К вопросу о частях речи


М.И. Стеблин-Каменский

К ВОПРОСУ О ЧАСТЯХ РЕЧИ

(Стеблин-Каменский М.И. Спорное в языкознании. - Л., 1974. - С. 19-34)


Эта статья представляет собой попытку ответить на вопрос: на каком основаниивыделяются группировки слов, называемые частями речи? Или иначе, - на чем основанотрадиционное распределение слов по частям речи? Материалом для анализа послужилиизвестные мне индоевропейские языки (в той мере, в какой затронутые в статьефакты являются общими для них всех).
Высказывания по вопросу о том, на чем основано традиционное распределениеслов по частям речи, многочисленны, разнообразны, но очень неясны и противоречивы.Для краткости ограничусь лишь указанием на существо разногласий по этому вопросу(хотя, вероятно, было бы благоразумнее дать их подробный обзор, за которым,как за дымовой завесой можно было бы при желании укрыться от необходимости самостоятельногорешения вопроса и от связанной с этим ответственности).
Выделяются отдельные части речи на основании присущего словам, относимым кданной группировке, одного ведущего признака, или они выделяются на основаниисовокупности разнообразных признаков, из которых ни один нельзя назвать ведущим?Если верно первое, то что является этим ведущим признаком? Лексическое значениеслова? Его грамматическое значение? Заключенная в нем логическая категория?Его связь с грамматическими категориями? Его морфологическая природа? Его синтаксическаяфункция? и т.д. Выделяются разные части речи на одном или на разных основаниях?
Раз можно спорить о том, что является основанием, по которому выделяются частиречи, совершенно очевидно, что распределение слов по частям речи - не результатлогической операции, называемой классификацией, поскольку последняя, как известно,подчиняется всем правилам деления общего понятия и, в частности, тому основномуправилу, что деление должно производиться по одному и тому же существенномуи, конечно, совершенно определенному основанию. Там, где само основание делениянеочевидно, нуждается в определении, там, конечно, не может быть речи о классификациив научном смысле слова. Еще Л.В. Щерба в своей замечательной статье "Очастях речи в русском языке" сказал: "Хотя, подводя отдельные словапод ту или иную категорию (части речи), мы получаем своего рода классификациюслов, однако, самое различение "частей речи" едва ли можно считатьрезультатом "научной" классификации слов" [1].
Распределение слов по частям речи явно не удовлетворяет и другому основномуправилу деления объема понятия, а именно - тому правилу, что члены деления должнывзаимно исключать друг друга. Так, местоимение оказывается в то же время существительнымили прилагательным (в обычной терминологии "местоименные существительные"и "местоименные прилагательные"). И это было уже отмечено Л.В. Щербой."Если в вопросе о частях речи, - говорит он в той же статье, - мы имеемдело не с классификацией слов, то может случиться, что одно и то же слово окажетсяодновременно подводимым под разные категории" [2].
Распределение слов по частям речи явно не удовлетворяет и третьему основномуправилу деления объема понятия, т.е. тому правилу, что объем всех членов деленияв совокупности должен равняться объему делимого понятия. "Поскольку опять-таки,- говорит Л.В. Щерба, - мы имеем дело не с классификацией, нечего опасаться,что некоторые слова никуда не подойдут - значит они действительно не подводятсянами ни под какую категорию" [3].
Нельзя, однако, согласиться с утверждением Л.В. Щербы, что "всякая классификацияподразумевает некоторый субъективизм классификатора, в частности до некоторойстепени произвольно выбранный principium divisionis" [4].Субъективна только такая классификация, которая не считается с тем, являетсяли признак, по которому производится деление на классы, существенным для объектаклассификации. Так, субъективна приводимая в качестве примера Л.В. Щербой классификацияслов на слова, вызывающие приятные эмоции, и слова безразличные. Но никак нельзясчитать субъективной, например, созданную Д.И. Менделеевым периодическую системуэлементов, которая представляет собой классификацию, вполне удовлетворяющуюосновным правилам деления объема понятия и основанную на наиболее существенномпризнаке объекта классификации - атомном весе элементов. С материалистическойточки зрения не человек навязывает природе научную классификацию, а наоборот."Отвлеченность общего понятия "лошадь" по отношению к обнимаемымим конкретным частным случаям, - говорит К.А. Тимирязев, - не уничтожает тогореального факта, что лошадь как группа сходных существ, т.е. все лошади, резкоотличается от других групп сходных между собой существ, каковы осел, зебра,квагга и т.д. Эти грани, эти разорванные звенья органической цепи не внесенычеловеком в природу, а навязаны ему самой природой" [5].
Нам, лингвистам, едва ли целесообразно, уподобляясь страусам, прятаться оттого факта, что наши познания в области природы слова, и в частности его грамматическойприроды, еще не достаточно глубоки для того, чтобы можно было построить грамматическуюклассификацию слов в научном смысле этого слова, и что постепенно возникшееи закрепившееся в традиции распределение слов по частям речи - еще не классификация,а только констатация того, что среди слов есть группировки, объединенные темиили другими общими и более или менее существенными, но не всегда ясными признаками.Распределяя слова по частям речи, т.е. утверждая, что среди слов есть так называемыесуществительные, прилагательные, глаголы и т.д., мы, примерно, делаем то жесамое, как если бы мы, суммируя то, что мы знаем об окружающих нас людях, сказали,что среди них есть блондины, есть брюнеты, есть математики, есть профессора,а есть и умные люди. Смешно было бы, конечно, спорить о том, на каком основаниипроизведено это деление в целом. Но можно было бы определить, на какомосновании выделена каждая из этих групп в отдельности, и если такое основание,как имеет место в случае с частями речи, неясно, хотя и более или менее существенно,- определить его не только можно, но и должно.
Было сделано немало попыток истолковать традиционное распределение слов почастям речи как некую стройную и последовательную "систему", т.е.как классификацию. Пожалуй, наиболее типична попытка датского ученого В. Брендаля,который утверждал, что распределение слов по частям речи основано исключительнона подводимости слов под одну из четырех логических категорий - сущность, отношение,качество и количество - или сочетание этих логических категорий. Так, по Брендалю,значение предлога - это отношение, имени существительного - сущность, наречия- качество, числительного - количества, глагола - сочетание отношения и качества,местоимения - сочетание сущности и количества, союза - сочетание отношения иколичества и т.д. [6]. Априорность этой схемысовершенно очевидна. Однако в сущности априорно и всякое истолкование частейречи как стройной "системы" - все равно, семантической, морфологической,синтаксической или даже семантико-морфолого-синтаксической.
Из сказанного следует, что нашим методом будет отказ от поисков единогооснования распределения слов по частям речи - будь то один ведущий признак илисовокупность тех же признаков, т.е. отказ от стремления найти стройность там,где стройности может не быть.
Начнем с наиболее ясного случая - с существительного. Едва ли может быть сомнениев том, что группировку слов, называемых существительными, объединяет наличиев словах, относящихся к этой группировке особого грамматического значения -значения "предметности", иначе "существительности", "субстантивности"и т.д., которое сопутствует лексическому значению слова. Вне сочетания с этимграмматическим значением лексическое значение существительного бесформенно.Функция этого грамматического значения, очевидно, в том и заключается, чтобыпридать определенную форму тому, что является материалом нашей мысли. Другимисловами, значение это как бы формально по самому своему содержанию. Именно поэтомуэто грамматическое значение невозможно отделить от лексического значения, которомуоно сопутствует, и содержание этого грамматического значения чрезвычайно трудноопределить. В сущности, это грамматическое значение и не может быть определеноиначе, как путем описания его функции.
Так, можно сказать, например, что любое существительное, даже если оно обозначаетне отдельную вещь или предмет внешнего мира (т.е. нечто обладающее известнойсамостоятельностью или отдельностью и в объективной действительности), а качество,действие, отношение или любое отвлеченное понятие (т.е. нечто в объективнойдействительности такой самостоятельностью не обладающее), - все же представляетэто качество, действие, отношение и т.д. таким же самостоятельным или отдельнымпредметом мысли, каким оно всегда представляет отдельную вещь или предмет внешнегомира. Поэтому, определяя существительное как слово, обозначающее предмет, мы,в сущности, лишь приводим пример типичного слова с данными грамматическим значением,но не раскрываем самого этого грамматического значения. Иначе говоря, желаядать представление о том, как оформлен материал нашей мысли в существительном,мы лишь даем представление о том, какой материал нашей мысли бывает всегдаоформлен в существительное.
Определение существительного как слова, обозначающего предмет, есть, в сущности,признание того, что непосредственное определение грамматического значения существительногоневозможно в силу формального этого значения и что приходится ограничиться некоторымсуррогатом такого определения. Однако это элементарное определение существительногоотнюдь не хуже, чем встречающиеся в научных грамматиках определения существительногокак слова, выражающего "предметность" (а что такое "предметность"?- то, что выражает существительное, т.е., очевидно, "существительность"?),как слова, выражающего "предмет в грамматическом смысле слова" (ачто такое "предмет в грамматическом смысле слова"? - очевидно, опять-такиграмматическое значение существительного, т.е. "существительность"?)и тому подобные определения, которые, как в порочном круге, определяют неизвестноечерез само это неизвестное (примерно: "существительное есть слово, имеющеезначение существительности").
Вместе с тем из того, что содержанием лексического значения существительноготолько в сравнительно небольшом количестве случаев бывает предмет (например,в таких существительных, как "стол", "стул", "карандаш"и т.п.), а очень часто бывает качество, действие, отношение и т.д. (например,в существительных "красота", "высота", "хождение","езда", "связь", "равенство" и т.п.), - очевидно,что существительное всегда "предметно" только в своем грамматическомзначении, тогда как в своем лексическом значении оно может быть как "предметно"("стол", "стул" и т.п.), так и "непредметно" ("красота","хождение", "равенство" и т.д.), т.е. что "предметность"существительного есть его грамматическое, а не лексическое значение.
Все это вещи довольно известные, хотя и забытые. Однако здесь "предметность"интересует нас только как основание, по которому слова выделяются в грамматическуюгруппировку существительных. Дело в том, что очень часто указывается, что основание,по которому слова выделяются в грамматическую группировку существительных, -это не только значение "предметности" (при этом часто забывают оговорить,что речь идет о грамматическом, а не о лексическом значении), но также и определенныеморфологические и синтаксические свойства слова (т.е., например, в русском языке- характерные для существительного словообразовательные элементы, связь с категориямипадежа, числа и рода, определенного рода сочетаемость с другими словами, способностьвыступать в определенной синтаксической функции, и т.д.). Верно ли это? Нетрудноубедиться в том, что грамматическое значение существительного и его морфологическиеи синтаксические свойства отнюдь не в равной мере - его признаки. Это очевиднохотя бы из того, что нет языка, в котором не было бы существительных, и чтограмматическое значение существительных, т.е. значение "предметности"во всех языках одинаково, т.е. обязательно, тогда как морфологические и синтаксическиесвойства существительных очень различны в разных языках, т.е. ни один из нихв отдельности не обязателен.
Грамматическое значение "предметности", как и всякое грамматическоезначение, имеет определенные внешние выразители или формальные показатели. Еслибы оно не имело таких внешних выразителей, оно не было бы значением, т.е. языковымявлением. Такими внешними выразителями грамматического значения "предметности"и являются морфологические и синтаксические свойства существительного. Такимобразом, морфологические и синтаксические свойства существительного - его признакитолько постольку, поскольку они - внешние выразители присущего существительномуграмматического значения "предметности". Другими словами, только наличиев слове грамматического значения "предметности" делает это слово существительным,но о наличии в слове этого значения мы не можем узнать иначе, чем через посредствоопределенных внешних выразителей этого значения, т.е. через посредство присущихсуществительному формальных (морфологических и синтаксических) свойств. Так,русское слово "доброта" является существительным потому, что в отличиеот слов "добрый", "добреть" и т.п. оно обладает грамматическимзначением "предметности", но о том, что оно обладает этим значением,мы знаем благодаря его суффиксу, его связи с категориями падежа, числа и рода,его роли подлежащего или дополнения и т.д.
Отсюда очевидно, что неправ Брендель, который утверждает, что принадлежностьслова к существительным (или к другой части речи) совершенно не связана с егоморфологическими или синтаксическими свойствами и основана только на значенииэтого слова. Отрывая грамматическое значение существительного от его морфологическихи синтаксических свойств, он игнорирует природу грамматического значения. Значение"предметности" и морфологические и синтаксические свойства существительного- это разные стороны одного целого. У Брендаля значение существительного - этологическое понятие, т.е. нечто, лишенное языковой специфики.
С другой стороны, поскольку как морфологические, так и синтаксические свойствасуществительного выявляются в равной мере лишь внешними выразителями значения"предметности", очевидно, что вовсе не обязательно в каждом отдельномслучае наличие как морфологических, так и синтаксических показателей. Оченьчасто один морфологический показатель (например, суффикс, характерный для существительногов словах "доброта", "красота", "высота" и т.д.)заставляет осознать слово как существительное. Однако не менее часто (особеннов языках аналитического строя) одна синтаксическая функция слова заставляетосознать его в данном контексте как существительное (например, английское goodв словосочетании for his good "для его пользы", но сравни a good wife"хорошая жена"). поэтому, если бы в каком-либо языке морфологическиепоказатели вообще отсутствовали, существительные были бы в нем все равно существительными,т.е. обладали бы грамматическим значением "предметности" (хотя возможнои совпадали бы в ряде случаев по своему звуковому составу с другими частямиречи, как английское good "польза" совпадает с good "хороший"и т.д.). Таким образом, грамматическое значение существительного, с одной стороны,и морфологические и синтаксические особенности существительного - с другой -это признаки отнюдь не равноправные.
Грамматические значения, подобные тому, которое обнаруживается в существительном,обнаруживаются в некоторых других частях речи - в глаголе, прилагательном инаречии. Мы не будем рассматривать их в подробности. Они уже были не раз описаны.ТаК, очень тонкий анализ их есть у А.М. Пешковского [7].Отметим только, что значения "глагольности", "прилагательности"и "наречности" (если так можно выразиться) - это все же нечто типологическиотличное от значения "предметности" (или "существительности"),поскольку последнее непроизводно от других грамматических значений, тогда какзначения "глагольности" и "прилагательности" производныот значения "предметности", т.е. предполагают определенную отнесенностьк существительному, а значение "наречности" производно от значений"глагольности" и "прилагателности", т.е. предполагает определеннуюотнесенность к глаголу или прилагательному. Поэтому, хотя основание, по которомуприлагательное, глагол и наречие выделяются в особые части речи, сходно с основанием,по которому выделяется существительное, оно не совсем тождественно ему.
Но проблема частей речи была бы все же совсем простой, если бы различия междуоснованиями, по которым выделяются отдельные части речи, исчерпывались этим.По-видимому, однако, они этим не исчерпываются. Как это ни неприятно для грамматистов,ищущих в частях речи во что бы то ни стало последовательности и стройности или"системы", некоторые части речи явно объединяются не единым грамматическим,а единым лексическим значением.
Типичной частью речи такого рода является, конечно, числительное. В противоположностьтому, что имеет место в отношении существительного, прилагательного, глаголаи наречия, числительное осознается как числительное не потому, что ему свойственноособое грамматическое значение "числительности", о котором мы узнаемблагодаря его морфологическим и синтаксическим свойствам, являющимся внешнимпоказателем этого грамматического значения, но потому, что оно имеет своим лексическимзначением число. Естественно поэтому, что между лексическим значением числительногои его принадлежностью к числительным как части речи не может быть такого противоречия,какое может быть в существительном между его "непредметным" лексическимзначением качества, действия, отношения и т.д. и его грамматическим значением"предметности" (например, в словах "доброта", "хождение","равенство" и т.п.). Числительное - это всегда слово, которое обозначаетчисло. И именно потому, что его значение как части речи есть в то же время еголексическое значение, определить это значение не представляет никакого труда.Оно есть число.
Морфологические и синтаксические особенности числительного уже потому не являютсяпоказателем грамматического значения данной части речи, что они в нем даже ине обязательны. Слово, обозначающее число, может и не обладать морфологическимиили синтаксическими особенностями, отличающими его от существительного или прилагательного.Если же оно ими и обладает, то эти особенности могут быть так же невелики, какособенности одной из лексических группировок существительных, - например, существительных,являющихся названием вещества, и т.п. Почему же, спрашивается, эти последниене выделяются в особую часть речи, а числительные выделяются? Потому ли, чтов случае числительного эти особенности все же больше? Нет, не потому, конечно,так как никакого мерила величины этих особенностей нет. Причина того, что числительноевыделяется в особую часть речи, тогда как другие группировки слов, объединенныеобщим лексическим значением и более или менее значительными морфологическимии синтаксическими особенностями, не выделяются в особые части речи, заключается,очевидно, в том, что в случае числительного группировка, объединенная общимлексическим значением и более или менее значительными синтаксическими особенностями,перекрывается группировками, объединенными общим грамматическим значением:среди числительных возможны и существительные, и прилагательные, и наречия (ав принципе возможны и глаголы, например, типа "удвоить" и т.п.), и,следовательно, числительные не часть части речи, а нечто, перекрывающеедругие части речи, т.е. группировка такая же первичная, как другие части речи,хотя и отнюдь не соотносимая с ними как член деления одного понятия.
То, что числительное перекрывается другими частями речи, - это, конечно, следствиетого, что основание, по которому оно выделяется в особую часть речи, совершенноотлично от основания, по которому выделяются в особую часть речи существительные,прилагательные, глаголы и наречия. Если бы мы сортировали какие-либо предметы,с одной стороны, по их цвету (т.е. синие, красные, желтые и т.д.), а с другойстороны - по их форме (т.е. квадратные, цилиндрические, шарообразные и т.д.),то естественно, что в группировке, отобранной по одному из этих оснований (например,среди синих предметов), могли бы оказаться и любые из предметов, отобранныхпо другому основанию (т.е. и квадратные, и цилиндрические, и шарообразные).Точно так же, в группировке слов, выделяющихся по своему лексическому значению,могут оказаться слова, принадлежащие к любой из группировок, выделяющихся поих грамматическому значению.
Показательно стремление грамматики отделить числительные в узком смысле слова,или "собственно числительные", т.е. слова с лексическим значениемчисла и некоторыми морфологическими или синтаксическими особенностями (в русскомязыке такими числительными будут, например, слова "два", "три","четыре" и т.п.), от числительных в широком смысле, т.е. просто словс лексическим значением числа (в русском языке числительные в таком смысле включаюти слова "первый", "второй" и т.п.).
Числительные в широком смысле - это, конечно, чисто лексическая группировка,поскольку она выделяеься на основании определенного лексического значения. Числительныев узком смысле - это лексико-грамматическая группировка, так как онавыделяется на основании определенного лексического значения в сочетании с некоторымиморфологическими и синтаксическими особенностями. Между тем существительное,глагол, прилагательное и наречие - это чисто грамматические группировки,поскольку они выделяются на основании определенного грамматического значения,выразитель которого - различные морфологические и синтаксические особенности.Поэтому едва ли правильно, как это часто делается, применять ко всем частямречи выражение "лексико-грамматическая группировка" - выражение, правда,внушительное своей длиной и удобное своей расплывчатостью (еще внушительнееи удобнее было бы "семантико-лексико-грамматическая" и т.п.).
Особого рассмотрения требует вопрос о местоимениях. То, что и местоимение- группировка, перекрывающаяся с существительными, прилагательными и наречиями,конечно, не подлежит сомнению. Об этом ясно свидетельствует даже общепринятаятерминология, согласно которой местоимения делятся на "местоименные существительные","местоименные прилагательные" и "местоименные наречия" или"существительные-местоимения" и т.д. Характерно, что Л.В. Щерба вцитированной выше статье вообще не выделяет местоимения в особую часть речи,а растворяет его в существительном и прилагательном.
Очевидно, поэтому, что и местоимения выделяются как часть речи не по томуоснованию, по которому выделяются существительные, прилагательные, глаголы инаречия, т.е. не по грамматическому значению, сопутствующему их лексическомузначению. Не выделяются ли они в таком случае, подобно числительному, по ихлексическому значению? В самом деле, содержание лексического значения местоименийдовольно единообразно. Местоимения определяются как слова, которые по содержаниюсвоего лексического значения выражают отношение говорящего к действительности,которое требует уточнения в процессе речи, или иначе - самоориентацию субъектаречи по отношению к предмету речи. Так, личное местоимение первого лица единственногочисла выражет отнесенность предмета речи к самому субъекту речи, указательноеместоимение выражает отнесенность того, о чем говорит субъект речи, к тому,что находится непосредственно перед ним, или тому, о чем он только что говорил,и т.д.
Специфика местоимения как части речи заключается, однако, в том, что оно выделяетсяне только по содержанию своего лексического значения, но и по его функциив речи. Местоимение не может быть употреблено иначе, как будучи конкретизированоконтекстом или ситуацией, т.е. оно не может быть употреблено в родовом значении.В любом контексте и в любой ситуации "я" будет обозначать не абстрактнуюотнесенность предмета речи к самому субъекту речи, а конкретного человека -Ивана Ивановича Иванова, Петра Михайловича Петрова и т.д. Если же "я"будет употреблено в значении абстрактной отнесенности предмета речи к субъектуречи, т.е. в родовом значении (например, "я - является понятием, которое..."),то оно уже будет обычным существительным, а не местоимением. Правда, исключениев этом отношении - неопределенные, отрицательные и вопросительные местоимения,само значение которых исключает конкретную соотнесенность.
Таким образом, основание, по которому местоимения выделяются в особую частьречи (содержание и функция его лексического, т.е. основного значения), отличнокак от основания, по которому выделяется числительное (содержание его лексическогозначения), так и от основания, по которому выделяется, например, существительное(содержание грамматического значения, сопутствующего его лексическому значению).Вместе с тем основание, по которому местоимение выделяется в особую часть речи,сходно с основанием, по которому выделяется группировка знаменательных слов,с одной стороны, и группировка служебных слов - с другой. Ведь эти группировкивыделяются также по функции их значения: знаменательные слова - это слова, достаточносамостоятельные по своему значению для того, чтобы выступать как члены предложения,тогда как служебные слова - это слова, недостаточно самостоятельные по своемузначению для того, чтобы выступать как члены предложения. Поэтому в сущностивозможно было бы разделить слова на три группы: слова местоименные, знаменательныеи служебные. Однако последние две группировки не принято считать частями речи,по-видимому, потому, что большинство традиционных частей речи входит в эти группировкикак их подразделения (существительные, прилагательные, глаголы, наречия - вгруппировку знаменательных слов; предлоги, союзы и т.д. - в группировку служебныхслов). Впрочем, и здесь возможно перекрывание: глагол может быть и знаменательнымсловом и служебным (связочные и вспомогательные глаголы).
Особого рассмотрения требуют такие части речи, как предлоги и союзы, посколькуоснование, по которому они выделяются, отлично от основания, по которому выделяютсядругие части речи. Несомненно, что предлоги и союзы выделяются в особые частиречи по их синтаксической функции (выражение отношений между словами или предложениями),но несомненно также, что содержание этой функции есть в то же время и значениеэтих слов, причем невозможно сказать, это значение - основное или сопутствующее,поскольку никакого сочетания двух различных по функции значений (лексическогои грамматического) в них нет. Так, предлог - это предлог, очевидно, потому,что то или иное отношение - содержание его значения, но выражать это отношениемежду словами есть в то же время его синтаксическая функция. Содержание значенияпредлога, как и всякое понятие, можно было бы, правда, разложить на n-еколичество понятий, из которых каждое последующее было бы менее общим, чем предыдущие.Так, содержание значения предлога "на" в сочетании "книга лежитна столе" можно было бы разложить на: 1) отношение вообще, 2) отношениемежду двумя предметами; 3) пространственное отношение между двумя предметами;4) отношение между двумя предметами, из которых первый лежит на поверхностивторого, и т.п. Но нелепо было бы думать, что возможность такого разложениядоказывает наличие в предлоге различных по своей функции значений. Его значениеявно едино.
Особое место среди частей речи занимает, конечно, и междометие. В отличиеот значения других слов значение междометия имеет не понятийное, а эмоциональноесодержание. Поэтому сомнительно, можно ли его значение считать лексическим.С другой стороны, как известно, для междометия характерно отсутствие каких-либограмматических связей с другими словами и совсем необязательно наличие каких-либограмматических значений. Так, невозможно обнарудить грамматические значения,например в таких междометиях, как "о!", "ах!" и т.п. Поэтомумеждометия выделются в особую часть речи, по-видимому, по чисто отрицательнымпризнакам, а именно - по отсутствию в них обычных грамматических и лексическихзначений.
Как следует из изложенного выше, части речи выделяются по разным основаниям:по свойственному данной части речи грамматическому значению, выразитель которого- морфологические и синтаксические свойства этой части речи (существительное,глагол, прилагательное, наречие); по лексическому значению слова (числительное,в широком смысле); по лексическому значению в сочетании с морфологическими исинтаксическими особенностями (числительное в узком смысле); по содержанию ифункции лексического значения (местоимение); по синтаксической функции слова,которая в этом случае совпадает со значением слова (предлог и союз); по отсутствиив слове лексического или грамматического значения в обычном смысле (иеждометие).Таким образом, обычно основанием является один ведущий признак. Однако и изэтого правила есть исключения (числительные в узком смысле). Единственное, чтообъединяет все эти основания, - это то, что все они из области значения. Но,разумеется, любая группировка слов, если она не чисто фонетическая, не можетне объединяться чем-то общим из области значения, поскольку только наличие значенияи делает слово словом.
Характерно, что нередко не все рассмотренные выше группировки считаются заслуживающиминаименования "части речи". Некоторые лингвисты различают "частиречи" и "частицы речи" [8] ит.п. Такие терминологические ограничения - проявление вполне естественного стремленияподчеркнуть различие в основаниях, по которым выделяются соответствующие группировкислов. Но, в сущности, такие терминологические ограничения могут раскрыть эторазличие только очень односторонне и неполно. Для того чтобы полно отразитьразличие в основаниях, по которым выделяются различные части речи, пришлосьбы, пожалуй, говорить не только о "частях речи" и "частицах",но еще и о "частищах", "частичках", "частенках"и т.п.
В настоящей статье не были рассмотрены такие нетрадиционные группировки слов,как категория состояния, модальные слова и т.п. Как известно, в отношении этихгруппировок слов спорно - являются ли они частями речи. Однако само понятиечасти речи, как было показано выше, настолько расплывчато, что всякий спор отом, является ли данная группировка слов частью речи или нет, не может не бытьбеспочвенным и бессодержательным. Определить, что необходимо для того, чтобыданная группировка слов могла считаться частью речи, можно только в самой общейформе, например, она могла бы быть определена как грамматическая или лексико-грамматическаяили даже лексическая группировка слов, обладающая каким-либо существенным общимпризнаком или признаками, не входящая как составная часть в другую часть речии не включающая в себя целиком другие части речи.
Однако путаница в представлениях о том, каковы должны быть основания, по которымслова выделяются в части речи, настолько велика, что даже и эти элементарныеограничения нарушаются. Так, некоторые лингвисты считают частью речи английскогоязыка (они называют ее "категорией состояния") одну из разновидностейприлагательного, а именно - прилагательные, которые употребляются только предикативно(в английском языке есть прилагательные, которые употребляются и атрибутивнои предикативно, их большинство, и есть несколько прилагательных, которые употребляютсятолько атрибутивно, и несколько прилагательных, которые употребляются толькопредикативно). Таким образом, часть речи оказывается частью части речи [9].С другой стороны, многие лингвисты считают частью речи "модальные слова",причем относят к модальным словами такие словосочетания или даже предложения,как "собственно говоря", "признаться сказать", "повсей вероятности", "не в обиду будь вам сказано" и т.п. Такимобразом, частью речи оказывается не группировка слов, а группировка слов, словосочетанийи предложений.

Примечания

1. Щерба Л.В. О частях речи в русском языке.- "Русская речь", новая серия, вып. 2, 1928, с. 5.

2. Там же, с. 8.

3. Там же.

4. Там же, с. 5-6.

5. Тимирязев К.А. Избр. соч., т. 3. М., 1949,с. 457.

6. Brondal V. Morfologi og syntax. Kobenhavn,1932.

7. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научномосвещении. М., 1934, с. 67 и сл.

8. См., например: Виноградов В.В. Русскийязык. М., 1947, с. 42.

9. См., например: Пипаст Л.О. К вопросу окатегории состояния в современном английском языке. Автореф. канд. дис. Л.,[1952].