Перевод текстов и документов > О сопоставительном методе

О сопоставительном методе

А.А. Реформатский

О СОПОСТАВИТЕЛЬНОМ МЕТОДЕ

(Реформатский А. А. Лингвистика и поэтика. - М., 1987. - С. 40-52)

В последнее время и педагогическая практика, и лингвистическая печать уделяютмного внимания вопросам сопоставительного метода. Это вполне понятно: и насущныепотребности обучения русскому языку населения национальных республик СоветскогоСоюза, и обостренный интерес к русскому языку в зарубежных странах требуютразработки методики обучения неродному языку на уровне современной науки оязыке, а эта потребность, в свою очередь, требует разработки и соответствующейлингвистической теории.

Вот почему, прежде чем говорить о достоинствах и недостатках пособий и статей посопоставительному методу, необходимо установить некоторые теоретическиепринципы, после чего можно дать оценку наличной языковедной литературы.

Первое положение при установлении принципов сопоставительного метода — этострогое различение сопоставительного и сравнительного методов.

Сравнительный метод направлен на поиск в языках схожего, для чего следуетотсеивать различное. Его цель — реконструкция бывшего через преодолениесуществующего. Сравнительный метод принципиально историчен и апрагматичен. Егоосновной прием: используя вспомогательную диахронию, установить различного срезасинхронии «под звездочкой». Сравнительный метод должен принципиальнодеиндивидуализировать исследуемые языки в поисках реконструкции протореалии.

Обо всем этом справедливо писал Б. А. Серебренников, объясняя различиесравнительного и сопоставительного методов: «Сравнительная грамматика... имеетособые принципы построения. В них сравнение различных родственных языковпроизводится в целях изучения их истории, в целях реконструкции древнего обликасуществующих форм и звуков» [1]. Сопоставительный метод, наоборот, базируетсятолько на синхронии, старается установить различное, присущее каждому языку вотдельности, и должен опасаться любого схожего, так как оно толкает нанивелировку индивидуального и провоцирует подмену чужого своим. Толькопоследовательное определение контрастов и различий своего и чужого может идолжно быть законной целью сопоставительного исследования языков. «Когдаизучение чужого языка еще не достигло степени автоматического, активногоовладения им, система родного языка оказывает ... сильное давление... Сравнение(лучше: сопоставление. — А. Р.) фактов одного языка с фактами другого языканеобходимо прежде всего для устранения возможностей этого давления системыродного языка» [2]. «Такие грамматики лучше всего называть сопоставительными, а несравнительными грамматиками» [3].

Историчность сопоставительного метода ограничивается лишь признаниемисторической констатации языковой данности (не вообще язык и языки, а именноданный язык и данные языки так, как они исторически даны в их синхронии).

В отличие от сравнительного метода сопоставительный' метод принципиальнопрагматичен, он направлен на определенные прикладные и практические цели, чтоотнюдь не снимает теоретического аспекта рассмотрения его проблематики.

Второе положение, характеризующее сопоставительный метод, можно определитьследующими тезисами:Тезис об идиоматичности языков, т. е. утверждение, что каждый языкиндивидуально своеобразен не только в отношении «особенностей» своих деталей, нои в целом и во всех своих элементах, в своем «чертеже», как мог бы сказать Э.Сепир.Тезис о системности в отношении и каждого яруса языковой структуры, и всегоязыка в целом.Тезис о том, что сопоставление не может опираться на единичные, разрозненные«различия» диспаратных фактов, а должно исходить из системных противопоставленийкатегорий и рядов своего и чужого.Тезис о том, что опора сопоставления отнюдь не в поисках мнимых тожествсвоего и чужого, а наоборот, в определении того разного, что пронизываетсопоставление своего языка и языка чужого.Тезис, определяющий противопоставление своего чужому не вообще, а лишь вдвустороннем (бинарном) сопоставлении системы своего языка и данного чужого.

Если первое положение довольно очевидно и не требует большой аргументации,то пять тезисов второго положения как раз именно требуют детальной аргументации.

Тезис об идиоматичности языка и языков с большим стилистическим блеском показалв свое время Ш. Балли в книге «Общая лингвистика и вопросы французского языка»[4], где для выявления характерных черт французского языкаавтор пользуется бинарным сопоставлением французского и немецкого языков и приходитне только к частным дифференциальным выводам, но и к некоторым «глобальным»обобщениям, где подчеркивается связь явлений выбора языкового знака и его функционированияповсюду: в лексике, в грамматике, в сегментации речевой цепи, в отборе и распределениифонетических единиц. Тем самым Ш. Балли подошел близко к тому, чтобы загадочноепонятие «внутренней формы» В. Гумбольдта как «всепроницающей силы» стало «весомыми зримым».

То, что Ш. Балли в этой книге берет языки французский и немецкий, пожалуй, дажеубедительнее, чем, если бы он брал языки неродственные (например, французский иарабский или суахили) — там все то, о чем говорит Балли, слишком очевидно, какговорится, «лежит на поверхности», тем более, что и факторы «внешнейлингвистики»: социально-исторические условия и географическое распространениетаких сопоставляемых языков — нацело не совпадают. Языки же французский инемецкий — это представители двух давно разошедшихся групп языков той жеиндоевропейской семьи, это два языка Западной Европы, носителями которыхявляются народы современной европейской цивилизации. Тем более интересно, какБалли показывает своеобразие каждого из сопоставляемых языков.

Некоторые замечания Балли касаются и другого типа сопоставления — близкородственныхязыков (французский и итальянский, с. 351), но это у него лишь случайный эпизод.А как раз для сопоставительного метода близкородственные языки представляютособый интерес, так как соблазн отождествления своего и чужого там тоже «лежитна поверхности», но это именно и есть та провокационная близость, преодолениекоторой таит в себе большие практические трудности. Особенно это относится ктаким группам языков, как славянские или тюркские.

Тезис о системности языковых фактов является вторым условием сопоставительногометода.

Если бы язык был свалкой разрозненных фактов — слов, форм, звуков..., то он немог бы служить людям средством общения. Все многообразие случаев и ситуацийобщения, все разнообразие потребности называния вещей и явлений, выраженияразнообразных понятий люди могут превращать в общественную ценность толькоблагодаря тому, что язык системно организован и управляется своими внутреннимизаконами и в каждом языке — особыми (следствие того, о чем говорилось в первомтезисе). Эти законы группируют весь инвентарь языка в стройные рядывзаимосоотнесенных явлений, будь то система падежных или глагольных форм, классычастей речи, ряды и пары (биномы) консонантизма и вокализма в фонетике.

Все это в совокупности образует структурную модель языка, распределенную на рядсистем и подсистем, расчлененных и одновременно связанных друг с другом многимиотношениями. Вне этих отношений любой факт, будь то слово, форма или звук, — ещене факт языка, как кирпич сам по себе вне своего места в стройке — еще не частьздания, а только строительный материал. Становятся эти элементы фактами языкалишь тогда, когда они подчиняются той или иной действующей в данном языкемодели, т. е. когда они становятся членами системы.

Это особенно очевидно, когда данный язык принимает и усваивает что-либочужеязычное из другого языка. Пока это чужеязычное не освоено моделями своегоязыка, оно остается чуждой инкрустацией, варваризмом.

Усвоение чужого именно и состоит в его подчинении своему, и усвоение возможнотолько через освоение, когда чужеязычное слово подчиняется действующим в данномязыке законам и отвечает существующим и функционирующим в нем моделям.

Менять эти модели никому не дано: индивид не может отменить существующиепарадигмы склонения и спряжения или упразднить имеющиеся ряды согласных и гласных,равно как и «сочинить» новые падежи и новые различительные признаки фонем. Недаромантичный философ Секст Эмпирик (II—III в.) сравнивал таких анархистов-изобретателейв языке с... фальшивомонетчиками [5].

Третий тезис является, собственно, следствием второго: если язык — система и всев нем подчинено системе, то при изучении языков нельзя оперировать с единичнымиизолированными фактами, вырывая их из системы. Факты языка — любого ярусаязыковой структуры — необходимо брать в тех категориях, в которых онипредставлены в данном языке. Тем самым должно проводиться сопоставительноеизучение не фактов, а категорий своего и чужого.

Если мы изучаем какой-нибудь падеж, то необходимо брать его в сетке всех падежейданной парадигмы; так, значимость и употребление родительного падежа (генитива)зависит от того, есть ли в данной парадигме отложительный падеж (аблатив) или жеон отсутствует, так как наличие аблатива ограничивает охват функций генитива(таково соотношение русского и латинского языков). То же можно сказаться об«исходном падеже» некоторых языков; ср., например, киргизское YйдYн тоо бийик ирусское Гора выше дома.

При изучении согласных нельзя отдельно «изучать» п, или т, или к, а следуетрассматривать всю категорию глухих в противоположность звонким, учитываяколичество пар по признаку глухости — звонкости, а также и члены этих рядов,остающиеся вне пар. Брать же эти пары и ряды надо как в условиях различения(кол — гол, икра — игра), так и в условиях неразличения, или нейтрализациилук — луг,лук бы — луг бы). При изучении гласных нельзя изолированно «освоить» чуждыерусской фонетике передние лабиализованные гласные ü, ö (в немецком, французском,венгерском, в тюркских), а нужно брать все ряды и соотношения передних и задних,лабиализованных и нелабиализованных, а в ряде случаев еще и учитывать особыеусловия (например, условие губного сингармонизма в киргизском). Тем болеенедопустимо «отрабатывать» русское ы, как это рекомендуется во многих пособиях истатьях [6], ведь русское ы — это лишь функция твердости предшествующей согласной;ср. князь Иван и без Ивана (в последнем случае вместо и звучиты, так как з вбез твердое). Необходимо освоить категорию твердости—мягкости русских согласныхв противопоставлениях твердых и мягких слогов (ляг — лаг, лег — лог, люк — лук — лык), атогда и ы (разного, кстати, качества) само «ляжет» куда надо.

Тем самым надо осудить широко применяющуюся у методистов «теорию» располагать«звуки чуждого языка по степени трудности в порядке номеров». Трудны не «звуки»,а отношения рядов и категорий фонологической системы чужого языка, несовпадающие с рядами и категориями фонологической системы своего языка. То, чтов одном языке самостоятельные фонемы, в другом — лишь вариации той же единицы, инаоборот. Не совпадают и сильные и слабые позиции, и варьирование «тех же» фонемв слабых позициях, и результаты варьирования в отношении нейтрализациипротивопоставленных фонем.

Теория «изолированных и нумерованных по степени трудности звуков» опираласьна автоматический и антиструктуральный подход к языку. Принятие тезиса о системностивсех ярусов языковой структуры требует отказа от этой «теории» и изыскания новыхсистемных путей.

Четвертый тезис также стоит в противоречии с обычным методическим рецептом,рекомендующим при овладении чужим языком опираться на навыки родного языка, и,используя «то же», осваивать «не то же».

Уже давно в отношении овладения иноязычным произношением многие лингвисты пришлик обратному положению: для овладения чужим языком надо прежде всего отказатьсяот своего, преодолеть навыки своего языка и, отталкиваясь от системы своегоязыка, овладевать чужим языком, так как навыки своего языка — это то сито, черезкоторое в искаженном виде воспринимаются факты чужого языка. Об этом писали Е.Д. Поливанов, К. Бюлер, С. И. Бернштейн, а особенно остро Л. В. Щерба,рекомендовавший прежде всего при овладении нормами чужого языка «... путьсознательного отталкивания от родного языка» [7].

Основываясь на личном практическом опыте, об этом же четко пишет 3. Оливериус(Чехословакия): «Обучение иностранному языку всегда начинается с констатациисоблазнительного тождества элементов родного и изучаемого иностранного языка...»И далее: «Чешские слова или предложения... возвращают учащегося очень быстро всферу родного языка и мешают усвоению русского произношения» [8].

Справедливо писал также Ш. Микаилов: «... особые трудности испытывают учащиесяпри изучении звуков, имеющих общие черты со звуками родного языка. И чем большеобщих черт, тем труднее достигнуть правильного, точного произношения русскогоязыка» [9]. Поиски «соблазнительных тожеств» своего и чужого— самый опасный путь при овладении чужим языком; эти «соблазнительные тожества»всегда провокационные, что неизбежно приводит к акценту, а акцент может проявлятьсяне только в фонетике, но и в грамматике, и в лексике. Особенно это касаетсяблизкородственных языков, где такие «соблазны» попадаются в избытке.

Пятый тезис является логическим выводом из положения об идиоматичности языков ииз тезиса о системности языка. Если система каждого языка идиоматична, то можнои должно сопоставлять данный язык только с каким-то определенным другим языком,обладающим иной системой, а не говорить о сопоставлении «вообще»... Трудностипри усвоении данного языка носителями различных языков различны, и онивыявляются лишь в двустороннем (бинарном) сопоставлении. И преодоление этихтрудностей будет различным для носителей различных языков, и план обучения ипорядок обучения должен исходить из данного бинарного соотношения систем языков,и он обязательно будет варьировать в зависимости от того, какие языки вошли всопоставляемую пару.

Так, при усвоении русского языка французами и англичанами трудность представляетоглушение конца слова в русском (лук — луг, одинаково [лук]), так как вофранцузском и в английском языках это позиция различения глухих и звонкихсогласных (фр. douce 'сладкая' и douze 'двенадцать'; англ., the house [haus]'дом' и to house [hauz] 'приютить') .Однако для немцев этот случай (а он—кардинальный для русской фонетики) не представляет труда, так как аналогичноепозиционное явление имеется и в немецкой фонетике (Rad 'колесо' и Rat 'совет'звучат одинаково: [rаt], но статистически в ничтожных размерах по сравнению срусским языком.

Для тюркоязычных народов, в системе которых имеется явление сингармонизма,большие трудности представляет семитская апофония в арабском, где наряду с«естественной» для тюрков словоформой katala существуют «неестественные»:kutila,katilun, kitalun. Но это «ломаное» в отношении твердости и мягкости слоговпостроение словоформ нисколько не удивит белоруса, спокойно употребляющегословоформу пирапёлачка!

То же и в грамматике. Русским очень просто усвоить три рода латинских илинемецких существительных, но уложить в два рода все существительные вофранцузском уже труднее (даже и для представителей тех южнорусских диалектов,где тоже только два рода и где варенье — «она» ...). А англичанам и тюркам оченьтрудно освоить русское распределение существительных по родам, так как, кромеимен родства (отец, дед, тесть, зять, жених, муж и т. п. и мать, свекровь,невестка, сноха, золовка, теща, невеста, жена) и названий животных (не всех!),отнесение к роду того или другого существительного не мотивировано. Ср. такие«серии»: река, ручей, озеро; стена, пол, окно, роща, лес, болото и т. п. Даже и фоно-морфологические показатели рода зачастую в русском не однозначны (старшина,староста, мужчина, папа — мужского рода, хотя и склоняются как мама;день, пень— мужского рода, а лень, тень — женского; кстати, названия знаков чаще всего врусском относятся к среднему роду: «жирное 5», «переднее а» и т. п.) [10].

Русским очень трудно усвоить, что во французском, английском, в тюркских языкахприлагательные не согласуются в числе, и, наоборот, англичанам, французамнепонятно это согласование в русском.

Когда-то А. М. Пешковский очень тонко показал сопоставительное несовпадениеславянских и неславянских индоевропейских притяжательных местоимений. «В русскомязыке возвратность может опираться на все три лица, т. е. себя и свой могутобозначать тожество представляемого предмета с тем, что мыслилось раньше и какя..., и как он... В неславянскихиндоевропейских языках возвратное местоимение может обозначать только тождествос тем, что мыслилось раньше как он, т. е., проще говоря, может относиться толькок третьему лицу... Есть даже языки (например, немецкий), где возвратноеприлагательное местоимение может относиться только к он и оно, но не кона;немец говорит она берет себе ее хлеб и не может сказать она берет себе свойхлеб» [11].

И далее: «… выражение он застал мня в своей комнате может иметь два смысла,потому что может восприниматься как субъект того состояния, которое извлекаетсяздесь из значения слова застал. Таким образом, выражение может быть уточнено в вдвух направлениях: он застал меня в его комнате и он застал меня в моей комнате.Опять-таки, в языках, где вместо моей нельзя сказать своей, эта двусмысленностьневозможна. Но, с другой стороны , в этих языках оказываются возможнымидвусмысленности возвратных местоимений в таких случаях, в каких по-русски ониневозможны. Так, французский и немецкий языки не имеют родительного падежа отслова он, и заменяют его возвратным местоимением свой: немецкое sein ифранцузское son равняется этим двум словам…Таким образом, предложения он берётсвою шляпу и он берёт его шляпу во французском и немецком звучат одинаково» [12].

В отношении лексики дело, конечно, не ограничивается тем, что русскому ребёноксоответствует в эстонском laps, в тюркских бала, в немецком Kind, во французскомenfant и т. д. Всё это так. Но гораздо интереснее такие случаи, когда однойлексической единице одного языка соответствуют в другом языке две или болееединиц. Так, русскому лёгкий во французском соответствует и facile (leçon‘урок’) и léger (poid ‘вес’). А наоборот, английскому blue в русскомсоответствует и синий, и голубой: а русскому серый в киргизском соответствуют икёк, и боз, и сур; и, опять же наоборот, одному киргизскомукёк в русскомсоответствуют и синий, и зелёный. Л. Ельмслев приводит аналогичный пример изсопоставления английского и «уэльзского» языков, когда уэльзское glas можетзначить и «зелёный», и «синий», и «серый», а llwyd и «серый» и «коричневый».

Идея такого сопоставления была намечена Ф. де Соссюром в его «Курсе общейлингвистики», когда он, иллюстрируя идею системности в различных языках,сопоставляет одно французское слово mouton и два его соответствия в английском:sheep ‘баран’ и mutton ‘баранина’ [14]. Здесь были заложены основы структурнойлексикологии, к сожалению, слабо подхваченные другими исследованиями.

Особый интерес представляют такие провокационные сходства близкородственныхязыков, как, например: болгарское стол, что значит не ‘стол’, а ‘стул’;чешское erstvý chléb – не ‘чёрствый хлеб’, а наоборот: ‘свежийхлеб’. Таких примеров в близкородственных языках найти можно множество. И ониещё раз предупреждают: при сопоставлении языков не надо искать сходства. Оно,как правило, провокационно!

Пионером применения сопоставительного метода в отечественном языкознании былЕ. Д. Поливанов. В статье «La perception des sons d’une langue étrangère»[15], опубликованной в 1931 г., Поливанов показал, как в разныхбинарных соотношениях: русско-японских, русско-корейских, русско-китайских,а также русско-узбекских, русско-английских, русско-французских, русско-немецкихкаждый раз меняются «трудности» и каждый раз возникают «трудности новые».

Эта принципиально важная статья должна быть компасом всем тем, кто желает писатьв области фонологических сопоставлений языков. Особенно хочется отметить одноместо в этой статье, где говорится о «переразложении» воспринимаемых звуковчужого языка «в фонологические воспроизведения, свойственные нашему родномуязыку. Услыхав незнакомое иностранное слово... мы пытаемся найти в нем комплекснаших фонологических воспроизведений, переразложить его в фонемы, свойственныенашему родному языку, и даже в согласии с нашими законами группировки фонем» [16].

Мне уже приходилось цитировать это высказывание Е. Д. Поливанова, но оно такпринципиально, что хочется еще раз его напомнить. В 1934 г. Е. Д. Поливановнапечатал написанную им еще в 1919 г. «Русскую грамматику в сопоставлении сузбекским языком», а в 1935 г. — «Опыт частной методики преподавания русскогоязыка узбекам» [17].

В этих книгах Е. Д. Поливанова есть много поучительного для тех, кто пишет«сопоставительные грамматики», но почему-то у многих авторов, следующих за Поливановым,дыхания не хватает. Секрет здесь простой: берясь за такую методическую и прикладнуютему, Поливанов оставался всегда лингвистом, и это лингвистическое истолкованиефактов практики делает его книгу подлинным образцом нужного подхода к делу.Детальный разбор книг Е. Д. Поливанова я откладываю до опубликования его посмертныхстатей и забытых публикаций, что запланировано в Институте языкознания в видесборника под названием: Е. Д. Поливанов, Неизданное и забытое...

Очень интересную статью опубликовал А. В. Исаченко в сборнике «Вопросыпреподавания русского языка в странах народной демократии» (1961). В этой статьеА. В. Исаченко, совершенно справедливо вспоминая имена В. Гумбольдта, Штейнталя,Финка и Есперсена, связывает вопросы сопоставительного метода с общей типологиейязыков. А. В. Исаченко правильно утверждает, что «... сопоставлению подлежат неразрозненные и случайные языковые факты, а прежде всего системные элементы языкаво всех его планах» (с. 275). Эту статью А. В. Исаченко можно считатьустановочной для разрешения вопросов сопоставительного метода [18].

В этом же сборнике имеется интересная и нужная статья О. Герменау «Озакономерностях, определяющих усвоение русского языка как иностранного». В этойстатье совершенно правильно указано» что «при выработке у учащихся правильногопроизношения русского языка можно наблюдать, как их родной язык во многих,случаях является тормозом и помехой при овладении русским языком» (с. 107) и«база родного языка закономерно оказывает влияние на базу иностранного языка какв процессе слушания, так и разговора на русском языке» (108). «И в областиграмматики родной язык часто оказывает тормозящее влияние» (с. 112). Хотелось быеще отметить такое положение О. Герменау: «Тезис 16. Расхождение между частотойупотребления той или иной формы склонения существительных и ее морфологическойправильностью повышает трудности начального изучения русского языка какиностранного» (с. 127). (...)

Среди последних публикаций по сопоставительному методу хотелось бы с особымудовольствием отметить уже упоминавшуюся статью 3. Оливериуса «Обучение звуковойсистеме русского языка в чешской школе» (Чехословакия) [19]. Автор, исходя из «...сопоставления фонологических систем родного (в данном случае — чешского) ирусского языков», правильно утверждает, что «сопоставительная фонетика родного ирусского языков является ключом к решению вопроса так называемого фонетическогоминимума» (с. 60).

Выше было уже отмечено интересное рассуждение 3. Оливериуса о «соблазнительныхтожествах» близкородственных языков (с. 63), далее следует указание о том, что«порядок тренировки учащихся в произношении отдельных звуков русского языкаопирается на сопоставительный анализ фонетической системы чешского и русскогоязыков с учетом фонологичности и частотности данных элементов» (с. 64). Хорошо вэтой статье говорится и о том, что «... более эффективно заниматься обучениемпроизношению палатализованных согласных в целом» (с. 64) и что «... принимая вовнимание частотность и фонологичность данных явлений, можно определить различнуюстепень желаемой аппроксимации, приближения к правильному произношению» (с. 66).

Хотя у меня и есть возражения автору относительно и и ы (с.65) и о «трудностях физиологического характера» (с. 66), но в целом — это оченьправильная и нужная статья. (...)

Если попытаться расшифровать сакраментальную фразу: «При сопоставительномописании нужна системность», то это значит, что любые факты сопоставляемых языковнадо брать в их системе и подсистеме и что этого нельзя добиться простым перечислением,чем более всего грешат сопоставительные пособия. Например, надо не просто рассуждатьоб эргативной конструкции, а показать, что собой представляет именная парадигмас наличием винительного падежа (как в русском) и с его отсутствием (во многихкавказских, где есть «эргативный падеж»). Или, например, для тех тюркских языков,где нет глагольных форм на -мак, -мек, показать место инфинитивав русской глагольной парадигме. Иными словами, в сопоставительных грамматикахне надо безразлично перечислять все формы, а брать надо лишь то, что дифференциальнов соотношении систем двух языков.

Тема сопоставительного метода широко отразилась и в практике диссертацийпоследнего времени, о чем пишет в своей статье «О сопоставительном методеизучения языков» В. Н. Ярцева [20].

Автор справедливо противопоставляет сравнительно-исторический метод исопоставительное изучение языков, «... когда в результате этого сопоставлениявыявляются свойства и особенности этих языков, а не вопросы их родства», иконстатирует, что это «... ограничивалось нуждами преподавания иностранныхязыков и областью перевода с одного языка на другой» (с. 3). Я бы на этозаметил, что именно это-то и хорошо, что такие реальные потребности, какпреподавание иностранных языков и поиски обоснования перевода, . и вызвалиразвитие того направления, которое называется сопоставительным методом.

Справедливо сетует В. Н. Ярцева, что в диссертациях в данной области «...большинство диссертантов ограничивается формальным описанием избранного явлениясначала в одном языке, а потом в другом, не ставя вопроса о функциональнойзначимости данного грамматического явления для изучаемого языка и его месте вграмматической системе языка в целом» (с. 4).

Правильно и такое положение В. Н. Ярцевой: «...системный подход при анализефактов лексики обеспечивает лингвистическую сторону исследования и гарантирует,что выделение данного отрезка словаря основывается не на понятии самом по себе,а на материале, выражающем это понятие в языке» (с. 10). Зато рассуждение о «малоперспективностидля лингвиста» сопоставлений в области лексики, обозначающей цвета спектра,несколько удивляет: «Что дает... тот факт, что в русском языке различаются синийи голубой, а в английском языке есть только одно слово blue» (с. 9). Конечно,пример с «лексикой цветового спектра» старый, но он все-таки интересен и именнов системном плане, недаром же его анализирует и Л. Ельмслев. Он пишет: «Запределами парадигм, установленных в разных языках для обозначения цвета, мыможем, вычитывая различия, найти такой аморфный континуум — цветовой спектр, вкотором каждый язык произвольно устанавливает свои границы» [21].

Хотелось бы попутно разъяснить одно недоразумение. В. Н. Ярцева пишет: «Несмотряна то, что приоритет в фонологическом исследовании принадлежит русским лингвистам(И. А. Бодуэн де Куртене, Л. В. Щерба), сопоставительное исследование звуковойстороны различных языков у нас, к сожалению, не получило достаточного теоретическогообоснования» (8). Но стоит только вспомнить статью Е. Д. Поливанова «1931),книгу С. И. Бернштейна «Вопросы обучения произношению» (1937) и хотя бы сериюмоих статей конца 50-х годов, чтобы убедиться, что положение В. Н. Ярцевой несоответствует действительности.

Отмеченное выше замечание В. Н. Ярцевой о том, что большинство ограничиваетсяописанием избранного явления в одном языке, а потом в другом, бьет прямо в цель:действительно, в большинстве сопоставительных работ изложение строится посистеме старого анекдота о том, как беседовали два мальчика: «А у нас блины!»,«А к нам солдат пришел!» Таким способом нельзя построить сопоставительнуюметодику. Это касается не только многих методических пособий, но присутствуетдаже в труде такого мастера синхронных описаний и межъязыковых контроверз, какА. В. Исаченко; я имею в виду его книгу «Грамматический строй русского языка всопоставлении с словацким» [22]. Мне представляется, что труд А. В. Исаченко,собственно говоря, по всему замыслу — это описательная грамматика русскогоязыка, а сопоставление со словацким могло бы и не иметь места, и книга от этоготолько бы выиграла. Конечно, в некоторых случаях и в описательных грамматикахмогут иметь место сопоставительные эпизоды, как хотя бы приведенный выше эпизодс возвратными местоимениями у А. М. Пешковского, но здесь это лишь инкрустация.Задача Пешковского показать специфические свойства своего языка, хотя бы и черезсопоставление с фактами чужого языка. В сопоставительной же грамматике надо,отталкиваясь от своего, показывать чужое для овладения этим чужим. Тем самымсопоставительная грамматика не должна быть одновременной грамматикой двух языковна равных основаниях: это грамматика чужого языка по сопоставлению с роднымязыком. И ничем осложнять эту совершенно ясную и четкую задачу не следует. Тем самым «Русская грамматика в сопоставлении с узбекским языком» Е.Д. Поливанова — это русская грамматика, а не узбекская, и под такой рубрикой ееи следует числить.

[Впервые напечатано в журнале: Русский язык в национальной школе. 1962. № 5. С.23—33.]

Примечания

1. Серебренников Б. А. Всякое ли сопоставление полезно? //Рус. яз. в нац. шк. 1957. № 2. С. 10; см. также ответную статью А. Чикобавы«Сопоставительное изучение языков как метод исследования и как метод обучения»(Там же. 1957. № 6. С. 1).

2. Серебренников Б. А. Указ. соч. С. 10.

3. Там же. — Против этого положения неубедительнопротестует Г. Нечаев в заметке «Нужна ли сравнительная грамматика?» (Рус. яз.в нац. шк. 1957. № 6. С. 8).

4. Ва11у Сh. Linguistique générale et linguistiquefrançaise. Р., 1950; Рус. пер. Е. В. и Т. В. Вентцель. М., 1955. См. ч. II —«Современный французский язык» и в особенности раздел III — «Общие формывыражения».

5. См. хрестоматию «Античные теории языка и стиля»(М.; Л., 1936. С. 84).

6. К сожалению, и наша методическая литература, и научныестатьи на эти темы богаты рекомендацией «поштучного» заучивания изолированныхзвуков, например: Серебренников Б. А. Указ. соч. С. 15 (о татарском а имарийском ы); Микаилов Ш. Знание родного языка учащихся необходимо // Рус. яз.в нац. шк. 1957. № 6. С. 10 (о русском ы) и мн. др.

7. См. об этом: Реформатский А. А. Фонология наслужбе обучения произношению // Рус. яз. в нац. шк. 1961. № 6. С. 67, 68

8. Оливериус 3. Обучение звуковой системе русскогоязыка в чешской школе // Рус. яз. в нац. шк. 1961. № 6. С. 63.

9. Микаилов Ш. Указ. соч. С. 10.

10. См.: Серебренников Б. А. Указ. соч. С. 13.

11. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научномосвещении //4-е изд. М., 1934. С. 144—145

12. Там же. С. 147 – 148.

13. См. Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка //Новое в лингвистике. М., 1960.Вып. 1. С.311.

14. В русском переводе «Курса общей лингвистики»(1934) Соссюра английские примеры заменены русскими (с. 115), что, однако, неменяет сути изложения.

15. Polivanov E.La percetion des sons d’une langueétrangère // TCLP. 1931. Р. 79 еtс.

16. Ibid Р. 79—80.

17. Поливанов Е. Д. Русская грамматика в сопоставлении сузбекским языком. Ташкент, 1934; Поливанов Е. Д. Опыт частной методикипреподавания русского языка узбекам. Ташкент; Самарканд, 1935 (2-е изд. подназванием «Опыт частной методики преподавания русского языка» — Ташкент,1961).

18. Это не исключает некоторых моих несогласий савтором; см., например, с. 274,. о лексической и структурной близостиславянских языков, где не учтена провокационность такой близости, а также с.276, 280, 281, где у меня нет также согласия с положениями автора.

19. Рус. яз. в нац. шк. 1961. № 6.

20. Ярцева В. Н. О сопоставительном методе изученияязыков // Филол. науки. 1960, № 1.

21. Ельмслев Л. Указ. соч. С. 311. См. также: РеформатскийА. А. Термин как член лексической системы // Проблемы структурной лингвистики.1967. М., 1968.

22. Исаченко А. В. Грамматический строй русского языка всопоставлении с словацким. Братислава, I, 1954; II, 1960.