О тексте и критериях его определения


Е. С. Кубрякова

О ТЕКСТЕ И КРИТЕРИЯХ ЕГО ОПРЕДЕЛЕНИЯ

(Текст. Структура и семантика. Т. 1. - М., 2001. - С. 72-81)


Если многие лингвистические дисциплины имеют давнюю историю своего существованияи развития, то лингвистика текста формировалась буквально у нас на глазах. Послебурных дискуссий о том нужна ли вообще эти дисциплина - наука о текстах - ичто именно является непосредственной областью ее анализа, исследования текстовв самых разных отношениях и аспектах заняли заметное место не только в потокеработ по лингвистике, но и в практике преподавания родного и иностранных языков.Тем более удивительно, что рассматриваемая нами дисциплина не имеет общепринятогоопределения главного своего объекта - текста и почти каждое исследование в даннойобласти начинается с размышлений о том, что же такое текст и какие признакиили свойства характеризуют то, что обозначается данным термином.
Нельзя не согласиться с Л. Г. Бабенко и ее соавторами, которые в специальнойработе о лингвистическом анализе художественного текста (Бабенко и др., 2000)признают, что общепризнанного определения текста до сих пор не существует ичто, отвечая на этот вопрос, разные авторы указывают на разные стороны этогоявления: Д. Н. Лихачев - на существование его создателя, реализующего в текстенекий замысел; О. Л. Каменская - на основополагающую роль текста как средствавербальной коммуникации; А. А. Леонтьев - на функциональную завершенность этогоречевого произведения и т. д. В заключение ими приводится определение И. Р.Гальперина, данное в 1981 г. как "емко раскрывающее природу текста и наиболеечасто цитирующееся в литературе по вопросу". Согласно этому определению, "текст- это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированноев виде письменного документа произведение, состоящее из названия (заголовка)и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической,грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленностьи прагматическую установку" (Гальперин, 1981, 18). Ничуть не умаляя достоинствпионерской книги И. Р. Гальперина о тексте как объекте лингвистического исследования,хотелось бы вместе с тем отметить, что все выдделенные здесь критериальные признакитекста (кроме последних) могут быть поставлены под сомнение и оспорены. Процелый ряд текстов мы можем сказать, что они так и не были завершены авторамии остались незаконченными; нередко текст отдельного стихотворения завершаетсямноготочием, предполагающим, очевидно, что окончание стиха следует додумать.Наряду с письменными текстами можно, по всей видимости, выделить и тексты устныхвыступлений (про них часто говорят "текст доклада/сообшения/речи и т. п. таки не был опубликован"), а также тексты, записанные на звукозаписывающейаппаратуре и предназначенные для прослушивания. Далеко не у всех текстов естьзаголовки (отдельные стихотворения, рекламные тексты, объявления, анонсы). Наконец,не все тексты могут быть представлены в виде последовательности сверхфразовыхединств - во всяком случае, если признавать, что и надписи типа "Вход воспрещен"или "Рвать цветы категорически запрещается" тоже являют собой особые тексты.
Между тем текст относится к наиболее очевидным реальностям языка, а способыего интуитивного выделения не менее укоренены в сознании современного человека,чем способы отграничения и выделения слова, и основаны они на разумном предположениио том, что любое завершенное и записанное вербальное сообщение может идентифицироватьсякак текст, если, конечно, и сама завершенность текста подсказана нам тем илииным формальным способом. Одновременно не может не поразить то разнообразиеи многообразие самих речевых произведений, по отношению к которым мы легко используемобозначение "текст", и не случайно лексикографы довольствуются указанием нато, что текстом является "всякая записанная речь", и перечисляют в качествепримеров документы, сочинения, литературные произведения и т. п. Трудности определенияпонятия текста, таким образом, вполне понятны: сведение всего множества текстовв единую систему так же сложно, как обнаружение за всем этим множеством тогонабора достаточных и необходимых черт, который был бы обязательным для признаниятекста образующим категорию классического, аристотелевого типа.
Показательно, что еще до распространения терминов когнитивного подхода к кявлениям языка ученые говорили о "размытости" системных, онтологических и функциональныхсвойств текста (например, Гальперин, 1981, 4), что, собственно, и заставляетпоместить сегодня категорию текста в число "естественных" и построенных по принципу"фамильного сходства" или же по прототипическому образцу. Предложить жеописание категории с размытыми границами, конечно, задача весьма нелегкая: жесткоеее определение, по всей видимости, и невозможно. Настоящее сообщение поэтому- это размышления о том, как можно подойти к такому описанию с когнитивной точкизрения, т.е. учитывая, с одной стороны, роль текстов в познавательных процессах(что явно в пределах одного короткого сообщения попросту невозможно), но, сдругой стороны, применяя для дефиниции текста те методики и процедуры анализа,которые уже сложились в когнитивной лингвистике. Такой подход заставляет задуматьсяпрежде всего о том, в каком диапазоне характеристик обычно исследуютсяразные тексты и почему в практической деятельности людей - публицистической,издательской, при написании научных работ и т.п. - отсутствие жесткого определениякатегории текста никак не мешает осуществлению этой деятельности, точно также, как отсутствие дефиниции текста не особенно мешало развитию лингвистикии грамматики текста или же проведению лингвистического анализа текстов разногожанра, стиля, типа и разной функциональной предназначенности. С современнойточки зрения это, пожалуй, можно объяснить только одним: если людям ясна общаяидея, положенная в основу категории и осознана ее прагматическая целесообразность,если категория строится вокруг определенного концепта, а сам концепт укорененв нашем сознании, в понимании такой естественной категории люди частодовольствуются достаточно гибкими и подвижными границами, да и расширение граництакой категории происходит достаточно просто.
Что же положено в основу категории текста и какой концепт образует ее ядро,или, если пользоваться терминологией А. В. Бондарко, ее инвариантное начало?Думается, что такой основой является понимание текста как информационно самодостаточногоречевого сообщения с ясно оформленным целеполаганием и ориентированного по своемузамыслу на своего адресата. Такое определение кладет, однако, тольконижнюю границу текста, ибо в известных условиях самодостаточным оказываетсяи отдельно взятое предложение и даже отдельное высказывание (имплицирующее предикат,но не содержащее его в явной форме). Таковы, например, тексты заголовков илиназваний произведений живописи. Таковы разные "запретительные" надписи на разногорода объектах типа "Руками трогать запрещаете или "Не ходите по газону". Ониинформационны, самодостаточны для интерпретации, имеют своего адресата и преследуютвполне ясные цели. И все же, хотя и можно согласиться с формулой, в соответствс которой Т => П (текст равен предложению или же "больше" предложения), такиеминимальные тексты - только точка отсчета для дальнейшего постижения природытекста, и, конечно, не они представляют собой обычные и и наиболее часто встречающиесяречевые образования как результаты речемыслительной деятельности. Однако ужеони как намечают такой критерий текста, как информационная самодостаточность(т.е. порождают впечатление его содержательности, смысловой завершенности ипрагматической целостности) и адресатности (ориентации на определенныйкруг людей).
Интересно, что и критерий целенаправленности очевиден и для этого типатекстов, что наводит на мысль о том, почему вся теория речевых актов и вся ихклассификация строится на материале изолированных предложений. Меня всегдаудивляло, как можно установить сущность речевого акта по отдельно взятому предложению.Но сегодня, пожалуй, это можно объяснить тем, что такое предельно сжатое речевое(вербальное) сообщение позволяет указать на одно из важнейших свойств текста- его прагматическую ориентацию, содержащуюся в нем установку, исходящуюот говорящего. Уже это позволяет признать, что текст всегда должен рассматриватьсякак итог речемыслительной деятельности его создателя, воплощающего особый замыселв его направленности на определенного слушателя/читателя. Одно задает интенциональностьтекста: он всегда создается для реализации какого-либо замысла, другое - егоинформативность: информация вводится в текст и фиксируется в нем не сама посебе, а для чего-то, для достижения определенной цели, и с точки зрения отправителяона всегда существенна, релевантна, должна изменить поведение воспринимающегои в известном смысле рассчитана на определенный эффект и воздействие на адресата.
Рассматривая такие мини-тексты, разумно поставить вопрос о том, что же все-такипревращает слово или краткую последовательность слов в текст и не может ли бытьтекст равен отдельно взятому слову. Можем ли мы, например, считать, что надписьтипа "Вход" или "Гастроном" - это тоже текст? Думается, что признание такихнадписей (однословных, во всяком случае) текстом вряд ли целесообразно. Текст,как правило, это структурированное образование, отличающееся от единицы номинациитем, что сообщает о чем-либо в виде коммуникативно ориентированного произведения,а оно характеризуется такой базовой чертой как связность. Однако и по этомуповоду мнения лингвистов могут расходиться. К числу текстов-примитивов нередкопричисляют и вывески, и заглавия книг, названия спектаклей и кинофильмов и т.п., а также предметные рубрики в традиционных предметных каталогах и предметныхуказателях. Если видеть и в этих единицах итоги акта коммуникации, а также усматриватьв них содержательную законченность и цельность, как это делают отдельные ученые(например, Сахарный, 1991), то в критерии текста следует включить его существование(потенциальное) в виде представителя особого парадигматического ряда, где самыйсжатый текст находится в одном ряду с синонимичными ему развернутыми ("нормальными")текстами и где в начальном тексте-примитиве уже содержится некая свернутая допредела программа его дальнейшего возможного развертывания (Кубрякова, 1994,20).
Но, повторяю, все же не отдельно взятые предложения могут считаться текстамии даже, как правильно отмечает Т. М. Николаева вопрос об их отнесенности к категориитекстов остается дискуссионным (Николаева, 1997, 555), а в число критериев текставключается его протяженность (Николаева, 2000, 415). Ведь и понятие связности,считающееся главным признаком текста, указывает на то, что в нем что-то должносвязываться, сплетаться и формировать ткань повествования. Если согласитьсяс тем, что для каждой естественной категории, как утверждают когнитологи, существует"лучший образец класса", или прототип, уместно и по отношению к рассматриваемойкатегории задаться вопросом о том, какие же тексты можно считать прототипическимии каковы те критерии, которые характеризуют эти тексты. Хочется отметить одновременно,что, вопреки распространенному мнению о том, что все естественные категории,построенные по прототипическому принципу, подвижны и размыты, именно понятиепрототипа - при всей гибкости категории - вводит представление о неких диапазонахварьирования вокруг прототипа как фокуса (или даже фокусов) категории,т.е. о неких пределах для самого допустимого варьирования. Иными словами, прототипкатегории можно рассматривать как такой яркий представитель своей категории(образец, эталон), который наиболее полно фокусирует в себе ее признаки, концентрируетнаибольшее число общих для категории черт и очевиднее всего характеризует то,как представлена (репрезентирована) сама категория в сознании человека, с какойструктурой знания и опыта она ассоциируется. Прототип - средоточие наибольшегочисла наиболее репрезентативных признаков категории в скоррелированном виде,т.е. выступающих в виде пучка признаков, соотнесенных между собой. Такойпрототип есть, несомненно, и у категории текста.
Если учесть, что наиболее размыты те границы категории текста, которые связаныс верхней границей, т.е. с размером, или обьемом текста,следует думагь, что и выделение прототипических текстов обусловливается преждевсего критерием материальной протяженности текстов. Это заставляет нас признать,что прототипическими можно считать тексты ограниченные по своей протяженности,тексты не просто средней величины (да и что могло бы считаться подобной среднейвеличиной?), а тексты малого объема, малые тексты.
Иногда высказывается мнение, что размер текста не входит в число его сущностныххарактеристик, и доля истины в этом утверждении несомненно, есть. Это не означает,однако, что все тексты методологически равно удобны для анализа. Вводя понятиепрототипического текста, мы и хотим выбрать для анализа такую группу текстов,которые наиболее показательны и которые наглядно демонстрируют, какова архитектоникаи внутренняя организация текста и какие именно текстовые категории устанавливаютсяздесь достаточно просто. К группе прототипических текстов можно, по всей видимости.отнести письма и небольшие инструкции к артефактам, статьи в энциклопедиях,публицистические статьи в газетах и журналах, тексты-интервью, рецепты и т.п. Семантическое пространство таких текстов невелико, да и анафорические и катафорическиесвязи (как, впрочем, и другие сигналы связности текста) здесь устанавливаютсябез труда. Хотелось бы в то же время подчеркнуть, что и в этих текстах начинаютпрослеживаться те черты сложной структурации, при которой, как правильно отмечаетЕ. И. Диброва, семантическое пространство текста должно быть охарактеризованокак включающее и предтекст, и подтекст, и надтекст и т. п. (Диброва, 1997, 35).
По каким причинам мы выбираем в качестве прототипических тексты малого объема?Представляя собой непосредственную материальную данность, эти тексты обозримыи наблюдаемы в самых мелких их деталях. Они обладают четко выраженнымипределами: началом, концом и тем, что помещается между ними. Они демонстрируюттем самым такие важные характеристики текста, как его отдельность, выделенность,формальная и семантическая самодостаточность, тематическая определенность изавершенность. Здесь нетрудно описать все связи как между отдельными фрагментамитекста - предложениями, так и между частями этих фрагментов. Наконец у подобноготекста ясна его информативность, его когнитивная подоплека - смысл его создания,общий его замысел и реализованный в особой языковой форме итог созданияв виде особого семантического пространства.
Нет и не может быть таких текстов, которые не фиксировали бы какой-либо фрагментчеловеческого опыта и его осмысления. Это делает текст возможным объектом концептуальногои когнитивного анализа, т.е. позволяет установить, с каким видением мира мыстолкнулись в данном тексте, что и по какой причине привлекло внимание человека,какие именно фрагменты знания и оценок в нем закреплены и т.д. Но нет такихтекстов, которые не явились бы также конечным итогом дискурсивной, т.е.социально ориентированной и социально обусловленной коммуникативной деятельности.Каким бы анонимным ни казался текст, у него есть автор или авторы, а значит,текст отражает их речемыслительный акт. Из сказанного следует, между прочим,что, хотя понятия текста и дискурса и следует различать, понятия этиотнюдь не противопоставлены друг другу, т.е. не являются взаимоисключающими.Подобное противопоставление кажется мне лишенным основания, а поскольку к понятиямтекста и дискурса мы уже неоднократно возвращались (Кубрякова, Александрова,1999), здесь мне представляется необходимым обосновать свою точку зрения ещераз.
С когнитивной и языковой точек зрения понятия дискурса и текста связаны, помимопрочего, причинно-следственной связью: текст создается в дискурсе и являетсяего детищем. Различен, однако, ракурс их рассмотрения, ибо дискурс, являясь,по словам Н. Д. Арутюновой, деятельностью, погруженной в жизнь (Арутюнова, 1990,137), требует при подходе к нему обязательного учета всех социальных параметровпроисходящего, всех прагматических факторов его осуществления. Нельзя изучатьдискурсивную деятельность вне культурологических и социально-исторических данных,вне сведений о том, кто проводил дискурсивную деятельность, для чего, при какихусловиях, с каких позиций и т.д. Но текст можно анализировать и абстрагируясьот многого из указанного перечня, т.е. довольствуясь тем, что можно извлечьиз текста как такового и изучая его как завершенное языковое произведение. Неслучайно в момент становления лингвистики текста дискурсивный и текстовый анализпонимались как синонимичные термины. Напомню, что возникновению термина мы обязаны3. Харрису (Harris,1952) и что, согласно его мнению, в сферу дискурсивного анализавходило одно лишь разбиение его на составляющие текст части (ядерные предложения),что и осуществлялось с помощью дистрибутивной методики. Лишь значительно позднеезарубежными учеными стали ставиться вопросы о том, почему же естественно складывающийсятекст столь резко отличается от набора ядерных предложений, в которых представленоглавное пропозициональное содержание текста, и почему говорящий выбирает дляосуществления своего замысла те или иные языковые формы с их собственным синтаксическимустройством и референциональной нагрузкой (Prince 1998, 166 и сл.).
Хотя текст по сути дела являет собой образец эмерджентного образования (возникающегопо ходу осуществления определенного процесса), он изучается именно в своей завершеннойформе, т.е. как нечто конечное. Это и отличает его от дискурса, изучение которогокак бы естественно следует процессу его возникновения. Дискурс - это явление,исследуемое on-line, в текущем режиме и текущем времен, по мере своегопоявления и развития. Во всяком случае, дискурсивный анализ требует восстановленияэтого процесса, если даже изучается его результат (ср., например, работы П.Серио, посвященные дискурсивным особенностям языка политики в советское время).Текст же в сложившемся окончательно виде создает, как мы говорили выше, особуюматериальную протяженность, последовательность связанных между собой предложенийи сверхфразовых единиц, образующих семантическое, а точнее - семиотическоепространство. Физически такое пространство очерчено весьма точно, но семантическии семиотически - кончено, нет: если у любого знака есть своя интерпретанта.а текст может быть охарактеризован как сложный или даже сверхсложный знак, унего тоже должна быть своя интерпретанта - свой, разъясняющий данный текст новыйтекст. Выход за пределы языковых форм, содержащихся в самом тексте, такимобразом, обязателен (Кубрякова, 1994).
Хотя при текстовом анализе семантическое пространство можно замкнуть им самим,ограничивая наблюдения внутритекстовыми связями и работая внутри непосредственнойданности текста, сегодня предпочитается дискурсивный анализ, при которомто же семантическое пространство рассматривается как связанное тысячью нитейс условиями его создания, целями и задачами данного текста в связке с аналогичнымидля него текстами и т.п.. что. собственно, и отражается в понятии интертекстуальности.
Не могу не заключить свои соображения о критериях текста еще одним замечанием.Текст, содержащий информацию, рассчитан на понимание, а значит, на извлечениеэтой информации. С этой точки зрения текст должен быть рассмотрен как такоепроизведение, такая протяжeннocть, которая по всей своей архитектонике и организации,по всем использованным в нем языковым средствам и т.д. должна обеспечитьу адресата формирование его ментальной модели. В этом смысле он должентакже обеспечить адресату выход за пределы непосредственно данного всамом тексте и послужить источником дальнейших возможных интерпретаций текста.Ранее часто ставился вопрос о том, какие именно ментальные модели строит говорящийв опоре на тот или иной текст. Но надо повернуть этот вопрос и по-другому, подчеркнув,что текст как правильно организованная форма коммуникации, как сообщение, ужесодержит в себе самом некие единицы, средства, сигналы и т.п., достаточныеи необходимые для построения на его основе правильной и осмысленной модели.Наша способность строить резюме текста, писать на него аннотацию, составлятьконспект текста, создавать либретто опер v наконец, писать сочинения на основетекстов и по их поводу - это доказательство не только того, что в тексте главное- его содержание, информация, структура опыта и знаний и т.п., но и явноесвидетельство того, что процесс извлечения знаний - процесс, требующий особыхприемов обработки языкового материала в тексте (Sprachverarbeitung). В этомпроцессе - по сути своей когнитивном - оказываются задействованными и знаниеязыка, и знание мира, и, наконец, знание в принятых в языке соотнесениях языковыхструктур с когнитивными. К тому же этот процесс не следует считать происходящимисключительно на рациональном уровне, ибо в когниции все неразрывно связанос эмоциями, оценками, а следовательно, с пониманием того, как именнопредставлена информация в тексте и как она в нем распределена.
Отсюда последнее: текст - это то, из чего люди, обладающие некими усредненнымисведениями о языке и о мире, делают достаточно разумные умозаключения.Никакие исследования текста и дискурса невозможны поэтому без обращения к процессаминферениии, выводного знания. Любая языковая форма, но текст прежде всего,сигнализируют не только о том, что в ней реально присутствует, но и о том, чтоподлежит семантическому выводу - выводу по инферентному типу. Текст существуеткак источник излучения, как источник возбуждения в нашем сознании многочисленныхассоциаций и когнитивных структур (от простых фреймов до гораздо более сложныхментальных пространств и возможных миров). Текст в силу этого свойства показателенименно в том, что из него можно вывести, заключить, извлечь. Он являетсобой поэтому образец такой сложной языковой формы, такого семиотического образования,которое побуждает нас к творческому процессу его понимания, его восприятия,его интерпретации, его додумывания - к такого рода когнитивной деятельности,которая имеет дело с осмыслением человеческого опыта, запечатленного в описанияхмира и служащего сотворению новых ступеней познания этого мира.

Примечания

Арутюнова Н.Д. Дискурс // ЛЭС. 1990. С. 136-137. Бабенко Л.Г., Васильев И.Е., Казарин Ю.В. Лингвистический анализ художественноготекста. Екатеринбург, 2000. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.Диброва Е.И. Пространство текста // Категоризация мира: Пространство и время.М., 1997. С. 34-36.Кубрякова Е.С. Текст и его понимание // Русский текст, 1994, № 2. С. 18-27.Кубрякова Е.С., Александрова О.В. О контурах новой парадигмы знания в лингвистике// Структура и семантика художественного текста. Доклады VII Междунар. конф.М., 1999. С. 186-197. Николаева Т.М. От звука к тексту. М., 2000. Николаева Т.М. Текст // Русский язык. Энциклопедия, Изд. 2. М.,1997. С. 555-556.Сахарный Л.В. Тексты-примитивы и закономерности их порождения // Человеческийфактор в языке. Язык и порождение речи. М., 1991. С. 221-237.Harris Z.S. Discourse analyses // Language, vol. 28, 1952, N 1. P. 1-30.Prince Ellen E. Discourse analyses: a part of the study of linguistic competence// Linguistics: The Cambridge Survey, vol. II. N.Y., 1988. P. 164-182.