Логика метафорических преобразований
О. И. Глазунова
ЛОГИКА МЕТАФОРИЧЕСКИХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ
(СПб., 2000. - 190 с.)
ВВЕДЕНИЕ
Многочисленные вопросы, которые стояли перед человеком в процессе эволюциии которые до сих пор привлекают внимание исследователей, связаны с получением,кодировкой, хранением и передачей информации. Сведения, получаемые извне, азатем активно перерабатываемые индивидом в процессе мышления, относятся к разнымсторонам его жизнедеятельности, претерпевают изменения с течением времени и,следовательно, нуждаются в постоянной систематизации, кодировке и перекодировке,необходимой для их сохранения и дальнейшей трансформации. На примитивном уровне существует много способов для восприятия и передачиинформации. Самым простым из них является наглядно-показательный способ, которыйзаключается в том, что вы указываете на предмет и называете слово, его обозначающее.Достоинство этого способа состоит в его общедоступности и однозначности толкования.К недостаткам можно отнести ограниченный характер применения: не все предметы,которые вы идентифицируете, могут быть доступны зрению в настоящее время, идалеко не все слова можно истолковать таким способом (не поддаются наглядномуобъяснению или могут быть неадекватно восприняты слушающим глаголы, наречия,прилагательные, то есть большая часть имеющегося в нашем распоряжении словарногозапаса). Если описываемый предмет не находится в настоящее время в поле зрения говорящего,можно изобразить его с помощью жестов (указать его размеры, контуры, соотношениеотдельных частей) либо, с той или иной степенью достоверности, – на бумаге.Надо отметить, что данный способ, сохраняя все недостатки предыдущего, прибавляетк ним очевидный субъективизм, неизбежный при выборе очередности в процессе передачиосновных и второстепенных деталей (при жестикуляции), а также целиком зависитот уровня художественной одаренности говорящего.Наиболее продуктивным приемом, доступным отправителю в обычных условиях, являетсяспособ привлечения посредника. Например, если адресат знает, что речь идет опредмете, можно описать его свойства или, указав на другой предмет, объяснитьотличия. При презентации лексемы 'собака' достаточно изобразить собачий лай,а указывая на табурет, объяснить реципиенту, что искомый предмет 'стол' имеетдругие размеры. Способ привлечения посредника широко используется при толковании,и это неудивительно, так как наше существование в мире связано с постояннойоценкой окружающих нас предметов с точки зрения их безопасности, полезности,надежности и т.д., что способствует формированию в сознании каждого индивидаразветвленной системы ассоциативных предметно-атрибутивных связей, закрепленныхза каждым объектом.Вышеперечисленные варианты в той или иной степени относятся к невербальнымспособам сообщений, так как в их реализации активно применяются жесты, мимика,звукоподражательные эффекты. К вербальным, языковым, способам можно отнестиописание свойств предмета, необходимых и достаточных для его однозначной идентификации,а также перевод лексемы на родной язык реципиента. Технический характер последнегоспособа, то есть отсутствие эмоциональных моментов в процессе коммуникации,во многом объясняет его неэффективность при презентации объекта. То, что легкополучено, легко забывается. В долговременной памяти остается информация, котораясопровождается дополнительными ассоциативно-эмоциональными элементами, способствующимиее длительному хранению.Описание свойств, напротив, активизирует внимание слушающего, вносит элементзаинтересованности в отгадывании искомого предмета и нахождении соответствующейему в родном языке лексемы. Так, например, при указании на следующие признаки:‘оранжевый’, ‘круглый’, ‘диаметром 8-12 см’, ‘шершавый на ощупь’, искомый предметне может быть ничем иным, кроме апельсина. При этом, если мы пропустим хотябы один из вышеперечисленных признаков, например ‘шершавость’ или ‘диаметр’,то однозначность декодирования утрачивается, так как слушающий может отождествитьзакодированный образ с мандарином, хурмой или дыней. Данный способ весьма продуктивен,несмотря на все его очевидные отрицательные стороны. «Мысль одарена в высокойстепени характером субъективности» (И.М.Сеченов), и, следовательно, субъективностьне может служить препятствием при коммуникации.В основе каждого продуктивного информационного сообщения лежат образ и егозвуковое оформление как отражение понятийно-системных связей окружающей насдействительности. Получаемая извне и хранимая в памяти информация представленав виде разветвленной образной системы, хранимой в виде моделей, контуров и очертаний,которые при необходимости обрабатываются сознанием на вербальном уровне на основевыработанных в процессе познания логических схем мышления. «Слова – чувственныезнаки, необходимые для общения» (Дж.Локк). На стадии последующей переработкиинформации, в логических формах отражения мысли (в суждениях, умозаключениях,вопросах), представляющих более сложные по сравнению со словами-понятиями образования,выявляются те связи и отношения между объектами, которые не могут быть данынепосредственно в чувственном опыте.Образные ассоциации являются неотъемлемыми элементами мышления на всех уровняхумственной деятельности и в различных сферах профессионально-общественных интересовчеловека. На бытовом уровне, в технических и гуманитарных дисциплинах, в произведенияххудожественной литературы используются свои образные системы, обладающие общечеловеческим,национальным, социальным или профессиональным статусом. Любая, даже в высшейстепени отвлеченная информация может быть разложима на наглядно-образные составляющиеили передана с помощью более простых ассоциаций. Иногда параллельно выстраиваемыйобраз (или система образов) служит иллюстрацией, способствующей лучшему восприятиюреципиентом получаемой информации, но чаще всего наглядно-чувственный образстановится единственным способом ее передачи, адекватным уровню ментальноговосприятия реципиента.Все существующее в настоящее время языковое многообразие является лишь приблизительнымотражением хранящихся в памяти и отраженных в сознании личности образов и образныхсистем. Используя небольшой по объему словарный состав, можно создать бесконечныеметафорические смысловые значения, осложненные тончайшими нюансами человеческоймысли и чувства. «Одна из функций великой литературы и заключается в передачеживого переживания того, что лежит за пределами слов» (А.Н.Уайтхед). Образ,дополнительно наделенный моральным, этическим или эстетическим содержанием,приобретает в сознании носителей языка символическое значение.Изучение механизмов преобразования чувственных и мыслительных категорий вязыковые структуры, роль и значение образов-символов в процессе получения, передачии переработки информации, выявление законов варьирования и сочетаемости лексическогоматериала в зависимости от характера информации и от условий общения являетсянеотъемлемой частью лингвистических исследований, цель которых (как и дисциплинтехнического профиля) заключается в постижении миропорядка, в раскрытии законовразвития окружающей действительности и человеческой личности как составной еечасти. Необходимо выявить способы перехода от мыслительных категорий к языковымструктурам, определить соответствие между ними и описать эти явления с собственнолингвистической точки зрения. Изучение вопросов, связанных с взаимодействием языка и мышления, невозможнобез проведения параллельных исследований и использования методов и достиженийразличных наук. Огромная работа уже проделана, достигнуты поразительные результаты,но, тем не менее, многое до сих пор остается за пределами внимания исследователей.В данной книге, мы попытаемся изложить свои представления о роли и значенииобраза в языке и мышлении, о влиянии субъективного фактора на процесс познанияокружающей человека действительности, о процессах преобразования информациина лингвистическом и ментальном уровнях. Вместе с тем, мы глубоко уверены втом, что завершение исследований в этой области и построение детально разработаннойтеории, определяющей принципы функционирования и взаимодействия мыслительныхи языковых структур, является предметом новых серьезных исследований.Содержание
Введение - 3 Глава I. Природа мыслительной активности. Кодирование информации в языкеи мышлении Физиологическое и логическое в природе чувственного познания - 7Память, воображение и язык на уровне логического мышления - 18Первые звуковые и графические системы передачи информации - 16Психология, логика и языкознание в процессе исследования человеческой активности- 22Соотношение категорий языка и мышления - 29Лингвистические и логические подходы к описанию языковой структуры в ХХ веке- 31Семантические приоритеты в анализе языковых явлений. Создание лингвистическойфилософии - 37Теория речевых актов Джона Остина - 41Разработка общих принципов коммуникативной деятельности в рамках прагматическихисследований - 44Идеи структурализма и лингвистический поворот в философии - 48 Глава II. Ассоциативно-образное мышление и его роль в процессе познанияЯзык как средство отображения объективной реальности - 54Особенности восприятия и кодирования абстрактных значений на уровне языкаи мышления - 58Природа символических значений. Сигнификативное и коннотативное отображениеобъектов действительности - 65Мифологические и поэтические составляющие логического познания - 72Коннотативный образ в системе символических значений - 78Антропоцентрический характер актуализации коннотативных значений - 84Функциональное значение коннотата в составе метафорической конструкции - 88Номинативный и предикативный статус коннотата в высказывании - 95Норма и идеал, обычное и особенное в метафорическом представлении - 99Стереотипы восприятия действительности русским национальным сознанием - 106 Глава III. Метафора в контексте лингвистических исследований Об истории вопроса - 113К вопросу о построении теории метафорических переносов на Западе - 119Метафора и сравнение. Этапы развития метафорического значения - 128Метафорические структуры в интерпретации отечественных исследователей - 135Лингвистическая природа метафоры - 140Метафорическая номинация - 144Метафорическая предикация - 149Генитивные метафорические конструкции - 155Адвербиальные метафорические конструкции с наречиями, мотивированными формамитворительного падежа существительных - 157Атрибутивные и адвербиально-атрибутивные метафорические конструкции - 162Сравнительные метафорические конструкции - 165Устойчивые фразеологические сочетания - 168Образные метафорические структуры в системе языка и речи - 172Список основных терминов - 177Список литературыГлава I. ПРИРОДА МЫСЛИТЕЛЬНОЙ АКТИВНОСТИ.КОДИРОВАНИЕ ИНФОРМАЦИИ В ЯЗЫКЕ И МЫШЛЕНИИ
| Поскольку первыми мотивами, заставившимичеловека говорить, были страсти, их первым выражением стали тропы.Образный язык родился первым, но значение этих образов обнаружилосьпозднее. Сперва изъяснялись поэтически; рассуждать принялись позднее |
| Ж.-Ж.Руссо |
Физиологическое и логическое в природе чувственного познания
Проблема возникновения и развития языка как средства отражения явлений реальнойдействительности является составной частью глобальной проблемы взаимоотношенияязыка и мышления, которая, в свою очередь, базируется на результатах исследованийв области изучения возникновения и развития порождающей мысль материи. Такимобразом, чисто лингвистические вопросы оказываются тесно связанными с даннымицелого ряда наук: биологии, нейрофизиологии, медицины, психологии, социологии,кибернетики, философии, логики и языкознания. Биология исследует биохимическиепроцессы, предопределяющие сознание; физиология изучает мышление как свойствовысокоорганизованной материи; социология описывает различия в общественных представленияхи способах осмысления реальности в зависимости от культурно-исторических условийжизни общества; психология занимается изучением мышления конкретного человекав его реальной жизни и деятельности; кибернетика рассматривает мышление какодин из процессов переработки информации; логика исследует законы адекватногорассуждения и т.д. Безусловно, перед каждой из научных дисциплин стоят своиузкокорпоративные задачи, но достижение результатов в отдельно взятой областистановится возможным лишь с учетом всех имеющихся в распоряжении исследователейданных.Несмотря на то, что исторически первой наукой о мышлении и, соответственно,о языке как форме осуществления мышления [1]являлась логика, фундаментальные исследования мыслительных процессов стали возможнытолько после открытий в области физиологии высшей нервной деятельности. Оперируяпонятиями, суждениями, умозаключениями, логика изучала готовые формы мышления,физиология же попыталась раскрыть природу мыслительной активности и механизмыее порождения.Природу превращения чувственных переживаний в символические знаки впервыеисследовал И.М.Сеченов, обосновав возможность объяснения психической деятельностиорганизма чисто физиологическими процессами. Согласно этой теории, мыслительнаядеятельность предстает перед нами не как стихийный процесс, проявление Божественнойволи, необъяснимое и неподвластное человеческому сознанию, а как мышечный рефлекс,осуществляемый нервной системой организма в ответ на внешние раздражители. «Всебесконечное многообразие внешних проявлений мозговой деятельности сводится окончательнок одному лишь явлению – мышечному движению» [Сеченов, 71].Таким образом, все наши мысли и чувства, все проявления ментальной активности,составляющие основу жизнедеятельности человека, являются результатом «укорочения»какой-нибудь группы мышц в ответ на внешние раздражители, то есть процессомчисто механическим. «Возбуждение чувствующего нерва» приводит к невольным, инстинктивнымдвижениям, в которых нет места рассуждению (например, эффект «гусиной» кожикак реакция на холодный воздух или порыв не умеющего плавать человека броситьсяв воду на помощь утопающему), или является рационально обоснованным.С логической точки зрения, мысль, возникнув как результат внешнего воздействияна организм, развивается в рамках сопоставления друг с другом объектов внешнегомира и в соизмерении их сходств, различий, времени протекания, причинности ит.д. При этом, согласно И.М.Сеченову, сопоставлению могут подвергаться «двадействительно отдельных предмета или один и тот же предмет, но в двух различныхсостояниях; далее – цельный предмет со своей частью и, наконец, части предметовдруг с другом». В качестве вершины логического развития человеческого мышления,«последнего элемента мысли», предстает умозаключение как форма абстрактной мыслительнойдеятельности и способ получения новых знаний. Например, простейшие «фразы вроде‘дерево зелено’, ‘камень тверд’, ‘человек стоит (лежит, дышит, ходит)’ заключаютуже все существенные элементы мысли: 1) разделенность двух объектов; 2) сопоставлениеих друг с другом (в сознании) и 3) умозаключение (в приведенных примерах оноостанавливается на степени констатирования отдельности объектов мысли)» [Сеченов,269].Таким образом, когда в поле внимания индивида оказываются два предмета илипредмет, обладающий по меньшей мере одним из признаков, в его сознании происходитоснованный на сопоставлении процесс стихийного его осмысления, который в конечномитоге приводит к словесно-оформленному или наглядно-осознанному эмпирическомувыводу (умозаключению) и, следовательно, к получению новых знаний.Окружающая нас действительность дискретна и многолика и предоставляет индивидуширокий спектр объектов для сравнения. От чего же зависит его выбор, почемутот, а не иной предмет попадает в сферу его интереса? Общеизвестным являетсяфакт избирательной направленности нашего внимания. В определенный момент вниманиефиксирует те объекты действительности, которые привлекают субъекта восприятиясвоей необычностью, несхожестью с другими предметами (размером, яркостью, цветом,движением) или представляют для него определенный интерес с точки зрения познавательнойактивности или утилитарных свойств. При этом эффект внешнего воздействия вомногом определяется внутренним состоянием организма, то есть его готовностьювнешнее воздействие воспринять и сопроводить ответной реакцией. В процессе избирательностивнимания на первое место выступают эмоциональные факторы.Являясь более древней формой отражения действительности, чем опосредованныеречью познавательные процессы, эмоции служат определенным критерием положительногоили отрицательного восприятия внешнего мира. В настоящее время в психологииэкспериментально обосновано существование эмоциональной «первооценки», котораяпредшествует более развернутой, логически-осознанной оценке индивидом явленийокружающей действительности [2].Роль эмоций в жизни человека чрезвычайно велика и многолика. Эмоции регулируютаффективные процессы жизнедеятельности и оказывают существенное влияние на рационально-логическиеее стороны. Путем экспериментальных исследований доказано, что эмоции, сопровождающиемыслительные процессы, способствуют более быстрому и качественному их протеканию.Так, например, при запоминании не только существенно увеличивается воспроизведениеслов, входящих в «эмоциональную» фразу, по сравнению, например, с нейтральнойлексикой [Strongman, Pussel, 25], но даже бессмысленные слоги (крайне сложныйматериал для репродукции) в сочетании с явно привлекательными или непривлекательнымилицами на фотографиях запоминаются значительно лучше. «Сама мысль рождаетсяне из другой мысли, а из мотивирующей сферы нашего сознания, которая охватываетнаше влечение и потребности, наши интересы и побуждения, наши аффекты и эмоции.За мыслью стоит аффективная и волевая тенденция. Только она может дать ответна последнее ‘почему’ в анализе мышления» [Выготский: 1982, 357].Превалирование эмоционально-чувственного над рационально-логическим нагляднеевсего проявляется в детской психологии. «В раннем восприятии ребенка, имеющегоограниченный опыт и незначительный круг знаний, на передний план часто выступаетне объективно-существенное, а наглядно-действенное; восприятие находится в значительнойзависимости от аффективно-моторных и эмоциональных реакций … Об этом господствеэмоционально-яркого впечатления красноречиво свидетельствуют многочисленныеслучаи неожиданных сопоставлений и отождествлений объективно-разнородных предметови явлений, которые так часто производятся детьми» [Рубинштейн: 1946, 277].Следующим моментом, оказывающим существенное влияние на избирательность вниманияиндивида, является первичность презентации объекта. «Все новое действует и наребенка, и взрослого, подобно всякой неожиданности, сильно. Удивление – роднястраху. Им часто начинается и наслаждение, и отвращение, и даже самый страх»[Сеченов, 161-162]. Стремление постичь, сделать более понятным незнакомый предметпривлекает внимание человека и обусловливает его дальнейшие действия. Леви-Строссчитал «бескорыстное» объяснение окружающего мира основным двигателем человеческогосознания и настаивал на предшествовании и преобладании познавательного интересанад практическим в процессе мышления [Леви-Строс: 1994].Утилитарный подход при выборе объекта в ходе познавательной деятельности можнопроиллюстрировать на примере индейского языка. Из растений и животных, окружающихего, индеец дает название только тем из них, которые обладают для него особымикачествами, то есть являются полезными или вредными. Все прочие предметы классифицируютсябез различия (птица, трава и т.д.) как не имеющие особого значения [Krause,104]. Подобного рода избирательность при составлении словаря продиктована чистопрактической пользой.Рассмотрим следующую ситуацию. Во время охоты или военных действий становитсяочевидным, что используемый в качестве орудия заостренный камень, вонзаясь вжертву своим острым концом, приводит к желаемому результату с большим успехом,чем округлый камень [3]. Несомненный практическийинтерес, вызванный этим наблюдением, способствует началу познавательного процесса,который представляет собой не что иное, как чувственное познание. В начале этогопроцесса перед индивидуумом предстают два предмета, обладающие определеннымиотличиями. В ходе осмысления предметы начинают обрабатываться сознанием, приэтом в качестве катализатора, подогревающего работу мысли, выступает практическаязаинтересованность. Осуществляется процесс сравнения (сопоставления) предметови их отдельных сторон, в ходе которого вскрываются их тождество и различия.Сравнение представляет собой первичную форму познания, обязательный компонентлюбой мыслительной деятельности.На следующем этапе объект подвергается анализу – мысленному расчленениюна составные части с целью выявления составляющих его элементов. С помощью анализасущественные стороны изучаемого объекта (объектов) отделяются от несущественных,случайных его сторон, которые в равной степени пребывают в поле нашего вниманияв процессе восприятия. Практическая заинтересованность способствует тому, чтоотмечается разница не любых деталей, а только тех из них, которые имеют значениеили на определенном этапе, или для конкретного индивидуума. В нашем случае скамнями разница состоит в 'заостренности' одной из сторон первого камня и ее'округлости' у второго. В процессе познания индивидуумом могут отмечаться идругие различия между предметами, например различия в размере, в весе и т.д.Каждое из них потенциально может лежать в основе искомого полезного признака.За анализом в процессе мышления следует синтез, который «восстанавливаетрасчлененное анализом целое, вскрывая более или менее существенные связи и отношениявыделенных анализом элементов» [Рубинштейн: 1946, 354]. Процесс познания – процессдлительный, базирующийся на целом ряде наблюдений, проб и ошибок. В конце концовзаостренный конец камня при прочих равных характеристиках вычленяется как качество,приводящее к более быстрому достижению цели, чем округлый конец.Синтез является вершиной чувственного познания, той его стадией, когда оценочныекомпоненты носят не инстинктивно-стихийный характер, а обусловливаются наглядно-познавательнойдеятельностью индивидуума.На базе сравнения, анализа и синтеза, относящихся к первой стадии осмысленияокружающей действительности – к чувственному мышлению, происходят более сложныепроцессы мыслительной деятельности, в основе которых лежит оперирование ужене конкретными предметами, а их отвлеченными свойствами. Абстракция –умение выделить один из признаков предмета, существенный в каком-либо отношении,вне его связи с остальными признаками. Например, в результате дальнейшего исследования'заостренность' вычленяется индивидуумом не только как особенность данного единичногокамня, а как особое свойство, классифицирующий признак, который обладает определеннымихарактеристиками и функциональными особенностями и может присутствовать в большейили меньшей степени у различных предметов. Абстрагирование может протекать по разным направлениям и в разных плоскостях.«Примитивная чувственная абстракция отвлекается от одних чувственных свойствпредмета или явления, выделяя другие чувственные же свойства или качества его(цвет, форму) – результат избирательной функции внимания не имеет ничего общегос высшей формой абстракции – манипулирующей абстрактными понятиями» [Рубинштейн:1946, 354]. Абстрагирование ведет к обобщению, в процессе которого отбрасываютсяслучайные единичные признаки и выделяются те из них, которые носят устойчивыйхарактер, то есть повторяются в ряде единичных предметов или явлений. С этойточки зрения, общее в предмете всегда выступает как повторяющееся единичное.На стадии абстрактного, или логического, мышления, когда в качестве объектовдля сравнения используются уже не конкретные чувственные формы, а отвлеченныепонятия, особое значение приобретают память, воображение и язык.Память, воображение и язык на уровне логического мышления
«Если бы мозг не был способен заполнять пробелы и делать выводы на основаниискудных данных, при отсутствии сенсорной информации, прекратилась бы всякаяактивность» [Грегори, 247]. В ходе мыслительной деятельности в случае, когданедостаток информации может быть восполнен при обращении к прошлому опыту, вработу включается память. Если же искомый факт, предмет или явление относятсяк совершенно новым объектам, лежащим за пределами личного или имеющегося в распоряжениииндивида коллективного опыта, происходит апелляция к воображению.Память аккумулирует предшествующий опыт индивида, предоставляя в его распоряжениеразветвленную сеть упорядоченных или разрозненных образов, впечатлений или ассоциаций,которые позволяют ему выработать адекватные сложившейся ситуации действия, сократитьвремя принятия решения или поиска нужной информации. В процессе апперцепции(термин, введенный Г.Лейбницем) образы внешнего мира подвергаются существеннойтрансформации, или упрощению. Прежде чем запечатлеться в памяти, образ схематизируется:на первый план выдвигаются те его признаки, которые являются основополагающимидля его отождествления с предметом, а все дополнительное и второстепенное уходитна второй план. Образ «интеллектуализируется», «становится все более совершеннымносителем мысли» [Рубинштейн: 1946, 350], сворачиваясь до отдельных деталей,которые при необходимости могут разворачиваться до первоначального представления.В процессе мышления хранимые в памяти образы способны актуализироваться впредставления, то есть воспроизводиться в нашем сознании в чувственныеобразы, которые в настоящий момент не наблюдаются. Моделироваться могут какреальные, когда-то видимые предметы, так и фантастические, не имеющие аналоговв действительности и основанные лишь на отдельных существующих в природе деталях,подвергающихся в процессе воображаемого мышления разного рода трансформациям.Если мышление – процесс творческий, осуществляемый и контролируемый человеком,то обращение к памяти во многом отражает природно-инстинктивное его начало.Особенностью мнемонических процессов является то, что они неподвластны человекуи часто осуществляются без его активного участия (наша память хранит огромноеколичество ненужных сведений, не имеющих никакого практического значения). Сдругой стороны, с помощью многократного повторения или целенаправленной концентрациивнимания человек в состоянии хотя бы частично влиять на процесс запоминания.Но это влияние имеет односторонний характер: мы можем запомнить какую-то информацию,но мы не в состоянии, опираясь исключительно на волевое решение, забыть ее.Процесс стирания из памяти сведений определяется частотой обращения к ним вовремени (невостребованный в течение длительного времени материал забываетсягораздо быстрее) или сопровождающими процесс запоминания эмоциональными факторами.Часто незначительные эпизоды детства, то есть той части нашей жизни, когда впроцессах восприятия преобладает эмоциональное начало, остаются в нашей памятина всю жизнь.Обычно в зависимости от того, какую информацию, представленную визуально илив виде звукового ряда, человек воспринимает продуктивнее, его память квалифицируетсякак зрительная или слуховая. Вместе с тем, несомненно, что природа человеческогосознания включает гораздо больше разновидностей памяти. Способности человекак математике или лингвистике, к биологии или к истории и т.д. во многом определяютсяего восприимчивостью, врожденной склонностью к запоминанию облаченных в ту илииную форму сведений и их воспроизводству по мере необходимости. Человек, одаренныйв той или иной области знаний, имея в своем распоряжении отдельные детали илинезначительные признаки запрашиваемой информации, способен восстановить ее задоли секунды; у менее одаренного на это могут уйти десятилетия.Собираемая по крупицам и накапливаемая в течение всей жизни информация представляетсобой многогранную структуру, куда входят и отдельные детали предметов, и ситуации,и музыкально-цветовые сочетания, и разрозненные впечатления. Память автоматическиотбирает и классифицирует всю эту информацию в зависимости от ее значения ив свернутом, схематизированном виде распределяет по своим ячейкам. «Можно наметитьконтуры довольно разветвленной иерархии уровней и форм организации прошлогоопыта. Ее нижними "этажами" являются уровни биологических и нейрофизиологическихмеханизмов памяти. Верхние "этажи" прошлого опыта представлены разнообразнымисоциально-историческими уровнями и формами, соотносимыми с коллективным опытомразличных социальных групп (национальных, политических, профессиональных и т.п.),с опытом отдельных человеческих сообществ или человечества в целом» [Шилков,125].Информация, заложенная в нашей памяти на генетическом уровне и отражающаяопыт предшествующих поколений, направлена на обеспечение выживания и продолжениячеловеческого рода. Инстинкт – врожденное чувство самосохранения, память предков,которую природа благосклонно предоставила в распоряжение человека уже в самомначале жизненного пути, – корректирует его поведение на протяжении всей жизни.«Инстинкт – это логика органов» [Пиаже, 222], то, что определяет их действияна бессознательном уровне. Например, в ситуации на дороге, не успев сообразить,что происходит, водитель инстинктивно поворачивает руль машины, стремясь избежатьстолкновения с несущимся навстречу грузовиком. Руки водителя совершают это движениесами по себе, подчиняясь сложившимся обстоятельствам, без контроля со стороныего сознания.Инстинктивно-бессознательные процессы играют весьма активную роль в человеческойпсихике и часто превалируют над мыслительно-рациональными ее сторонами. «Нетсреди нас ни одного, как бы здравомыслящ он ни был, кто, сам того не сознавая,не носил бы в себе тысячи суеверных представлений. И как раз в решающие моментыжизни нами управляет не разум, а магические представления, унаследованные отнаших пращуров» [Фейхтвангер, 446]. Инстинкт – память органов на уровне первойсигнальной системы – указывает на связь человека с представителями растительногои животного мира: сравните, например, инстинктивное роющее движение лапы животного,позволяющее ему прятаться от врагов под землю или добывать себе пищу, или стремлениерастения развернуться навстречу солнцу. Инстинктивно-бессознательная часть человеческойпсихики остается не востребованной в логике, но имеет большое значение для психологии,литературоведения и лингвистики.Память – структура, основанная на ассоциативной связи. И в случае ретроспективного(обращенного исключительно в прошлое), и в случае оперативного, или инструментального(направленного на поиск решения возникших проблем), мышления человек, чтобыотыскать требуемую информацию, обращается к ассоциации по смежности, то естьвспоминает одно событие, чтобы через него выйти на другое. Ассоциативная цепьобразов – то цементирующее начало, которое скрепляет и позволяет удерживатьв едином целом многочисленные разрозненные элементы нашей памяти. С другой стороны,сама ассоциативная связь не может возникать без подключения механизмов памяти,так как при образовании ассоциативной связи в поле нашего зрения чаще всегонаходится только один из ее компонентов, информацию о другом мы извлекаем извоспоминаний.Инстинктивные и ассоциативно-образные процессы играют важную роль не толькопри обращении к памяти как средству механического отражения, но и в воображениикак творческом процессе воспроизводства реальной действительности в условияхинформационного голода. «Воображать – значит адресоваться к тому, чего нет»(Ж.-П.Сартр). Природа воображения до сих пор во многом остается загадкой дляее исследователей, но его виды и функции описаны достаточно подробно. ПредложенноеИ.Кантом разделение воображения на продуктивное и репродуктивное отражает мыслительныеоперации, которые лежат в его основе. Репродуктивное воображение предназначенодля воспроизведения предметов или для мысленного их восстановления с помощьюзаимствования у других предметов отсутствующих деталей. Августин Аврелий говорил:«Велика она, эта сила памяти, Господи, слишком велика! Это святилище величиныбеспредельной … И люди идут дивиться горным высотам, морским валам, речным просторам,океану, объемлющему землю, круговращению звезд … Их не удивит, что, говоря обовсем этом, я не вижу этого перед собой, но я не мог бы об этом говорить, еслибы не видел в себе, в памяти своей, и гор, и волн, и рек, и звезд … во всейогромности их, словно я вижу их вновь перед собой» [Августин Аврелий, 135].Репродуктивное воспроизведение объектов основано на дублирующих (при механическомповторении) или ассоциативно-образных (при комбинировании заимствованных деталейили при метафорических переносах) свойствах воображения. Именно эти качествапозволили И.М.Сеченову охарактеризовать воображение как «небывалое сочетаниебывалых впечатлений», хотя, надо отметить, что даже на уровне механическоговоспроизведения отдельных деталей в основе воображения лежат созидательные процессы,так как любое ранее не встречающееся сочетание несет в себе отпечаток творческойактивности субъекта.Всякий творческий процесс основан на предшествующем опыте и включает его ввиде отдельных составляющих элементов. При проектировании зданий или при созданиимузыкальных произведений в составе самобытной мелодии или авторского проектавстречаются отдельные музыкальные темы или архитектурные элементы ранее существующихпроизведений. От этого вновь созданный проект или музыкальное произведение нетеряют оригинальности; наоборот, заимствованные элементы позволяют лучше раскрытьсамобытность авторского замысла, служат тем мостиком, который дает возможностьувидеть новое произведение в контексте выработанного поколениями предшествующегоопыта. Любое продуктивное воображение ведет свое существование от воображениярепродуктивного, так как, согласно И.М.Сеченову, «мыслить можно только знакомымипредметами и знакомыми свойствами и отношениями» [Сеченов, 399].Продуктивное воображение, лежащее в основе самобытных созидательных процессовчеловеческого сознания, позволяет ломать привычные стереотипы восприятия, изобретатьновые значения и знаковые системы, создавать художественные произведения поразительнойглубины и силы. Воображать – значит восстанавливать связь между заданными характеристикамипредмета или явления и продуктом их реализации в условиях, когда этот продуктне может быть автоматически извлечен из недр нашей памяти. Воображение именното свойство человеческого сознания, которое позволяет при наличии общего замысласоздавать совершенно разные произведения и с точки зрения композиции, и с точкизрения мировоззрения, и с точки зрения художественной значимости. Используясравнительно небольшой по объему словарный запас, ограниченное количество красокили нотных знаков, писатель, художник или композитор создают бесконечные смысловыезначения, основанные на тончайших нюансах человеческой мысли. Безусловно, еслиговорить об общественно-значимых произведениях, воображение в процессе их созданиядолжно быть основано на одаренности. Первые звуковые и графические системы передачи информации
С развитием мышления по мере накапливания информации у человека неизбежновозникало желание эту информацию отобразить в том виде, в котором она можетхраниться или передаваться от одного члена коллектива другому. Мыслительныепроцессы абстрагирования требовали создания адекватной системы отражения предметов,которые в данный момент отсутствовали в поле зрения индивидуума. Наглядно-чувственныйэтап развития мышления выработал в сознании человека способность к разъединениюпредмета на части и к выделению существенных его сторон. Это послужило основойсоздания первых примитивных языковых систем.Знаковому, схематичному отображению предметов окружающего мира предшествоваластадия их акустического оформления. Звуковое сопровождение эмоционального состояниявсегда было свойственно человеку, это качество досталось ему в наследство отживотного мира. Радость, гнев, восторг, одобрение, неудовольствие, разочарованиесопровождались особыми, как правило, примитивными, звуками, которые в сочетаниис общепринятой мимикой и жестами непосредственно служили средствами их выражения.Примитивно-звуковое выражение эмоционального состояния и в настоящее время используетсявесьма активно в разговорной речи, несмотря на широкий спектр имеющихся в распоряжениичеловека других, более интеллектуальных, вариантов: «Страшно, ой-ёй-ёй»,«Эгей! Мы победили!», «Уф! Так и знал, что билеты закончатся передсамым носом» и т.д.Наличие набора средств для выражения эмоционального состояния субъекта речипослужило отправной точкой для создания звуковых комплексов, предназначенныхдля передачи сначала примитивных, а затем и более сложных информационных сообщений.«Совершенно естественно думать, что на заре человеческой речи несколько внеязыковыхжестов человека, начинавших употребляться с речевыми намерениями, были сложнымиартикуляциями (комплексами артикуляций – одновременных и последовательных) ипо своей малочисленности не образовывали систем по своим сходствам и различиямдруг с другом, а потому, не разлагаясь на звуковые элементы, противополагалисьдруг другу целиком и являлись таким образом "словозвуками", если можнотак выразиться. Это были "диффузные" или "нечленораздельные"звуки, которые были диффузными с биологической точки зрения только в том смысле,что говорящие не умели их дифференцировать, не имея к этому повода» [Щерба,451].Путь, пройденный человечеством от «словозвуков» до отдельных слов, затронулне одно поколение. Несомненно, что в начале этого пути, при создании соответствующихтому или иному предмету или тому или иному действию акустических вариантов,звукоподражание, то есть воспроизведение звуков, издаваемых этим предметом илилюбым другим предметом в результате этого действия, играло далеко не последнююроль. В пользу этой теории говорит тот факт, что и в настоящее время, напримерв общении с ребенком, звукоподражание используется весьма активно в процессеноминации: «Кукла бух!», «Кто это там идет, мяу-мяу?» и т.д. Морфологическаясистема глаголов хлопнуть, звякнуть, бухнуть, капнуть, трещать, скрипетьи многих других отражает звуковые комплексы, которые сопровождают эти действия.Звукоподражательные и образные ассоциации дают возможность закрепить во внутреннейформе слова наглядно-чувственное содержание того или иного образа или понятия.По мысли А.А.Потебни, внутренняя образная структура прослеживается во многихсловах позднейшего образования с определенным этимологическим значением: бык– ревущий, волк – режущий, медведь – едящий мед, пчела– жужжащая и др. [Потебня: 1913, 116].Процесс наименования не мог ограничиться исключительно звукоподражанием иливнутренними ассоциативными связями, его основу составляли разнообразные психолингвистическиепроцессы и, в частности, ассоциации по сходству или по смежности. То, что послужилоосновой для создания системы средств вторичной номинации, широко использовалосьи при создании нейтральной лексики первого уровня.Фонематическое сходство звуковых комплексов, соответствующих слову 'мама',в весьма отдаленных языковых системах говорит в пользу того, что этот звукорядвозник не случайно. С одной стороны, «слово 'мама', по механизму своего происхождения,самое простое: слог 'ма' происходит, если при совершенно покойном положениивсех мышц, голосовых и разговорных, произвести разом звук в гортани и открытьвместе с тем рот» [Сеченов, 119]. С другой стороны, способ образования звука[м], лежащего в основе этого слова, соответствует причмокивающему движениюгуб младенца, сопровождающему процесс сосания. С этого же звука во многих языкахначинаются слова, соответствующие русскому слову 'молоко'.Первые записи, выполненные человеком, сделаны с использованием символическихрисунков-пиктограмм, в основе которых лежало иконическое (приближенное к объекту)или условное (символическое) сходство с изображаемым предметом. Уже в пиктографическомписьме наряду с полным изображением объекта широко использовалось изображениедеталей или отдельных частей, однозначно на этот объект указывающих.По способу графического отражения объектов действительности к пиктографическомуписьму тесно примыкает письмо идеографическое, в котором каждый знак обозначаетуже не только слово в любой его грамматической форме, но и целый круг понятий,связанных с данным изображением. В создании идеограмм используется широкий спектрассоциативных связей. «В отличие от пиктографического, идеографическое письмоуже не воспроизводит целостную ситуацию. Хотя каждый элемент записи – идеограмма– картинно воспроизводит некоторые характерные черты изображаемого предмета,тем не менее, это уже не обычный рисунок, а изображение обобщенных представленийи понятий в той их связи, которая воспроизводит объективную связь изображаемыхпредметов и явлений» [Спиркин, 62].В следующем по времени возникновения логографически-силлабическом письме функцииидеографического знака – логограммы значительно расширяются. Логограммы предназначаютсяне только для обозначения отдельных предметов, они могли использоваться какзнаки для выражения последовательностей звуков. Словесно-слоговым способом передавалисьтексты различной сложности, по-видимому, это и предопределило широкое его распространениев пространстве и преемственность во времени. Древний словесно-слоговой тип письмадошел до нашего времени в китайском языке.Прообразом широко используемого в настоящее время алфавитного письма, в которомза каждым знаком закреплен отдельный звук, явилось письмо силлабическое, в которомкаждый знак передает какую-либо последовательность звуков. На силлабическомпринципе основываются письменные варианты языков Индии, Южной и Юго-ВосточнойАзии. Как силлабическое, так и алфавитное письмо дают возможность с помощьюминимального количества необходимых для запоминания знаков-слогов или знаков-буквфиксировать речь любой степени сложности.С переходом от изображения (идеограммы, логограммы) к знаку алфавита отпаланеобходимость в поиске ассоциативно-образных соответствий между явлениями действительности.Язык из инструмента художественно-символического осмысления окружающего мирапереходит в средство технического оформления результатов познания отдельныхего сторон. Утрата образных элементов и усиление рационалистических позицийв языке, возможно, способствовали тому, что со времен античности в течение долгихлет языком как таковым, его структурой, особенностями художественного, идеологическогои прагматического описания, по-настоящему никто не занимался. Единственной наукой,которую в то время интересовала языковая сущность, была логика, но и она приобращении к языку преследовала свои сугубо утилитарные цели: вырабатываемыев процессе мышления логические структуры (представления, суждения, умозаключения)не могли существовать без языка как единственно возможной формы их материальноговоплощения. «Процесс выделения общего в явлениях действительности есть процессформирования понятий о них. Мышление осуществляется посредством оперированияпонятиями. Образование понятий и оперирование ими в составе суждений, умозаключений,доказательств и т. д. невозможно без слова, без языка» [Горский, 97].При изучении средств выражения форм мысли в языковых структурах Аристотельвыделил такие части речи, как имя (обозначает предмет мысли), глагол (выражаетто, что сказывается о предмете) и союз, сообщающий единство сложному высказыванию.В силу своей ориентации на мыслительные процессы сознания предложенная Аристотелемграмматическая система нашла отражение в других языках и получила универсальноераспространение. Еще у истоков развития языкознания было положено начало параллельномусуществованию науки о языке и науки о формах мышления. «Логика Аристотеля естьнаука не о сущем, но о мышлении сущего и, в противоположность формалистическимтечениям в логике, – наука о средствах установления истины, т.е. соответствиямысли действительности, а не только о средствах согласия рассудка с самим собой»[Ахманов:1953, 27].Лингвистические описания XVI – XVII вв., так называемые философские грамматики,рассматривали грамматические категории через призму категорий мышления. Наибольшуюизвестность получила изданная во Франции «Всеобщая и рациональная грамматикаПор-Рояля», авторы которой – аббаты монастыря Пор-Рояль А.Арно и К.Лансло –описывали язык с точки зрения средства выражения мысли. Логическим формам мысли– «операциям рассудка» – ставились в соответствие языковые категории, или частиречи (существительные, прилагательные, местоимения, артикли, глагольные формы,союзы), описание которых восходило к выработанным в античном языкознании традиционнымметодам описания языка.Лишь к XIX веку язык переходит из разряда средств выражения логических форммысли в самостоятельную структуру и становится объектом изучения собственнолингвистических исследований. Вместе с тем еще долгие годы исследование языкапроводилось в рамках законов, выработанных логикой.Психология, логика и языкознание в процессе исследованиячеловеческой активности
На уровне чувственного отражения действительности между психологией, логикойи языкознанием не было существенных противоречий. По мере абстрагирования мыслительныхпроцессов каждая из областей знаний определяла свои границы и свои цели исследований,осуществляя процесс познания с разных сторон и по разным направлениям человеческойактивности.Основу психологического направления составило предметно-деятельностное отражениедействительности. Психология исследует такие сферы жизнедеятельности человека,как труд, познание и общение. Вопросы, рассматриваемые в психологии, затрагиваютпроблемы сознания, соотношение деятельности и психики, динамику психическихпроцессов в индивидуальной деятельности, проблемы коммуникации [4].Соответственно мышление в психологии рассматривается как способность к решениюпрактических задач и осуществлению коммуникационной связи между членами сообществана бытовом уровне. Возникающий в сознании индивидуума «психический образ естьпродукт жизненных, практических связей и отношений субъекта с предметным миром,которые являются несопоставимо более широкими и богатыми, чем любое модельноеотношение» [Леонтьев: 1975, 56].Объектом рассмотрения логики являются формы теоретического мышления. С переходомот наглядно-чувственного к абстрактному мышлению утрачивается непосредственнаяматериальная связь между субъектом и предметами материального мира, возникаетнеобходимость в выработке определенных законов или руководств к действию, которыебы позволили индивидууму оперировать понятиями без обращения к опыту, без проверкина практике результатов мыслительного процесса. «Теоретическое мышление не можетобходиться без руководства некими предписаниями или правилами, которые служилибы для него ариадниной нитью. Без этого, писал Лейбниц, наш разум не смог быпроделать длинного пути, не сбившись с дороги … В связи с усложнением и "удлинением"того пути, который проходит процесс познания во внутреннем только мысленномплане, возникает необходимость сознательно контролировать и регулировать этотпроцесс: иначе говоря, возникает задача сделать предметом познания само мышление.Этой задачи и служит наука о мышлении – логика» [Леонтьев: 1964, 92-93].Процесс познания осуществлялся эмпирически на протяжении многих тысячелетий,и его результаты находили свое отражение в языке как в единственной доступнойчеловеку структуре, способной к закреплению и воспроизведению полученных знаний.Задача логики заключалась в том, чтобы обнаружить и систематизировать выработанныена практике мыслительные схемы осуществления познания, ведущие к постижениюистины. Стихийно осуществляемый процесс мышления необходимо было поставить напромышленную основу, то есть создать структурные формы, позволяющие без особыхусилий «отливать» готовые истины. То, что могло быть проверено лишь на практике,интуитивно или при обращении к здравому смыслу, в рамках логического рассуждениядолжно выводиться на уровне формул. Если исходный материал (суждения) соответствовалиопределенным параметрам, то не могло быть сомнения в правильности конечногорезультата (умозаключения):Все люди мыслят (первое суждение).Я человек (второе суждение).Следовательно:Я мыслю (умозаключение).Мышление в логике выступает как способность индивидуума к осуществлению познавательныхпроцессов, конечной целью которых является постижение истины.Несмотря на всю свою мощь и абсолютную непогрешимость, выработанные логикойсхемы правильного рассуждения не обеспечивали универсального подхода при решениизадач на многих направлениях человеческой деятельности. Как любые искусственносозданные структуры, производимые логикой «истины» были значительно yже отношений,существующих в реальной действительности, и отражали лишь часть работы человеческогосознания. Изолированная система и оторванность от реальной жизни сделали логикуинструментом точных наук и существенно отдалили ее от гуманитарных областейисследования. «Логика, изучающая формы и законы общечеловеческого мышления,не интересуется ни эмоциональной, ни волевой стороной сознания, ни формами словесноговыражения эмоций и волевых побуждений» [Виноградов: 1954, 12]. А именно этасторона человеческой активности чаще всего и находит выражение в языковых структурах,особенно на уровне стилистического и синтаксического их оформления и, следовательно,не может не контролироваться сознанием: «понятно, что выражение эмоций в языкене может не быть осознанным» [там же].Кроме эмоционально-волевого фактора логика не учитывала целый ряд других моментов,изначально свойственных психике человека или возникающих в процессе его практическойдеятельности. Непреложные в логике законы мышления: закон противоречия («высказываниеи его отрицание не могут быть вместе истинными»), закон двойного отрицания («еслиневерно, что Аристотель не знал закона двойного отрицания, то Аристотель зналэтот закон»), закон тождества («если утверждение истинно, то оно истинно» [Ивин:1997а, 14]) и другие – не обладают обязательным статусом, особенно если делокасается человеческой психики. Например, на улице в одно и то же время и в одноми том же месте дождь может или идти, или не идти. Но в то же самое время мыможем испытывать по отношению к другим людям или предметам одновременно весьмапротивоположные чувства. «Почему закон противоречия, имеющий большое значениев рациональной логике, не приложим к логике чувств? … Есть люди, очень разумные,которые боятся темноты, считая в то же время совершенно невозможным появлениекаких-либо призраков или привидений» [Рибо, 46].Конвенционально-знаковый характер языковых средств дает возможность «прочитывать»за каждым языковым знаком сложные комбинационно-ассоциативные значения, чтопрактически исключено в логических построениях, стремящихся к унификации и однозначности.Широко использующиеся в разговорной практике фразы тавтологического характератипа «Жизнь есть жизнь», «Война есть война», «Дети есть дети» и др., в которыхпредикат и субъект выражены одной и той же лексемой, но отличаются заложеннымив них значениями, не имеют никакого смысла в логике. «Тавтологии бессодержательныи пусты, они не несут в себе никакой информации» [Ивин: 1997а, 37]. На этомже основании из объекта логических исследований должны быть исключены метафорыи любые другие единицы языка, не обладающие способностью к постижению истины,а выражающие субъективное отношение говорящего к описываемым событиям. «Оценочныеи нормативные высказывания не являются истинными или ложными. Их функция – неописание действительности, а направление человеческой деятельности, преобразующейдействительность» [Ивин: 1997б, 195]. Если цель логического описания заключаетсяв том, чтобы слова соответствовали окружающему миру, то цель субъективной оценкизаключается в том, чтобы сделать мир соответствующим словам: описать ситуациюреальной действительности таким образом, чтобы не только мы сами, но и окружающиеповерили, что дела обстоят именно так, а не иначе. И хотя обращение к оценочнымкатегориям в последнее время свойственно логическим исследованиям вообще, «вопросо том, приложим к оценкам термин "истинно" и "ложно" илинет, был и остается предметом оживленных споров» [Ивин: 1970, 43].Несмотря на выработанные логикой критерии установления истинности, основнымиз которых является практика, само понятие истины нуждается в уточнении. Приобщем подходе к истине как к способу верного отражения действительности не разобращалось внимание на относительный характер этой категории. «Исследовать истинув одном отношении трудно, в другом легко. Это видно из того, что никто не всостоянии достичь ее надлежащим образом, но и не терпит полную неудачу, а каждыйговорит что-то о природе и поодиночке, право, ничего или мало добавляет к истине,но, когда все это складывается, получается заметная величина» [Аристотель: 1975,94].Дж.Лакофф и М.Джонсон отметили то, что некоторые предложения (например «Францияшестиугольна» или «Италия имеет форму сапога») не могут быть истинными или ложнымивне ситуации, которую мыслит субъект речи. Если ориентироваться на форму тойили иной страны на карте, то данные фразы, безусловно, относятся к разряду истинных.Вырванные из ситуационного контекста, они могут быть рассмотрены как ложныеили бессмысленные. «Мы понимаем предложение как истинное, когда понимание предложениядостаточно тесно соотносится с пониманием ситуации» [Лакофф и Джонсон, 157].Еще более расширяет границы истинности Д.Болинджер, указывая на зависимостьэтого понятия не только от ситуации, но и от интенциональных намерений говорящего:«истина (правда) – это такое свойство языка, которое дает нам возможность информироватьдруг друга» [Болинджер, 29]. Таким образом, понимание истинности как способаверного отражения действительности в ряде случаев зависит не только от ситуации,определяющей эту действительность, но и от личности говорящего – субъекта речи,от его желания или способности к более или менее верному ее отражению.Если рассматривать познание как процесс, включающий все стороны человеческойактивности, результатом которых является приобретение новых знаний, то становитсяочевидным явно недостаточный характер существующих логических предписаний дляего (процесса познания) регламентации [5].Возможно, это связано с тем, что выработанные еще в античности законы мышленияна протяжении тысячелетий не подвергались никаким значительным изменениям, составляянечто вроде философской догмы: «со времен Аристотеля ей (логике – О.Г.)не приходилось делать ни шага назад … Примечательно в ней также, что она досих пор не могла сделать ни шага вперед и, судя по всему … кажется наукой вполнезаконченной и завершенной» [Кант, 82], в то время как язык претерпевал постоянныеколичественные и качественные изменения, отражающие эволюцию в сознании человека– особенно на стадии бурного развития письменных форм речи в XVIII – XIX вв.,позволяющих закреплять и совершенствовать структурно-комбинаторные языковыевозможности.Комментируя процессы, которые осуществляются в рамках языка, логики частоигнорируют тот факт, что из основного объекта их рассмотрения – из суждений(а в этот разряд попадает всякая «относительно законченная мысль, отражающаявещи, явления, материалы мира с их свойствами, связями и отношениями» [Копнин,279 – 280]) – выпадает весь пласт художественной литературы на том основании,что данная продукция мыслительной деятельности не соотносит мыслимого содержанияс действительностью. В то время как соотношение с действительностью, то естьвозможность на практике проверить истинность или ложность полученных результатов,является необходимым условием осуществления всякой логической формы мысли.С логической точки зрения, в произведениях художественной литературы «заведомоисключено то, с чем может быть сопоставлена мысль, чтобы определиться в качествеистинной или ложной. Здесь мысль, хотя она и сохраняет форму утвердительногосуждения, уже не является полаганием чего-нибудь в качестве существующего илинесуществующего в действительности и поэтому не является суждением» [Ахманов:1957, 201], а следовательно, и не может рассматриваться в качестве элементапознания, то есть в эволюционном плане является вещью абсолютно бесполезной.Вопрос о логическом и референциальном статусе содержания художественных произведений,как это ни странно, волнует и языковедов. В настоящее время при решении этойпроблемы принято говорить о существовании особого рода действительности – вымышленногомира художественного произведения. Процесс создания такого рода действительностизаключается в том, что «автор художественного произведения делает вид, или "притворяется",что рассказывает о реальном мире» [Шмелев, 116].Исключая из объекта рассмотрения литературные произведения, логика автоматическиисключает из рассмотрения вопросы, связанные с художественным мышлением, а следовательно,и весь комплекс психологических ассоциативных связей, составляющих основу внутреннегомира человеческой личности. Существующие противоречия между художественным мышлением,в основе которого лежат эстетические законы развития мысли, и логическим мышлением,основу которого составляют законы познания истины, можно охарактеризовать как«борьбу против околдования нашего разума средствами нашего языка» [Wittgenstein:1953, 47]. В то же время нельзя не отметить, что средства языка были созданынашим разумом и, следовательно, не могут игнорироваться в пользу других, болееперспективных направлений познания.Художественное мышление, так же как и мышление логическое, направлено на преобразованиеокружающей действительности и в этом отношении не может рассматриваться изолированноот познавательных процессов, осуществляемых сознанием. К художественному мышлениюследует относить не только поэтическое мышление, результатом которого являетсясоздание литературных произведений, а любой процесс отображения окружающей действительности,включающий элементы субъективно-авторского видения мира, то есть осуществляемыйчерез призму индивидуального сознания. «Неудобство» художественного мышлениязаключается в его комплексности и непредсказуемости получаемых с его помощьюрезультатов, но как раз эти качества: комплексность и непредсказуемость, – также как способность к логическому анализу, составляют основу человеческой психики.Итак, мышление в логике направлено на отражение истинного положения дел вокружающем мире; мышление в психологии – на решение практических задач в процессечеловеческой деятельности (на практическое преобразование действительности);мышление в языке – на теоретическое преобразование действительности в результатесубъективного его осмысления. Но сколь бы различными ни были задачи, осуществляемыелогикой, психологией и лингвистикой, средством выражения объектов исследованияво всех структурах является язык как наиболее развитая система отражения результатовмыслительных операций, как общедоступная форма человеческого общения, храненияи передачи информации. Разница заключается в том, что в логике и психологииязык выступает как вспомогательная система информационного кодирования, а вязыкознании он составляет непосредственный объект исследования. В логике и психологиианализ проводится от мыслительных операций к языковой форме их воплощения, ав зародившемся на базе логических исследований языкознании – от языковых формк заложенному в них мыслительному содержанию.Таким образом, процесс соотношения языковых и мыслительных категорий имеетдавнюю традицию и широкие перспективы для исследования. Выработанным логикойформам отражения мыслительного содержания соответствуют языковые единицы разныхуровней. И наоборот, в языкознании существует тенденция, в соответствии с которойпод языковые единицы принято подводить определенную логическую базу. Рассмотриммеханизмы установления соответствий между мыслительными и языковыми категориямив логике и лингвистике.Соотношение категорий языка и мышления
Логика рассматривает образ внешнего мира как целый набор непосредственно воспринимаемыхиндивидуумом в процессе чувственного познания ощущений (отражений отдельныхсторон и свойств предметов или явлений окружающей действительности), восприятий(целостных отражений предметов или явлений материального мира в виде непосредственнонаблюдаемых образов) и базирующихся на их основе представлений (чувственныхобразов предметов, в настоящий момент не наблюдаемых, но способных воспроизводитьсянашим сознанием).В качестве элементарной формы абстрактного мышления выступает понятие– «мысль, в которой обобщены в класс и выделены из некоторого множества предметыпо системе признаков, общей только для этих выделенных предметов» [Ивлев: 1997,135]. Понятия – логические суррогаты представлений – являются обобщенно-схематическимотображением предметов и явлений и не могут актуализироваться в виде наглядногообраза. В качестве содержания понятия выступает признак или совокупность признаков,выделяемых с помощью абстрагирования и обобщения и, в конечном итоге, определяющихего сущность. Например, в понятие ‘водоем’ войдут все существующие на землеводоемы (озера, моря, океаны и т.д.), объединенные общими признаками: искривленнаяповерхность, наполненность водой и т.д.Понятия, соединенные между собой с помощью логической связки, образуют суждения[6], которые, в свою очередь, в соответствиис определенными правилами входят в состав умозаключений, представляющихсобой особого типа связи структурно законченных мыслей друг с другом. Стройномулогическому каркасу процесса мышления соответствуют конкретные языковые единицыразных уровней: лексемы – представлениям и понятиям; простые предложения – суждениям;сложные предложения – умозаключениям. Придавая конкретный смысл абстрактнымлогическим построениям мысли, языковые средства выражения не способны оказыватьна них влияние, они выбираются в соответствии с определенными логическими задачамии служат лишь вспомогательным материалом, обеспечивающим бесперебойный характермыслительного процесса.В силу того, что собственно лингвистическими вопросами начали заниматься относительнопоздно, в конце XVIII в., в то время, когда язык представлял сложившееся самостоятельноецелое с весьма разветвленной системой знаков и когда позиции логики были непоколебимы,самостоятельные лингвистические исследования во многом начались как отражениеили, в лучшем случае, как продолжение исследований логических.Первый этап работ по описанию языка проводился всецело в рамках критериев,выработанных логикой. Основная языковая единица – предложение – рассматривалоськак языковое выражение суждения: «Суждение, выраженное словами, есть предложение»[Буслаев, 258]. Предложение характеризуется двучленной структурой, функции субъектаи предиката в предложении выполняют главные члены – подлежащее и сказуемое.В логическом отношении второстепенные члены не отделяются от главных и вместес ними составляют логическое подлежащее и логическое сказуемое.Однако уже в то время начали возникать сомнения в правомерности такого отождествления.«Грамматическое предложение вовсе не тождественно и не параллельно с логическимсуждением. Название двух членов последнего (подлежащее и сказуемое) одинаковыс названиями двух из членов предложения, но значения этих названий в грамматикеи логике различны» [Потебня: 1958, 61]. В качестве аргумента выдвигалось следующееположение: «… для логики в суждении существенна только сочетаемость или не сочетаемостьдвух понятий, а которое из них будет названо субъектом, которое предикатом,это для нее, вопреки существующему мнению, должно быть безразлично» [Потебня:1958, 68]. Грамматические тенденции в подходе к предложению, согласно которымв основе деления на субъект и предикат лежит не логическая целесообразность,а сложившиеся в языке таксономические связи, разделяли и другие лингвисты, впоследствииобъединенные под эгидой психологического направления: « … мы берем термин "предложение"для обозначения суждения в речи, в языковедении, т.е. с точки зрения языка»[Фортунатов,127].Предложение рассматривается как выражение психологического суждения, в которомсочетаются два представления, первым из которых, исходным, является психологическийсубъект, а вторым, производным, – психологический предикат. Особенность предложения,по мнению Д.Н.Овсянико-Куликовского, состоит в его неразрывной связи с речью,с «силою языка» [Овсянико-Куликовский: 1896, 12]. Влияние, оказываемое на предложение«силою языка», обеспечивается за счет контекстуальной обусловленности языковыхединиц и заложенной в них семантической и синтаксической экспрессивностью. Осложненностьпредложения психологическими, то есть субъективными, факторами, позволяли рассматриватьего с новых сторон, вне существующих логических форм, давали толчок новым перспективнымнаправлениям лингвистических исследований.Лингвистические и логические подходы к описанию языковойструктуры в ХХ веке
К середине XX века в языкознании сложилось следующее представление о соотношениипредложения и суждения: «Суждение не может существовать вне предложения, котороеявляется формой его образования и выражения. Но если суждение выражается в предложении,то это еще не значит, что назначение всякого предложения – выражать только суждение»[Виноградов: 1954, 6 – 7].Освобождение от логических догм ускорило развитие исследований в области морфологии,семантики, синтаксиса. Основными объектами изучения становятся слово и предложение.На уровне лексемы рассматриваются морфологическое строение слова, его структурныесоставляющие, лексическое и грамматическое значение, возможности лексико-семантическойсочетаемости, вхождение в систему парадигматических и синтагматических отношений.Способность слова к образованию парадигм – вертикально построенных смысловыхобразований, в основе которых лежит определенное семантическое значение, и синтагм– линейных языковых образований – открывало широкую перспективу его исследованияв области семантики и синтаксиса.На уровне предложения рассматривается предикативность – способность актуализировать(привести в соответствие действительностью) выраженные в предложении факты;соотносящаяся с предикативностью объективная модальность, основу которой составляеткатегория наклонения глагола; субъективная модальность, базирующаяся на оценкесо стороны говорящего описываемых фактов действительности. Особое внимание уделяетсяделению членов предложения на главные и второстепенные и образованию сложныхпредложений.Углубленный лингвистический анализ, наряду с диаметрально противоположнымилогике факторами (наличием субъективной модальности или делением на главныеи второстепенные члены, часто не соответствующие логическому субъекту и предикату),выявил и ряд признаков, согласующихся с логическими принципами исследования.Например, вхождение слова в определенную парадигму, образованную на основе общегопризнака (по принципу синонимии) или противопоставление по этому признаку (наоснове антонимии), обусловливает логический метод проведения анализа от смысловойкатегории, лежащей в основе парадигмы, к лексическим средствам ее выражения.Синтаксические категории предикативности и объективной модальности устанавливаютсоответствие языковой единицы фактам окружающей действительности, то есть указываютна реальность (истинность) или гипотетичность событий, описываемых в предложении.На базе сложившегося к началу XX века формально-грамматического описания языкаот средств выражения к семантическому значению начинает развиваться противоположноенаправление лингвистических исследований, анализирующее языковые структуры отзначения к потенциальным формам его реализации. Это направление, в основе котороголежит изучение грамматического строя языка в системе его семантических функций,получило название функциональной грамматики. Идеи функционального описания языка,заложенные в работах Ф.Брюно, О.Есперсена, Ф. де Соссюра, Л.В.Щербы, получилидальнейшее развитие в целом ряде исследований: в работах по функциональной стилистике,по коммуникативному аспекту речи, в создании теории функционально-семантическихполей, в методических разработках по изучению иностранных языков, в психолингвистике.В теории функциональной грамматики (ТФГ), активно разрабатываемой в Россиив 80-х годах, основополагающее значение приобретает понятие категориальной ситуации.Категориальная ситуация, по А.В.Бондарко, имеет связь с семантикой и базируетсяна определенной семантической категории, которое составляет ядро функционально-семантическогополя, выражающего грамматическое значение: временное, модальное, локативноеи т.д.). В цикле монографий, появившихся за последние два десятилетия, рассмотреныи описаны функционально семантические поля аспектуальности, временной локализованности,таксиса, темпоральности, модальности, субъектности, объектности, персональности,залоговости и т.д. [Теория функциональной грамматики: 1987; 1990; 1991; 1992].Сложившееся в рамках ТФГ понятие категориальной ситуации по своему значениюимеет мало общего с общепринятым в лингвистике понятием ситуации, так как ориентированоне на денотативную структуру высказывания, а на способы выражения и интерпретациисмыслового содержания с помощью формально-грамматических категорий: вида, залога,наклонения, лица, числа и т.д. На содержательной стороне высказывания вниманиеисследователей сосредотачивается в той мере, в какой она может быть отраженав рамках функционально-грамматического значения составляющих ее элементов.В 20-х годах появился целый ряд логических исследований языка, получившихв дальнейшем поддержку среди лингвистов. Надо отметить, что если первая половинаXX века в целом проходила под эгидой формально-грамматического, нормативногоописания языков, то со второй половины возродился интерес к собственно логическимисследованиям, появились направления, всецело ориентированные на изучение соотношенияязыковых и мыслительных категорий. Бурное развитие науки и техники требовалосоздания новых систем кодирования информации. Изучая естественные языки формальнымиметодами, то есть описывая их структурные особенности, невозможно было до концапонять основные принципы их функционирования на ментальном уровне. Только анализ«от потребностей» к средствам их знакового выражения позволяет вскрыть логическуюструктуру и отдельные детали информационной системы, проанализировать способыее применения.В зависимости от выполняемых функций, в предложении было выявлено несколькоосновных компонентов, определяющих его значение. В качестве основного факторарассматривалась заложенная в предложении информация, описывающая фактическоеположение дел в реальной действительности. При обозначении информационной составляющейприменялись разные термины: пропозиция (пропозициональная структура), диктум,глубинная структура, семантическая структура, смысл и т.д. Объединяющим моментомв данных структурах является то, что они отражают в предложении некий семантическийглубинный инвариант, репрезентирующий в предложении ситуацию реальной действительности.В работах Ш.Балли предложено деление содержания предложения на две составляющие:диктум, передающий фактическое информационное содержание, и модус, отвечающийза субъективную оценку излагаемых фактов [Bally: 1942].Представители аналитической философии (Г.Фреге, Б.Рассел, Л.Витгенштейн, Р.Карнап,З.Вендлер и др.) исследовали язык с логической точки зрения как средство описанияфактов реальной действительности с целью познания истины и в предложении ориентировалисьна пропозицию как на логическое содержание языковой структуры, определяющейее как истинную или ложную. «Знания – это представление фактов на уровне сознания,и, так же как в случае, когда мы видим объекты, они появляются перед нами вперспективе, сквозь дымку пропозиции» [Vendler, 97].В основе выделения в составе предложения пропозициональной структуры лежитидея Г.Фреге о том, что любое утверждение ('assertion') базируется на предположении('presupposition') [7]. Выраженное с помощьюпропозиции предположение будет истинным в случае, если оно соответствует ситуацииреальной действительности, и ложным, если не соответствует. «Если я говорю 'Идетдождь', это будет истинным при одних погодных условиях и будет ложным при другихпогодных условиях. Погодные условия, то, что делает мое утверждение истинным(или ложным, такое тоже возможно), являются тем, что я называю фактом» [Russell:1971a, 182].Каждому факту действительности можно поставить в соответствие две пропозиции,одна из которых будет истинной, а другая ложной. Критерием оценки истинностиили ложности пропозиции является наше восприятие реального мира или наша практика,так как сама по себе пропозициональная структура является лишь логическим символом,указывающим на явление действительное или воображаемое. «Нет ничего в природесимволов, указывающее нам, какой из них является истинным, а какой – ложным.Если бы было, вы могли бы познавать правду о мире, изучая лишь пропозиции ине оглядываясь вокруг» [Russell:1971а, 187].Разницу между фактом и пропозицией З.Вендлер сравнивает с разницей между живойрозой и ее отображением на холсте. То, что нарисовано, тоже роза, но не реальныйобъект, а лишь представление художника об этом объекте [Vendler, 96]. Как илюбое другое представление, структура пропозиции, кроме указания на действительноеили мнимое положение дел, содержит субъективный фактор, который выражается внашем отношении к описываемым событиям: «Вы не можете просто назвать факт. Единственное,что вы можете сделать, это принять его, или отрицать его, или восхититься им,или внушить его, или захотеть его, или спросить о нем, но все эти обстоятельствавходят в понятие пропозиции» [Russell: 1971а, 188]. Глаголы 'верить', 'желать','отрицать' и т.д., указывающие на отношение субъекта к пропозиционному содержанию,получили в работах Б.Рассела соответствующие названия пропозициональных глаголов,а наличие субъективного фактора в составе пропозициональной структуры дал емуоснования в дальнейшем обозначить пропозицию как «содержание веры» ('contentof belief') [Russell: 1971в, 307].В отечественной лингвистической литературе распространено встречающееся вранней работе Л.Витгенштейна «Логико-философский трактат» («Tractatus Logico-Philosophical»,1921) следующее определение пропозиции: «Пропозиция – это то, как обстоят дела».Данная дефиниция не совсем точно отражает сущность пропозициональной структуры,и надо отметить, что в дальнейшем оно было существенно переработано автором.Действительно, указывают на то, как обстоят дела в окружающем нас мире, далеконе все пропозиции, а только те из них, которые расцениваются как истинные, соответствующиефактам реальной действительности. Рассматривая в «Философской грамматике» (1931) пропозицию как функциональнуюзависимость между событиями реального мира и их отражением в нашем сознании,Л.Витгенштейн пишет: «В определении "Это то, как обстоят дела" 'какобстоят дела' – это ключ управления к истинным функциям. Пропозиция указываетна возможность того состояния дел, которое она описывает» [Wittgenstein: 1974,20]. Сравните определение, предложенное З.Вендлером: «Пропозиция – это субъективноепроявление ('the subjective appearance') объективной возможности ('objectivepossibility'), а в случае ее истинности – проявление факта» [Vendler, 96].Основу предложенной Н.Хомским генеративной (порождающей) грамматики составилаидея о том, что не только семантическое значение, но и синтаксическая формапредложения обладает в сознании носителей языка определенной конфигурацией.Сравнивая два предложения: (1) Colorless green ideas sleep furiously (Бесцветныезеленые идеи яростно спят) и (2) Furiously sleep ideas green colorless (Яростноспать идеи зеленый бесцветный), – Н.Хомский приходит к выводу, что «предложение(1) и (2) бессмысленны в равной степени, но только первое из них любой носительязыка распознaет как соответствующее грамматическому строю языка» [8][Chomsky: 1965, 15]. Задача генеративной грамматики, по словам Н.Хомского, заключаетсяв том, чтобы снабдить субъекта речи аппаратом для производства предложений награмматическом уровне: «Наиболее важным аспектом проявления лингвистическойкомпетенции является то, что мы можем назвать "языковым творчеством",то есть умением говорящего создавать новые предложения, предложения, которыетотчас же воспринимаются слушателями вне зависимости от того, слышали они ихкогда-нибудь раньше или нет» [Chomsky: 1969, 11].Расчленив структуру предложений на отдельные синтаксические составляющие ивыявив закономерности их построения, Н.Хомский приходит к выводу, что любаяоблеченная в фонетическую форму и обладающая определенным семантическим значениемповерхностная структура (то есть имеющееся в нашем распоряжении предложение)с помощью трансформаций на синтаксическом уровне может быть приведена к базовомусинтаксическому инварианту – глубинной структуре, наиболее точно отражающейописываемую ситуацию реальной действительности. Например, все предложения типа«what did John eat» (что Джон ел), «who ate an apple» (кто ел яблоко), «Johnate an apple» (Джон ел яблоко), «did John eat an apple» (Джон ел яблоко (?))представляют собой грамматические производные базового синтаксического варианта«John eats an apple» (Джон ест яблоко) [Chomsky: 1965, 69-72].В отличие от глубинной структуры, ориентированной на воспроизведение базовогосемантического значения, поверхностная синтаксическая конфигурация имеет фонетическоеоформление и определяется субъективными особенностями производителя речи: «грамматикаотражает поведение говорящего, который на основе конечного и случайного опытавладения языком может создавать и воспринимать бесконечное число новых предложений»[там же, 15].Семантические приоритеты в анализе языковых явлений. Созданиелингвистической философии
В 60-е годы XX века получила распространение генеративная семантика, представителикоторой – Дж.Катц, П.Постал, Дж.Лакофф и другие – уделяли особое внимание семантическомуаспекту. Семантический компонент предложения наряду со звуковым фонетическимрядом является производным от синтаксической структуры и базируется на способностиговорящего определить значение любого предложения как функционально обусловленнуюсовокупность входящих в его состав известных ранее лексических единиц. Представителигенеративной семантики указывали на то, что синтаксическая интерпретация невсегда однозначно указывает на семантическое значение предложения, так как внутрипредложения существуют различные варианты деления на синтаксические группы.Например, в предложении «I like little boys and girls» ('Мне нравятся маленькиедевочки и мальчики') прилагательное 'little' в позиции перед однородными существительными'boys and girls' может в равной степени относиться как только к первому из них«I like (little boys) and girls», так и к обоим сразу «I like (little boys andgirls)», в зависимости от чего меняется семантическое значение предложения [Kats,Postal, 24].При описании языка от функциональных потребностей к средствам выражения, кромепознавательной (когнитивной) функции, отражающей положение дел в окружающейдействительности, были выявлены коммуникативная, эмоциональная, волюнтативная(функция воздействия), поэтическая и другие целевые установки. На определенномэтапе эволюционного развития неизбежна трансформация мыслительных процессов:статичный наблюдательно-познавательный характер мышления сменяется преобразовательно-деятельностнойактивностью, в результате чего процесс познания в целом принимает эгоцентрическуюнаправленность.Когда человек из бесстрастного наблюдателя превращается в лицо заинтересованное,способное не только к наблюдению за природными явлениями, но и к управлениюими, акт передачи информации становится более структурированным. В коммуникативныепланы говорящего наряду с сообщением о положении дел в реальной действительностивключается намерение воздействовать на поведение или сознание слушающего с цельюизменить его точку зрения или заставить выполнить определенное действие. Языкиз средства осуществления исключительно познавательной функции переходит в разрядинструмента, который обеспечивает выполнение практических целей и задач повседневнойжизни. На первый план выдвигается конвенциональный аспект словоупотребления,связанный не столько с собственно языковыми структурами, сколько с обстановкойобщения, с поведением коммуникативных партнеров, с целевыми установками отправителяречи, с выбором коммуникативной тактики при произнесении той или иной фразы.Размышляя о множественном характере использования языка, Л.Витгенштейн сравниваетпроцесс словоупотребления с популярными среди детей лингвистическими играми.Например, играющий с помощью жестов, мимики или телодвижений описывает слова,в соответствии с которыми должен действовать представитель другой команды; илиученик называет предметы, на которые ему указывает учитель [Wittgenstein: 1953,5]. «Здесь термин "лингвистическая игра" предназначен для того, чтобысделать более отчетливым тот факт, что общение является частью человеческойактивности, или одной из форм его жизни» [там же, 11]. К лингвистическим играм,по мнению Л.Витгенштейна, можно отнести самые разнообразные формы обращенияк языку: выражение приказов и подчинение им, описание внешнего облика объектаили его физических параметров, конструирование объекта в соответствии с описанием,отчет о событии, размышление о событии, составление и проверка гипотез, представлениерезультатов эксперимента в таблицах и диаграммах, составление рассказа и егочтение, актерское мастерство, пение, отгадывание загадок, придумывание шуткии ее пересказ, решение проблемы с помощью арифметических действий, перевод содного языка на другой, постановку вопроса, выражение благодарности, проклятия,приветствия, молитвы и многое другое [там же, 12].Разносторонний характер целевого назначения коммуникативного акта нашел отражениев создании нового направления исследований – лингвистической философии, объединившейразличные языковые, психолингвистические, логические и философские течения:теорию речевых актов, прагматику, актуальное членение предложения, философию«обыденного языка» и др. Представители лингвистической философии рассматривалиязык как средство достижения практических целей и удовлетворения насущных потребностейчеловека. В работах по лингвистической философии коренным образом меняется отношениек процессу говорения. Исследовательские рамки коммуникативной активности значительнорасширяются и кроме языковых средств выражения включают целый спектр экстралингвистическихфакторов: языковую компетенцию участников речевого акта, их взаимодействие впроцессе коммуникации, обстановку, в которой эта коммуникация осуществляется,целевые установки субъекта и адресата речи, речевой этикет, индивидуальные особенностиупотребления языковых средств и т.д.Особенность обыденной философии состоит в том, что она является результатомвзаимодействия целого ряда факторов: национального своеобразия, фольклора имифотворчества, религии, системы эстетических и этических ценностей, жизненногоопыта и традиции. В России философия «обыденного языка» получила развитие вразработке ряда концептов, образующих обширную область лексики естественныхязыков, в которой находят отражение практические взгляды человека, его отношениек свободе и воле, времени и вечности, добру и злу, правде и истине, силе и действиюи т.д. [9].Отправным моментом для начала исследований концептуальной природы лексическихединиц послужило создание в 1989 году проблемной группы «Логический анализ языка»,в рамках которой стало проводиться изучение встречающихся в языке слов (концептов),семантическое значение которых отражает мировоззрение данного языкового коллектива.От собственно философских терминов данные языковые структуры отличает связьс реальной жизнью, с практической деятельностью человека. «Есть предметы порядкадуховного, которых жизненное значение для нас прямо определяется, кроме их собственныхреальных свойств, еще и тем понятием, которое мы о них имеем» [Соловьев, 343].Понятие концепта в настоящее время находится в стадии формирования и развития.Введенный в обиход А.Вежбицкой [Wierzbicka: 1985] как объект из мира «Идеальное»,соотносящийся с именем и воплощающий культурно-обусловленные представления человекао внешнем мире, этот термин как нельзя лучше отразил предметно-смысловое и идеологическоесвоеобразие лексического состава русского языка и прочно вошел в отечественнуюлингвистику. По мнению Р.М.Фрумкиной, появление концепта знаменует новый этапв развитии семантических исследований, «сдвиг в ориентациях: от трактовки смыслакак абстрактной сущности, формальное представление которой отвлечено и от авторавысказывания, и от его адресата, к изучению концепта как сущности ментальнойпрежде всего» [Фрумкина, 30]. Кроме данных словарной статьи понятие концептавключает в себя сведения об этимологической сущности и истории слова, о динамикеего исторического развития, о национальном своеобразии и субъективных аспектахзначения. В рамках концептуального представления рассматривается связь лексемыс ментальными операциями, лежащими в основе ее формирования, а также учитываетсявлияние, оказываемое лексической единицей на личность – субъект владения заложеннойв ней информацией. Комплексность и идеологический характер представления лексемспособствовали тому, что привычный термин «понятие», ориентированный на логическуюинтерпретацию действительности, в рамках лингвистических исследований был преобразованв новую категорию – в концепт.Представление о языке как об уникальной структуре, отражающей этапы развитиячеловеческого сознания, существовало в языкознании задолго до идеи концептуальногоописания лексики. «Язык имеет собственную археологию. Живая летопись слов заходитв те отдаленные эпохи древности, когда человек еще не писал своей истории; эталетопись повествует нам о таких фактах, которые не могут быть добыты никакимираскопками, не могут быть прочитаны ни на каких папирусах; она способна намрассказать историю духа человеческого» [Крушевский, 134].В самом деле, если в мифах, преданиях и произведениях народно-героическогоэпоса воплощается пространственно-образное статическое восприятие действительности,то лексические единицы способны передать динамично-деятельностный аспект сознания:развитие языка как формы отражения представлений о мире и о личности, а такжеинструмента, способного решать практические задачи, возникающие в процессе познания.Призывая изучать историю слова, которая не сводится к его этимологическому значению,а охватывает весь временной и понятийный срез его функционирования, В.В.Виноградовписал: «В судьбах слов раскрываются законы изменения значений – на разных стадияхязыка и мышления – со всеми социально-обусловленными отклонениями в развитииотдельных цепей явления» [Виноградов: 1994, 13]. Предложенное В.В.Виноградовымв работе «Слово и значение как предмет историко-лексикологического исследования»описание слова «личность» [там же, 272 – 305] является по сути образцовым концептуально-историческимпредставлением данного понятия в русском языке в контексте его формированияи развития, в ходе преломления его значения во времени и пространстве с учетоммногообразия существующих парадигматических и синтагматических связей.Особый статус понятия «концепт» в русском языкознании во многом объясняетсязначением и ролью русской литературы, которая представляет собой особую смысловуюструктуру, передающую комплексное и часто противоречивое субъективно-личностноевосприятие действительности. «Русская литература – самая профетическая в мире,она полна предчувствий и предсказаний, ей свойственна тревога о надвигающейсякатастрофе» [Бердяев, 53]. Обреченность рождала трагизм восприятия окружающейдействительности, крайне обостренное отношение к происходящим в мире событиям.«Русской литературе свойственны сострадание и человечность, которые поразиливесь мир» [там же]. Глубинно-философский смысл художественных и публицистическихтекстов нашел отражение в мировоззренческом статусе составляющих их лексическихединиц, и этот феномен не мог не быть отмечен в отечественных лингвистическихисследованиях.Если в России внимание лингвистов сосредоточено на онтологическом характереязыковых единиц, то на Западе интерес исследователей в большей степени был связанс прагматической стороной языковых явлений.Теория речевых актов Джона Остина
В начале XX века вопросы, связанные с формированием речи, то есть воспроизведениемязыковых единиц в процессе коммуникации, исследовались главным образом при сопоставленииее с языком как потенциальной системой знаков, предназначенных для храненияи передачи информации. Речь рассматривалась как сугубо индивидуальное словотворчество,обладающее определенной коммуникативной и стилистической направленностью, обусловленнойразличными сферами человеческой деятельности (научно-теоретической, бытовой,поэтической). В середине 50-х годов английским философом Дж.Остином была разработанатеория речевых актов, согласно которой единицей коммуникации становится ужене предложение или высказывание, а речевой акт, связанный с выражением утверждения,вопроса, объяснения, описания, благодарности, сожаления и т.д. и осуществляемыйв соответствии с общепринятыми принципами и правилами поведения.Теории речевых актов, начало формирования которой относится к 30-м годам ХХвека, предшествовало наблюдение над тем, что далеко не все общепринятые в естественномязыке фразы поддаются верификации, с точки зрения логики, как истинные или ложные.Целый ряд высказываний – таких, например, как Я даю этому кораблю название«Свобода», Я извиняюсь, Я приветствую вас, Я советую вам это сделать и т.д.[10] – не содержат никакого утверждения, алишь указывают на совершение определенного действия или на обещание (совет)совершить это действие. Подобные фразы, репрезентирующие в процессе коммуникацииобщепринятые акты (официальные акты именования, присвоения званий, ритуальныеформулы, формулы речевого этикета, директивы и т.д.), были названы Дж.Остиномперформативами ('performatives') – в противоположность рассматриваемым в логикеутвердительным выражениям, обозначенным автором констативами ('constatives')[Austin: 1962]. Выявленный тип высказываний получил название иллокутивных актов('illocutionary acts'), а выражаемые с помощью перформативных глаголов (желать,просить, запрещать, угрожать, советовать, именовать и других) значения былиобозначены как иллокутивные силы ('illocutionary forces').Иллокутивные акты совершаются субъектом речи с учетом выработанных в процессекоммуникации норм поведения и, наряду с описанием фактов реальной действительности,включают обязательную целевую установку (иллокутивную силу) и целый ряд составляющих,связанных с предварительным обдумыванием и отбором лексических и синтаксическихсредств, соответствующих разговорной ситуации и коммуникативным намерениям говорящего.Существует огромное количество моментов, которые должны быть отдельно рассмотреныи взвешены в этой связи: факты; ситуация, связанная с отправителем речи, с егоцелями; ситуация, связанная со слушателем; точность передачи информации. «Еслимы намерены ограничиться идиотической или идеальной простотой, нам никогда неудастся отделить правду от того, что ею не является, но имеет под собой основания,законные, достойные, тщательно подобранные, веские и т.д., нам не удастся отделитьобщее от частного, полноту от немногословности и т.п.» [Austin: 1963, 33].К разряду иллокутивных актов было отнесено значительное количество языковыхвыражений, в том числе и утвердительных, на том основании, что любое утвердительноеизречение имеет своей целью донести до адресата определенную информацию, убедитьего в том, что дела обстоят так-то и так-то, т.е. обладает интенциональной направленностью.«Английские глаголы и глагольные сочетания, ассоциирующиеся с иллокутивнымиактами, следующие: утверждаю, описываю, предупреждаю, отмечаю ('remark'), комментирую,командую, приказываю, прошу, критикую, извиняюсь, порицаю, санкционирую (approve),приветствую, обещаю, выражаю одобрение ('express approval') и выражаю сожаление('express regret'). Остин заявил, что в английском языке – более тысячи подобныхвыражений» [Searle: 1991a, 254].Иллокутивные акты связаны с говорящим, позиция адресата речи, по Дж.Остину,представлена в перлокутивных актах ('perlocutionary acts'), которые отражаютэффект, произведенный в результате иллокутивного воздействия. Убеждение, отрицание,удивление, страх, возникающие у слушателя в процессе восприятия, относятся кперлокутивным силам ('perlocutionary forces'). Значения иллокутивных и перлокутивныхактов не всегда совпадают, так как далеко не всегда заложенные в речевом актеиллокутивные силы приводят к желаемому результату. Успех в достижении перлокутивногоэффекта зависит от ряда факторов: лингвистических средств выражения, обстановки,в которой совершается коммуникация, личности субъекта восприятия и т.д.Заслуга Дж.Остина состояла в том, что процесс говорения был рассмотрен некак сочетание общепринятых символов, построенное по определенным фонетическим,семантическим и синтаксическим правилам и отражающее положение дел в окружающейдействительности, а как продукт индивидуального словотворчества, обусловленныйличностными качествами говорящего и стоящими перед ним целями и задачами, тоесть поставлен в прямую зависимость от его производителя – субъекта речи. Личностиотправителя и адресата речи связали воедино все многочисленные разрозненныеаспекты предложения, которые ориентировались не на передачу фактической информации,а на ее интерпретацию. На базе и под влиянием теории речевых актов началосьформирование прагматики как независимого направления лингвистических исследований,отвечающего за субъективный фактор процесса формирования и функционированияязыковых единиц в речи.Разработка общих принципов коммуникативной деятельностив рамках прагматических исследований
Термин «прагматика» впервые получил обоснование в работе Ч.Морриса «Основаниетеории знаков» (1938) как раздел языкознания, который наряду с семантикой исинтаксисом образует область семиотических исследований. Прагматика изучаетотношение знаков к их интерпретаторам ('the relation of signs to interpreters');семантика – отношение знаков к объектам, которые они замещают ('the relationsof signs to the objects to which the signs are applicable'); синтаксис – отношениязнаков между собой ('the relations of signs to other signs') [Morris: 1938,6-7]. В более поздних работах Морриса данные определения были существенно переработаныи прагматика была представлена как раздел семиотики, который изучает происхождение,использование и результат воздействия знаков ('that portion of semiotic whichdeals with the origins, the uses, and effects of signs within the behavior inwhich they occur') [Morris: 1946, 1971].В работе Р.Карнапа (1942) различия между прагматикой, семантикой и синтаксисомформулируются в русле раннего определения Ч.Морриса следующим образом: «мы различаемтри области исследования языка. Если исследование имеет отношение к говорящемуили, используя более общий термин, к пользователю, мы определяем его как областьпрагматики. Если мы абстрагируемся от пользователя и анализируем только выраженияи объекты, которые они обозначают, мы имеем дело с семантикой. Если мы, наконец,абстрагируемся от объектов реальной действительности и анализируем отношениямежду выражениями, мы в рамках (логического) синтаксиса. Весь раздел языкознания,состоящий из трех вышеупомянутых областей, называется семиотикой» [Karnap: 1942,9].В настоящее время не существует четких границ, определяющих предмет собственнопрагматических исследований. К прагматике относится весь комплекс вопросов,связанных с личностями отправителя и адресата речи в процессе производства речии при ее декодировании, с отношениями между участниками коммуникации, с ситуацией,в которой осуществляется общение, с использованием стилистических и эмоциональныхсредств языка. Данное положение настолько нетипично для языкознания, что далоповод для иронического замечания со стороны Дж.Серля, Ф.Кифера и М.Бервиша,редакторов весьма уважаемого сборника «Теория речевых актов и прагматика»: «"Прагматика"является одним из тех слов (наряду со словами "общественный", "когнитивный"и другими), которые создают впечатление чего-то специфического и в техническомотношении поддающегося толкованию, в то время как на деле не имеют четкого значения»[Speech Act Theory and Pragmatics, Introduction].В рамках данной книги мы будем понимать под прагматикой область исследований,предметом изучения которой является выбор языковых средств для оптимальноговоздействия на адресата и достижения коммуникативной цели в условиях заданнойситуации общения. На современном этапе развития языка, когда в распоряженииего носителей находится огромный запас языковых средств и опыт в их употреблении,на первое место выходят вопросы, связанные не столько с тем, как отразить тоили иное мыслительное содержание, сколько с тем, как отразить его наилучшимобразом, то есть решить коммуникативные задачи в самые короткие сроки и с максимальнымэффектом воздействия на адресата речи. Прагматика является областью исследованияна стыке лингвистики, психологии и социологии, которая анализирует общие принципыкоммуникативной деятельности индивидуума и отвечает за конкретное формированиелогической основы диалога-общения.В русле прагматических исследований стали развиваться идеи Г.Фреге о том,что для выражения мысли существуют не только лингвистические способы, связанныес употреблением языковых единиц в речи [11].Иногда для того, чтобы коммуникация состоялась, достаточно или не высказать(утаить от собеседника) требуемую информацию, или намекнуть на нее с помощьюопосредованных средств выражения. Например, если в рецензии на диссертацию указывается,что диссертация написана четким, красивым почерком и все страницы тщательнопронумерованы, окружающим становится ясно, что других достоинств, по мнениюоппонента, данная работа не имеет и ее «научный потенциал» оставляет желатьлучшего. Опуская информацию о научном содержании диссертации, оппонент доноситдо слушателей мысль об определенном уровне этой работы. Рассмотрим другой пример:'Smith has left off beating his wife' (Смит перестал бить свою жену) [12].В этом предложении, наряду с выраженным лингвистическими средствами указаниемна прекращение процесса побоев, содержится дополнительная информация (пресуппозиция)о том, что раньше Смит бил свою жену и, вероятно, делал это регулярно. Мы неможем проигнорировать эту информацию, так как в противном случае (то есть еслипредположить, что Смит раньше не бил свою жену) данное высказывание не имеетсмысла.Когда мы вступаем в общение, мы ожидаем, что человек, с которым мы говорим,обладает как определенными знаниями в той или иной области, так и навыками ведениядиалога. Например, если мы начинаем говорить о политике, мы предполагаем, чтонаш собеседник в состоянии поддержать предложенный разговор (имеет элементарныепредставления о государственном устройстве или о политических событиях в странеи за рубежом); в противном случае мы выбрали бы для общения с ним тему менеесложную: поговорили бы о погоде.Ситуация общения представляет собой многокомпонентный процесс, который формируетсяи регулируется не только лингвистическими средствами, но и различными контекстуальнымиспособами и конвенциональными установками, сложившимися в обществе и доступнымидля всех его членов. Эти установки легко выводимы и обладают количественнымии качественными показателями. Если человек, с которым вы разговариваете, адекватнореагирует на ваши реплики, умело развивает тематику разговора, вежлив и предупредителен,то он, как минимум, заслужит характеристику «приятного собеседника». Если онне в состоянии высказать ни одной новой для вас мысли, но при этом крайне многословени навязчив, а на вопрос «Как дела?» начинает подробно расписывать все мелкиесобытия, произошедшие с ним за последний месяц, то ваше мнение о нем, скореевсего, будет противоположным.Формирование высказываний участниками разговора происходит в соответствиис выведенным П.Грайсом общим принципом общения ('Cooperative Principle'): «Накаждой стадии общения делай свой вклад в развитие диалога в таком объеме и такимобразом, как этого ожидает твой собеседник, учитывая цель или направление разговора,в котором ты участвуешь» [Grice: 1991, 307] [13].Для объяснения условий, оказывающих влияние на логическую основу коммуникации,вводится понятие импликатуры. Под импликатурой, согласно П.Грайсу, понимаетсяинформация, обусловленная ситуацией общения, но не связанная непосредственнос содержанием участвующих в речи языковых единиц, которая в соответствии с общепринятымиправилами логической трансформации может быть извлечена адресатом речи из лингвистическогоконтекста или из ситуации общения.В соответствии с теорией П.Грайса содержание высказывания можно разделитьна три условные части: то, что говорящий подразумевал при его формировании;то, что сказано (выражено им лингвистически); то, что вовлечено в ситуацию общения(выражено логическими средствами). Последняя часть делится на две категории:общепринятые, или конвенциональные, импликатуры ('conventional implicature')и разговорные импликатуры ('conversational implicature'). Например, в высказывании«Он англичанин и, следовательно, храбр» ('He is an Englishmen; he is, therefore,brave') общий смысл не сводится к простой сумме смыслов первой и второй частипредложения ('Он англичанин' + 'Он храбр'), а включает дополнительную конвенциональнуюинформацию: 'Он храбр именно потому, что он англичанин' [там же]. Общепринятыеимпликатуры обусловлены лингвистическими средствами, формирующими высказывания,в то время как разговорные импликатуры относятся к общей ситуации общения изависят от поведения участников информационного обмена: от того, достовернали представленная говорящим информация, уместна ли она в условиях данного разговора,понятна ли слушающему и т.д.Разработанные П.Грайсом правила ('maxims'), вытекающие из общего принципаобщения и определяющие поведение субъектов речи, направлены на то, чтобы в кратчайшиесроки и с максимальным результатом достигать поставленных коммуникативных целей.Эти правила следующие: 1) правило количества ('maxims of Quantity'): делай свойвклад в развитие разговора настолько информативным, насколько это требуетсяситуацией в зависимости от текущих целей информационного обмена; 2) правилокачества ('maxims of Quality'): не говори того, что считаешь ложным; 3) правилоизложения ('maxims of Relation'): говори только то, что относится к делу; 4)правило поведения ('maxims of Manner'): ясно выражай свои мысли (избегай неясностии двусмысленности, будь краток и организован) [там же, 308-309].Достоинством теории П.Грайса является то, что в ней были выявлены новые, ранеене исследуемые способы логической организации коммуникативного общения, участвующиев формировании значения высказываний и оказывающие влияние на ситуацию общенияв целом. Теория П.Грайса объединила многочисленные компоненты (лингвистические,психологические, социологические, этические и др.), образующие коммуникативныйдискурс и определяющие в конечном итоге не только правила и тактические принципыведения разговора, но и его смысл.Идеи структурализма и лингвистический поворот в философии
Истоки структурализма, в основе которых лежит возможность расчленения языковыхструктур на взаимообусловленные составляющие, были заложены в работах Г.Фреге,Ч.Пирса, Ф. де Соссюра, Ж.Пиаже. Комбинационный момент, являющийся неотъемлемойчастью языковой системы, как нельзя лучше сочетается с предположением о ее структурнойорганизации. Сама идея структуры, по словам Ж.Пиаже, «означает идеал внутреннейсамодостаточной стройности, и, чтобы понять его, нам нет необходимости ссылатьсяна разные не относящиеся к делу обоснования этой структуры». Вторым существенныммоментом является то, что «все структуры вообще, несмотря на все свое многообразие,имеют какие-то общие и, возможно, основополагающие свойства» [Piaget, 5].Рассматривая пропозицию как функцию от предикатов, Г.Фреге и Ч.Пирс указывалина то, что последние являются лишь потенциальными носителями информации, обретающимисмысл только в сочетании с именем. «Возьмем пропозицию 'Два – простое число'.С лингвистической точки зрения мы различаем в ней две составляющие: субъект'два' и предикат 'простое число' … Первая составляющая 'два' – имя собственное,которое указывает на определенное число и обозначает объект. Оно может употреблятьсянезависимо, без сочетания с другим компонентом. Предикативная же составляющая'простое число' … требует распространения и не обозначает никакого объекта.Первую составляющую я называю насыщенной, а вторую – ненасыщенной» [Frege: 1984,280-281] [14].В «Курсе общей лингвистики», впервые опубликованном в 1916 году, Ф. де Соссюррассматривал язык как систему знаков, которые приобретают значение только черезсвязь с другими элементами этой системы. Рассматривая звуковую оболочку словакак то, что обозначает (означающее), а его значение как то, что обозначено (означаемое),Соссюр отмечал, что «фонемы характеризуются не только, как можно было бы подумать,своими собственными характеристиками, но и тем, чем они отличаются друг от друга.Фонемы главным образом противопоставлены друг другу как сходные и различныесущности» [Saussure, 119]. Теоретические исследования Соссюра были в дальнейшемприменены при анализе звуковых систем языка.В рамках общей теории создания систем искусственного интеллекта и возможноститрансформации языковых структур в 70-х годах ХХ века были предприняты попыткиописать язык по принципу «Смысл <-> Текст». Основная идея такого описаниясостоит в создании особого рода языка, позволяющего отображать любой текст ввиде формально-семантической знаковой системы, которая, с одной стороны, аналогичнаисходному содержанию текста, а с другой – доступна для обработки на ЭВМ.Использование семантических знаковых моделей текста включает возможность двустороннегопреобразования текстового материала: аналитическое разложение текста любой степенисложности и перевод его на формальный семантический язык, а также синтетическоеего воссоздание, реконструкцию формальной семантической структуры на уровнеестественного языка. В России исследования по созданию языковой модели естественногоязыка получили развитие в работах А.К.Жолковского и И.А.Мельчука. В предложенноймодели преобразования естественного языка в соответствующие смысловые категориии воссоздания текста на основе соотносящихся с ним смысловых знаковых структурсмысл выступает как некий инвариант, представляющий собой «пучок соответствиймежду реальными равнозначными высказываниями, фиксируемый с помощью специальнойсимволики – семантической, или смысловой, записи» [Жолковский, Мельчук, 7].Предложенная языковая модель «Смысл <-> Текст» предполагает пять основныхуровней представления: семантический, синтаксический, морфологический, фонологический(фонемный) и фонетический, – которые отображаются с помощью особого знаковогокода. Например, значение ‘очень’ передается с помощью знака Magn, образованногоот латинского ‘magnus’ (большой)). Запись словосочетания, содержащего данноесмысловое значение, будет выглядеть следующим образом: Magn (брюнетка)= жгучая; Magn (рана) = глубокая; Magn (знать) = назубок, каксвои пять пальцев [Мельчук, 80]. Язык модели «Смысл <-> Текст» разрабатывалсяпод влиянием исследований в области автоматического перевода, анализа и синтезатекстов по принципу формального семантического описания, использующего однозначнуюи логически последовательную символику. В качестве обязательного критерия, положенногов основу символического лингвистического кода, выдвигалось требование о возможностииспользования данной модели или ее составляющих в вычислительной технике.Мышление, несмотря на всю комплексность этого понятия, представляет собойпроцесс оперирования аналогами объектов реального мира и включает в себя двестороны восприятия: объективную, затрагивающую описание фактического положениядел в этом мире, и субъективную, указывающую на отношение к ним со стороны мыслящегосубъекта. Устанавливая приоритет познания законов окружающей действительности,сторонники логического подхода намеренно сужали круг своего рассмотрения доуровня отражения объектов, их свойств и структурных составляющих, их взаимодействияи взаимообусловленности при перемещении в пространстве и времени, оставляя запределами исследования мир психики, то есть те сложные рефлекторные процессы,которые возникают в сознании индивидуума как реакция на соприкосновение с этойдействительностью.Даже те исследования, которые проводились с учетом личностных качеств и интенциональныхустановок субъекта речи, ориентировались на язык как на идеальную упрощеннуюструктуру, доступную для манипулирования на уровне логических категорий. Нарядус нейтральными общепринятыми лексическими единицами кодирования объектов – словамии словосочетаниями, система языка включает сложные ассоциативно-образные лингвистическиекомплексы, позволяющие не только именовать объекты действительности, но и дополнительноотражать малейшие нюансы их восприятия. Сетуя на несовершенство языка, в которомсуществуют различные варианты для обозначения одного и того же явления, никогдане совпадающие полностью по значению, Г.Фреге писал: «Я хотел бы только подчеркнуть,что различные выражения тем не менее весьма часто имеют что-то общее, то, чтоя называю смыслом или – в случае особого типа предложений – мыслью … таким образом,разница в выражении не затрагивает смысл, а затрагивает только восприятие, оттенокили окраску мысли, и безразлична для логики» [Frege: 1980а, 46].Витгенштейн в одном из своих философских наблюдений обратил внимание на глубокиекорни весьма распространенной в философии традиции подмены понятия 'одинаковый'понятием 'тот же самый'. Когда мы пытаемся найти нужный оттенок того или иногозначения, подбирая синонимы или описывая наше представление, «вопросом рассмотренияв философии является только то, где именно у нас возник соблазн употребить тоили иное выражение. То, что мы хотели сказать, в этом случае не относится кфилософии» [Wittgenstein:1953, 91].Такое положение дел не осталось незамеченным среди философов. С одной стороны,нельзя было больше игнорировать противоречия между методологическими приемамии аппаратом философского исследования и реалиями обычного языка; с другой стороны,требовали концептуального решения те явления, которые в течение долгого времениотбрасывались как недостойные философского рассмотрения.Отстаивая позиции того направления в философии, которое занималось изучениемобыденного языка, и высказывая критические замечания в адрес сторонников «чистой»науки, П.Грайс отмечал: «Они хотят, чтобы философия была возвышенной, принималаво внимание только важную теоретическую информацию, которая способствовала быразрешению или мировых вопросов, или проблем отдельной личности, или их обоих.Им я хочу возразить: вы желаете невозможного; философия никогда и не выполнялатакой задачи, хотя иногда могло показаться, что она это делала (и практическиепоследствия этого оказывались далеко не всегда очень благоприятными)». В жалобахна то, что философия больше не в состоянии решать практические проблемы, помнению П.Грайса, «не больше смысла, чем в жалобах на то, что по звездам невозможнобольше предсказать развитие мировых событий» [Grice: 1989, 179 – 180].Вместо решения глобальных вопросов философия должна обратиться к рассмотрениюобычных вещей. Во второй половине ХХ века все чаще стали раздаваться предложенияповысить интерес к анализу собственно языковых явлений. Эти предложения в дальнейшембыли объединены в рамках направления, обозначенного в ряде работ как лингвистическийповорот ('linguistic turn') в философии. Сам термин 'лингвистический поворот'впервые появился в работе Г.Бергмана: «Все философы, исследующие язык ('linguisticphilosophers'), рассуждают о мире с помощью соответствующего языка. Это лингвистическийповорот, первый шаг на пути примирения философов, рассматривающих обычный иидеальный языки» [Bergmann: 1964, 177]. В дальнейшем термин получил широкоераспространение благодаря сборнику статей, вышедшему под редакцией Р.Роти «Лингвистическийповорот: последние эссе в области методов философии» [The Linguistic Turn].М.Блэк, обращаясь к тем, кто думает, что существует логическое соответствиемежду языком и реальностью, пишет: «Концепция языка как зеркала, отражающегодействительность, в высшей степени ошибочна». Язык должен приспосабливатьсяк отражению как реальных связей, так и исключений из них. Но чтобы соответствоватьэтому, он должен обладать возможностью выразить не только то, что есть, но ито, что могло бы быть. «Если довольствоваться меньшим, следует примириться сбезмолвием, требовать бoльшего невозможно. Нет дорог, ведущих от грамматикик метафизике» [Black: 1967, 335].Подводя итог философских исследований языка, начиная с логического анатомизмаБ.Рассела и Л.Витгенштейна и заканчивая представителями конструктивизма, Р.Ротиписал об определенном тупике, который возник в философских исследованиях к серединевека, и указывал на то, что в настоящее время «философские проблемы могут бытьрешены (или упрощены) или путем реформирования языка, или путем приобретениябольших знаний о языке, на котором мы говорим» [The Linguistic Turn, 3] [15].При существующем в философии и логике подходе к анализу языка язык может бытьили преобразован ('reformed') в другую структуру, более приспособленную дляфилософских исследований, или понят ('understood'). Вслед за работой Р.Ротипоявился целый ряд исследований, в которых указывалось на необходимость поворотак изучению собственно языковых явлений [16],остававшихся до этого времени за пределами внимания философии и логики. «Обстоятельстватаковы, что мы используем обычный язык, чтобы обозначить цель, мотив, возможность,но мы говорим о зле с помощью таких метафор, как охлаждение, заблуждение, тяжесть,рабство. Более того, эти первичные символы не встречаются, пока они не погруженыв сложные сюжетно-тематические картины мифа, который повествует о том, как появилосьзло» [Ricoeur: 1977, 316]. С прямого пути феноменологического описания языкаП.Рикёр предложил свернуть на «окольную дорогу», которая ведет в сторону исследованиягерменевтики символов, «существующих не на уровне сознания говорящего, а наболее глубоком уровне неосознанного» [там же].Сходные проблемы обозначены и в работе Г.Стейнера, в которой отмечаются трудности,возникающие при переводе встречающихся в текстах многочисленных образных и идиоматическихвыражений с одного языка на другой в условиях отсутствия специально разработанногоуниверсального лингвистического кода, необходимого для их интерпретации [Steiner,23 – 34].Таким образом, многие структурные составляющие языка, в частности, связанныес образной системой языка, в течение долгого времени выпадали из внимания логикови философов, так как, с одной стороны, они не могли быть верифицированы какистинные или ложные, и, с другой стороны, не могли быть использованы при общепринятомподходе в решении задач, связанных с познанием окружающей действительности.В настоящее время сложилась ситуация, когда теория исследования метафорическихконструкций (довольно обширная и хорошо изученная область лингвистики) развиваетсяавтономно, как бы в подвешенном состоянии, не имея логического фундамента, объясняющегоглубинные, на уровне подсознания, механизмы возникновения и развития этого явленияв системе языка. Чтобы приблизиться к решению этой проблемы, необходимо начатьисследования с вопросов, рассматривающих способы соотнесения языковых единицс объектами реальной действительности, то есть обратиться к теории референции.Глава II. АССОЦИАТИВНО-ОБРАЗНОЕ МЫШЛЕНИЕ И ЕГО РОЛЬ В ПРОЦЕССЕ ПОЗНАНИЯ
Язык как средство отображения объективной реальности
Особенностью существования человека является то, что он живет как бы «в двухв физическом пространстве; как «субъект мысли» ('as a «mind»') он живет и общаетсяс объектами совсем другого рода: он воспринимает и приобретает их, носит в себеи передает их различными способами другим жителям этого мира, другим субъектаммысли» [Vendler, 92]. Между миром реальных объектов и миром мыслей существуетпостоянная взаимосвязь. Мы обращаемся к действительности, чтобы закрепить иверифицировать существующие в человеческом сознании образные отпечатки внешнихобъектов, и, наоборот, мы оперируем понятиями, чтобы выявить причинно-следственныесвязи и порядок вещей в окружающем нас мире. В качестве связующего звена междуэлементами двух систем выступает язык как еще один «мир, лежащий между миромвнешних явлений и внутренним миром человека» [Гумбольдт: 1984, 13].Вопрос о соотношении языковых единиц с объектами реальной действительностиявлялся предметом изучения на протяжении длительного времени. В «Признаниях»Августина Аврелия детально описывается восприятие ребенком соотношения междуязыковыми знаками и объектами, которые они обозначают: «Я схватывал памятью,когда взрослые называли какую-нибудь вещь и по этому слову оборачивались к ней;я видел это и запоминал: прозвучавшим словом называется именно эта вещь. Чтовзрослые хотели ее назвать, это было видно по их жестам. По этому естественномуязыку всех народов, слагающемуся из выражения лица, подмигиванья, разных телодвиженийи звуков … Я постепенно стал соображать, знаками чего являются слова, стоящиев разных предложениях на своем месте и мною часто слышимые, принудил свои устасправляться с этими знаками и стал ими выражать свои желания, начал я этимизнаками общаться с теми, среди кого жил» [Августин Аврелий, 13].Как считает Л.Витгенштейн, этот небольшой отрывок раскрывает весь процесссоотношения языковых знаков с объектами реальной действительности. «Эти слова,как мне кажется, дают нам детальное описание сущности человеческого языка. Оназаключается в следующем: отдельные слова языка называют объекты, предложенияявляются комбинациями таких наименований. В этой языковой картине мы находимкорни следующей идеи: каждое слово имеет значение. Это значение соотноситсясо словом. Существует объект, за которым это слово стоит» [Wittgenstein: 1953,2].По мнению Л.С.Выготского, образование связи между отдельным словом и его значениемпроисходит только в том случае, если данный процесс является жизненно важнымдля индивида. «Само по себе заучивание слов и связывание их с предметами неприводит к образованию понятия». Для того, чтобы возник этот процесс, «нужно,чтобы перед испытуемым возникла задача, которая не может быть решена иначе,как с помощью образования понятия» [Выготский: 1982, 123].В процессе мыслительной деятельности реальные объекты преобразуются (подвергаютсяупрощению) и по мере осмысления заносятся в память человека в виде образныхсхематически оформленных структур. Таким образом, любому предмету действительностина уровне мышления соответствует определенное понятийное содержание. Процессоперирования мысленными аналогами объектов действительности на уровне сознаниянапоминает прием, отмеченный Платоном в качестве второй характеристики сущностигеометрии, когда при построении геометрических фигур используются образы, взятыеиз мира физических предметов [Платон, 317 – 319]. Языковой знак (лексема), содной стороны, соотносится с обобщенно-образным понятийным содержанием (сигнификатом),а с другой стороны, с множеством объектов реальной действительности (денотатами),которые с помощью этого знака обозначаются. Для выражения понятийного содержанияязыкового знака и объекта реальной действительности в языкознании и логике используетсяразличная терминология: означаемое и означающее, экстенсионал и интенсионал,референт и концепт и т.д.Триединая структура соотношения языковых единиц с объектами реального мира,общепринятая в настоящее время в языкознании и логике, прошла стадию длительнойапробации. Чаще всего в лингвистических и философских концепциях предусматриваласьболее детальная градация понятийного содержания языковых знаков. Г.Фреге в качествепонятий, соотносящихся с реальными объектами, различал: концепт – понятие обэтом объекте; смысл – способ мышления об объекте и значение – мыслительное содержаниеязыкового знака. Например, выражения "Утренняя звезда" и "Вечерняязвезда" обозначают одну и ту же планету (один и тот же объект) и соответственноимеют одно и то же значение, но обладают разным смыслом, так как представляютэтот объект по-разному. Г.Фреге писал: «Мы должны различать смысл и значение.[Frege: 1980б, 29].Различия в смысловом представлении объектов действительности находят отраженияв системе синонимичных средств языкового выражения. В основе синонимии лежатнеадекватность способов представления объекта реальной действительности, выражающаясяв различной таксономической наполненности понятия ('кровать' – 'место для сна'),структурной конфигурации ('скала' – 'утес', 'набор' – 'серия') или темпоральнойсоотнесенности ('автомобиль' – 'машина', 'аэроплан – 'самолет'). За лексическимивариантами закреплено, как правило, представление различных видовых характеристикпредметов, его качественных сторон ('Утренняя звезда' – 'Вечерняя звезда') илиоценочных составляющих ('революция' – 'мятеж', 'разведчик' – 'шпион'). Кромеобъективных различий в представлении, являющихся критериями создания синонимичныхсредств выражения, при назывании предметов или явлений действительности имеютместо различия стилевого и эмоционального характера, лежащие в основе формированиясистемы средств вторичной номинации. В образовании метафорических структур принимаютучастие лексемы эмоционально-окрашенной семантики, выражающие отношение субъектаречи к описываемым явлениям. С другой стороны, метафорические конструкции частов наглядно-образной форме раскрывают значение предмета, явления или признака,ситуативно предсказывая форму его применения или его потенциальное поведение.Таким образом, язык как система кодирования информации, с одной стороны, обращенк внешнему миру (его элементы служат для наименования объектов и явлений реальнойдействительности), а с другой – способен к преобразованию фактов действительности,так как процесс отображения зависит исключительно от воли сознания и может проходитьв разных плоскостях и под разными углами зрения. Для обозначения одного и тогоже предмета или явления может быть использовано множество языковых вариантов.К средствам языкового выражения объектов реальной действительности, напримерабстрактного понятия дома, относятся: различные синонимичные варианты, раскрывающиеособенности конкретных предметов, входящих в состав этого понятия ('здание','изба', 'высотка', 'небоскреб'); лексемы с морфологической модификацией, указывающейна параметры предметов ('домик', 'домище'); атрибутивные словосочетания ('деревянныйдом', 'одноэтажное строение'); аналитические и метафорические конструкции ('место,которое человек создает для того, чтобы жить, укрываться от непогоды и т.д.','домашний очаг').Леви-Строс сформулировал соотношение между лексическими единицами и объектамиреальной действительности следующим образом: даны две серии – одна означающая,другая означаемая, первая представляет собой избыток, вторая – недостаток. Междуозначающим и означаемым всегда остается несоответствие [Levi-Straus: 1983].Связующим звеном между многочисленными языковыми вариантами, существующими всознании носителей языка, выступает, с одной стороны, тот факт, что они ориентированына абстрактное понятие дома, а с другой стороны, то, что за каждым из них стоитпредмет реальной действительности, обеспечивающий преемственность при их использованиив данном социуме. Субъективно-конвенциональный характер языковых единиц базируетсяна соотнесенности их с предметами объективной реальности.При наименовании абстрактных, умозрительных, понятий, таких как 'справедливость','ясность', 'совесть', 'свобода', 'любовь', в ситуации, когда невозможно сопоставитьлексическую единицу с реальным объектом действительности, существует обратнаятенденция: в сознании носителей языка присутствует множество вариантов закрепленногоза конкретной языковой единицей понятийного содержания. То, что не имеет унифицированноймодели восприятия на денотативном уровне, в пределах заданного общего значениякаждый субъект мысли может воспринимать и трактовать по-своему. В этой связиестественно предположить, что в сознании носителей языка процесс соотношенияи оперирования абстрактной лексикой и соответствующим ей понятийным содержаниембудет отличаться от аналогичных механизмов ментального восприятия конкретныхязыковых единиц. Так как соотношение на ментальном уровне между абстрактнымикатегориями не может опираться исключительно на субъективные факторы, естественнопредположить, что в качестве базовой основы в этом случае также выступают предметныеили ситуативные посредники из мира объективной реальности.Наиболее наглядно это проступает в рассуждениях ребенка. «Когда речь идетоб определении отвлеченных понятий, то все равно при их определении на первыйплан выступает конкретная, обычно действенная ситуация, которая и является эквивалентомдетского значения слова». Абстрактная лексика трактуется следующим образом:«Разум, – говорит ребенок, – это когда мне жарко и я не пью воды» [Выготский:1982, 173].Процесс объектного воплощения проходит несколько стадий: мыслительное восприятиеабстрактного значения, обработку и последующее языковое воплощение, – и свойствененне только мышлению детей, но и взрослых. Поскольку «речевая деятельность дажев самых своих простейших проявлениях есть соединение индивидуальных восприятийс общей природой человека» [Гумбольдт: 1984, 77], в сознании взрослого человекасоздание связи ‘абстрактное понятие – конкретная ситуация, его отображающая’,в отличие от стихийно возникающих детских образов, имеет закономерный характери подчиняется логическим законам целесообразности.Особенности восприятия и кодирования абстрактных значенийна уровне языка и мышления
Процесс кодирования с помощью языковых единиц поступающей извне информациипроходит стадию мыслительной апперцепции, которая включает разложение объектадействительности на присущие ему дифференциальные и интегральные признаки идальнейший синтез – создание мысленного аналога предмета с учетом всех его жизненноважныхдля субъекта восприятия характеристик, воспринимаемых после апперцепции в иерархическойпоследовательности.При этом абстрактные понятия, существующие исключительно в сознании носителейязыка, такие как 'горечь', 'трусливый', 'свободный', 'летит' и др., воспринимаютсяне иначе, как признак (характеристика) того или иного предмета действительности,который в настоящий момент этим качеством обладает. Неустойчивость существованияотвлеченной лексики в сознании подтверждается данными исторического языкознания,в частности, более поздним вычленением и наименованием данных понятий в действительности:«глагол в языке впервые … появился … в качестве грамматической связки, т.е.в виде так называемого "вспомогательного глагола" … этому появлениюглагола в роли связки предшествовала эпоха, когда глагола совсем не было» [Овсянико-Куликовский:1896, 18].Представление о признаках предмета, например о чертах характера, можно получитьтолько, представив себе человека (литературного героя), обладающего этими качествами,а понятие о глагольном действии складывается путем перемещения предмета (предметов)в пространстве и времени. «Когда я говорю о глаголах, я имею в виду объектыили, что то же самое, существительные, действия которых эти глаголы обозначают»[Russell: 1971б, p.108] [17]. Отсутствие денотатов,соотносящихся с признаками, затрудняет процесс оперирования ими на уровне мышления.При объяснении прилагательного 'голубой' нельзя, например, ограничиться темидействиями, которые обычно предпринимаются при толковании существительных спредметным значением: нельзя назвать слово и показать на предмет голубого цвета,так как в этом случае существует вероятность того, что адресат речи свяжет прилагательноене с понятием 'голубой', как вам бы того хотелось, а с предметом, который вданном случае этим цветом обладает. «Когда спрашивают: "Какая разница междуголубым и красным"?, возникает желание ответить: то, что один являетсяголубым, а другой – красным. Но, конечно же, это не значит ничего, и в действительностито, о чем мы думаем (когда думаем о красном или голубом – О.Г.), представляетсобой разницу между поверхностями, обладающими этими цветами» [Wittgenstein:1974, 208]. Зависимое положение прилагательных от объекта, носителя данногопризнака, и наречий – от характера передвижения объекта делает практически невозможнымвычленение их в отвлеченном виде и, следовательно, ограничивают возможностиих функционирования в качестве категорий ментального уровня. «Образованные врезультате абстрагирования, снятия предметных, физических свойств вещей, лици т.п., прилагательные являются по самой своей сути синсемантичными словеснымизнаками и в большей степени, чем глаголы, нуждаются в "дополнительности",в конкретизации своего чрезвычайно обобщенного значения» [Уфимцева, 203].Даже если в нашем воображении возникает абстрактный образ, связанный, например,с каким-либо цветом [18] или способом перемещения,то при передаче этого образа во времени или пространстве нам все равно придетсяприбегнуть к услугам посредника – объекта, который является носителем этогопризнака или характер перемещения которого в данный момент времени этому признакусоответствует. Естественно предположить, что для передачи цветового восприятияот одного субъекта речи другому или при указании на понятийное содержание абстрактныхпонятий цвета используются посредники из мира предметов. А.Вежбицка отмечает,что при семантизации слов, обозначающих цвета: красный, белый, черный, зеленый,желтый, оранжевый, пурпурный, коричневый, серый, розовый, – целесообразно использоватьобъекты действительности, ассоциирующиеся с ними в сознании носителей языка:кровь как символ красного цвета, молоко – белого, древесный уголь – черного,небо, траву, солнце как символы выражения соответственно синего, зеленого ижелтого. При определении оранжевого, пурпурного, коричневого, серого и розовогоцветов предлагается использовать представления о сочетании нескольких цветов:красного и желтого, красного и синего и т. д. [Wierzbicka: 1980, 42 – 43]. Неслучайно в словарных статьях определение цветового значения дается на основеассоциативной связи с предметами, для которых данные признаки являются наиболееустойчивыми: черный – «цвета сажи, угля»; белый – «цвета снега, молока, мела»[19].Ассоциативная связь между признаками и предметами, для которых данный признакявляется дифференциально-устойчивым, в сознании носителей языка приобретаетфункциональное значение: «Если, например, слепой от рождения никогда не виделни мела, ни молока, ни снега, ни вообще каких-либо белых предметов, значениеслова "белый" никогда для него по-настоящему не раскроется» [Ахманова,22].Мысль о предмете, с помощью которого выражается признак, имеет логическоеоснование. «Содержание понятия голубого неба (мысль о голубом небе) отвлеченоот особенностей существования неба при восприятии его в определенный моментвремени, оно относится к предметам внешнего мира, как он существует в любоевремя и в любом месте действия на чьи-то органы чувств» [Ахманов: 1957, 173].Универсальность (распространение среди всех членов данного языкового коллектива),общедоступность (широкие возможности для презентации) и наглядность (яркая образнаяструктура) – вот те качества, которые отличают предметы, соотносящиеся с определеннымипризнаками на уровне национального сознания.Наглядность важна при любом восприятии. «Чтобы у ребенка образовалось понятие,напр., стола, прежде всего он должен получить ощущения от вещи, называемойстолом. Эти ощущения, зрительные, осязательные, должны сгруппироваться в цельныйобраз стола – образ, отдельный от посторонних примесей, напр., от книги, лампыи других вещей, находящихся на столе, от кресла, к нему придвинутого, от полаи т.д.» [Овсянико-Куликовский: 1895, 13]. Однако при изучении реальных объектовнаглядность носит комплиментарный характер, а в случае передачи сложного понятийно-чувственногосодержания наглядность (ассоциативная соотнесенность признака с предметом илиситуацией реальной действительности) часто является единственным способом выраженияабстрактного понятия.Представляется целесообразным ввести в рассмотрение понятие универсальногоносителя признака – предмета, который в сознании носителей языка ассоциируетсяс данным признаком. Существование универсального носителя предопределяет общиеориентиры при описании цвета, хотя, безусловно, каждый отдельно взятый субъектможет по-разному воспринимать оттеночные значения и цветовую насыщенность вотличие, например, от восприятия геометрических объектов. «С детства меня выучилиобозначать цвет голубых предметов словом "голубой", но это не значит,что мое голубое как ощущение сходно с голубым другого человека, потому что иэтот называет цвета по заученной привычке. Фигуру же правильного круга или квадратавсе люди с нормальными глазами видят, наверное, одинаково» [Сеченов, 334]. Нетолько цвета, но и любые чувства и ощущения, связанные с индивидуальным сознанием,приобретают неповторимость и весьма сложны для передачи в пространстве и времени.Г.Фреге писал: «Никто не имеет моего представления о предмете (‘my idea’), номногие люди могут видеть тот же самый предмет. Никто не чувствует моей боли(‘my pain’). Кто-то может сочувствовать мне, но все же моя боль принадлежиттолько мне, а его сочувствие – ему. Он не ощущает моей боли, а я не чувствуюего сострадания» [Frege: 1984, 361].Однако, несмотря на разницу в чувственном восприятии, общее представлениео боли, о сочувствии или о радости имеет каждый человек, который хоть раз вжизни эти чувства испытывал. При соприкосновении с чужой болью или радостьюмы, прежде всего, обращаемся к своему опыту, стараясь припомнить ситуацию, котораявызывала у нас сходное ощущение. Ситуации могут варьироваться. Можно, например,почувствовать боль от укуса пчелы или от потери близкого человека. И в первом,и во втором случае при наименовании этих чувств будет использована одна и таже лексема – ‘боль’, но ее семантическое наполнение будет различным. Умениесоразмерить свои ощущения с ощущениями другого человека определяется многимифакторами, среди которых наряду с врожденным чувством такта немаловажным являетсяуровень воспитания.В случае если боль или какое-то другое ощущение до сих пор была вам не ведомы,образное метафорическое ее описание типа ‘заноза в сердце’, 'кошки на душе скребут’(о душевной боли), в целом, дает возможность составить о ней общее представление,даже если это представление будет иметь исключительно теоретический характер.Н.Д.Арутюнова отмечает, что свойство «текучести» противопоставляет сферу чувствволе, которая характеризуется как нечто твердое, незыблемое, непоколебимое.Возникновение устойчивой ассоциативной связи между чувствами человека и жидкостью«основывается на том, что жидкое состояние вещества наиболее подвижно, изменчиво,легко попадает во власть стихии, имеет многобалльную шкалу градаций разных состоянийи температур – от ледяной холодности до кипения – и в то же время лишено дискретности»[Арутюнова: 1998, 389 – 390].Большинство метафорических аналогов указывают на очень высокий, часто предельнодопустимый уровень проявления признака: 'ясный (ясно, ясность)' – как божийдень; неясный (неясно, неясность) – потемки, туман, дремучий лес.Не обладая способностью к выражению нюансов проявления того или иного признака,метафорические конструкции являются определенными знаками, дающими общее представлениео значении. В отличие от символов – знаков ментального уровня, обладающих идеологическим(мировоззренческим) значением, – метафоры представляют собой знаки языковогоуровня, инструмент для передачи содержания признакового характера. Привлечениеметафорических образов, обладающих в сознании носителей языка определенным аксиологическимстатусом, в качестве вспомогательных объектов при толковании или уточнении признакадополнительно предопределяет положительное или отрицательное отношение к этомупризнаку.Базовую ассоциативную связь, существующую между абстрактным признаком и егоуниверсальным носителем, не следует путать с внутренней формой слова. Согласноопределению А.А.Потебни, «внутренняя форма слова есть отношение содержания мыслик сознанию; она показывает, как представляется человеку его собственная мысль»[Потебня: 1913, 83] [20]. Внутренняя формаслова отображает процесс формирования той или иной лексемы, указывая на связьмежду ее структурой и содержанием в этимологическом плане ('стол' – от 'стлать','окно' – от 'око' и т.д.).Анализируя мотивирующее значение лексем, Л.С.Выготский указывал на то, чтопроцесс наименования в языке часто не соответствует формальной логике. Во внутреннейформе слова прослеживается борьба между мышлением в понятиях и древней формоймышления – в комплексах: «явления и предметы называются обычно по одному признаку,который … не выражает логическую сущность данного явления. Название никогдане бывает в начале своего возникновения понятием». Признак, который отражаетсяв структуре слова, не является основополагающим или вообще не входит в понятийноесодержание предмета. «Так, ‘рогатое’ в качестве названия для коровы или ‘вор’в качестве названия для мыши слишком узко в том отношении, что и корова, и мышьне исчерпываются признаками, которые запечатлены в названии, но они и слишкомширокие, потому что такие же имена приложимы еще к целому ряду предметов» [Выготский:1982, 165]. Соответствие значения слова его внутренней форме со временем можетутрачиваться или стираться, в то время как базовая ассоциативная связь представляетсобой закрепленное на уровне языка и сознания данного языкового социума устойчивоесоотношение между предметом и свойственным ему признаком, которое постоянноактуализируется в сравнительных конструкциях и в системе средств вторичной номинации.Сравните: 'небесная голубизна', 'синий, как море' и т.д.Образ, лежащий в основе морфологического строения лексемы, далеко не всегдасовпадает с существующим в сознании носителей языка его универсальным носителем.Например, русское прилагательное 'голубой' мотивировано словом 'голубь', в товремя как в польском языке структура лексемы 'niebieski' указывает на связьэтого понятия с небом. В названиях цветов, более поздних по образованию, такихкак 'бирюзовый', 'сиреневый', 'розовый', 'вишневый', 'малиновый', 'кирпичный',а также в заимствованных прилагательных 'оранжевый' ('orange' (англ.) – апельсин),'фиолетовый' ('violet' (англ.) – фиалка) внутренняя форма, как правило, отображаетуниверсальный носитель признака.Базовая ассоциативная связь, существующая между признаком и предметом, в наибольшейстепени его выражающим, взаимодействует (но не отождествляется) с существующимив национальном сознании параллельными ассоциациями, раскрывающими символическоеотношение к тому или иному понятию. Как отмечает А.Н.Веселовский, «в севернойлитературе, например, зеленый цвет был цветом надежды и радости (groenleikr:splendor) в противоположность серому, обозначавшему злобу, черный вызывал такиеже отрицательные впечатления, рыжий был знаком коварства» [Веселовский, 67].Аксиологическая окрашенность того или иного цвета определяется уходящими глубоков прошлое культурно-историческими причинами, часто неуловимыми. Черный цвет– цвет траура и скорби в европейском узусе – воспринимается в Японии как цветторжества, а у чувашей, по словам А.Н.Веселовского, как символ чего-то хорошего,честного.Таким образом, среди языковых единиц присутствует ряд лексем, которые не могутбыть соотнесены ни с одной единицей денотативного уровня. К этой категории относятсяглаголы, прилагательные, а также образованные от прилагательных существительныеи наречия. Понятия, которые выражаются с помощью данных лексем, актуализируютсяв сознании носителей языка через предметы реального мира, являющиеся их носителями.Для передачи значений абстрактной лексики от одного субъекта другому прибегаютк аналитическому описанию или к помощи посредников, которые в сознании носителейязыка обладают устойчивой ассоциативной соотнесенностью с данным признаком.Например, в практике языкового общении, при выражении или идентификации цветаиспользуется образ предмета, у которого данный цвет входит в состав значенияна понятийном уровне.Универсальные носители признаков имеют образную структуру, обладают единымзначением для членов языкового коллектива и в силу широкого распространенияудобны для презентации. Ассоциативная соотнесенность понятия цвета с его универсальнымносителем осложняется субъективно-символическим его восприятием, а также частовзаимодействует с этимологическими факторами, закрепленными на уровне морфологическойструктуры слова.Природа символических значений. Сигнификативное и коннотативное отображение объектов действительности
Ассоциативная направленность нашего мышления теснейшим образом связана с рефлекторнойтеорией как учением о замыкании связей и, таким образом, имеет не только психическую,но и физиологическую природу, предопределяя взаимоотношения индивидуума с объективнойреальностью. Исходя из этого, вполне правомерно предположить, что любой объектдействительности и любое понятие, зафиксированное в сознании, имеет различныеформы реализации, среди которых образное представление или образная ассоциативнаясоотнесенность играет далеко не последнюю роль. «Образование ассоциации – это,по существу, процесс, в котором одно явление приобретает значение сигнала другогоявления» [Рубинштейн: 1997, 136]. В результате сложившегося симбиоза члены устойчивойассоциативной связи в процессе мышления могут заменять друг друга без ущербадля общего смысла.В отличие от понятийного представления, ассоциативно-образный аналог абстрактногопонятия, предмета, действия, признака предмета или признака действия, репрезентирующийструктурный элемент или ситуацию реальной действительности, доступен для непосредственноговосприятия, а в силу образной структуры и эмоциональной окрашенности удобендля запоминания, воспроизведения и передачи от одного субъекта другому в пространствеи времени. В отношении предметов реальной действительности существование образныханалогов носит комплиментарный характер: 'самолет' – 'стальная птица', 'Санкт-Петербург'– 'окно в Европу'; в то время как при соотнесении образного эквивалента с признаком,не имеющим наглядных форм реализации на денотативном уровне, наличие такой связиявляется единственно возможным средством его толкования и приобретает практическуюнеобходимость: 'смелый' – лев, 'коварный' – змея и т.д. В этойсвязи определение метафорического переноса как вторичной косвенной номинациикажется недостаточно убедительным. Вполне возможно, что механизм презентациипризнаков с помощью конкретно-образных метафорических структур по времени опережаетсоздание отвлеченной лексики, условно фиксирующей их значения. В пользу этогопредположения свидетельствуют многие факторы, в частности, структурные компонентыпервых графических языковых систем, в образной форме отображающие смысл отвлеченныхпонятий.Метафора – это миниатюрная театрально-художественная композиция, ситуативнораскрывающая идейное содержание признака или комплекса значений ментальногоуровня, которые никаким другим способом не могут быть переданы. Ассоциативныйаналог, возникающий в сознании в качестве прообраза некой мыслительной категории,является интуитивно найденным, а следовательно, первичным и часто остается единственновозможным способом ее языковой презентации. Как невозможно одним словом выразитьсмысл художественного произведения или театрального представления, так невозможнооднозначно интерпретировать значение метафорического переноса. Если вслед заН.В.Крушевским в качестве основного закона развития языка принять «закон соответствиямира слов миру мыслей» [Крушевский, 68], то становится очевидным базовый основополагающийхарактер ассоциативно-образной интерпретации действительности.В силу особой структуры нашего мышления любое явление внешнего мира проецируетсяна сознание в многомерном виде, включающем как объективный анализ его составляющих,так и субъективное к нему отношение. Среди аспектов восприятия, кроме непосредственногопредставления о внешнем виде и строении предмета, присутствуют анализ его функциональныххарактеристик, его полезность/вредность с точки зрения свойственных ему потребительскихкачеств, привлекательность/непривлекательность и многое другое. Эмоциональнаяоценка явления лежит в основе ассоциативной соотнесенности признака с образом,обладающим в сознании носителей языка внешним или внутренним сходством с даннымявлением. Большинство предметов, признаков или явлений, присутствующих в действительностиили в сознании человека, приобретает на ментальном уровне знаковую соотнесенностьс другим предметом или явлением, которые в силу образной структуры являютсяконнотативно окрашенными и обусловливают их эмоциональное восприятие. Надо отметить,что ситуация может иметь обратный характер, когда эмоциональное восприятие признакаоказывает влияние на отношение к образному компоненту ассоциативной связи. Например,в паре 'хитрый' – лиса признак, обладающий в сознании носителей языка негативнойокрашенностью, часто предопределяет отношение к своему носителю. Можно говорить о том, что в отношении ряда предметов реальной действительностив сознании носителей языка наряду с сигнификатом, отображающим внешнее строениеи сущностные характеристики, присутствует образ, который аккумулирует на понятийномуровне их субъективные признаки и функционально-практические особенности, невходящие в состав сигнификативного понятия, то есть выражающие отношение к нимсубъекта восприятия. Например, при описании сигнификативного понятия лиса учитываютсяклассификационные (принадлежность определенному роду) и физические (вес, размер,окрас и т.д.) параметры животного, в то время как к коннотативным признакамданной лексемы относятся 'хитрость', 'коварство', 'склонность к обману' и т.д.При отображении денотата на уровне сознания реальный образ приобретает разноепонятийное наполнение: сигнификативное и коннотативное. Понятийное содержаниесигнификата ориентировано на объективно-познавательную деятельность индивида,связанную с отображением объективных предметно-практических связей внешнегомира, в то время как на уровне коннотата, образно дублирующего значение предикативныхпризнаков, реализуется внутренняя активность субъекта сознания: закладываютсярефлекторно-психологические основы субъективной модели восприятия действительности.Коннотат – закреплённый в образе устойчивый квалификационный признак или совокупностьпризнаков, которые предназначены для сравнительной субъективно-оценочной, эмоциональнойили стилистической характеристики предмета (явления) через другой предмет (явление)на основе сложившихся в языке ассоциативно-предметных связей. Коннотатотносится к категориям понятийного уровня, но его соотнесенность с абстрактно-моделируемымобразом значительно облегчает его существование в сознании носителей языка.В силу сложившихся ассоциативных связей большинство предметов реальной действительности,наряду с отображенным в сигнификате объективным понятийным содержанием, обладаютустойчивым значением, которое часто не относится к сущностным характеристикамотображаемого им предмета, а имеет субъективно-оценочную ориентацию, связаннуюс передачей признаковых значений. Коннотаты образуют понятийную базу для последующихметафорических переносов.Понятие коннотата не исчерпывает и не подменяет собой коннотацию. Коннотатявляется соотносящимся с лексическим значением слова понятийно-образным аналогомнекоего предикативного смысла, преобразователем абстрактных сущностей в доступныеносителям языка образные денотативные структуры, в то время как коннотативныесемы входят в состав лексического значения в качестве показателей положительногоили отрицательного статуса предмета или явления. Так, прилагательное ‘белый’обладает в сознании носителей русского языка позитивным коннотативным значением(сравните: ‘белый гриб’, ‘белая магия’, ‘белая зависть’), однако не соотноситсяс понятием коннотата, так как выражает непредметную сущность. Лексемы ‘молоко’,‘снег’, ‘бумага’, наоборот, не имея коннотативно-окрашенного дополнительногозначения в составе словосочетаний типа ‘парное (кислое) молоко’, ‘чистый (грязный)снег’, ‘гладкая (мятая) бумага’, образуют коннотаты с признаковым значением‘белый’, лежащие в основе метафорических словоупотреблений: молочная кожа; белоснежныезубы; побелел как бумага. Можно предположить, что положительно-окрашенное коннотативноезначение прилагательного ‘белый’ сложилось под влиянием позитивного статусаконнотативных образов молока, снега, бумаги в сознании носителей языка. И наоборот,отрицательное коннотативное значение прилагательного ‘черный’, вызвано негативнымотношением к предметам, которые служат для его выражения: сажа, ворона (ворон),чёрт.Понятие коннотата предопределяет логическую базу для существования предикативныхи квалификационных признаков в субстантивно ориентированном человеческом сознании,так как устанавливает соответствие между значениями этих признаков и их универсальныминосителями из мира реальных предметов, составляющих основу ментального восприятиядействительности. Благодаря коннотативным образам, в сознании носителей языканаряду с сигнификативным содержанием, соотносящимся с предметами реального мира,присутствует система понятийных представлений признаковых значений, которыене имеют непосредственных форм реализации на денотативном уровне, но соотносятсясо знаками языковой системы: с прилагательными, абстрактными существительными,наречиями и глаголами.Можно предположить, что практически все объекты реальной действительностипотенциально обладают способностью к выражению того или иного признака. Однакодалеко не все из них выступают в качестве универсальных носителей. Создаваемыеи хранимые в памяти ассоциации относятся к различным уровням и обладают общечеловеческим,национальным, социальным, профессиональным или субъективно-личностным статусом.К общечеловеческим относятся ассоциации, основанные на общих принципах мышленияили на общепринятой соотнесенности предмета и связанного с ним действия (ножницы– стричь, пища – есть и т.д.), которые Ф. де Соссюр, а затем В.Порциг объединилипонятием синтагматических смысловых отношений. В работе Н.В.Крушевского ассоциативныевзаимоотношения определяют развитие и существование лексических языковых единиц:«каждое слово связано двоякого рода узами: бесчисленными связями сходства сосвоими родичами по звукам, структуре или значению и столь же бесчисленными связямисмежности с разными своими спутниками во всевозможных фразах» [Крушевский, 65– 66]. Наличие системных лексических связей в значительной степени облегчаетпроцесс усвоения и использования языка и предопределяет пути его развития. «Если,вследствие закона ассоциации по сходству, слова должны укладываться в нашемуме в системы или гнезда, то, благодаря закону ассоциации по смежности, те жеслова должны строиться в ряды» [там же].В качестве ассоциативных соответствий национального уровня могут рассматриватьсяпары, основу которых составляет ассоциация по сходству: мышь – 'тихая'('незаметная'), медведь – 'неуклюжий', осёл – 'упрямый' и т.д.Ассоциативная соотнесенность по сходству включает субъективный фактор восприятиядействительности, и, следовательно, для адекватной расшифровки закодированногозначения признака необходимо обладать предварительными фоновыми знаниями относительносложившихся в данном коллективе предметно-практических связей. «Слово не толькообобщает вещь, относя ее к определенной категории, оно производит автоматическуюи незаметную для человека работу по анализу предмета, передавая ему опыт поколений,который сложился в отношении этого предмета в истории общества» [Лурия, 45].Лексическое значение рассматривается как стоящая за словом устойчивая системаобобщений, доступная всем членам данного языкового коллектива. «Эта системаможет иметь … разную глубину, разную обобщенность, разную широту охвата обозначаемыхим предметов, но она обязательно сохраняет неименное "ядро" – определенныйнабор связей» [там же, 55].Большинство предметов реальной действительности образуют ассоциативные соотношенияи по сходству, и по смежности. В первом случае предмету реальной действительностиприписывается атрибутивно-адвербиальный признак, который в наибольшей степени,с точки зрения носителей языка, ему соответствует: собака – 'злой', золото– 'дорогой', солнце – 'яркий', курица – 'бестолковый', волк– 'голодный' и т.д. В случае ассоциации по смежности предмету ставится в соответствиенаиболее характерное для него действие или качество: собака – 'лаять',золото – 'блестеть', солнце – 'светить', курица – 'кудахтать',волк – 'выть'. Ряд денотатов, таких как океан ('бескрайний'),банный лист ('прилипчивый'), жердь ('худой', 'длинный'), не образуютобщезначимых ассоциаций по смежности; возможные варианты сопоставления другихпар: кровать – 'спать', стол – 'обедать', шкаф – 'хранить',не могут однозначно рассматриваться как общепринятые, так как некоторые народыспят на полу, а стол может ассоциироваться не только с глаголом ‘обедать’, нои с другими глаголами: ‘заниматься’, ‘работать’ и т.д. Нетрудно заметить, чтоассоциативные связи субстантивного понятия с атрибутивно-адвербиальным признаком(по сходству) и признаком глагольного действия (по смежности), как правило,не пересекаются по значению.В образовании ассоциаций участвуют объекты, входящие в первый круг предметно-практическихсвязей жизнедеятельности индивидуума. К ним относятся предметы, окружающие человекав повседневной жизни, представители флоры и фауны, различные природные явления:'льет как из ведра', 'тонкий, как паутина', 'голодный, как волк','широкий, как река', 'нужен, как прошлогодний снег', 'врет каксивый мерин'. На ранних стадиях формирование ассоциативных соответствийпроводилось по утилитарным характеристикам, доступным непосредственному восприятиюсубъекта речи. Ассоциации, возникающие в процессе образного соотнесения признаков,не выходили за рамки бытовых ситуаций. Соотнесение признака 'быстрый' с образамистрелы или ветра ('быстрый, как стрела', 'несется, как ветер')возникли в то время, когда о скорости света еще не имели понятия. Среди образов,традиционно ассоциирующихся с прилагательным 'твёрдый', алмаз ('твёрдый, какалмаз') по частотности употребления уступает всем остальным носителям:'твёрдый, как скала' (кремень, сталь), так как выходит за рамкиобщераспространенных предметов обихода. 'Пристал как банный лист', 'вреткак сивый мерин' – эти и многие другие сравнения в настоящее время несоответствуют реалиям современной жизни, однако сохраняют свою устойчивость,не меняясь с течением времени.В ряде случаев поражает точность ассоциативного представления наших предков:действительно, трудно найти среди окружающих человека предметов что-либо болеебесполезное, чем прошлогодний снег, или более тонкое, чем паутина. Для предметов,являющихся универсальными носителями признаков, характерны постоянное присутствиеданного признака и высокий уровень его концентрации. Например, существительноеберег образует связь с прилагательным крутой ('крутой берег'),однако данный признак не является его универсальным носителем, так как берегпотенциально сочетается и с признаком противоположного значения: 'пологий'.В качестве универсального носителя признака 'крутой' выступает другой образ– обрыв. В ряде случаев при образовании ассоциативного соответствия междупризнаком и предметом в качестве основополагающего фактора выступают нормативныетребования, которые предъявляются к данному предмету в коллективе. По этой причинеустойчивые ассоциативные связи собака – 'злой'; бумага – 'белый'по частотности употребления преобладают над всеми остальными ассоциациями.Соотношение между универсальным носителем и признаком обусловливалось национальнымии культурными традициями. Понятийные представления, складывающиеся в разныхязыковых коллективах, не всегда соответствовали друг другу. Например, используемоев русском языке словосочетание 'голодный, как волк' при переводе на английскийязык может трансформироваться в сочетание с другим образом-символом: 'hungryas a bear' ('голодный, как медведь'). Неуклюжесть, традиционно ассоциирующаясяв русском сознании с медведем, в корейском языке отождествляется с гусеницей.А во вьетнамском узусе, по данным А.С.Мамонтова, медведь ассоциируется с наглостью,осел олицетворяет терпение, свинья – глупость, собака – грязь, курица – трудолюбие[Мамонтов, 75 – 76]. Образ мыши у разных народов имеет разные смысловые значения.В русском языке существует словосочетание 'тихий, как мышь', в корейском языке– 'болтливый, как мышь', в немецком языке – 'проворный, как мышь'. Надо отметить,что в восточной символике животные редко отождествляются с отрицательными человеческимикачествами. В случае необходимости используют неодушевленные предметы: 'глупый,как камень' (европейский вариант 'глупый, как осел').Устойчивость возникающих ассоциаций сохранялась благодаря повторяющемуся процессуотождествления предикативного признака и его образного носителя в сознании членовязыкового коллектива. Принцип однозначности при декодировании мог быть сохраненпри общепринятом сопоставлении в большей степени, чем при употреблении авторскихпереносов. При разнородном характере потенциальных образов – носителей определенногопризнака – всегда выбираются те, которые будут понятны не только говорящему,но и слушателю. Отсюда высокая частотность в речи образных сопоставлений, апеллирующихк традиционному сознанию адресатов речи.Таким образом, в ходе осмысления предметов реальной действительности, в сознанииносителей языка наряду с сигнификативным понятием, отражающим их сущностныехарактеристики, присутствует коннотативное содержание, обусловливающее ассоциативноесоотнесение предмета с закрепленным за ним предикативным (ассоциация по смежности)или квалифицирующим (ассоциация по сходству) признаком. Наличие коннотата обеспечиваетадекватность восприятия абстрактного понятийного содержания признакового характерана ментальном уровне при его хранении, воспроизводстве и трансформации из однойязыковой формы (или из одной языковой системы) в другую. На общечеловеческом,национальном и субъективно-личностном уровнях одному и тому же образу можетприписываться разное понятийное содержание. На выбор вариантов субстантивнойрепрезентации признака оказывают влияние ситуативное окружение образа, его аксиологическоезначение, а также ряд таких грамматических факторов, как часть речи, родоваяпринадлежность, аналитическая структура и т.д.Мифологические и поэтические составляющие логического познания
Привлечение коннотативных образов для репрезентации абстрактных признаковыхзначений является частью общего принципа, предопределяющего существование человека.Функционирование общественного и индивидуального сознания в природной и социальнойсреде направлено на решение практических вопросов, возникающих перед человекомв повседневной жизни. Как правило, поиск выхода из проблемной ситуации связанс нахождением посредника, который в данном конкретном случае помогает достигнутьискомого результата в кратчайший срок и с наименьшими потерями. В качестве посредникачаще всего выступают предметы реального мира, которые служат вспомогательнымматериалом для решения проблемных задач.«Наличие у человека потребностей – такое же фундаментальное условие его существования,как и обмен веществ» [Леонтьев: 1971, 2]. Голод, жажда, определенный температурныйрежим, боль – вот те процессы жизнедеятельности организма, которые вызываютжелание насытиться, выпить воды, защититься от холода, облегчить страдания ит.д. Чтобы удовлетворить голод, нужна пища; чтобы добыть пищу, нужны элементарныеприспособления: палка – для того, чтобы сбить плод с дерева, камень – для того,чтобы убить животное, огонь – для того, чтобы приготовить мясо, и т.д. «Посредникии приборы привносят эффект "добавки" к биологическим возможностямчеловека» [Панов, 111] и направлены, прежде всего, на адаптацию организма кусловиям внешнего мира, на облегчение его существования в природной среде.Окружающие человека предметы действительности оцениваются сознанием в первуюочередь с точки зрения их аксиологических характеристик, их потенциальной полезностив том или ином виде человеческой деятельности, – то есть воспринимаются в качестверазвернутой системы посредников. Ценность вещей, согласно определению Рибо,заключается в их способности вызывать желания [Рибо, 36], однако не всегда ограничиваетсяименно этим качеством. Ценность вещей во многом определяется их способностьюудовлетворять возникающие у человека желания. Потребительское отношение к внешнейсреде обитания всегда было свойственно человеческому сознанию. Удовлетворениефизиологических потребностей организма обеспечивает не только положительноеэмоциональное состояние субъекта, оно выполняет более важную роль, так как приводитк равновесию его биологической активности, т.е. создает биологически устойчивуюфункциональную систему, способную к существованию в пространстве и времени.Наряду с потребностями, направленными на удовлетворение физиологических желаний,по мере развития и адаптации человека к природной среде в его сознании формируютсяпотребности, связанные с интеллектуальным осмыслением действительности. И здесь,как и в процессе биологического существования, конечной целью развития ментальнойактивности является поиск равновесия, то есть установление системных связеймежду предметами и явлениями окружающей человека действительности. «Интеллект– форма равновесия» (Пиаже). Познание причинно-следственных связей природнойсреды позволяет не только объяснять происходящее вокруг человека, но и даетвозможность прогнозировать возможное развитие событий, что, в конечном счете,обеспечивает безопасность существования человека. Предвидение неблагоприятныхчеловеку событий активизирует поиск средств, необходимых для борьбы с нимидля оказания на них влияния или предотвращения их, то есть является тем фактором,который в итоге предопределяет власть человека над природой.Поиск причинно-следственных системных связей окружающей человека действительностиимеет антропоцентрическую основу и производится исключительно на уровне сознанияи под влиянием базового инстинкта, обеспечивающего выживание человека в природнойсреде. «Фиксируемые организмом раздражения проецируются на целостный фон инстинктивногочувства самосохранения» [Панов, 44]. Для объяснения событий и явлений внешнегомира человеческое сознание привлекает целый набор символов, которые на каждомисторическом срезе его развития являются для него доступными и соответствуютсистеме сложившихся в данном коллективе традиционных представлений. Интеллект– механизм индивидуального сознания, направленный на адаптацию человека в природнойи социальной среде. На ранних стадиях развития в процессе познания и объясненияпроисходящих событий преобладало мифологическое начало как единственно доступноечеловеческому сознанию того времени. На более поздних этапах по мере развитияпредставлений о законах природы оно сменилось научным обоснованием.Придавая исключительное значение мифотворчеству, К.Леви-Строс подчеркивалего роль не только в поэтическом отражении действительности, но и в логическомобосновании мироздания на ранних этапах общественного развития: «Сущность мифазаключается не в стиле, не в манере изложения и не в синтаксисе, а в истории,которая в нем рассказывается» [Леви-Строс: 1970, 154]. Мифологическое изложениесобытий дает возможность не столько описать, сколько объяснить с этической,нравственной и научной точек зрения многие закономерности окружающей действительности,выразить коллективную позицию на то, что происходило и происходит вокруг человека,и это во многом предопределяет методологическое значение мифов. Миф являетсятем ключом, который открывает перед человеческим сознанием путь к разрешениюпостоянно возникающих противоречий.В процессе исследования мифологических сюжетных линий К.Леви-Строс обратилвнимание на тот факт, что многие знаковые символические персонажи выполняютроль логических посредников – медиаторов – между противоположными сущностями.Койот, пожирающий падаль, выступает в роли медиатора между травоядными и плотоядными;скальпы (урожаи собираемые во время войны) являются логическими посредникамимежду войнами и мирным земледелием; туман соединяет небо и землю и т.д. Геройамериканского эпоса Ash-boy и героиня европейской мифологии Золушка выступаюткак социальные медиаторы, соединяющие богатого и бедного, знатного и простолюдина.Использование идеологических посредников и принципа «золотой середины» былосвойственно человеку на самых ранних этапах развития.Человек мыслил всегда одинаково хорошо: и в первобытном состоянии, и в современном.Обилие информативно-образного и логического содержания мифологических структур,раскрывающего сложнейшие когнитивные, философские и морально-этические воззрениясвоего времени убеждают нас в этой истине. «Законы мысли повсюду одни и те же,и … заключение, выводимое первобытным человеком, есть разумное заключение изтех данных, которые ему известны» [Спенсер, 110] [21].