Перевод текстов и документов > К лингвистической характеристике города

К лингвистической характеристике города

Дж. Дж. Гамперц

ТИПЫ ЯЗЫКОВЫХ ОБЩЕСТВ

(Новое в лингвистике. Вып. VII. Социолингвистика.- М., 1975. - С. 182-198)

Сравнению языкового и социального поведения мешало то обстоятельство, чтов основе лингвистических и антропологических исследований редко лежали сравнимыенаборы фактов. Описание антрополога относится к определенному обществу, в товремя как единственным предметом лингвистического анализа является отдельныйязык или диалект - множество словесных знаков, извлеченных из целостного процессакоммуникации, на основе некоторых структурных и генетических сходств. Конечно,исследования отдельных языков могут значительно различаться по своим масштабам.Они могут касаться речи небольшой артели охотников и промысловиков, диалектаодной деревни или литературного языка, на котором говорит несколько сотен миллионовчеловек. Но в целом, отбирая данные для анализа, лингвисты придают большее значениегенетическим отношениям и структурной однородности, чем социальному окружению.Мы представляем себе английский язык как отдельное целое, хотя самая обычнаявыборка может включать тексты, взятые из английской деревни, американского города,Австралии или даже бывшего колониального района Азии или Африки.

Процесс лингвистического анализа ориентирован, далее, на открытие единообразных,структурно однородных целых (Хаймс 1962). Стилистические варианты, заимствованияи т.п. из грамматик не исключаются, но традиционная техника опроса информантовне предназначена для установления их истинного масштаба (Фёгелин 1960, 65),и обычно их стремятся подвести под категорию свободного варьирования. Результатомтаких процедур является выбор одной разновидности (Фергюсон и Гамперц 1960,3) из комплекса разновидностей, которые характеризуют обычное речевое поведение.Затем эта единственная разновидность рассматривается как образец всего языкаили диалекта.

Такие структурные абстракции адекватны до тех пор, пока наш интерес ограниченязыковыми универсалиями или типологией и сравнительно-исторической реконструкцией.Они революционизировали нашу теорию грамматики, а в области языка и культурыпоказали несостоятельность прежних наивных представлений, которые ставили знакравенства между примитивностью материальной культуры и простотой языковой структуры.Но когда мы переходим от изучения языка как особого явления к анализу речевогоповедения в рамках того или иного общества, обычно оказывается необходимой болееподробная информация. Поэтому такие, например, взгляды, как взгляды Линтона,который утверждает, что "между сложностью языка данного народа и сложностьюкакого-либо другого аспекта его поведения нет, по-видимому, никакой корреляции"(Линтон 1936, 81) верны лишь в той мере, в какой они относятся к внутреннейструктуре данной разновидности языка. Слова Линтона не следует толковать, какэто иногда делается, в том смысле, что невозможно провести различие между речевыминавыками простых племенных групп и сложных городских обществ. Европейские лингвистыПражской школы и некоторые представители американской антропологической лингвистикипоказали, что существование кодифицированных стандартизированных языков, отличныхот повседневной непринужденной речи (casual speech) - "главный языковойпринцип городской культуры" (Гарвин и Матьо 1960, 283).

Тема внутриязыкового варьирования, которая игнорировалась в раннюю эпоху дескриптивнойлингвистики, в последние годы вновь привлекает к себе внимание (Сибеок 1960).Многие ученые призывают пересмотреть прежнюю гипотезу "монолитности языковойструктуры". В противовес этому они рассматривают языковое общение внутриречевого коллектива в терминах "системы взаимосвязанных подсистем"(Якобсон 1960, 352). Если принять этот взгляд, можно предположить, что сложностьязыка того или иного общества не является отражением внутренней организациикакой-то одной однородной системы, но может быть понята в терминах отношениймежду несколькими количественно отличающимися друг от друга системами. Аналогичныевзгляды представлены в некоторых антропологических работах последних лет, посвященных"промежуточным обществам" (Кон и Марриотт 1958, 1; Касагранде 1959,1). Чтобы адекватно рассмотреть такие языковые и социальные системы, необходимопоставить в центр лингвистического исследования не простой дескриптивный анализ,а анализ сравнительный или противопоставительный.

Хотя сравнительный анализ может быть синхроническим или диахроническим, ученые,интересовавшиеся отношением языка к социальному окружению, до сих пор ограничивалисьпреимущественно диахроническим сравнением. Наибольшее число сторонников завоевалаточка зрения Сэпира (Сэпир 1951, 89), который был склонен преуменьшать рольсоциального окружения и считал внутренние тенденции ("drift") главнымфактором, определяющим структурные особенности языка. Эта точка зрения оказалазначительное влияние и на синхронические исследования, как об этом свидетельствуетстатья Триандиса и Осгуда о применении техники семантического дифференциаладля изучения взаимодействия между разными культурами: "Греческий принадлежитк подгруппе индоевропейской семьи языков, совершенно отличной от других ее подгрупп.Таким образом, результаты данного исследования подтверждают предположение, чтово всех индоевропейских языках будет обнаружена, в общем, одна и та же семантическаяструктура" (Триандис и Осгуд 1958, 192). Лингвисты и антропологи никогдане разделяли до конца взглядов Сэпира на языковое изменение. Работы Боаса иевропейских лингвистов, связанные с явлениями языкового союза (Sprachbund),давно обнаружили ограниченность генетического подхода (Хаймс 1961, 23). В последниегоды исследования Вайнрайха, посвященные структурным заимствованиям в Швейцариии идишговорящих районах Восточной Европы, еще раз подчеркнули важность социальногоокружения (Вайнрайх 1952, 360; Вайнрайх 1953). Ареальный подход к языковым изменениямбыл затем развит Эмено (Эмено 1956, 3; Эмено 1962) в серии тщательно документированныхработ. В качестве отправной точки Эмено рассматривает южноазиатский культурныйареал, который он трактует как "единый в языковом отношении". Он указываетна существование многочисленных структурных параллелей среди языков индоарийского,дравидийского и мунда происхождения в Центральной Индии, а также на параллелимежду дравидийским брахуи и окружающими его индоарийской и индоиранской языковымигруппами на северо-западе. Аналогичные межъязыковые влияния, охватывающие целыйареал, были отмечены в индейской языковой области Калифорнии - том самом ареале,из которого Сэпир заимствует наиболее разительные примеры отсутствия связи междуязыком и социальным окружением. Катерина Каллахан (Каллахан 1961) показала существованиесерии глоттализованных взрывных в озерном миуок, которые, по всей видимости,являются заимствованиями из окружающих индейских языков. Уильям Шипли (Шипли1960) приводит поразительные примеры различий между структурами предложенийсеверного и южного майду, которые тоже наводят на мысль о влиянии окружения.

Однако все упомянутые выше исследования в области ареальной лингвистики имеютисторическую ориентацию и представляют больший интерес для ученых, занимающихсяисторией культуры, чем для антропологов. Понятие структурного заимствованияописывает конечный результат процесса изменения, но не раскрывает динамики этогопроцесса. Более интересными для ученых, занимающихся функциональным анализом,могут оказаться синхронические корреляты структурного заимствования - вариативностьречи и переключение кода на уровне диалекта, стиля или языка. Однако при изучениитаких явлений отправной точкой должно служить определенное общество, а не языкили другое подобное ему явление (Гамперц 1951, 94).

В своей статье "Этнография речи" (Хаймс 1962) Хаймс дает обзор литературыпо вопросам речевого поведения и показывает ее отношение к более традиционнымтипам лингвистических и антропологических изысканий. Он требует иного подходак "дескриптивному анализу речи" и высказывает мысль, что "речеваядеятельность общества должна быть главным объектом внимания". В даннойработе мы попытаемся пойти именно по этому пути.

Языковое распределение внутри социального или географического ареала обычноописывается в терминах языковых обществ (коллективов) (Блумфилд 1933, 42). Можнонайти немало случаев, когда при определении таких обществ используются внеязыковыекритерии. Фрингс и его группа немецких диалектологов заимствовали из географииприемы установления границ культурных областей на основе торговых и транспортныхотношений, распределения предметов материальной культуры и т.п. и использовалиэти области в качестве фокуса при изучении языкового распределения (Гамперц1961а). Американские лингвисты имели дело с небольшими группами в городах (Путнами О'Херн 1955), а монументальная работа Эйнара Хаугена "Норвежский языкв Америке" является примером исчерпывающего исследования языка одной группыиммигрантов (Хауген 1953). Однако во всех этих работах принимается, что границыязыкового общества совпадают с границами отдельного языка и его диалектов истилей. О двуязычных людях говорят, что они "являются мостиком, соединяющимязыковые общества" (Хоккет 1958). Некоторые авторы идут настолько далеко,что уподобляют их "маргинальному человеку" в социологии (Соффиетти1955).

Априори нет никаких причин, которые вынуждали бы нас определять языковое обществокак такое, все члены которого говорят на одном и том же языке. Общее дву- илимногоязычие является скорее правилом, чем исключением, в очень большом числеобществ, включая русскую городскую элиту XIX столетия, правящие группы многихсовременных азиатских и африканских народов, упомянутые выше группы американскихиммигрантов и многие другие. Между прочим, Вайнрайх, описывая носителей языкаидиш в Восточной Европе, говорит даже о "двуязычных языковых обществах"(Вайнрайх 1953). Кроме того, с точки зрения социальной функции различие междудвуязычием и двухдиалектностью часто не является принципиальным (Гамперц 1961а,Мартине 1954, 1).

В связи с этим в данной работе термин "языковое общество" будетиспользоваться подобно термину Эмено "языковой ареал". Мы определимего как социальную группу, одноязычную или многоязычную, единство которой поддерживаетсячастотой различных типов социального взаимодействия и которая отграничена отокружающих областей слабостью своих связей с ними. В зависимости от уровня абстракции,которого мы хотим достичь, языковые общества могут состоять из небольших групп,члены которых связаны личными контактами, или распространяться на значительныетерритории.

Социальное общение внутри языкового общества может рассматриваться в терминахфункциональных ролей: по Наделю (Надель 1957, 31 и сл.), функциональная роль- это "образ действий, предписанный индивиду внутри общества". ПодходНаделя к анализу ролей сформулирован на понятном для лингвиста языке. По мнениюНаделя, каждая роль характеризуется некоторыми доступными для восприятия "атрибутами",состоящими из "диакритик", которые проявляются в таких типах ролевогоповедения, как платье, этикет, жесты и предположительно речевое поведение; сдругой стороны, она характеризуется названиями ролей типа священник, отец, учитель,в которых содержится предварительная информация о характере ожидаемого речевогоповедения. Та или иная диакритика считается периферийной, если ее присутствиеили отсутствие не меняет восприятия роли носителем языка, и существенной, есливосприятие роли меняется. Далее Надель утверждает, что ролевое поведение меняетсяв зависимости от "внутренней обстановки действия" ("inter-actionalsetting"), - термин, по-видимому, соответствующий лингвистическому понятию"контекста ситуации" (Фирт 1957, 32), или "окружения".

Совокупность свойственных данному обществу ролей может быть названа его "матрицейобщения". До сих пор не существует никаких общепринятых процедур выделенияиндивидуальных ролей, хотя во многих работах последних лет были отмечены корреляциимежду использованием языка, или стилем, и соответствующим ему поведением (Фишер1958, 47; Чоудари 1960, 64; Фергюсон 1959, 2). Для наших целей достаточно будетвыделить только те роли или пучки ролей, с которыми связаны существенные речевыеразличия. Мы, таким образом, предполагаем, что каждая роль имеет в качествеязыковой диакритики некий код или субкод, который является нормой ролевого поведения.Мы говорим о "кодовой матрице" как множестве кодов и субкодов, функциональносвязанных с матрицей общения.

Характер компонентов кодовой матрицы у разных обществ различен. В некоторыхобществах все компоненты суть диалекты или стили одного и того же языка. О нихмы будем говорить как о субкодах. В других обществах матрица общения включаеттакже генетически различные языки, и в этом случае мы будем использовать термин"коды". Однако различие между кодом и субкодом является по преимуществулингвистическим; оно не обязательно соответствует различию в социальной функции.Крестьянин Южной Франции использует патуа при общении с членами своей семьии соседями, но переходит на областной вариант французского языка, разговариваяс посторонними. В Бретани бретонский используется в домашнем кругу, а общениес посторонними подерживается при помощи другого областного варианта французскогоязыка. И бретонский язык и патуа используются в приблизительно одинаковых ситуацияхи имеют аналогичные социальные функции в крестьянской среде.

Вопрос о том, включать ли данный код в исследование данного языкового общества,решается положительно, если противоположное решение приводит к разрыву матрицыобщения. Английский язык составляет важную часть матрицы общения городской Индии,но может быть опущен при этнографическом описании какого-нибудь отдаленногоплеменного общества. Аналогичным образом санскрит оказывается существенным,если речь идет об индуистских общинах в Индии, и несущественным, если речь идето мусульманских группах. Таким образом, различие между единообразием и разнообразиемдиалектов или между одноязычием и двуязычием становится менее важным, чем различиемежду индивидуальным и общественным.

Субкоды одного и того же языка в рамках кодовой матрицы тоже обнаруживаютнесколько степеней языковых различий. В языковом отношении местные диалектымогут отличаться или быть очень сходными с официальными формами речи. То жесправедливо и относительно стилей. Недавно Фергюсон указал некоторые важныеязыковые различия между официальными и неофициальными средствами общения рядагородских обществ (Фергюсон 1959, 2). Мы будем использовать принадлежащий Вайнрайху(Вайнрайх 1952) термин "языковое расстояние" для обозначения совокупностифонологических, грамматических и словарных различий внутри кодовой матрицы,как они предстают в сопоставительном исследовании.

Общества различаются также способом объединения ролей в пучки в рамках матрицыобщения. В сельских районах Индии роль религиозного проповедника тесно связываетсяс ролью социального реформатора, а в американском обществе естественно считатьэти две роли совершенно различными (Гамперц 1961б). Другая характерная чертанекоторых обществ - это различие между поведением в домашнем кругу или средиравных и поведением по отношению к посторонним. В Южной Азии это различие вролях соответствует резкому различию между местными диалектами и официальнымиформами речи. Санкции против смешения двух типов поведения были в течение большоговремени настолько строгими, что некоторые индийцы испытывают почти непреодолимоеотвращение к записи непринужденной речи. Может быть, такие социально предписанныеразличия в ролевом поведении являются главным фактором, благодаря которому сохраняютсяместные диалекты. Мы будем использовать термин "выделимость роли"для обозначения той степени обособленности ролевого поведения, которая поддерживаетсяв данном обществе.

Анализ языковых обществ в разных частях мира открывает определенную зависимостьмежду общими признаками кодовой матрицы и некоторыми чертами социальной структуры.Такие связи часто отмечались и раньше (Гринберг 1956, 109). Так, европейскиедиалектологи XIX века показали связь между политическими и т.п. границами прошлогои нынешними диалектными изоглоссами (Гамперц 1961а). Другие диалектологи указалина контраст между относительной однородностью речи в таких недавно заселенныхобластях, как американский Запад, и ее разнообразием в районах более раннегозаселения на Восточном берегу кнтинента. Предполагается, что причиной этой однородностиявляются процессы изменения, к которым приводит миграция масс различного происхожденияв условиях, благоприятствующих текучести ролей и положений. Этот вывод подтверждаетсянашим опытом изучения языка поселений иммигрантов в Соединенных Штатах. Языктаких поселений обнаруживает тенденцию к сохранению до тех пор, пока их жителиобразуют особую социальную группу, как это имеет место в некоторых сельскихпоселениях, но утрачивается, когда поселенцы вливаются в городское общество.

Мы уже ссылались на работы лингвистов Пражской школы и Гарвина, касающиесясвязи между городскими обществами и стандартными языками (Гарвин и Матьо 1960,283). Гарвин и Матьо определяют стандартный язык как "кодифицированнуюформу языка, принятую весьма широким кругом его носителей и служащую им в качествеобразца". Они перечисляют ряд признаков, характерных для стандартного языка.Особый интерес представляют два из них - кодификация и языковая лояльность.Кодификация состоит в том, что правила произношения и грамматики излагаютсяв явном виде (т.е. в форме нормативных грамматик и словарей), а языковая лояльность- понятие, введенное Вайнрайхом (Вайнрайх 1953, 106), - это особое отношениек языку, которое создает ему престиж и заставляет его носителей защищать его"чистоту" от "искажений" в произношении и "иностранных"заимствований.

Эти и им подобные наблюдения над отношением между особенностями речи и социальнымокружением касаются только отдельных случаев. Более общие формулировки станутвозможны в результате применения таких понятий, как кодовая матрица, выделимостьроли, языковое расстояние и языковая лояльность, к исследованию языковых обществразной степени социальной сложности. Такие классификации могут продемонстрироватьв первом приближении соответствия между особенностями речи и социальными группами,известными в современной социологии под названием артелей, крупных племенныхобъединений и современных городских обществ. Формулировки такого рода будутпо необходимости носить очень предварительный характер, особенно в связи с тем,что сами социологи не достигли, по-видимому, согласия по вопросу о теоретическихосновах различения простых и сложных обществ (Шнейдер 1961) и поскольку надежныхсопоставительных данных о речевом поведении по разным обществам не существует.Мы предлагаем эти формулировки в надежде, что они могут стимулировать дальнейшиеисследования.

Мы начнем с наименее сложных обществ, представляющих собой небольшие артелиохотников и промысловиков, которые мы находим, например, среди американскихиндейцев Большого бассейна. Социальные контакты в таких группах ограничены личнымобщением, группы характеризуются минимумом социальной стратификации и относительноредкими контактами с посторонними. Тем не менее, их речь не совсем единообразна;заметные различия наблюдаются между тем, что было названо непринужденной повседневнойречью, и более строгими стилями, используемыми в пении, пересказе мифов и сказанийи в аналогичных, связанных с определенны ритуалом ситуациях. В таких обществахбывают примеры, когда ритуальные формулы содержат слова, предложения или песнина языке, непонятных для самих членов этого общества. В целом, однако, языковоерасстояние между непринужденной речью и более строгим стилем относительно невелико,и строгим стилем владеют, по-видимому, не только представители одной определеннойгруппы (Хаймс 1958, 253; Егерленер 1958, 264; Фёгелин 1960, 57 и сл.).

Мы обнаруживаем несколько больше разнообразия в более крупных и экономическиболее развитых племенных объединениях, которые поддерживают торговые отношенияс внешним миром, даже не будучи связанными в единое общество. В той мере, вкакой специализируется ритуальная деятельность, требующая использования старогостиля, эти стили закрепляются в таких обществах за особыми группами. Торговляс другими племенами, говорящими на других языках, требует двуязычия, но толькообращение к этим языкам ограничивается всего несколькими ролями. Во многих обществахторговые отношения лимитированы, не касаются важных предметов и окружены ритуалом,целью которого является предотвращение чересчур тесных контактов торговца сплеменем. По мере расширения объема торговли и возникновения специальных группторговцев тот или иной племенной язык может распространиться в качестве торговогоязыка на большие пространства, как это произошло с языком хауса в Африке. Формыязыка, используемые в ситуации торговли, обнаруживают тенденцию к обособлениюот форм, используемых внутри племени. Они отличаются от стандартных языков тем,что, как правило, не кодифицированы и лишены особого престижа за рамками торговойситуации. Так называемый пиджин или смешанные языки редко встречаются в чистоплеменных обществах, а являются результатом контакта между экономически развитымобществом и племенной группой или группами.

Племенные общества могут быть связаны с другими обществами не только торговымиотношениями, но и смешанными браками или религиозным ритуалом. Есть факты, свидетельствующиео том, что в таких ситуациях дву- и многоязычия существует гораздо чаще, чемможно судить по материалам большинства лингвистических и этнрографических исследований.Такое двуязычие, однако, редко распространяется на все общество. Внутри данногообъединения говорят только на племенном языке. У некоторых племен американскихиндейцев (юрок, карок и хупа), живущий в одной и той же местности и поддерживающихрегулярные контакты друг с другом, это доведено до такой крайней степени, чтокаждое племя пользуется собственным обозначением для одного и того же объекталандшафта. По-видимому, племенной язык является символом принадлежности к одномуобществу, хотя он и не обладает формальными признаками стандартного языка. Мыможем сказать, что в таких племенах языковая лояльность практикуется по отношениюк племенному языку, хотя матрица общения может включать в себя и некоторые торговыеязыки.

По-видимому, всеобщее двуязычие, стратификация речи или широкое стилистическоеварьирование могут возникнуть лишь тогда, когда расширение экономической базыобщества делает возможной экономическую стратификацию. Один из обычных типовварьирования, отмеченный в обществах, которые, несмотря на относительно высокийуровень развития, все же сохраняют кое-какие признаки племени, - это различиемежду "высоким" и "низким" языковым стилем (Гарвин и Ризенберг1952, 201; Уленбек 1950). Характерная черта таких обществ - существование правящейгруппы, в которую входят победители-пришельцы, отделенные от остальной частинаселения значительным социальным расстоянием. Высокий и низкий стили частоотличаются друг от друга в области словаря, морфологии и алломорфологии, ноне в области фонологии. Они также пользуются разными источниками при заимствовании:высокий стиль яванского заимствует из индоарийских языков, в то время как высокийстиль балийского, по некоторым сведениям, - из яванского. Независимо от их различийвысокий и низкий стили рассматриваются носителями как части одного и того жеязыка.

Вариативность достигает максимума в типичных промежуточных обществах, длякоторых характерно существование крестьянской, пастушеской или даже племеннойпрослоек, находящихся на разных ступенях интеграции в социально господствующихгруппах. Социальные системы в этих обществах обнаруживают высокую степень социальнойстратификации и профессиональной специализации. Социальное поведение характеризуетсявыделимостью ролей, так что индивиды поступают по-разному в разных ситуациях.Эти различия усиливаются скрупулезно разработанным ритуалом и условностями поведения(то есть этикетом), а также различиями в одежде, гастрономических привычкахи тому подобном. Наиболее ярким примером этого является индийское кастовое общество,которое производит впечатление множества раздельных групп, живущих бок о боки вступающих в общение друг с другом в ограниченном числе ситуаций, составляющихлишь часть их глобальной деятельности. Менее сложные промежуточные обществаотличаются от него не по существу, а только по степени сложности. Кодовая матрицав таких обществах может включать широкий диапазон языковых различий - от чистолексических и фонетических несоответствий до значительных расхождений в структурах.Интересно свойственное им явление речевой маски типа "поросячьей латыни"("Pig Latin"). Этот тип маски, делающий субкоды взаимно непонятными,тем не менее поддается описанию в терминах относительно простых трансформационныхправил (Хомский и Халле 1967).

При обсуждении распределения форм речи в этих обществах мы будем различатьисконную форму языка, усваиваемую в домашнем кругу, и арго, или специальныеразновидности речи, усваиваемые в более зрелом возрасте и используемые тольков строго определенных ситуациях (Гамперц 1961а, 12). Наибольшее географическоеразнообразие форм речи свойственно языкам сельского населения. Это разнообразиеможет принимать форму диалектов одного языка или генетически неродственных языков.В обоих случаях социальные функции этих средств аналогичны: они служат для внутреннегопользования и сосуществуют с официальными кодами, к которым обращаются при общениис посторонними. В средневековой Европе, например, мы обнаруживаем островки кельтскойречи в альпийский районах, вкрапленные в романскую и германскую диалектные области.На востоке Европы славянские языки перемежаются с германскими диалектами, ана юго-западе баскский соседствует с романскими. Аналогичным образом в Индиив глубине индоарийской территории можно обнаружить севернодравидийские племенныеязыки и сунда языки типа корку.

Арго, или специальные разновидности речи, распадаются на несколько типов.Арго первого типа, которые можно назвать субрегиональными или региональнымидиалектами, служат в качестве средства торгового и межгруппового общения. Онинапоминают торговые языки племенных ареалов в том отношении, что мало кодифицированыи лишены сколько-нибудь значительного престижа. Языковое расстояние между этимикодами и местными формами речи может быть невелико, если и те и другие сутьдиалекты одного и того же языка. Если же местное население говорит на генетическиотличном языке, то жители, чьи занятия требуют контакта с внешним миром, обнаруживаюттенденцию к двуязычию.

Второй тип арго - это арго, используемые некоторыми социальными и профессиональнымигруппами для соответствующих специальных целей. Сюда можно отнести специальныеязыки бродячих торговцев, воровские жаргоны, литературные и декламационные стилинародных сказителей. Их социальная функция состоит, по-видимому, в том, чтобыподдерживать груповую исключительность. Их оберегают и хранят от постороннихприблизительно так, как цехи ремесленников хранили секреты своего ремесла. Кодыэтого типа могут от случая к случаю быть письменными; можно считать, что ониобнаруживают кодификацию в той мере, в какой правильное произношение и грамматикаявляются средством идентификации членов данной группы, однако их престиж, какправило, ограничен.

К третьей категории относятся церковные и административные коды, которые распространенына более обширных и в географическом и в социальном отношении территориях, чемарго предыдущего типа. Так, в средневековой Европе латынь использовалась и какадминистративный, и как церковный язык в германском, романском и [частично]славянском языковых ареалах. Санскрит и персидский выполняли аналогичные функциив средневековой Индии. Эти коды служат в качестве языка особых административныхи духовных классов, но не обязательно используются представителями господствующейгруппы в повседневной речи. Некоторые их черты роднят их с профессиональнымикодами, поскольку они предназначены для поддержания групповой исключительности;они характеризуются крайней степенью кодификации, которая проявляется в необходимостибольших затрат времени для изучения грамматики и риторики и, конечно, в существованиисоответствующих школ, в свою очередь предполагающих существование ученых-филологов.Когда административный и церковный коды различаются, церковный код получаетболее высокий престиж. Таким образом, промежуточные общества в противоположностьплеменным склонны проявлять языковую лояльность по отношению к кодам, которыемогут быть в корне отличны от исконного языка.

Глубокие различия и большое языковое расстояние между административным и церковнымкодами, с одной стороны, и другими кодами кодовой матрицы - с другой, могутсохраняться только до тех пор, пока власть остается в руках небольшой правящейверхушки (Гавранек 1936, 151). По мере того как все более широкие слои населениявовлекаются в общенациональную жизнь и становятся активными, прежний административныйкод может быть заменен кодом, построенным на основе местного материала. Новыеадминистративные субкоды, характерные для этого типа общества, как правило,не во всем совпадают с разговорным языком социально активных городских групп;во многих случаях между ними может сохраняться значительное языковое расстояние(Фергюсон 1959). В целом, однако, тенденция развития такова, что кодовая матрицастановится все менее и менее разнообразной по мере того, как местное населениевовлекается в господствующие группы, или, по выражению Дейча, "активные"группы (Дейч 1953), а выделимость ролей уменьшается.

Языковые расстояния внутри кодовой матрицы минимальны в некоторых высокоурбанизированныхобществах, подобных тем, которые мы находим в части современной Европы и в СоединенныхШтатах. В этих обществах различие между стандартным языком и местными диалектамипочти полностью утратилось. Оно отражается только в форме региональных нормтипа тех, которые сложились на американском Среднем Западе, Юго-Западе или Западе.Некоторые социальные речевые различия сохраняются. В дополнение к этому имеютсячетко различимые субкоды официального и неофициального стиля, а также техническиеи научные языки. Однако в противоположность картине, которую мы обнаруживаемв промежуточных обществах, большие языковые расстояния между этими формами характернытолько для синтаксического и лексического уровней. Редко можно найти два илитри разных набора вариантов окончаний или функциональных слов, что характернодля стилистических различий в некоторых азиатских языках. Значительная частьразличий, которые все еще встречаются, оправдывается особыми требованиями, которымдолжна удовлетворять специальная терминология. Создается даже впечатление, чтонеглубокие языковые различия стилей являются прямым коррелятом неустойчивостиролей, связанных с различием между кастой и классом. В этих обществах языковаялояльность проявляется по отношению к стандартному языку, который теперь хорошоотражает речь большинства.

Литература

Блумфилд 1933: L. Bloomfield. Language. New York, 1933.Вайнрайх 1952: U. Weinreich. Sabesdiker Losn in Yiddish: a problem of linguisticaffinity. "Word", 8, 360.Вайнрайх 1953: U. Weinreich. Languages in contact. New York, 1953.Гавранек 1936: B. Havranek. Zum Problem Norm in der heutigen Sprachwissenschaftund Sprachkultur. "International congress of linguists, 4th", Actes...,Copenhagen, 1936, 151-157.Гамперц 1961а: J.J. Gumperz. Speech variations and the study of Indian civilization.AA, 1961, 63, 976-988.Гамперц 1961б: J.J. Gumperz. Religion and social communication in villageNorth India. Typescript of talk presented to Seminar on Hinduism, August 1961,University of California, Berkeley.Гамперц и Наим 1960: J.J. Gumperz and C.M. Naim. Formal and informal standartsin the Hindi regional language area. In C.A. Ferguson and J.J. Gumperz, eds.,Linguistic diversity in South Asia. Indiana University, 1960.Гарвин и Матьо 1960: P. Garvin and M. Mathiot. The urbanization of the Guaranilanguage - a problem in language and culture. In "Man in culture".Philadelphia, 1960, 783-790.Гарвин и Ризенберг 1952: P. Garvin and S.H. Riesenberg. Respect behaviouron Ponape. AA, 1952, 54, 201-220.Гринберг 1956: J. Greenberg. The measurement of linguistic diversity. Lg,1956, 32, 109-115.Дейч 1953: Nationalism and social communication. New York and Cambridge, Mass.,1953.Егенленер 1958: J. Yegerlehner. Structure of Arizona Tewa words, spoken andsung. IJAL, 1958, 24, 264-267.Каллахан 1961: C. Callahan. Phonemic borrowing in Lake Miwok. 17 pp. typescript.Касагранде 1959: J.B. Casagrande. Some observations on the study of intermediatesocieties. In "Intermediate societies, social mobility and social communication.Proceedings of the 1959 annual spring meeting of the American ethnologicalsociety", 1-10.Кон и Марриот 1958: B.S. Cohn and McKim Marriott. Networks and centers inthe integration of Indian civilization. "Journal of social research",Ranchi Bihar, 1958, 1.Линтон 1936: R. Linton. The study of man. New York, 1936.Мартине 1954: A. Martinet. Dialect. "Romance philology", 1954, 8,1.Надель 1957: S.F. Nadel. The theory of social structure. London, 1957.Путнам и О'Херн 1955: G.N. Putnam and E.M. Hern. The status significance ofan isolated urban dialect. Lg, 1955, 31, Supplement.Сибеок 1960: Th.A. Sebeok. Style in language. New York, 1960.Соффиетти 1955: J.P. Soffietti. Bilingualism and Biculturalism. "Journalof education psychology", 1955, 46, 222.Сэпир 1951: E. Sapir. Language and environment. In: "Selected writingsof Edward Sapir". David Mandelbaum ed., Berkeley, 1951, 9-103.Триандис и Осгуд 1958: H.C. Triandis and C.E. Osgood. A comparative factorialanalysis of semantic structures in monolingual Greek and American collegestudents. "Journal of abnormal and social psychology", 1958, LVII,187.Уленбек 1950: E.M. Uhlenbeck. De Tegenstelling Krama: Ngoko, Haar Positiein het Javaanse Taalsystem. Djakarta, 1950.Фёгелин 1960: C.F. Voegelin. Casual and non-casual utterances within unifiedstructure. In: "Style in language", Th.A. Sebeok, ed., New York,1960, 57-68.Фургюсон 1959: C.A. Ferguson. Diglossia. "Word", 1959, 15, 2.Фергюсон и Гамперц 1960: C.A. Ferguson and J.J. Gumperz, eds. Linguistic diversityin South Asia, op. cit.Фирт 1957: J.R. Firth. A synopsis of linguistic theory, 1930-1955. In "Studiesin linguistic analysis" (Special volume of the Philological society),1957, 1-32.Фишер 1958: J.L. Fischer. Social influences on the choice of a linguisticvariant. "Word", 14, 47-61.Хаймс 1958: D.H. Hymes. Linguitic features peculiar to Chinookian myths. IJAL,1958, 24, 253-257.Хаймс 1961: D.H. Hymes. Alfred Louis Kroeber. Lg, 1961, 37, 1-28.Хаймс 1962: D.H. Hymes. The ethnography of speaking. In "Anthropologyand human behaviour", T. Gladwin and W.M.C. Sturtecant. eds., Washington,1962.Хауген 1953: E. Haugen. The Norwegian language in America. Philadelphia, 1953.Хоккет 1958: C.F. Hockett. A course in modern linguistics. New York, 1958.Хомский и Халле 1967: N. Chomsky and M. Halle. The sound pattern of English.New York, 1967.Чоудари 1960: M. Chowdhury. The language problem in East Pakistan. In "Linguisticdiversity in South Asia", op. cit.Шипли 1961: W. Shipley. Maidu and Nisenan: a binary survey. IJAL, 27, 46-51.Шнейдер 1961: D.M. Schneider. Comments on studies of complex societies. "CurrentAnthropology", 1961, 2, 215.Эмено 1956: M.B. Emeneau. India as a linguistic area. Lg, 1956, 32, 3-16.Эмено 1962: M.B. Emeneau. Brahui and Dravidian comparative grammar. Berkeley,1962.Якобсон 1960: R. Jakobson. Linguistics and poetics. In: "Style in language",op. cit., 350-377.