орлеанисты. Одним словом, модерантисты - это для России либералы,постепеновцы. Русский перевод - умеренные - не раз употребит Герцен в работе"С того берега", оно встретится в статье Добролюбова "Из Турина" (1861), ноЧернышевский предпочел употребить эвфемизм, точнее говоря - кальку с французского.
Примерно то же самое и с термином консеквентность. Этимологически слово означаетпоследовательность (от франц. consequence). Популярная в свое время книга С.С. Г<огоцкого> "Философский словарь, или Краткое объяснение философских и другихнаучных выражений, встречающихся в истории философии" (Киев, 1876, стр. 36)определяет этот термин так: "Консеквентностью называется не вообще последовательностьмыслей, но последовательность в выводах и заключениях из каких-нибудь предпосланныхначал или положений". В этом же значении слово зарегистрировано и в "Словарерусского языка" Академии наук в 1912 г. (т. IV, вып. 6, стлб. 1862). Слова этине получили особого распространения в русском языке, но в 1840-х годах встречаютсяв языке Герцена и Белинского. 22 сентября 1842 г. Герцен записывает в дневник:"Геройство консеквентности, самоотвержение принятия последствий так трудно,что величайшие люди останавливались перед очевидными результатами своих же принципов".{А. И. Герцен. Собр. соч. в тридцати томах, т. II. М., 1934, стр. 229. - А.Ф. Ефремов ошибается, считая слово новым в эпоху 1860-х годов; см. его статью:Иноязычная лексика в языке Н. Г. Чернышевского и ее обработка. - Уч. зап. Сарат.гос. ун-та, 1948, т. XIX, стр. 118.} В напечатанной в ноябре того же года в"Московских ведомостях" статье "Публичные чтения г. Грановского" снова встречаем:"Мы породнились с Европой, когда феодализм, последовательный и неумолимый вконсеквентности, своими ногами стал себе на грудь...". {А. И. Герцен. Собр.соч. в тридцати томах, т. II, стр. 113.} "Во всем нужна консеквентность", -писал Белинский в одной из рецензий 1845 г. {В. Г. Белинский. Полн. собр. соч.,т. IX. М., 1959, стр. 337.} 6 сентября 1847 г. он же писал В. П. Боткину: "Они люди неконсеквентные". {Там же, т. XII. М., 1956, стр. 323.} Этотфилософский термин встречается в письмах и материалах, касающихся Б. Н. Чичерина1850-1860-х гг., и т. д.
Трудно сказать, помнил ли Чернышевский эти слова из статьи Герцена (дневникбыл опубликован на много лет позже, письма Белинского тоже), - вполне возможно,что он заимствовал это слово из памяти семинарского преподавания, из каких-либофилософских трактатов, - во всяком случае важно отметить, что перечень "грехов"включает в себя в равной мере слова и философского и политического смысла. Неисключено, что намеренно усложненная философская лексика служила и для целейцензурной маскировки.
Небывалый успех романа способствовал и тому, что решительно все эпизоды,в том числе и споры на Островах, {В конце апреля 1856 г. у Лопухова собралась"целая ватага молодежи" и происходили "ожесточенные изобличения взаимных неконсеквентностей"(639).} стали хорошо известны современникам. Это находит подтверждение в том,что Л. Н. Толстой, в 1863-1864 гг. задумавший злую пародию на "Что делать?",счел необходимым использовать и этот термин.
В комедии "Зараженное семейство" 26-летняя племянница помещика, КатеринаМатвеевна Дудкина, сбежавшая с акцизным чиновником и настигнутая близкими, изъясняясьрее время на нигилистическом жаргоне, говорит дяде: "Вы совершенно правы, ИванМихайлович, поступок мой неконсеквентен" (действие V, явление 7). В "Идиоте"Достоевского (действие романа, написанного в 1867 г., отнесено/к концу 1860-хгодов) 28-летний Евгений Павлович Радомский иронически обращается к ИпполитуТерентьеву: "Вы таки консеквентны" (частъ-11, глава 10). Эти примеры - лучшеедоказательство того, что названный философский термин был в определенном контекстепопулярен среди молодежи тех лет.
Очень значителен абзац в 8 главы третьей, посвященный новым людям. Он налицои в журнальном тексте, но с одной характерной купюрой. "Шесть лет тому назадэтих людей не видели, - три года тому назад презирали, - теперь боятся, - черезнесколько лет будут благословлять..." (514). Подчеркнутые слова о революционномдеятеле эпохи устранены: они звучали вызывающе и, конечно, обратили бы на себявнимание цензуры.
Следует остановиться на одной важной детали 29 главы третьей. В черновомтексте, рассказывая о Рахметове, Чернышевский замечает: "Я встречал человекшесть таких людей" (573). В другом черновом наброске: "Я встречал только [пять],[шесть], [семь], девять человек Двое из этих людей женщины, семеро мужчины"(724). В журнале: "Я встретил до сих пор только восемь образцов этой породы(в том числе двух женщин)" (202).
Несомненно, что эти цифры имеют какое-то не до конца выясненное значениев истории политической борьбы 1860-х годов.
В письме к своему институтскому товарищу И. И. Бордюгову от 22 апреля 1859г. Добролюбов упоминает о пяти или шести друзьях, с которыми он сидел у одноговосторженного господина: "...говорил о том, что мне теперь так дорого и о чемс тобой мы тоже толковали". {Н. А. Добролюбов. Собр. соч. в девяти томах, т.IX. М.-Л., 1964, стр. 350.}
Пять или шесть плюс восторженный господин плюс сам Добролюбов - это семь иливосемь человек.
В дневниковой записи Добролюбова 5 июня 1859 г. по поводу статьи Герцена"Very dangerous!!!" - снова глухое упоминание: "Мало нас, если и семеро...",и т. д. {Там же, т. VIII, стр. 570. - В подсчете Добролюбова ошибка: в приведенномим перечне близких людей названо восемь человек, а если добавить ранее названногоИ. М. Сорокина и самого Добролюбова, то получается десять.}
В романе, написанном в 1862-1863 гг., снова встречаемся с близкими цифрами- пять, шесть или семь (в черновиках) и шесть (в окончательном тексте). Из восьмидва места заняты женщинами - подходящих кандидатов надо, конечно, искать в кругуМ. А. Боковой (урожд. Обручевой; по второму браку Сеченовой), М. А. Богдановой(Быковой), А. П. Блюммер (Кравцовой), Н. И. Корсики (Утиной), М. А. Коркуновой(Понятовской, потом Манассеипой) и ряда других женщин, возглавивших борьбу заправо на образование, за свободное устройство своей личной жизни и за многоедругое, далеко выходившее за пределы только женских интересов. Недаром большаячасть названных здесь имен была связана с "Землей и волей". {См.: Л. Ф. Пантелеев.Воспоминания. М., 1958, стр. 215.}
Как бы то ни было, настойчивое повторение приблизительно одной и той же цифры- в пределах от пяти до десяти - невольно наводит на мысль о существовании вРоссии какого-то ядра подпольной организации, людей, на которых можно положиться,которые готовы принять непосредственное участие в борьбе. Поименно перечислитьэтих лиц затруднительно - русское революционно-демократическое движение конца1850-х-начала 1860-х годов знает гораздо больше людей, безусловно преданныхреволюционной идее; но вполне возможно, что цифры, называемые и Добролюбовыми в романе, следует воспринимать как обозначение центра революционной группы.{Этот вопрос обсуждался в ряде статей: М. В. Нечкина. 1) Новые материалы о революционнойситуации в России (1859-1861 гг.). - Литературное наследство, т. 61. М., 1953,стр. 478-481; 2) Н. Г. Чернышевский в борьбе за сплочение сил русского демократическогодвижения в годы революционной ситуации (1859-1861). - Вопросы истории, 1953,№ 7, стр. 69; В. Н. Шульгин. К расшифровке "Странички из дневника" Н. А. Добролюбова.- Там же, 1964, № 10, стр. 128-132; С. А. Рейсер. Был ли Н. А. Добролюбов авторомписьма "Русского человека" к Герцену? - Там же, 1955, № 7, стр. 130-131; М.Т. Пинаев. Комментарий к роману Н. Г. Чернышевского "Что делать?", стр. 103и след. - Следует, однако, иметь в виду, что приблизительно ту же цифру Добролюбовназывает в статье "Литературные мелочи прошлого года" (Современник, 1859, №№1 и 4), относя их к предшествующей эпохе (Белинского): "...еще пять-шесть человек,умевших довести в себе отвлеченный философский принцип до реальной жизненностии истинной глубокой страстности" (Собр. соч., т. IV, стр. 72).}
В тексте "Современника" четвертый сон Веры Павловны ( 16 главы четвертой)имеет один пропуск - седьмой раздел заменен двумя строками точек (в журналетипографская небрежность - он обозначен как восьмой).
В черновом тексте четвертый сон не разбит на разделы, но, сверяя оба текста,установить границы каждого из них нетрудно. План остался в обоих случаях совершенноодинаков. Последовательно вычленяя один за другим разделы этого параграфа, находимнебольшой абзац, отсутствующий в окончательном тексте и по месту как раз приходящийсяна раздел седьмой. Вот он:
"Что она говорила, этого я не знаю. Я могу догадываться, что она говорила,- но я не знаю, - я уверен, что я не ошибаюсь в том, что я отгадываю, - но яне знаю. Та, от которой я слышал это, слышал этот сон, и которая здесь названаВерой Павловной, сказала мне: "Я клялась молчать и молчу". - "Я знаю, все равно,все равно". - "Может быть", - отвечала она. - "Вам было сказано вот что", -я сказал ей. - "Может быть, нет, может быть, да, я не имею права сказать вамни да, ни нет - и к чему вам знать это? Этого еще нет, это еще невозможно, кчему ж вам знать? Но то, что было дальше, то уже не тайна, то я могу сказатьвам"" (649).
Итак, в этом разделе заключен какой-то сугубо (тайный смысл. Вера Павловнане может открыто сказать чего-то очень важного, особо сокровенного, касавшегосятого времени, когда будет достигнуто полное равенство мужчины и женщины. Именнопути достижения этого равенства - великая тайна. Вера Павловна готова поделитьсятем, что будет потом, но она молчит, сохраняя верность данной ею клятве, о том,как и когда эта тайна будет реализована в жизни и, значит, перестанет быть тайной.
В разделе формально речь идет о полном равенстве женщины в будущем свободномобществе; этой свободы теперь еще нет, и можно только предвосхищать пути еедостижения: "Я могу догадываться, что она говорила", - сказано в тексте.
Вот эти пути, то, что "она говорила", и есть тайна, касающаяся, как очевидно,не только равноправия женщины, но всего образа жизни страны.
Именно этого "догадываться" и побоялась, вероятно, редакция "Современника".Можно предположить, что именно ею (по собственной инициативе или по совету цензора)был снят и заменен точками седьмой раздел. Намеки были слишком очевидны, а читательначала 1860-х годов и в самом деле был "проницательным", хотя и не в том смысле,как характеризовал его в романе Чернышевский.
Обращение к соответствующей (118-й) странице журнала позволяет утверждать,что это место подверглось типографской правке. Избегая переверстки, редакцияоставила на стр. 118, кроме двух строк точек, место еще минимум для двух строк,а на двух-трех предыдущих и последующих страницах несколько расширила пробелы.(При этой операции в спешке и "потерялось" обозначение раздела 7-го: после 6-госразу идет 8-й). На стр. 118 можно поместить на четырех строках до 280 знаков:первоначальный текст седьмого раздела составляет в черновике 580 знаков, ноон мог быть в окончательной редакции сокращен и тогда поместился бы на указанномпространстве. {Здесь и в нескольких других случаях я пользовался авторитетнойполиграфической консультацией проф. А. Г. Шицгала, которого искренне благодарюза помощь и за советы.} Во всяком случае представляется очень маловероятным,чтобы "пустой" раздел принадлежал самому Чернышевскому.
Разумеется, мы не знаем, в каком виде этот раздел перешел из черновика вокончательный текст, и приходится довольствоваться лишь нам известным. Но дажеесли это место и подверглось правке, то основная суть его не могла изменитьсяи дает нам право предположительной его интерпретации.
Наиболее значительно отличается черновой текст от журнального в 17 главы четвертойромана. В "Современнике" - полторы страницы, повествующие о том, как "отчастизнакомый, а больше незнакомый собрат по медицине" приехал сообщить, что"один" из его знакомых желает познакомиться с Кирсановым. Этот новый знакомый("просвещенный муж") затронул в беседе вопрос о вывеске магазина, и в результате"Au bon travail" - магазин, хорошо исполняющий заказы, - был переименован в"A la bonne foi" - добросовестный магазин.
В "Современнике" иронически сообщалось, что Кирсанов приехал домой "оченьдовольный", но тут же читаем, что эта беседа заставила Веру Павловну и Мерцаловузначительно поурезать "крылья своим мечтам", охладить лишний жар, - всякомучитателю было ясно, куда и зачем приглашали Кирсанова.
В черновике соответствующее место занимает не менее семи страниц (658-664):в нем подробно повествуется, как сначала в магазин стали наведываться некие"любознательные" посетители, как потом тот же медик пригласил Кирсанова познакомитьсяс "просвещенным мужем". По-жандармски любезный на первых порах, он начинаетвежливый допрос о цели открытого на Невском магазина: мелькают его слова о том,что о магазине ходят "невыгодные слухи", что "само слово travail - это ясно,взято из социалистов, это революционный лозунг". {Формула "Droit au travail"стала особенно популярной со времени появления книги Луи Влана "Le socialisme.Droit au travail" (Paris, 1848): она использована Чернышевским в статье "Кавеньяк"(Современник, 1858, № 1; Чернышевский, т. V, стр. 15).}
"Просвещенный муж" советует быть осторожнее и т. д. Впрочем, вскоре же следуетокрик: "Мы здесь не для ученых споров", "мне с вами некогда спорить".
Но и после перемены вывески на более благонамеренную "внимание, раз обращенноена магазин, не отвратилось", медик продолжал изредка заезжать и советовал Кирсановубыть осторожнее.
Чтобы не оставалось никаких колебаний, о чем и с кем идет разговор, в уста"просвещенного мужа" вкладываются такие слова: "Вот таково прямое изъявлениеволи, которая должна быть исполнена" (661 - текст и сноска); прибавлять эпитет"высочайшей" не было никакой надобности, контекст был очевиден. {В первой публикации,в сборнике "Н. Г. Чернышевский. 1828-1928" (М., 1928, стр. 23), Н. А. Алексеевэти слова прочитал: "Такова прямая выс<очайшая> воля...". В изданиях 1929 г.чтение несколько уточнено: "Это прямое веление, которое должно быть исполнено"(стр. 373). Для издания 1939 г. текст снова сверялся (об этом - в письме Н.А. Алексеева к Н. М. Чернышевской от 15 февраля 1947 г.) и дано такое чтение:"Вот это вообщ* прямое выражение воли" (XI, 594). В настоящем издании устанавливаетсянаиболее правдоподобное прочтение.}
Не может быть никакого сомнения, что Чернышевский отлично понимал, что этоместо ни в коем случае не может появиться в печати; Однако - вопреки обычнойманере - оно в черновой рукописи осталось незачеркнутым, и это дало Н. А. Алексеевуоснование предполагать, что смягченный текст "Современника" "скорее всего надоприписать рвению цензора". {См.: Н. Г. Чернышевский... М., 1928, стр. 19.}
Но дело в том, что простым сокращением пространного текста превратить егов журнальный невозможно. Можно, конечно, заподозрить, что после цензурного запрещенияв редакции "Современника" создали новый, невинный текст. Но этому противоречитпростое сопоставление начальной, цензурно совершенно "невинной" части этогопараграфа с черновым текстом. Он не просто переписывался набело, а в ряде местсущественно изменялся: весь отрывок стилистически целен и органичен. Единственныйвозможный вывод таков: Чернышевский сначала дал себе волю и написал как хотелось,а при перебеливании создал цензурно допустимый текст, но забыл зачеркнуть черновик.
Добавлю, что ничего подобного по резкости и откровенности в журнальном текстенет. Можно было заметить, что Чернышевский устранял и гораздо менее острые места,которые могли бы дать повод к запрету романа в целом. Во имя целого Чернышевскийсознательно шел на сглаживание отдельных резких мест. Критика существующегостроя достигалась именно общей направленностью романа; отдельные эпизоды, какбы выразительны они ни были, можно было, по мысли автора, приносить при этомв жертву.
В журнальном тексте (12 главы четвертой) упоминается сын Веры Павловны отКирсанова (ср. еще 20 главы третьей). У Мерцаловой тоже есть ребенок (главатретья, 30; в черновике - двое детей), сын есть и у Бьюмонтов (глава пятая,22). Этих мест просто не замечали. {См., впрочем: П. Цитович. Что делали в романе"Что делать?". Изд. 3-е. Одесса, 1879, стр. 47.} Вопрос о детях вызвал в своевремя полемику и клеветнические отклики. В мемуарах Фета рассказывается, будтобы Салтыков в беседе с Тургеневым по поводу нового романа на вопрос о детяхответил: "Детей не полагается". {А. Фет. Мои воспоминания, стр. 367-368.} "Детии подавно отрицаются", - писал Лесков в названной выше статье (стр. 18). В ненапечатанной в свое время статье В. П. Боткина и А. А. Фета о романе "Что делать?"тот же ответ ("детей не предполагается") вложен в уста одного из "светильниковquasi-нового учения". {Литературное наследство, т. 25-26, стр. 489.} Следуетнапомнить, что в напечатанном в № 8 "Современника" за 1863 г. очерке Салтыкова"Как кому угодно" в иронической форме дан ответ на расхожие обывательские представленияо безнравственности нигилистов - сторонников нового учения. {См.: П. С. Рейфман.Предполагаются ли дети? - Уч. зап. Тарт. гос. ун-та, 1970, вып. 251, стр. 357-363;см. также примечания В. А. Мыслякова к очерку "Как кому угодно" в кн.: М. Б.Салтыков-Щедрин. Собр. соч., т. VI. М., 1968, стр. 445-446.}
В этой связи нужно отметить, что в черновом варианте романа (18 главы четвертой)сыну посвящено все же девять строк (673-674), так сказать, информационного характера;сюжетного значения он не имеет, и, очевидно, поэтому Чернышевский, стремившийсяпри переработке к наибольшей концентрации действия, почти вовсе устранил этотэпизод. Если бы он мог предположить, какой шум поднимется в реакционной критикекак раз в связи с проблемой деторождения у "нигилистов", - наверное, эпизодо Володе остался бы в романе; напомним, что потомство необходимо предполагаетсяв учении Фурье, именем которого реакционная критика пугала обывателей. {См.вышеупомянутые примечания В. А. Мыслякова (стр. 687). Ср. еще в "Преступлениии наказании" Достоевского слова Лебезятникова - полемический выпад на ту жетему: "Некоторые даже совершенно отрицают детей, как всякий намек на семью"(часть V. глава 1).}
18 главы пятой черновика был полностью устранен. Нечто похожее - об отсутствииу автора беллетристического таланта - уже раньше было коротко изложено в "Предисловии",но и это уничижительно звучавшее место в окончательный текст не вошло.
В прибереженном для самого конца романа отрывке содержится одно важное признание:Вера Павловна, дескать, в действительности (в романе ведь якобы нет никакихвыдумок!) хлопотала не об устройстве мастерских "в нашем любезном отечестве",а о чем-то типа воскресной школы - о ежедневной бесплатной школе для взрослых.Это место в 1863 г., когда воскресные школы в России были уже повсеместно закрыты,звучало совершенно неприемлемо; лучше уж было оставить версию о мастерских -в ней не содержалось по крайней мере ничего демонстративного, тем более чтозародыши трудовых ассоциаций в стране действительно возникали и риск цензурногозапрета был в этом случае меньше. {Л. П. Богословская. "Что делать?" Н. Г. Чернышевскогои женские артели 60-х годов XIX в. - В кн.: Революционная ситуация в Россиив 1859-1861 гг. М., 1974, стр. 124-134.}"
Сопоставление черновой и журнальной редакции "Что делать?" должно быть произведенов полном объеме и с разных точек зрения. Здесь даны некоторые наблюдения, касающиесялишь одного вопроса - какие меры узник Алексеевского равелина принимал противвозможного цензурного натиска.
Приблизительно два десятка приведенных примеров дают представление о путяхпреодоления возможных цензурных препон. Основной принцип переработки можно сформулироватьтак: Чернышевский хотел сконцентрировать внимание на самом главном и, не ослабляясоциального звучания романа, не поступаясь ничем из его принципиальных установок,без ущерба для основной идеи, устранял особенно резко звучавшие места, не абсолютнонеобходимые, такие, которые неизбежно вызвали бы негодование властей.
Чернышевский вышел победителем - роман был напечатан, насколько можно судить,без сколько-нибудь серьезных утрат.

4

Критически проверенного и текстологически осмысленного издания романа "Чтоделать?" до сих пор не существует.
Для "Современника" набор происходил по не очень разборчивому и весьма убористонаписанному оригиналу. Более 8 печатных листов соответствовали 36 листам оригинала(Чернышевский называл их полулистами, так как двойной лист был разрезан пополам);на лист (страницу) оригинала приходилось в среднем 9150 знаков. Для сравнениянапомню, что лист современной машинописи, подготовленной для набора, включаетникак не более 2000 знаков. Читали корректуру, конечно, - все члены редакции"Современника", в первую очередь Некрасов и Пыпин, но кто именно правил набор- неизвестно.
Даже учитывая относительно неразвитую полиграфическую культуру того времени,нельзя не отметить в тексте "Современника" целый ряд технических дефектов.
Начать с того, что четыре раза нарушена нумерация параграфов: в главе третьейвместо 12 должен быть 7; там же, начиная с 13 (надо 14), подряд восемнадцатьошибочных обозначений параграфов; то же в главе пятой ( 9 вместо 8 и далее тринадцатьневерных обозначений следующих параграфов); наконец, в 16 главы пятой, в четвертомсне Веры Павловны, ошибочно указан раздел 8 (надо 7) и потом еще четыре ошибочныхобозначения следующих разделов. Эти 38 ошибок - конечно, результат спешки.
Той же поспешностью объясняются и нередкие буквенные опечатки. Укажу для примера:написано (№ 3, стр. 23, 4 сн.); есть (стр. 32, 9 св.); невскому (стр. 32, 21св. и стр. 126, 3 св.); М. Ле-Теллье (надо: Ж. по всей книге Ле-Теллье зовутЖюли, стр. 35, 10 сн.); в тысячу рас (стр. 70, 16 св.); караванную (надо: Караванную- стр. 125, 6 сн.; стр. 126, 1 и 3 св.); получили (надо: получали, № 4, стр.373, 10 сн.); предвестницы (надо: предвестница, стр. 383, 17 сн.); непонятно(надо: понятно, стр. 388, 3 св.); кажется (надо: покажется, стр. 395, 7 сн.);это (надо: этого, стр. 471, 1 св.); ваггоне (стр. 501, 5 св.); румунами (надо:румынами, стр. 501, 13 св.); замечал (надо: не замечал, стр. 515, 4 сн.); эта(надо: это, стр. 519, 11 сн.); одинадцатого (стр. 519, 3 .св.); шкуку (надо:штуку, стр. 522, 7 св.); котарая (№ 5, стр. 62, 2 сн.); в не ней (надо: в нейне, стр. 86, 21 св.); твому (надо: твоему, стр. 111, 1 св.); по (надо: По, стр.120, 15 сн.); и матиев (надо: иматиев, стр. 126, 6 св.); Nouveautees (надо:Nouveautes, стр. 128, 3 сн.); мачиху (стр. 138, 1516 св.); не (надо: по, стр.183, 18 св.).
Есть опечатки иного характера, наглядно свидетельствующие об ошибках наборщикаи невнимательности корректора.
В 10 главы третьей, перечисляя светил науки, Чернышевский (в тексте "Современника",№ 3, стр. 419, строка 7 сн.) назвал Бургава, Гуфеланда и Гавье; последнее имянепонятно, но конъектура очевидна по сопровождающим словам - "великий ученый,открыл обращение крови": речь, понятно, идет о Гарвее (в черновой рукописи -Гарве), его имя было уже восстановлено.
Трудно допустить, чтобы Чернышевский в пределах романа, более того - одногодня, на соседних страницах писал бы по-разному одно и то же слово в одном итом же значении, если на это не было каких-либо художественных оснований (например,индивидуализация речи персонажей).
Между тем (для примера) назову такие бросающиеся в глаза несогласованности.
1. В тексте "Современника" непоследовательно напечатано слово "госпиталь":оно немотивированно встречается и в этой, и в более распространенной в то времяформе "гошпиталь". Так, "гошпиталь" в тексте "Современника" - № 3, стр. 59 (арядом, стр. 58, "госпиталь"!); № 4, стр. 413; № 5, стр. 74, 76, 81, 83, 96 (двараза), 159. "Госпиталь" - № 3, стр. 58; № 4, стр. 410, 420/437, 462; № 5, стр.100. Вероятно, правильно предпочесть более частую в те годы и чаще встречающуюсяв романе форму "гошпиталь". {А. Ф. Ефремов в работе "Язык Н. Г. Чернышевского"полагает, что обе формы "конкурируют между собою в его языке" (Уч. зап. Сарат.гос. пед. ин-та, 1951, вып. XIV, стр. 348), - это предположение ошибочно и основанона доверии к наборному тексту без обращения к рукописи; ср. также в более раннейработе того же автора - "Иноязычная лексика в языке Н. Г. Чернышевского и ееобработка" - наблюдения (не всегда верные) об употреблении этих форм в речахдействующих лиц (стр. 138-139).}
2. В написании тех лет нередко наряду с "волосы" употреблялась и форма "волоса".В "Современнике" встречаем обе формы: наборщик набирал, не всматриваясь в написаниепоследней буквы.
"Волосы" - № 3, стр. 20, 24, 133; № 4, стр. 405 (два раза), 419 (два раза),421, 480. "Волоса" - № 3, стр. 50, 55; № 4, стр. 374, 474; № 5, стр. 80, 110.
Следует, по-видимому, предпочесть форму "волосы". {А. Ф. Ефремов в названнойвыше работе 1951 г. считает, что и эти две формы "находились в некотором равновесии"(стр. 145). По указанным выше соображениям согласиться с ним трудно.}
3. Обычно в издании читаем "фортепиано", но дважды (№ 3, стр. 18, 4 сн. истр. 62, 14 сн.) находим "фортепьянщику" и "фортопьянах" - так второпях прочелнаборщик, и эта просторечная форма осталась не унифицированной. Но Марья Алексеевнав черновом тексте говорит: "На фортопьянах" (418; в Изд. политкаторжан, стр.93 - правильно); эту просторечную, стилистически преднамеренную форму в ее устахи следует сохранить.
Есть еще более значительные дефекты - повторение одних и тех же слов в 18главы второй, явная ошибка в сокращенной формуле "Quod erat demonstrandum" в3 главы третьей, неясность в знаке равенства в словах "Жертва = сапоги всмятку"в 19 главы второй; о них см. в разделе "Источники текста" (стр. 834 и сл).
Следует, надо полагать, сохранить свойственные тому времени и лично Чернышевскомуархаические формы вроде интригантка, {Ср.: А. Ф. Ефремов. 1) Язык Н. Г. Чернышевского,стр. 343, 347-348; 2) Иноязычная лексика в языке Н. Г. Чернышевского и ее обработка,стр. 136, 144.} замужство (ср. название главы в "Кому на Руси жить хорошо"),страмить, глагольные формы с корневым "о" - затрогивать, отсрочивать, разработывать,успокоивать, устроивать и др.
К этим ошибкам добавлено немало новых - "писано" вместо "написано" (19),"увидеться еще" вместо "еще увидятся" (28), "позвольте" вместо "позволите" (84),"хвалить" вместо "захвалить" (92), "минуточку" вместо "минутку" (111), "ошиблась"вместо "ошибалась" (116), "да черты грубее" вместо "да и черты грубее" (122),"заработной" вместо "заработанной" (129), "отказывались" вместо "отказались"(129), "воздорожал" вместо "вздорожал" (148), "уже" вместо "уж" (155), "грустит"вместо "грустил" (160), "но" вместо "он" (170), "подвинул" вместо "пододвинул"(179), "забыл" вместо "забывал" (176), "это" вместо "и это" (190), "объясняться"вместо "объясниться" (192), "приобрести" вместо "приобресть" (199), "придерживался"вместо "держался" (201), "смогу" вместо "могу" (202), "времени" вместо "временем"(202), "Но у" вместо "Но и у" (206), "много" вместо "мною" (210), "на праздник"вместо "на этот праздник" (211), "получения" вместо "получение" (213). "васвсю" вместо "всю вас" (217), "виноваты" вместо "виновата" (218), "гороховская"вместо "Гороховая" (223), "не было" вместо "мне не было" (234), "кто писал"вместо "кто это писал" (238), "прибрала" вместо "прибирала" (248), "ей" вместо"ее" (249), "закуривает" вместо "заку- ривает ее" (249), "как та" вместо "какэта" (252), "таблицы" вместо "таблиц" (253), "занимают убеждения" вместо "занимаютего убеждения" (256), "не знаешь" вместо "его не знаешь" (270), "погасло" вместо"погасала" (272), "смертной" вместо "смертельной" (273), "вдовое" вместо "вдвое"(290), "свей" вместо "своей" (293), "сделаю" вместо "и сделаю" (297), "то и"вместо "то уж и" (303), "опровергаем" вместо "отвергаем" (322), "Яковлевич"вместо "Яковлич" (332) и т. д.
В тексте "Современника" (очевидно, это восходит к авторской рукописи) отчетливоразличаются типы отточий - в три, четыре, пять и т. д. точек. В издании 1939г. это унифицировано.
Между тем в литературе уже было обращено внимание на то, что у Радищева,Лермонтова, Добролюбова, Л. Толстого, А. Григорьева и других писателей - явноне случайно - колеблются от четырех до двенадцати знаков. {С. А. Рейсер. Палеографияи текстология нового времени. М., 1970 стр. 173.}
В тексте "Современника" (например, № 3, стр. 131, строка 19 св.) напечатано,в соответствии с произношением тех лет, "мебелью", - очевидно, и эту особенностьнадо сохранить; в издании 1939 г. это не сделано.
Надо сохранить и характерную для Чернышевского особенность - вводить восклицательныйи вопросительный знак в середину фразы.
Другой вопрос - как поступить с длинными абзацами, в середине которых стоиттире. В большей части случаев это тире соответствует абзацу, как он обозначаетсяныне. Но в некоторых случаях значение этого тире несколько иное - оно слабееабзаца, а лишь усиленная точка, пауза большей длительности, чем точка. Некоторыеслучаи спорны, и редактору следует в них внимательно разобраться. В настоящееиздание внесено более ста исправлений различного рода; тем не менее возможностидальнейшего улучшения текста еще нельзя считать исчерпанными.

7

Установление основного (канонического в старом обозначении) текста романа"Что делать?" должно касаться двух сторон.
Учитывая особые, не имеющие прецедента обстоятельства, в которых печаталсяроман, текст его должен быть внимательнейшим образом проработан и уточнен. Должныбыть устранены очевидные небрежности спешного набора, пунктуация и орфографиядолжны быть приближены к современным нормам, но с учетом особенностей эпохии словоупотребления Чернышевского. Само собою разумеется, что унификация недолжна касаться тех случаев, которые представляют собою индивидуальную речьперсонажей. Во всяком случае никогда еще ответственность редактора не была такзначительна, как в данном случае.
Эта работа очень трудоемка, но не представляет каких-либо принципиальных трудностей.Для помощи и контроля могут быть привлечены другие автографы Чернышевского,но прежде всего черновик романа.
Другое дело - восстановление цензурных и редакционных купюр.
Начать с того, что мы достоверно не знаем ни одного цензурного вычерка и ниодного места, исправленного редакторами "Современника".
В некоторых случаях мы можем лишь более или менее уверенно говорить о том,что в предвидении цензурных нападок Чернышевский при переписке набело заранеесмягчал некоторые места романа. Но фактический цензурный или редакционный вычерки автоцензура в ожидании цензорской атаки - случаи принципиально различные.Автор в этом случае перерабатывает не только данное место, но приводит в соответствиес ним окружающий его текст. Тем самым восстановление изолированного "острого"места всегда связано с риском нарушения единства авторского замысла. Текст произведениявсегда предстоит сознанию писателя - а потом и читателя (исследователь представляетсобою его разновидность) - в своей целостности. Эта структура исправлением предполагаемых,цензурно ослабленных мест, неизбежно искажается. Поэтому к их инкорпорированнюв основной текст произведения следует подходить максимально осторожно, тем болеечто мы в сущности никогда не можем с полной уверенностью сказать, почему тотили иной отрывок исправлен: мы сплошь и рядом склонны заподозрить вторжениецензуры там, где на самом деле - художественная правка, неотъемлемое право писателяна любом этапе творческой истории его произведения.
Путь восстановления цензурных (или якобы цензурных) автокупюр вообще рисковани чреват опасными последствиями: текстолог может ненароком восстановить из лучшихпобуждений не подлежащее восстановлению место. При этом такого рода работа всегдаоказывается непоследовательной. Ухватившись за более острый вариант, редакторего восстановит, а равноправные, но мелкие варианты останутся при этом незамеченными.Скажем, мы восстанавливаем рассказ о визите Кирсанова в III Отделение, но ниодин исследователь не предлагал еще ввести в роман более острый текст, касающийсядамы, у которой Кирсанов составлял каталог, или гораздо более острую характеристику"туза со звездой", которого Лопухов кладет в канаву.
Стать на путь полной реконструкции текста автора, т. е. предстоявшего сознаниюписателя полного воплощения его замысла, - задача невозможная, тем более чтодалеко не все из замыслов находит отражение в вариантах, на которые почти единственноможет опираться редактор; многое только мелькало в уме писателя, оставшись незафиксированным в письменной форме. В итоге перед нами окажется неполноценныйтекст, состоящий из клочков разного достоинства, все равно не восстанавливающийзамысла в его "идеале".
Все такого рода места - материал разделов "Варианты" и "Комментарии". Вовтором из них комментатор может высказывать те или другие гипотезы и их обосновывать,воссоздавая творческую историю произведения.
Поэтому ни выделяемый на основании анализа седьмой раздел четвертого снаВеры Павловны, ни более полный текст рассказа Крюковой, ни отрывок о находящемсяза границею Рахметове не должны вводиться в основной текст "Что делать?".
Так же обстоит дело и с 17 главы четвертой, содержащим расширенный вариантрассказа о посещении Кирсановым III Отделения. {В. Н. Шульгин почему-то считает,что разговор Кирсанова происходил "не то с шефом жандармов, а вероятнее всегос генерал-губернатором Петербурга кн. Суворовым" (Очерки жизни и творчестваН. Г. Чернышевского, стр. 111). Первое предположение маловероятно: Кирсановапо такому делу принял, конечно, Не шеф жандармов, а более или менее высокопоставленныйчиновник; второе Предположение исключается - А. А. Суворов не имел никакогоотношения к III Отделению и находился с ним в состоянии постоянной вражды.}Дело в том, что в отличие от других зачеркнутых отрывков это место в черновикене зачеркнуто. Трудно объяснить, в чем могла состоять цель автора, если он сделалэто намеренно. Ведь никаких связей с редакцией Чернышевский не имел и предлагатьболее полный вариант не мог, не мог он и рассчитывать на то, что черновик романапопадет в руки друзей и они, сверяя текст (написанный трудно расшифровываемойкриптограммой!), поймут намек автора и будут печатать рассказ в более полнойредакции. Очевидно, что перед нами совершенно случайно оставшийся незачеркнутымтекст.
Конечно, переписывая роман набело, Чернышевский в чем-то шел на компромисс:иначе роману не суждено было бы появиться в печати. Но именно в таком виде онувидел свет, именно в этой редакции он оказал грандиозное, ни с чем несравнимоевоздействие на поколения читателей. Достаточно напомнить слова В. И. Ленина:"Он меня всего глубоко перепахал". {См.: Н. Валентинов. Встречи с В. И. Лениным.Цит. по изданию: В. И. Ленин о литературе и искусстве. Изд. 3-е. М., 1967, стр.653.}
"С тех пор как завелись типографские станки в России, - писал Г. В. Плеханов,- и вплоть до нашего времени, ни одно печатное произведение не имело такогоуспеха, как "Что делать?"". {См.: Г. В. Плеханов. Литература и эстетика, т.II. М., 1958, стр. 175.}
По словам Герцена, который был современником, "это - удивительная комментарияко всему, что было в 60-67...". {Письмо к Н. П. Огареву 15/27 августа 1867 г.- В кн.: А. И. Герцен. Собр. соч. в тридцати томах, т. XXIX, кн. 1, стр. 185.}
Сегодня, когда роман стал для нас историческим памятником эпохи, мы обязаныиздать его максимально точно, исправив несомненные и бесспорные дефекты, ноне имеем достаточных оснований инкорпорировать в основной текст хотя бы и болееострые варианты первоначальной редакции, устраненные самим автором, редакцией"Современника" или цензурой.
О том, в каком виде Чернышевский издал (или переиздал) бы роман в иных политическихусловиях, мы можем только высказывать более или менее обоснованные предположения.

8

{Разделы VIII-X представляют собою дополненный и переработанный вариант статьи"Легенда о прототипах "Что делать?" Чернышевского", первоначально напечатанной:Ленинградский гос. библиотечный институт имени Н. К. Крупской. Труды, 1957,т. II, стр. 115-125.}
Не боясь ошибиться, можно утверждать, что всякий пишущий о "Что делать?"обязательно останавливается на вопросе о прототипах романа.
До недавнего времени этот вопрос разрешался так: в образе Дмитрия СергеевичаЛопухова Чернышевский изобразил врача Петра Ивановича Бокова, в образе АлександраМатвеевича Кирсанова - знаменитого русского физиолога Ивана Михайловича Сеченова;воспроизвел в романе действительно имевшую место ситуацию - номинальный, а потоми фактический брак П. И. Бокова и Марии Александровны Обручевой, спустя некотороевремя ее увлечение И. М. Сеченовым, женой которого она вскоре и стала. П. И.Боков, желая счастья любимой женщине и своему другу, устранился, сохранив сними обоими на всю жизнь добрые отношения.
Такого рода интерпретацию сюжета можно найти в большинстве работ, посвященных"Что делать?" или касающихся биографии И. М. Сеченова, М. А. Обручевой, П. И.Бокова, или эпохи 1860-х годов.
Эта гипотеза считается настолько незыблемой, что исследователи и журналистыстатьи, посвященные этим лицам, не обинуясь, называют: "Герои "Что делать?""{С. Султанов О П. И. Бокове. - Утро России, 1914, 7 и 8 марта,№ 55 и 56. - Псевдоним раскрыт по кн.: И. Ф. Масанов. Словарь псевдонимов...,т. III. М., 1958, стр. 144. - Ряд сведений о Раецком любезно сообщен мне проф.Б. С. Боднарским в письмо от 9 сентября 1956 г. - они характеризуют его каксерьезного и добросовестного журналиста.} или "Героиня романа "Что делать?"в ее письмах". {Статья С. Я. Штрайха в "Звеньях" (т. III-IV, М., 1934, стр.588).}
Та же точка зрения закреплена и в мемуарной традиции. Достаточно прочесть,например, книгу дальней родственницы и поздней современницы Чернышевского -В. А. Пыпиной {Любовь в жизни Чернышевского. Размышления и воспоминания по материаламсемейного архива. Пгр., 1923, стр. 53. - Впрочем, в отрывке, впервые опубликованномТ. А. Богданович в книге "Любовь людей шестидесятых годов" (Л., 1929, стр. 427),- более осторожно: "Слышать приходилось мне - не дома, - что Боков и Сеченов,т. е. история их отношений к Марии Александровне, нашли отражение в романе Чернышевского"Что делать?". Может быть, да, а может быть, только отчасти". О том же см. встатье А. Витмера, посвященной памяти П. И. Бокова: "Святой человек". - Историческийвестник, 1915, № 12, стр. 819.} - или полумемуарную статью А. Лебедева, воспроизводящуюзаписи Ф. В. Духовникова со слов Ольги Сократовны Чернышевской: "Лопухов взятс Бокова, офицер с Кирсанова", - читаем в этой статье. {Русская старина, 1912,№ 5, стр. 303. - Тут во всяком случае оговорка: надо понимать - Кирсанов с офицера.Бывший сапер, И. М. Сеченов с радостью сбросил военную форму еще в Киеве в 1850г. (И. М. Сеченов. Автобиографические записки. М., 1932, стр. 65). Эту страницуего биографии Ольга Сократовна могла и не знать. А. П. Скафтымов (см. дальше)указал, что Ольга Сократовна могла так называть И. М. Сеченова на основаниитого, что с 1860 г. он преподавал в Медико-хирургической академии и по этойслужбе носил военную форму. Странно, однако, что Ольга Сократовна запамятовалафамилию этого офицера, друга Бокова и знакомого их семьи.}
Ту же теорию защищал и автор двухтомной монографии о Чернышевском - Ю. М.Стеклов. Впрочем, он чувствовал в ней хронологические противоречия (о них дальше)и, вместо того чтобы обратиться к материалам, предпочел полный натяжек вымысел:"Во всяком случае, - пишет он, - первая половина романа Боков-Обручева моглалегко быть позаимствована Чернышевским для своего произведения из действительности Очень возможно, что к тому моменту, когда Чернышевский писал "Что делать?",достаточно ясно наметилась и вторая половина этой романтической истории, и еслидаже допустить, что автор, изображая второй брак Веры Павловны, несколько предвосхитилсобытия, то это только делает честь его психологической проницательности, помогшейему предвидеть ход событий". {Ю. М. Стеклов. Н. Г. Чернышевский. Его жизнь идеятельность. 1828-1889. Т. II. М.-Л., 1928, стр. 123.}
Аргументация Ю. М. Стеклова была признана настолько сильной что авторы широкораспространенного комментария к "Что делать?" Н. Л. Бродский и Н. П. Сидоров- ограничились тем, что перепечатали в своей книге соответствующее место работыСтеклова, а в сносках дополнили его утверждения еще несколькими соображениями.{Н. Л. Бродский и Н. П. Сидоров. Комментарий к роману Н. Г. Чернышевского "Чтоделать?". М., 1933, стр. 41-44. - Относительно Веры Павловны делается, впрочем,справедливая оговорка о наличии в ней черт Ольги Сократовны. В одноименной книгеМ. Т. Пинаева (М., 1963) вопрос о прототипичности основных героев романа данв соответствии с предложенной мною интерпретацией (см. выше сноска 87); то жев работе: Г. Е. Тамарченко. Чернышевский и борьба за демократический роман."Что делать?". - В кн.: История русского романа в двух томах, т. II. М.-Л.,1964, стр. 29.}
В последнем по времени Полном собрании сочинений Чернышевского в примечанияхк тому XI, содержащему "Что делать?", находим строку, хотя и в более осторожнойформе, но закрепляющие ту же традиционную, имеющую уже без малого вековую давностьточку зрения. {О том же см. в цитированной книге Т. А. Богданович "Любовь людейшестидесятых годов" (стр. 58 и предисловие Н. К. Пиксанова, стр. VII). Авторряд: исследований по интересующей нас теме С. Я. Штрайх неоднократно подчеркиваетсвое согласие с принятым ранее в литературе толкованием. Кроме указанной вышеего статьи см., например, его книгу: Сестры Корвин-Круковские. М., 1934, стр.5; см. также в кн.: Борьба за науку в царской России. М.-Л., 1931, стр. 77.}В этих примечаниях, написанных Н. А. Алексеевым и А. П. Скафтымовым, читаем:"Безусловно, в образах Веры Павловны, Лопухова и Кирсанова Чернышевский былочень далек от намерений точного воспроизведения реальных лиц, которые своимикачествами и отдельными моментами жизни давали ему лишь некоторый материал дляромана. Чернышевский мог иметь в виду лишь некоторые их стороны, какие для егообщественно-типологических заданий представлялись важными и интересными. В тоже врем категорическое отрицание роли названных лиц как реальных прототиповромана, какое мы встречаем, например, в воспоминаниях Л. Ф. Пантелеева в отношениик П. И. Бокову, едва ли правильно". В другом месте того же комментария утверждается,что личность Сеченова "в некоторых черта послужила прототипом для образа Кирсанова".К словам: "Итак, Вера Павловна занялась медициною" - примечание гласит: "В этоммоменте характеристики Веры Павловны отражены некоторые черты жизни Марь АлександровныБоковой-Сеченовой, которая Чернышевскому была лично известна и жизненная судьбакоторой, очевидно, послужила Чернышевскому отправным фактом при выработке сюжета"Что делать?"" (XI, 71 и 718).
Таким образом, несмотря на две-три оговорки, комментаторы принимают обычнуюточку зрения: Боков-Сеченов-Обручева - все они в той или другой мере (иногдав значительной - "отправной факт") послужили прототипами героев романа.
Из воспоминаний, исследований и комментариев та же гипотеза легко перешлав популярные книги и школьные пособия, - в этом, впрочем, нет ничего удивительного.{См., например: Б. Рюриков. Н. Г. Чернышевский. Критико-биографический очерк.М., 1961, стр. 154; А. А. Озерова. Н. Г. Чернышевский. Изд. 2-е. М., 1956, стр.148; Н. В. Богословский. Николай Гаврилович Чернышевский. М., 1955, стр. 457-459;А. А. Зерчанинов, Д. Я. Райхин. Русская литература. Учебник для IX класса среднейшколы. Изд. 15-е. М., 1956, стр. 141; Н. Н. Новикова. Владимир Обручев - геройромана Н. Г. Чернышевского "Алферьев". - В кн.: Революционная ситуация в Россиив 1859-1861 гг. М., 1962, стр. 483; и ряд других работ.}
Из литературоведения тот же взгляд быстро перекочевал и в другие науки. Так,в книге физиолога X. С. Коштоянца о Сеченове читатель прочтет те же утверждения,подкрепленные притом собственными соображениями автора в пользу гипотезы Кирсанов-Сеченов.X. С. Коштоянц полагает, что аргументом в пользу того, что Чернышевский писалКирсанова с Сеченова, является, в частности, письмо Сеченова к Мечникову поповоду "грязных пасквилей Цитовича против героев романа "Что делать?"" (гнуснаяброшюра "Что делали в романе "Что делать?""). {X. С. Коштоянц. Сеченов. 1829-1905.М., 1950, стр. 47.}
Действительно, 24 декабря 1878 г. Сеченов писал И. И. Мечникову о том, чтоему "как лицу прямо задетому в брошюре, вмешиваться" в дело протеста противкниги Цитовича неудобно. {См.: Борьба за науку в царской России, стр. 96.} Нодело в том, что это письмо не имеет ни малейшего отношения к названной X. С.Коштоянцем брошюре Цитовича и аргументом в его пользу служить никак не может.Пасквиль Цитовича о романе "Что делать?" имеет цензурное разрешение 24 февраля1879 г., т. е. он вышел в свет через два месяца после письма Сеченова! Сеченовже пишет о совсем другой брошюре Цитовича - "Ответ на письма к ученым людям",вышедшей в Одессе примерно в конце сентября 1878 г. (цензурное разрешение -23 сентября). В ней действительно дважды (на стр. 16 и 26) упомянуты "Рефлексыголовного мозга", а на стр. 19 находится следующий гнусный и почти незамаскированныйнамек: "Пятый сманил чужую жену или по дружбе уступил приятелю свою".
Можно не продолжать дальше нашего обзора. Как видим, мемуаристы, исследователи,критики, педагоги, популяризаторы, комментаторы - все единодушно признают, чтов романе "Что делать?" существует реальная жизненная основа в виде истории романаОбручевой с Боковым и Сеченовым.

9

Нельзя сказать, что изложенное здесь понимание было единственным, принятымв нашей литературе. Справедливость требует указать, что и мемуаристы и исследователиподвергали порою сомнению правильность обычного толкования, однако их голосатонули в хоре сторонников традиционной интерпретации и не обращали на себя никакоговнимания.
В 1905 г. Л. Ф. Пантелеев в первом томе своих мемуаров "Из воспоминаний прошлого",в главе, посвященной истории "Земли и воли", в сноске указал на совершеннуюнеправдоподобность гипотезы о Бокове-Лопухове. {Перепечатано: Л. Ф. Пантелеев.Из воспоминаний прошлого, стр. 334.} Вся глава была проникнута резко ироническими даже враждебным отношением к Бокову (он был зашифрован как "господин а lаВирхов") и, может быть, поэтому мнение Пантелеева никем не было принято.
Точка зрения, согласно которой писатель воспроизвел и романе реальную жизненнуюситуацию, настолько укрепилась в напхей литературе, что всякая попытка оспоритьее правильность вызывает полемику. В воспоминаниях Екатерины Жуковской приведеныслова В. А. Слепцова о том, что "не автор романа списал с него свой тип, а напротив, сам доктор вдохновился романом и разыграл его в жизни:порукой в том хронология". К. И. Чуковский сделал к этому месту примечание:"Это неверно. Сеченов действительно был прототипом Лопухова, героя романа "Чтоделать?". Чернышевский был знакам с Сеченовым задолго до написания "Что делать?",и ему была известна история его отношений с Боковой, которые и отразились вромане". {Екатерина Жуковская. Записки. Редакция и примечания Корнея Чуковского.Л., 1930, стр. 216. - Отметим попутно, что "красавец-доктор", о котором говоритсяв мемуарах, - конечно, Боков, а не Сеченов, как разъяснено в примечаниях. ОБокове - прототипе Лопухова К. И. Чуковский писал. в примечаниях к изданию:А. Я. Панаева (Головачева). Воспоминания. Вступ. статья, редакция текста и комментарииКорнея Чуковского. Л., 1956, стр. 436.} Сообщенный Жуковской аргумент (хронология)не заинтересовал редактора и не был проверен.
Неправомерно было бы элиминировать и семейные предания. Сын писателя М. Н.Чернышевский (в передаче его дочери Н. М. Чернышевской) и двоюродная сестраЕкатерина Николаевна Пыпина (со слов своей сестры Евгении Николаевны) склонныбыли отрицать прототипичность героев. {А. П. Скафтымов. Роман "Что делать?"(Его идеологический состав и общественное воздействие). - В кн.: Н. Г. Чернышевский.Сборник... Саратов, 1926, стр. 94.}
Важным является свидетельство еще одного позднего, но осведомленного современника- дочери М. А. Антоновича, О. М. Антонович-Мижуевой. В отрывке ее воспоминаний,напечатанном в 1936 г., было в совершенно недвусмысленной форме высказано сомнениев правильности привычного представления о прототипах "Что делать?". Приведемэто существенно важное место: "Родители мои хорошо были знакомы с доктором Боковым,его женой и их другом дома Сеченовым. Но ни отец мой, ни мать никогда не говорили,что Чернышевский в этом своем романе вывел якобы чету Боковых и Сеченова. Ана это кстати было бы указать мне, когда я, с большим трудом доставши этот роман,бывший тогда под запретом, стала читать его; кстати, еще и потому, что я зналавсех трех якобы героев его. Напротив, мама мне говорила, что в лице Веры ПавловныЧернышевский хотел изобразить Ольгу Сократовну, которую он страшно идеализировал О том, что в романе "Что делать?" выведены Боков и Сеченов, я услышалавпервые всего несколько лет тому назад, да недавно прочла в книге Т. А. Богданович"Любовь людей шестидесятых годов"". {Литературное наследство, т. 25-26, стр.238-239.}
И это указание современника не заставило исследователей пересмотреть старуюточку зрения.
В исследовательской литературе, если не ошибаюсь, один только раз был подвергнутсомнению вопрос о правильности традиционного толкования - А. П. Скафтымовымв 1926 г. в названной выше статье о "Что делать?". В отличие от Ю. М. СтекловаА. П. Скафтымов не прибег к вымыслам, а сделал вывод, что "если мог Чернышевскийчто-либо почерпнуть из этой истории, то лишь один момент "спасания из-под родительскойопеки"". Впрочем, А. П. Скафтымов счел нужным оговориться, что это предположениепо скудости имеющихся данных остается темным и неопределенным. {Н. Г. Чернышевский.Сборник... Саратов, 1926, стр. 115-116.} Но через 18 лет, в издании Гослитиздата,А. П. Скафтымов высказался уже гораздо более категорически в пользу привычноготолкования.
Отрицает прототипичность основных персонажей романа и М. Т. Пинаев, авторспециального комментария к роману "Что делать?", и М. И. Яновская, автор работыо Сеченове: {М. Т. Пинаев. Комментарий к роману Н. Г. Чернышевского "Что делать?"стр. 93-94; М. Яновская. Сеченов. М., 1959, стр. 192 и след.} она даже склоннанастаивать на том, что эта "литературная сплетня" была пущена недоброжелателямисо специальной целью очернить Сеченова и помешать его научной карьере. Не Чернышевскийсписал героев с тройки Обручева-Боков-Сеченов, а они поступали по роману, которыйбыл для них и всего поколения подлинным учебником жизни. {Акад. А. Н. Крыловпередает слова брата Сеченова - Андрея Михаиловича "Наврал попович, это совсемне Ваня и не Мария Александровна описаны, но в подробности не вдавался" (А.Н. Крылов. Воспоминания и очерки. М., 1956, стр. 37).}

10

Между тем установление истины не представляется в данном случае особенно сложнымили кропотливым делом.
Целесообразно прежде всего воспользоваться именно тем аргументом, которыйв 1863 г. В. А. Слепцов предлагал своей собеседнице - Екатерине Жуковской, нокоторый и она, и - через 65 лет - ее редактор К. И. Чуковский отвергли.
Напомню, что Чернышевский был арестован 7 июля 1862 г. и что роман "Что делать?"писался в Петропавловской крепости, в условиях полной изоляции автора от внешнегомира, с 14 декабря 1862 по 4 апреля 1863 г. - эта дата указана Чернышевскимна черновой рукописи романа и не может быть оспорена. {Для наших целей не имеетзначения предположение, что роман был задуман и первые наброски его относятсяко времени жизни Чернышевского в Саратове в 1851-1853 гг. (XI, 703). В это времяситуация Обручева-Боков-Сеченов вообще не существовала.}
Стало быть, необходимо прежде всего установить, что именно из романа Обручевойотносится к этому времени. Допустим, хотя и это не бесспорно, что все интимныепереживания наших героев сразу же становились широко известными в Петербургеи немедленно доходили до Чернышевского. {П. И. Боков (домашний врач Чернышевскихс 1858 г.) несомненно был близок Чернышевскому. Дата знакомства Сеченова и Чернышевскогоне установлена, но скорее всего оно произошло через Бокова. Точно известно,что Сеченов приехал в Петербург 1 февраля 1860 г. Как предполагает М. И. Яновская,знакомство его с Боковым произошло в одну из суббот после 25 февраля 1861 г.у С. П. Боткина, - это могли быть субботы 5, 12, 19 или 26 марта (М. Яновская.Сеченов, стр. 96 и 116. - Эта книга, вышедшая в серии "Жизнь замечательных людей",написана в полубеллетристической форме, но является результатом внимательнойработы над материалами эпохи). Не датирован единственный сохранившийся документ- визитная карточка Бокова, на которой написано: "П. И. Боков и И. М. Сеченовприглашают Чернышевского и Александра Николаевича по случаю окончанияэкзаменов Марии Александровны" (Чернышевский, XI, 718). Записка написана неранее осени 1861 г. - времени знакомства Сеченова с Обручевой - и до апреля1862 г., когда Пыпин уехал за границу. Во всяком случае (вероятно, в начале1863 г.) Сеченов предложил "Современнику" свою статью: "Попытка ввести физиологическиеосновы в психические процессы". Она была запрещена цензурою, но под заглавием"Рефлексы головного мозга" в том же году появилась в "Медицинском вестнике"(№" 47 от 23 ноября). См.: В. Е. Евгеньев-Максимов. Великий ученый и царскаяцензура. (Цензура 1860-х гг. в борьбе с материализмом). - Резец, 1938, № 24,стр. 17-19; С. Е. Драпкина. Н. Г. Чернышевский и И. М. Сеченов. - Физиологическийжурнал, 1940, т. 28, вып. 2-3, стр. 147-156; В. Е. Гурвич. Еще одно доказательстволичной и идейной близости И. М. Сеченова и Н. Г. Чернышевского. - Труды институтаистории естествознания и техники, 1955, т. IV, стр. 376-379 (в этой работе сделананеубедительная попытка доказать, что знакомство Сеченова с Чернышевским должнобыть отнесено к 1857-1860 гг.); Научное наследство. Том III. Иван МихайловичСеченов. Неопубликованные работы, переписка и документы. М., 1956, стр. 36 и56-57; М. Г. Ярошенко. Н. Г. Чернышевский и И. М. Сеченов. - Вопросы философии,1958, № 7, стр. 76-83.}
Мария Александровна Обручева стала посещать лекции в Петербургском университетес осени 1860 г., {Л. Ф. Пантелеев. Воспоминания, стр. 213.} а затем стала слушатьлекции в Медико-хирургической академии. Здесь она и встретилась с И. М. Сеченовым,в это время (с 16 апреля 1860 г.) адъюнкт-профессором кафедры физиологии. {Научноенаследство..., стр. 271} У нас нет никаких основании подвергать сомнению указываемуюсамим Сеченовым дату его знакомства с Марией Александровной - осень 1861 г.{И. М. Сеченов. Автобиографические записки, стр. 174-175.}
Нет точных сведений, когда познакомился с М. А. Обручевой П. И. Боков. Вовсяком случае, это знакомство произошло раньше, чем знакомство М. А. с Сеченовым:Боков был приглашен в семью генерала А. А. Обручева давать уроки его дочери;для освобождения ее от тяжкой ферулы родительского гнета он вскоре предложилей частый в обычаях того времени фиктивный брак. Он был оформлен 20 августа1861 г. - эта дата точно устанавливается воспоминаниями брата невесты, В. А.Обручева, и письмом О. С. Чернышевской мужу в Саратов от 29 августа 1861 г.{В. А. Обручев. Из пережитого. - Вестник Европы, 1907, № 5, стр. 134 - ПисьмоО. С. Чернышевской мне неизвестно. О нем упоминает А. П. Скафтымов в цитированнойвыше статье в саратовском сборнике (стр. 115).}
Далее: из биографии М. А. Обручевой-Боковой мы знаем, что этот фиктивный бракчерез некоторое время стал браком фактическим. И только спустя еще какой-топромежуток времени М. А. стала женой Сеченова.
Таким образом, для того чтобы Чернышевский мог воспользоваться сложившейсяситуацией и описать в романе брак с П. И. Боковым, сближение с И. М. Сеченовыми уход к нему, остается время с начала сентября 1861 до 7 июля 1862 г., т. е.никак не более 10 месяцев, а в действительности, вероятно, гораздо меньше.
Уже эта справка должна заставить нас отнестись с большим сомнением к традиционнойгипотезе.
За эти десять месяцев в отношениях Обручевой и Бокова не произошло ничеготакого, что могло заставить Чернышевского обратить особое внимание на эту пару.Весьма вероятно, что Чернышевский знал о том, что брак был поначалу фиктивный,но браков такого рода вокруг него было в это время немало. Не забудем, что вромане брак Лопухова и Веры Павловны изображен как вначале фиктивный и лишьпозднее (см. 19 и 20 главы третьей) ставший фактическим: {Это было понято ихквартирной хозяйкой Петровной, но осталось незамеченным современной исследовательницейН. Наумовой, которая с энергией, достойной лучшего применения, настаивает нафактическом браке с самого начала, - см. ее книгу: Роман Н. Г. Чернышевского"Что делать?". Л., 1972, стр. 29, 31. - Ср. в статье французского исследователяШарля Корбе (Corbet): "Этот фиктивный брак перешел в реальный..." (Reminiscencessandiennes dans "Que faire?" de Cernysevskij. - Revue des etudes slaves, t.XLIII, fasc. 1-4, Paris, 1964, p. 22).} именно так нередко и происходило в действительности.Не говорю уже о совершенно различной социальной среде: Обручева - дочь генерала,а Вера Павловна - из среды мелкого чиновничества.
Наши сомнения еще более усилятся, когда мы попытаемся установить продолжительностьфиктивного и фактического брака Обручевой и Бокова. По счастью, такого родаболее или менее точные сведения в нашем распоряжении есть. Этот брак продолжалсячетыре года! Эта цифра указана в упомянутой выше статье С. Султанова, написаннойна основании непосредственных бесед с П. И. Боковым. Приблизительно в конце1860-х годов Боков сошелся с женой видного петербургского чиновника Т. П. Измайловой(урожденной баронессой Д'Альгейм) и вскоре переехал с ней в Москву.
Очень осведомленный, очень точный и близкий к М. А. Сечеповой Л. Ф. Пантелеев{Его статья "Памяти Н. Г. Чернышевского" (Голос минувшего, 1915, № 11 посвящена"Моему другу М. А. С<еченовой>".} по этому поводу писал: "Семейная жизнь М.А. (урожденной Обручевой) и П. И. потерпела крушение от очень обыденной причины- увлечений П. И. своими прекрасными пациентками. Так говорила мне самаМ. А. Ее близкие отношения к И. Мих. Сеченову, который помог ей своими средствамина поездку за границу для довершения медицинского образования, относятся к значительноболее позднему времени, чем фабула романа "Что делать?"". {Л. Ф. Пантелеев.Воспоминания, стр. 335 (курсив мой, - С. Р.).}
Эти даты соответствуют данным, которые можно извлечь из писем и очень сдержанныхво всем, что касается личной жизни, "Автобиографических записок" Сеченова.
В письмах первых лет Сеченов систематически передает приветы Бокову ("ПетруИвановичу" или официально: "Вашему мужу"). {Архив Академии наук СССР, Московскоеотделение, ф. 605, д. № 24; Научное наследство, стр. 234-235.}
Упоминая о знакомстве с В. О. Ковалевским, Сеченов пишет: "С ним я познакомился,когда моя будущая жена - мой неизменный друг до смерти - и я стали заниматьсяпереводами, это началось в 1863 г.". {И. М. Сеченов. Автобиографические записки,стр. 197 (курсив мой, - С. Р.).}
Если в рассказе о 1863 г. М. А. именуется "будущая жена", то, излагая своюдальнейшую жизнь, Сеченов пишет уже иначе: "В каникулы следующего, 1865 годамы отправились с женой за границу". {Там же, стр. 204 (курсив мой, -С. Р.). Речь здесь, разумеется, не может идти о формальном браке; развод с Боковымбыл оформлен лишь в 1888 г. (Звенья, т. III-IV, стр. 894), а брак с Сеченовымзаключен в 1891 г. (Дворянский адрес-календарь на 1898 г., ч. 1, стр. 195).}
Некоторое время уход к Сеченову, может быть, и можно было скрывать, тем болеечто все трое мирно жили в одной квартире (вообще не исключена ситуация, именуемаяmenage a trois, - и она была вполне в духе эпохи: вспомним рассуждение Рахметовав главе "Особенный человек"), но в конце концов надо было известить об этоммать жены. В письме от 18 декабря 1867 г. П. И. Боков и сделал это сообщив З.Ф. Обручевой о том, что дочь ее "по характеру сошлась более с удивительным излюдей русских, дорогим сыном нашей бедной родины - Иваном Михайловичем Вы можете себе представить, до какой степени наша жизнь счастливей, имея членомсемьи Ивана Михайловича!". {Звенья, т. III-IV, стр. 887.}
Что брак М. А. Обручевой и П. И. Бокова в самом деле не был кратковременнымэпизодом, видно хотя бы из следующих строк письма Марии Александровны к В. О.Ковалевскому от 22 ноября 1872 г. М. А. Бокова писала: "Никогда не вздыхаю оhusband'e Хороший он человек, только мы не созданы друг для друга". Такнаписать может только женщина, прошлый брак которой еще не стал слишком далекимпрошлым. Через десять-двенадцать лет эти слова едва ли возможны. {Там же, стр.597. - 16 октября 1889 г. И. М. Сеченов писал Обручевой: "Ты бы не была счастлива,моя золотая, окруженная такими дарами" (Архив Академии наук СССР, Московскоеотделение, ф. 605, д. Э 29). Речь идет о роскошной обстановке, в которой жилиБоков и Измайлова.}
Впрочем, все, что произошло в жизни трех героев после 7 июля 1862 г., ужене может представлять для наших целей непосредственного интереса. Произведенныехронологические расчеты приводят к выводу, что все перипетии романа М. А. Обручевойс П. И. Боковым и И. М. Сеченовым относятся ко времени после написания "Чтоделать?" и, стало быть, вопреки общераспространенному мнению, никакого отношенияк фабуле романа не имеют. {Поскольку хронологические соображения являются исключающими,у нас нет надобности заниматься таким вопросом, как сравнительное изучение характеровлжепрототипов и персонажей романа.}

11

Трудно, если не невозможно, да едва ли и нужно выяснять сейчас, каким образомсоздалась разоблаченная нами легенда.
Как и другие недостоверные сообщения о революционных демократах, она возникласкорее всего в качестве устного (по условиям судьбы Чернышевского) предположениякакого-то или каких-то не очень осведомленных современников, усмотревших разительноесходство ситуации, но не знавших сколько-нибудь точных дат всех событий.
Едва ли Чернышевский имел в виду в своем романе какую-либо конкретную ситуацию.Вернее, как всякий большой мастер, он обобщил и типизировал характерное дляего эпохи явление. {Ср.: А. И. Ревякин. Проблема типического в художественнойлитературе. Пособие для учителей. М., 1959, стр. 105.} Именно так и надо пониматьего слова о том, что "все существенное в моем рассказе - факты, пережитые моимидобрыми знакомыми" (713). Однако эти слова (вообще большая часть этого параграфа)из чернового текста в беловой все же не перешли. Очень важно не забывать, чторезкий протест против обязательных поисков прототипов содержится в написанном10 октября 1863 г., т. е. вскоре после завершения "Что делать?", предисловиик "Повести в повести": "..."Не умеющие читать", как я называю их в романе, немогут никакими резонами быть обращены в людей с здравым смыслом, понимающих,что роман надобно читать как роман. Они все ищут: с кого срисовал автор вотэто или вот то лицо? с себя? или с своей кузины? или с своего приятеля? Онине могут успокоиться, пока не отыщут чего-нибудь такого Если бы я былменее опытен в жизни, я надеялся бы, что этою шуткою для невинного смеха честнымлюдям, этою оплеухою некоторой тенденции некоторых людей я отобью у сплетниковохоту к сплетням" (XII, 684-685). Это мнение самого автора романа игнорируетсяобычно исследователями, желающими во что бы то ни стало отыскать прототип.
С этой достаточно наивной презумпцией - прототип обязательно был - исследователюрасстаться очень трудно. Так, В. Свирский, будучи не в состоянии опровергнутьмои хронологические расчеты, нехотя уступает лишь часть: ситуация Боков-Обручевапослужила якобы исходным пунктом. Из множества других аналогичных фактов этот"запал ближе в его душу, чем другие". Только после этого В. Свирский соглашаетсяпризнать "творческое воображение" художника и "общий стратегический план". {ВладимирСвирский. Откуда вы. герои книг? Очерки о прототипах. М., 1972, стр. 66-68}.
Примерно такова же точка зрения П. Ф. Ковалевой, автора статьи "К вопросуо прототипах "новых людей" Чернышевского". {Уч. зап. Орловского гос. пед. ин-та.Сборник работ аспирантов по гуманитарным наукам, 1963, т. XIX, стр. 175-187.}П. Ф. Ковалева тоже не мыслит художественного произведения вне понятия прототипа."Учитель, - пишет она, - должен рассказать какие жизненные событияи лица возбудили творческую фантазию художника и, следовательно , "явились прототипами""(стр. 175). В сноске П. Ф. Ковалева продолжает: "Умолчать об этом невозможно,так как сведения о прототипах есть в школьном учебнике и учебно-педагогическойпрактике". Казалось бы, чего проще - разъяснить школьнику, что прототип совсемне обязательное условие создания художественного образа, что написанное в некоторыхшкольных книжках ошибочно; нет - исходя из своеобразно понятых педагогическихсоображений, автор тщится во что бы то ни стало утвердить традицию, не допускаяи мысли о ее пересмотре.
Чтобы доказать свой тезис, приходится идти на ряд натяжек, неправдоподобныхи недоказуемых предположений. Так как даты не сдвинуть остается допустить, чтокакие-то сведения о романе Обручевой Чернышевский мог получить из писем, присылавшихсяему в Петропавловскую крепость (стр. 184). Трудно представить себе бестактностькорреспондента Чернышевского, который, отлично понимая, что все письма подвергаютсятщательному просмотру, стал бы "развлекать" узника Алексеевского равелина слухами,неизбежно носящими оттенок сплетни. (Свидания с женой начались 23 февраля 1863г., {Н. М. Чернышевская. Летопись..., стр. 287.} когда большая часть романа(примерно до 17 главы четвертой) уже была написана и никакой новой информациейписатель воспользоваться не мог).
Другим, тоже надуманным аргументом является предположение, что Сеченов уехалвесною 1862 г., по окончании учебного года, в научную командировку за границу(до мая 1863 г.), чтобы подавить чувство к Обручевой и не разрушать ее бракас Боковым. Но это предположение решительно противоречит всему, что мы знаемо научных интересах и исканиях Сеченова, и никак не согласуется с приведеннымивыше данными.
Фактическое сближение Обручевой с Сеченовым, как видно из приведенных вышеданных, следует отнести к концу 1864-началу 1865 г. Но допустим даже, что Сеченовсразу же (т. е. с сентября 1861 г.) бурно влюбился в Обручеву, сразу же получилпризнание, сразу же разрушил брак с Боковым, - и тогда (опять-таки при условии,что все интимные отношения тройки сразу же сообщались только этим и занятомуЧернышевскому!) мы сможем допустить, что будущему автору "Что делать?" былаизвестна лишь начальная часть новых отношений. Но если все произошло так стремительно,как нужно П. Ф. Ковалевой для торжества ее точки зрения, тогда, спрашивается,зачем было Сеченову пытаться гасить отъездом за границу свою любовь? Гораздобольше логики было в попытках Кирсанова подавить свое чувство к Вере Павловне.
Таким образом, новые доводы, привлеченные П. Ф. Ковалевой, никакой доказательнойсилы не имеют, внутренне противоречивы и ее попытка спасти традиционное толкованиедолжна быть признана неудачной.
Описанные в романе факты и отношения были в это время едва ли не массовымявлением: таковы фиктивные браки, возникшие в борьбе за свободу женщины; а такназываемые (употребляя терминологию эпохи) "консервы", "братья" и "доктора"привлекали всеобщее внимание. У всех на устах был, например, брак С. В. Корвин-Круковскойс В. О. Ковалевским; в обществе шли непрерывные разговоры о семейных отношенияхЛ. П. и Н. В. Шелгуновых и М. Л. Михайлова, А. Я. и И. И. Панаевых и Некрасоваи др., - еще одна история, притом связанная с именем передового ученого и однойиз первых русских женщин-врачей, легко включилась в тот же ряд. Достаточно былонебольшого сдвига (ведь современники не имели в руках документов, которыми располагаеммы), чтобы жизненный эпизод прикрепился к запретному роману, разрабатывавшемуименно эту тему. Хронологическая контаминация - явление, хорошо знакомое каждомуисторику.
Читатель вообще склонен искать реальную основу художественного произведения.Для примера можно напомнить попытку объявить "Грозу" Островского изложениемреального эпизода с Клыковым в Костроме в 1859 г., хотя простая справка о времениэтого дела и дате окончания драмы должна была бы устранить всякие возможностисопоставления. Возникало предположение, что для фабулы "Преступления и наказания"Достоевский якобы воспользовался делом студента А. М. Данилова, убившего 12января 1866 г. капитана Попова и его служанку; на самом деле роман начал писатьсяза несколько месяцев до этой даты.
В этой связи весьма интересно указать, что в секретно изданном в 1865 г.в Петербурге "Собрании материалов о направлении различных отраслей русской словесностиза последнее десятилетие" читаем: "Роман Чернышевского имел большое влияниедаже на внешнюю жизнь некоторых недалеких и нетвердых в понятиях о нравственностилюдей, как в столицах, так и в провинции Были примеры, что дочери покидалиотцов и матерей, жены - мужей, некоторые шли даже на все крайности, отсюда вытекающие,появилась попытка устройства на практике коммунистического общежития в видекаких-то общин и ремесленных артелей" (стр. 194).
"За 16 лет пребывания в университете, - свидетельствовал названный выше П.П. Цитович, - мне не удавалось встретить студента, который бы не прочел знаменитогоромана еще в гимназии, а гимназистка 5-6 класса считалась бы дурой, если б неознакомилась с похождениями Веры Павловны Я уже не говорю, в какой меревлиянием романа "Что делать?" объясняется размножение социальных девиц и "мадамш"".{П. Цитович. Что делали в романс "Что делать?", стр. V.}
Роман, который был признан евангелием нового учения, определил очень многоев жизни. Напомню слова Г. И. Димитрова о значении "Что делать?" в его жизненнойсудьбе. Факты такого рода отнюдь не единичны. "Фиктивные браки, с целью освобождениягенеральских и купеческих дочек из-под ига семейного деспотизма, в подражаниеЛопухову и Вере Павловне сделались обыденным явлением жизни", - свидетельствуетА. М. Скабичевский. {А. М. Скабичевский. Литературные воспоминания. М.-Л., 1928,стр. 249-250; ср.: Е. Н. Водовозова. На заре жизни, стр. 199 и след.}
Пример Веры Павловны и в самом деле мог оказать влияние на смелое решениеМарии Александровны Боковой, решившейся бросить вызов общепринятым нормам современногобыта.
В романе "Что делать?" исследователь должен искать не псевдонимы тех или иныхконкретных лиц, а типически обобщенное, широкое полотно эпохи.

12

15 июля 1878 г. Карл Маркс в письме к З. Шотту по поводу невозможности поехатьв Киссинген писал: "Что делать (que faire?) - как говорят русские", {К.Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е, т. XXXIV, стр. 258.} - первые два слованаписаны по-русски.
История русской литературы знает ряд проблемных заглавий-вопросов, отражающихискания передовой мысли: Кто виноват? Не начало ли перемены? (первоначально:Чего ждать?) Что такое обломовщина? Когда же придет настоящий день? Кому наРуси жить хорошо? Виновата ли она? Где лучше? Научились ли? Что нужно народу?Что делать войску? и другие. Более поздним отголоском, вероятно ориентированнымвсе же на заглавие романа Чернышевского, является в 1880-х годах толстовское- Так что же нам делать?
Формула "Что делать?" подготовлялась всем общественно-политическим развитиемэпохи. В том или другом варианте она встречается в разговоре Ольги Ильинскойс Обломовым, в прощальном письме Елены Стаховой в "Накануне", в речах Базарова,в знаменитой статье Добролюбова о романе Тургенева "Накануне", в статье Писаревао романе "Отцы и дети" {Б. П. Козьмин указывал, что в некрологе Ф. Ф. Павленковао Писареве содержится утверждение, будто "Что делать?" представляет собою ответна вопрос, поставленный Писаревым (Д. И. Писарев и социализм. - Литература имарксизм, 1929, № 4, стр. 74; перепеч.: В. П. Козьмин. Литература и история.М., 1969, стр. 259). Некролог этот недавно опубликован Ф. Ф. Кузнецовым в "Русскойлитературе" (1959, № 2, стр. 207). В нем действительно содержится такое утверждение,со ссылкой на окончание статьи Писарева "Базаров". Статья Писарева на вопрос"Что делать?" отвечала так: "Жить пока живется, есть сухой хлеб, когда нет ростбифу,быть с женщинами, когда нельзя любить женщину, а вообще не мечтать об апельсинныхдеревьях и пальмах, когда под ногами сугробы и холодные тундры" (Русское слово,1862, № 3; Сочинения, т. 2. М., 1955, стр. 50). Эти слова куда как далеки отидейного смысла романа Чернышевского.} и т. д. Заглавие романа Чернышевскогостало наиболее емким и обобщающим фразеологическим оборотом и знаком эпохи самогоширокого социального диапазона.
Продолжая традицию великого русского революционера, тридцать восемь лет спустятак же озаглавил свою работу В. И. Ленин.

Текст статьи взят из Библиотеки Мошкова.