Легенда о Фаусте и гуманисты Северного Возрождения


А. Т. Парфенов

ЛЕГЕНДА О ФАУСТЕ И ГУМАНИСТЫ СЕВЕРНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ

(Культура эпохи Возрождения и Реформация. - М., 1981. - С. 163-170)


XVI век осудил Фауста. Это сделали не только деятели Реформации, но и гуманисты;нет данных и о том, что в народной легенде Фауст выступает как положительныйперсонаж. Однако понять факт осуждения Фауста нам часто мешает инерция взглядана него, выработанного просветителями, и прежде всего Гёте. Согласно этому взгляду,Фауст - искатель истины, борец против схоластики и догматизма, ein guter Mensch,и поэтому не мог стать добычей сатаны. Идея оправдания Фауста, принадлежащаяXVIII веку, бросила свет и на легенду XVI столетия, что привело к появлениюоценок Фауста, известных уже у Гёте, а то, что с ним расходилось, относили засчет суеверий, боязни преследований и идейной борьбы лютеран против гуманизма.В особенности большим искажениям подверглась оценка Фауста гуманистами XVI века.
Так, отмечая факт отрицательного отношения к Фаусту немецких гуманистов, В.М. Жирмунский стремился объяснить его не идеологическими причинами, а лишь пренебрежениемк "ученому-самозванцу" и даже "завистью" [1].Еще ярче эта тенденция сказывается в анализе трагедии о Фаусте английского драматургаконца XVI века Кристофера Марло. По мысли В. М. Жирмунского, она представляласобой "решающее звено в драматическом переоформлении и идейном истолкованиинародной легенды" [2]; она является героическойдрамой, в которой в лице Фауста выражена "вера в безграничную силу знания" [3];договор Фауста с дьяволом, раскаяние героя и постигающая его кара изображены"в соответствии с мировоззрением легенды и зрителя" [4],а не самого драматурга, который якобы маскирует свои подлинные взгляды. Однакокажется весьма неубедительным предположение, что Марло писал не то, что думал:не было никакого внешнего побуждения браться за сюжет, смысл которого противоречилвзглядам драматурга.
Оценка Фауста современниками должна быть понята в контексте культуры позднегоВозрождения, породившей эту легенду. Кризис гуманистических представлений омире и человеке обусловил повышенный интерес к "тайным" наукам - иероглифике,алхимии, каббалистической философии, магии и др. - со стороны значительной частигуманистов. Однако характерно для гуманистов то, что оккультные фантазии лишьсопровождали их на путях рационального познания - ведь фантастика вообще неотделимаот науки эпохи Возрождения, еще не владеющей методом познания; к тому же гуманистыстрого различали белую (естественную) магию и черную, основанную на союзе ссилами зла. На протяжении всего своего существования гуманизм Возрождения боролсяпротив обвинений в занятиях черной магией.
В этой именно связи и следует рассматривать отношение гуманистов СеверногоВозрождения к легенде о Фаусте. Так, Агриппа Неттесгеймский, проявлявший большойинтерес к магии, осуждал "чернокнижие" Фауста как "неразумное и нечестивое"[5]. Он считал невозможным получение каких-либорезультатов при помощи черной магии; иррационализму и демонизму Фауста он противопоставлялразумные поиски путей овладения природой, проникнутой, по его мнению, материальным"духом". "То, что осмеливались обещать нам наиболее смелые из математиков, наиболеезамечательные из магов, изучающие природу алхимики, и некроманты, имеющие делос низшими демоническими силами, - все это мы можем исследовать и совершить,и при том безо всякого греха, без оскорбления божества, без преступления противрелигии. В нас самих, говорю я, скрыт тот таинственный делатель чудес:
В нас, а не в Тартаре он живет; не небесные звезды, -
Дух, обитающий в нас, сильный, он чудо творит" [6].
Мировоззрение Агриппы уже затронуто кризисными явлениями: это видно по егопреимущественному интересу к белой магии. Но оно припципиальпо противостоитиррационализму и демонизму, приписываемых историческому Фаусту. Здесь следуетсказать, что мы все время имеем в виду легенду о Фаусте; взгляды историческогоФауста, или Фуста, нам неизвестны. Многие гуманисты, в том числе и сам АгриппаНеттесгейимский, не веря в астрологию, занимались ею ради денег и влияния, ав действительности презирали шарлатанские гороскопы. Вероятно, что историческийФауст не верил ни в магию, ни в астрологию, но можно с уверенностью сказать,что он больше, чем кто-либо, не препятствовал распространению слухов о своихмагических силах и даже связях с дьяволом. Обстоятельства его смерти лишь подкрепилиэти слухи.
Если Агриппа Неттесгеймский считал невозможным получение каких-либо результатовпри помощи черной магии, то другие гуманисты, более тесно связанные с протестантизмом,как например Меланхтон, верили, что магические действия Фауста сопровождаютсядьявольским наваждением и обманом чувств. Но в любом случае между гуманистамии Фаустом легенды существовало не только различие в ранге учености и степенишарлатанского успеха. Немецкие гуманисты XVI века осуждали Фауста по идеологическимпричинам; для них Фауст был своего рода "декадентом" гуманизма, в своем интересек "тайным" наукам перешедшим грань рациональной и моральной идеологии. Еслилютерански настроенный автор народной книги осуждал Фауста как гуманиста, тосами они осуждали его как отступника от гуманизма.
Глубокий интерес к легенде о Фаусте проявил наиболее радикально мыслящий представительанглийского гуманизма конца XVI века Кристофер Марло. Уже во вступительном монологеХора к пьесе "Трагическая история жизни и смерти доктора Джона Фауста" противопоставленыдва понятия: "золотые дары учености" и "проклятое чернокнижие". Вопреки мнениюВ. М. Жирмунского, Фауст Марло верит не в безграничную силу знания, а в иррациональную,магическую силу заклинаний, содержащихся в "некромантических" книгах:
Мой полон ум мечтой о колдовстве.
Постылы мне обманы философий;
....................
Лишь магия одна меня пленяет! [7]
В своем первом монологе Фауст критикует логику, медицину, библию; но это вовсене критика средневековой схоластики и догматизма, нет, Фауст презрительно цитируеттезис известного гуманиста Раме: "Цель логики - хорошо рассуждать" (Веnе disserereest finis logices). Этот тезис - путь к индуктивному методу, согласно которомуне логика сама по себе (как считали схоласты), а обобщение данных опыта припомощи логики ведет к знанию. Марло, как и английская гуманистическая общественностьв целом, с чрезвычайно большим сочувствием относился к идеям и личности Раме,что нашло отражение в пьесе Марло "Парижская резня". Но Фауста эти "золотыедары учености" не пленяют: он жаждет чуда. Точно так же его не удовлетворяетмедицина, потому что она не в состоянии творить чудеса: давать людям вечнуюжизнь или воскрешать мертвых. Идея бессмертия и воскрешения в XVI веке дажес самой рационалистической точки зрения лежала за пределами знания. Критикаже Фаустом Библии представлялась ошибочной не только магистру Кембриджскогоуниверситета, каким был Марло, но и любому посетителю общедоступного театра.Фауст сопоставляет два текста Нового завета и приходит к выводу, что, по Библии,человек по необходимости грешит, а затем бог наказывает его за это смертью.Однако всем были известны христианские идеи искупления грехов и благодати.
Так, ошибочная критика "знания" и ошибочная критика Библии подводят Фаустак еще большей ошибке - вере в черную магию. В трагедии последовательно изображаетсяошибочность этой веры; выясняется, что дьявол является Фаусту не благодаря магическойсиле заклинаний, а по собственной воле, привлеченный богохульствами; властьнад миром, которой добивался Фауст, оказывается иллюзорной: все "чудеса" Фаустав трагедии изображены именно как обман чувств, как наваждение. Фауст, вначалелелеявший широкие общественные планы, предается личным прихотям, окрашеннымв злодейские тона ("совершу... жертвы детской кровью" [8];"Фауст клянется... всех истреблять служителей господних и духов слать для разрушеньяхрамов!") [9]. Его мучают сомнения в правильностиизбранного пути; он остается в полном одиночестве и в конце концов гибнет, раскаиваясьи обещая: "Я книги свои сожгу!" [10], чтоотносится именно к "некромантическим" книгам, а не к "науке как источнику егонесчастья" [11], как полагал В. М. Жирмунский.
В отношении к Фаусту Марло стоит принципиально на тех же позициях, что и немецкиегуманисты предшествующего поколения, и слова Хора в трагедии:
Его конец ужасный
Пускай вас всех заставит убедиться,
Как смелый ум бывает побежден,
Когда небес преступит он закон,
- не "уступка традиции", как считал В. М. Жирмунский, а гуманистическая точказрения, согласно которой свободное деяние личности должно сообразоваться с космическимпорядком.
Однако в позиции Марло было и нечто новое: он был первым среди гуманистов,кто увидел в преступлении Фауста трагическое содержание. Глубоким сочувствиемФаусту звучат заключительные слова Хора в трагедии:
Обломана жестоко эта ветвь,
Которая расти могла б так пышно.
Сожжен побег лавровый Аполлона,
Что некогда в сем муже мудром цвел. [12]
В этой эпитафии Фауст рассматривается не как "остров", не как отдельная личностьтолько, а как ветвь древа жизни, побег на древе знания, который мог бы украситьчеловечество, но загнил и должен быть отсечен, чтобы людской род продолжал растиздоровым, т. е. в соответствии с особым, "героическим" индивидуализмом, свойственнымгуманизму Возрождения.
Сочувствие к Фаусту проистекало у Марло из особенностей его мировоззрения,отмеченного чертами кризиса гуманизма. Вместо гармоничного, уравновешенногоидеала человека Высокого Возрождения в творчестве Марло - как и в творчествеМикеланджело или Джордано Бруно - появляется дисгармоничная и динамическая концепциячеловека, основой которой служит стремление личности к первенству (aspiring).Причиной, обусловившей появление новой концепции, стало осознание противоречиямежду жизнью и идеалом, присущее позднему гуманизму, и перенос им акцента насубъективную сторону существования. Идеал титанической деятельности человека,наделенного могучей волей, стал, начиная с Микеланджело, характерен для искусствапозднего Возрождения и быстро приобрел трагический оттенок.
Из поэмы Марло "Геро и Леандр" - во многом автобиографической - мы узнаем,что для настроений драматурга было характерно разочарование и сомнение по отношениюк действительности и гуманистическим идеалам Высокого Возрождения. "Измены,войны, деньги и разбои" [13], которые, казалось,могли исчезнуть с лица земли, вновь воцарились на ней; но Марло не верит и внепогрешимость Разума: рядом с ним всегда - Глупость. Из других источников -главным образом доносов - мы узнаем о скептицизме Марло по отношению к Библии.Все это сближает Марло с его героем, однако, до известного предела. Было быошибкой представлять себе отношение Марло к Фаусту по аналогии с отношениемШекспира к Гамлету. В образе Гамлета воплотилось трагическое сознание самогоШекспира; Фауст Марло - высокий ум, возвышенная натура, но совершившая ошибку,затем преступление и закономерно наказанная за это. Марло, как свидетельствуеттрагедия и другие его произведения, не вышел за пределы гуманизма в отличиеот своего трагического героя.
Типологически образ Фауста и отношение драматурга к своему герою приближаютсяне к Гете, а к Томасу Манну. Кризис идеалов второй фазы буржуазного Просвещения,затронувший Томаса Манна, сделал для него трагической фигуру Адриана Леверкюна("Доктор Фаустус"), переступившего грапь гуманизма и культуры, подобно ФаустуМарло.
Среди гуманистов эпохи позднего Возрождения существовали и иные, по сравнениюс Марло, точки зрения на легенду о Фаусте. Если радикально мыслящий сторонниктитанического "стремления" Марло раскрыл трагический аспект легенды, то гуманистбюргерской ориентации, консервативный Бен Джонсон в комедии "Алхимик" (1610)осветил ее комическую сторону.
Джонсон, один из виднейших английских гуманистов начала XVII века, являетсясторонником рационального объяснения мира, сторонником "золотых даров учености".С этих позиций он осмеивает оккультные науки (алхимию, астрологию), видя в нихлишь средство дурачить суеверных и невежественных людей. В комедии "Алхимик"он, пользуясь сюжетом Эразма, создает великолепную сатирическую фигуру шарлатанаСатля, которая в тексте пьесы много раз сближается с легендарным Фаустом. Входе действия Джонсон показывает механику плутовства Сатля, "вызывающего духов","излечивающего от болезней", "предсказывающего". Подобно Фаусту, Сатль имеетсвоего фамулюса и свою Елену Прекрасную (сообщницу с выразительным именем ДоллКоммон, т. е. Всеобщая).
Но, кроме шарлатанства, в деятельности Фауста Бен Джонсон видел и заблуждение,глупость. Эта сторона образа Фауста воплощена в персонаже "Алхимика", носящемимя сэра Эпикура Маммона. Подобно Фаусту, он ищет магических путей овладениямиром при помощи духов. Глупость питает эту веру в магию, а рождена она индивидуалистическиминастроениями сэра Маммона, и в частности его "эпикурейством". Это словечко всамом отрицательном смысле (как и "маммона", конечно) несколько раз употребленов народной книге о Фаусте: с "эпикуреизмом" здесь связано представление об исключительнойпривязанности к земной жизни и плотским наслаждениям. Именно таков в "Алхимике"сэр Эпикур Маммон.
Интересно отметить также, что сэр Эпикур во многом является пародией на ФаустаМарло. Там, где мечтаниям Фауста придан героический пафос, мечты сэра Эпикурабезжалостно высмеиваются как беспочвенная наивная утопия. Так, Фауст в первомакте трагедии Марло восклицает:
Велю открыть нездешнюю премудрость
И тайны иноземных королей;
Германию укрыть стеной из бронзы
И быстрый Рейн направить в Виттенберг;
Наполнить школы я велю шелками,
В которые студенты облекутся... [14]
В "Алхимике" же над одураченным сэром Эпикуром насмехается Фейс:
... Он ведь мыслил новый город
Построить здесь; рвом обнести его
С серебряными берегами, где
Рекой текли бы хогденские сливки,
А в Мурфильде он по воскресным дням
Кормил бы даром швеек и гонцов [15].
Если Фауст выражает привязанность к "посюстороннему" миру и мечтает о том,что духи будут приносить ему золото, восточный жемчуг, "чудесные и редкие плодыи царские... яства..." [16], то сэр Эпикурпредается чудовищным фантазиям о чувственных удовольствиях, которые он будетизобретать. Однако Джонсон, пародируя Фауста Марло и осуждая сэра Эпикура, нестоит на узко протестантской точке зрения и не проповедует недоверия ко всемутелесному и "мирскому". В его комедии победу одерживает некто Лавуит ("Тот,кто любит ум"), который сам склонен к "эпикуреизму", но лишенному чрезмерностии не связанному с порочным эгоизмом.
В то же время рационализм Джонсона, сказывающийся в его отрицательном отношениик оккультным наукам, отнюдь не напоминает рационализма нового времени с егокультом разума и науки. В этом отношении чрезвычайно любопытна беседа об алхимиимежду Сатлем и скептиком Серли. Видя перед собой не суеверного невежду и неглупца вроде сэра Эпикура, Сатль пускается в "научные" объяснения, совершеннооставляя в стороне магию и духов. Он сравнивает алхимию с инкубаторным производствомцыплят. Все вещества, говорит он, произошли из единой субстанции; золото - такжерезультат долгих превращений, и задача алхимика - ускорить этот процесс, используязнания об элементах, составляющих металлы:
Мы в состоянье
Создать любой металл, под стать природным
И даже совершенней. [17]
Речи Сатля при всей их фантастичности вполне могут быть названы стихийно-материалистическими,в них содержится концепция развития материального мира, разумного овладенияего законами и даже преобразования этого мира. Нам, людям XX века, аргументыСатля кажутся принципиально верными, и мы, признавая недостаточность конкретныхзнаний алхимиков, считаем их предтечами современной науки, которая уже сейчаспозволяет делать искусственные алмазы, полимерные материалы и пр. Однако отношениеДжонсона к этим аргументам совершенно иное. Так, тот же Сатль насмешливо говорито сэре Эпикуре:
Он верит, что заставит мать-природу
Своей ленивой спячки устыдиться,
Коль доказать сумеет, что наука,
Хоть мачеха она людскому роду,
Щедрей ее. Пускай не расстается
Он с этим заблуждением святым. [18]
Следовательно, Сатль в действительности не верит в свой "научные" доказательства,они - лишь шарлатанство.
Джонсон, как и Марло, при всем различии их идейных позиций, - гуманисты Возрождения.Обоим чужд иррационализм европейских Фаустов, а в то же время не менее чуждобуржуазно-рационалистическое обожествление разума, ясно проглядывающее, например,уже у Бэкона - современника Джонсона, - который пишет в "Новой Атлантиде": "Цельюнашего общества является познание причин и скрытых сил всех вещей; и расширениевласти человека над природой, покуда все не станет для него возможным" [19].И Марло, и Джонсон - каждый из них по-своему - видят "меру" стремления познатьмир и осуществить свои личные желания. За пределами этой "меры" - опасность,крушение, гибель. Всякая волюнтаристическая попытка насилия над природой и страшнаи смешна одновременно, но прежде всего - иллюзорна.
В образе Фауста - великого человека и ученого, который был и великим преступником,великим обманщиком и великим глупцом, - воплотилось предостережение, котороегуманизм эпохи позднего Возрождения посылал новому времени. Ряд явлений, сопровождающихкризис буржуазного общества: возникновение "общества потребления", созданиевозможности самоуничтожения человечества, экологический кризис и многое другое- все это "фаустианские" черты современности, брезжившие в сознании людей, которыеподготовили господство буржуазии, но сами не были буржуазно ограниченными.

Примечания

1. Жирмунский В. М. История легендыо Фаусте. - В кн.: Легенда о докторе Фаусте. М.; Л., 1958; 2-е изд. М., 1978.

2. Предисловие редактора. - В кн.: Легендао докторе Фаусте. 1978, с. 6.

3. Жирмунский В. М. История легендыо Фаусте. - В кн.: Легенда о докторе Фаусте. 1958, с. 438.

4. Там же.

5. См.: Исторические и легендарные свидетельствао докторе Фаусте. - В кн.: Легенда о докторе Фаусте. 1978, с. 11.

6. Агриппа Неттесгеймский / Пер. В. Брюсова.М., 1914, с. 94.

7. Марло К. Трагическая история доктораФауста / Пер. Н. Амосовой. - В кн.: Легенда о докторе Фаусте. 1958, с. 273.

8. Там же, с. 288.

9. Там же, с. 303.

10. Там же, с. 340.

11. Жирмунский В. М. История легендыо Фаусте. - В кн.: Легенда о докторе Фаусте. 1958, с. 438.

12. Марло К. Трагическая историядоктора Фауста. - Там же, с. 340.

13. Марло К. Геро и Леандр / Пер.Ю. Корнеева. - Соч. М., 1961, с. 600.

14. Марло К. Трагическая историядоктора Фауста. - В кн.: Легенда о докторе Фаусте. 1958, с. 273.

15. Джонсон Б. Алхимик / Пер. П.Мелковой. - Пьесы. Л.; М., 1960, с. 417.

16. Марло К. Трагическая историядоктора Фауста. - В кн.: Легенда о докторе Фаусте. 1958, с. 273.

17. Джонсон Б. Алхимик. - Пьесы,с. 269.

18. Там же, с. 247.

19. Бэкон Ф. Новая Атлантида. Опыты/ Пер. З. Александровой. М., 1954, с. 33.