Классификация языков


Э. Бенвенист

КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫКОВ [*]

(Новое в лингвистике. Вып. III. - М., 1963. - С. 36-55)


Проблема классификации языков - очень важная проблема, и потребовалась быцелая книга, чтобы изложить ее достаточно хорошо. В одной лекции невозможнони полностью охватить эту тему, ни обосновать новый метод. Ниже предполагаетсялишь дать обзор господствующих в настоящее время теорий и показать, на какихпринципах они основаны и каких результатов можно достичь с их помощью. Общаяпроблема классификации языков распадается на ряд частных вопросов, которые могутбыть весьма различными в зависимости от рассматриваемого типа классификации.Однако для всех этих частных вопросов характерно то, что каждый из них, будучистрого сформулирован, целиком охватывает как проблему классификации языков,так и проблемы, связанные с изучением того языка, который подлежит классификации.Этого вполне достаточно для того, чтобы оценить значение соответствующих исследований,присущие им трудности, а также тот разрыв, который имеется между намеченнойцелью и средствами ее осуществления.
Первой классификацией, которой занялись лингвисты, была так называемая генеалогическаяклассификация, то есть классификация, распределяющая языки по семьям в зависимостиот предполагаемой общности их происхождения. Самые ранние попытки такой классификациивосходят к эпохе Возрождения, когда появление книгопечатания дало возможностьпознакомиться с языками ближних и дальних народов. Уже сам факт сходства междуязыками очень скоро привел к объединению их в семьи. Таких семей вначале былогораздо меньше, чем в настоящее время. Объяснения же различий между языкамиискали тогда в библейских мифах. С открытием санскрита и возникновением сравнительнойграмматики метод классификации становится более научным. И хотя мысль о единомпроисхождении языков в это время еще полностью не отбрасывается, но все болееи более точно определяются условия, при которых возможно установление генетическойблизости языков. Методы, опробированные на материале индоевропейских языков,были распространены впоследствии на многие другие языки, так что в настоящеевремя большинство языков сгруппировано в генетические семьи. Труд по описаниюязыков мира вряд ли может быть сейчас выполнен иным способом. В настоящее времяглоттогонические гипотезы уже не занимают ученых, а пределы познаваемого и доказуемогоочерчиваются все более точно; тем не менее наука не отказалась ни от поисковсвязей между языками малоисследованных стран, например между языками Южной Америки,ни от попыток объединения целых семей, например индоевропейской, семитской ит. д., в более обширные группировки. И при этом не наука о языках позволилазаложить основу классификации, но, наоборот, именно с классификации, сколь наивнаи туманна она ни была вначале, начинается развитие науки о языках. Сходствомежду древними и современными языками Европы обусловило создание теории, объясняющейэто сходство.
Данное соображение до некоторой степени объясняет те противоречия, которыевозникают в связи с проблемой генеалогической классификации. Ведь именно в самихнедрах чисто генетической и исторической лингвистики в течение нескольких последнихдесятилетий родилось общее языкознание. Из-за того, что общее языкознание стремитсяв настоящее время преодолеть историческую перспективу и выдвинуть на первыйплан синхроническое изучение языков, оно вынуждено иногда предпочитать генетическомупринципу классификации другие принципы. Интересно выяснить, в какой мере этитеоретические разногласия влияют на рассматриваемую нами проблему классификацииязыков.
Для любой классификации, какова бы она ни была, прежде всего нужно указать,признаки, на которых она основана. Для генеалогической классификации такимипризнаками являются признаки исторического характера. Сторонники генеалогическойклассификации стремятся объяснить как совершенно явные, так и менее очевидныесходства и различия между языками определенного ареала их общим происхождением.Здесь начинается применение сравнительного и индуктивного метода. Если лингвистрасполагает древними свидетельствами, достаточно убедительными и обширными,то он может восстановить непрерывную связь между последовательными состояниямиодного языка или совокупности языков. Наличие такой непрерывной связи нередкопозволяет сделать заключение, что различающиеся ныне языки развились из единогоисточника. Доказательством их родства является наличие регулярных черт сходства,то есть соответствий между полными формами, морфемами и фонемами отдельных языков.Соответствия в свою очередь группируются в ряды, число которых тем больше, чемболее родственны сопоставляемые языки. Соответствия являются убедительными лишьв том случае, если удается полностью исключить такие факторы, как случайноесовпадение, заимствование из одного языка в другой или обоих из одного общегоисточника, результат конвергенции языков. Доказательства оказываются решающими,если соответствия удается сгруппировать в пучки. Так, соответствие между лат.est : sunt, нем. ist : sind, франц. e : sont и т. д. предполагает определенныефонетические соответствия, а также тождество морфологической структуры, типачередования, глагольных классов и значения. Каждое из этих тождеств можно подразделитьна ряд признаков, также находящихся в соответствии; для каждого из этих признаковв свою очередь можно найти аналогии в других формах этих языков. Короче говоря,здесь сочетаются условия столь специфические, что предположение о родстве рассматриваемыхязыков можно считать доказанным.
Этот метод хорошо известен: он был проверен при установлении нескольких семейязыков. Доказано, что он с успехом может быть использован при изучении языков,не имеющих письменной истории, родство которых устанавливается только на основанииих современной структуры. Прекрасным примером такого исследования является проведенноеБлумфилдом сравнение четырех основных языков центральной алгонкинской группы- фоке, оджибве, кри, меномини. На основе регулярных соответствий Блумфилд установилразвитие пяти консонатных групп со вторым элементом k в этих языках и реконструировалв общеалгонкинском языке прототипы ck, sk, xk, hk, nk. При этом одно соответствие,ограниченное формой "он красный", не поддавалось объяснению: группа Sk в языкахфоке и оджибве (фоке meskusiwa, оджибве miSkuzi) аномально соответствует группеhk в языках кри и меномини (кри mihkusiw, меномини mehkon). На основании этогоавтор постулировал в протоалгонкинском особую группу ck. И лишь впоследствиион имел случай подтвердить предположение об особой группе ck ссылкой на диалектМанитоба языка кри [1], где рассматриваемаяформа выступает в виде mihtkusiw с группой -htk-, отличной от -hk-. Регулярностьфонетических соответствий и возможность в известной степени предвидеть процессфонетического развития не ограничивается каким-либо определенным типом языкаили какой-либо определенной областью. Поэтому нет оснований считать, что "экзотические"или "примитивные" языки требуют иных принципов сравнения, чем языки индоевропейскиеили семитские.
Доказательство первоначального родства требует нередко очень длительных иобременительных изысканий по отождествлению единиц на всех уровнях анализа:по отношению к отдельным фонемам, сочетаниям фонем, морфемам, сочетаниям морфеми по отношению к целым конструкциям. Эта работа связана с рассмотрением конкретнойсубстанции сравниваемых элементов. Так, например, прежде чем говорить о соответствиилат. fere и скр. bhara-, необходимо доказать, что латынь закономерно имеет fтам, где санскрит имеет bh. Никакое исследование родства языков не может избежатьэтого, и определение места каждого языка в классификации является итогом большойработы по отождествлению конкретных единиц сравниваемых языков. При этом необходимоучитывать условия, при которых это отождествление происходит, так как без ихучета доказательство невозможно.
Однако мы не можем установить универсального способа для определения формыклассификации языков, родство которых может быть доказано. Наше представлениео какой-либо семье языков и место, которое мы отводим языкам этой семьи, отражаетв действительности, и это нужно себе уяснить, модель частной классификации,классификации индоевропейских языков. Нельзя не признать, что это наиболее полнаяи по нашим современным требованиям наиболее удовлетворительная классификация.Сознательно или бессознательно лингвисты используют данную модель всякий раз,когда они приступают к классификации менее известных языков. В этом есть свояположительная сторона, так как использование хорошо разработанной классификациизаставляет лингвистов соблюдать большую строгость при обработке нового материала.Однако отнюдь не очевидно, что те критерии, которыми пользуются обычно при классификациииндоевропейских языков, имеют всеобщую применимость. Одним из самых веских аргументовв пользу индоевропейской общности является сходство числительных, которое сохраняетсяпо сей день в течение более чем двадцати пяти веков. Но устойчивость числительныхобъясняется, вероятно, такими специфическими причинами, как развитие экономикии обмена, известное индоевропейским народам с очень давнего времени, а не "естественными"или универсальными мотивами, общими для всех языков. Бывает, что числительныезаимствуются из другого языка. Иногда даже в целях удобства или по иным причинамцелые группы числительных могут заменяться другими группами числительных [2].
Далее, и это главное, нет уверенности в том, что модель классификации, построеннаядля индоевропейского языка, является универсальным типом генеалогической классификации.Особенность индоевропейских языков заключается в том, что каждый язык примернов одинаковой степени участвует в общем типе. Даже с учетом всех инноваций распределениеосновных признаков общей структуры в языках одной и той же степени древностиявляется ощутимо сходным, как это подтверждается в случае с хеттским или какэто можно предположить по тому немногому, что известно, например, о языках фригийскомили галльском. Посмотрим теперь, как распределяются общие особенности в языкахсемьи банту, родство которых установлено достаточно надежно. Ареал языков бантуделится на географические зоны; каждая зона включает группы языков, для которыххарактерны определенные общие фонетические и морфологические признаки; эти группысостоят из подгрупп, подразделяющихся на диалекты. Такая классификация, основаннаяна очень неравномерном материале, является целиком предварительной. Приведемее в том виде, в каком она обычно излагается, указав те несколько особенностей,на основании которых разделяются географические зоны языков банту [3].
Северо-западная зона: односложные префиксы; слабо развитая глагольная флексия;своеобразие в формах именных префиксов.
Северная зона: двусложные именные префиксы; образование локатива путем префиксации;большое разнообразие увеличительных префиксальных образований.
Зона Конго: как правило, односложные префиксы; гармония гласных; образованиепроизводных глаголов путем необычного сложения суффиксов; как правило, сложнаятональная система.
Центральная зона: односложные и двусложные префиксы; именные классы для аугментатива,диминутива и локатива; широкое распространение производных глаголов и идеофонов;система трех тонов.
Восточная зона: относительно простая фонетика; система трех тонов; упрощенныеглагольные формы; образование локатива и при помощи префиксации, и при помощисуффиксации.
Северо-восточная зона: наличие тех же особенностей, что и для вышеперечисленныхзон, более упрощенная морфология - из-за влияния арабского языка.
Центрально-восточная зона является переходной между центральной и восточнойзонами.
Юго-восточная зона: односложные и двусложные префиксы; суффиксальные локативи диминутив; сложная тональная система; сложная фонетика с наличием имплозивных,фрикативных латеральных и изредка щелкающих (clicks) звуков.
Центрально-южная зона является переходной между центральной и юго-восточнойзонами при наличии сходства с центрально-восточной зоной: система трех тонов;имплозивные звуки и аффрикаты; однослоговые именные префиксы с латентным начальнымгласным.
Западная и центрально-западная зоны представляют собой "промежуточный тип"между западной и центральной зонами с чертами зоны Конго: чрезвычайно развитаяассимиляция гласных; деление именных классов на одушевленный и неодушевленный.
Подобная картина, даже будучи весьма схематической, свидетельствует о том,что внутри ареала можно наблюдать переходы от одной зоны к другой, так что теили иные особенности усиливаются в определенном направлении от зоны к зоне.Эти особенности можно сгруппировать в соответствии с переходами от одной зонык другой, зоны с односложными, а также двусложными префиксами при наличии областей,в которых оба типа сосуществуют; степень распространения идеофонов; зоны с трехтоннойи многотонной системами. Какова бы ни была структурная сложность, лишь частичноотраженная в перечисленных признаках, представляется, что от языков "полубанту"в Судане до языков зулу каждая зона определена скорее отношением к соседнейзоне, чем к некоторой общей структуре.
Еще более характерны в этом отношении связи между большими языковыми группировкамиДальнего Востока [4]: здесь наблюдаются переходыот китайского к тибетскому, от тибетского к бирманскому, далее к языкам группысальвен (палаунг, ва, рианг), затем к мон-кхмерскому языку и далее к языкамОкеании. Каждая из этих групп не может быть очерчена точно, но каждая имеетопределенные особенности, из которых одни объединяют ее с предыдущей, а другие- со следующей таким образом, что, переходя от одной группы к другой, можнозаметить постепенное удаление от типа, находящегося в начале цепи, причем всеэти языки сохраняют "фамильные черты". Ботаникам хорошо знакомо это "родствочерез сцепление", и возможно, лишь этот тип классификации является единственнопригодным для больших группировок языков, представляющих ныне предел наших реконструкций.
Изложенное позволяет обнаружить некоторые слабые стороны, присущие генеалогическойклассификации. Поскольку генеалогическая классификация имеет исторический характер,то для ее полноты необходимо, чтобы языки были представлены в ней на всех этапахих развития. Однако известно, что состояние наших знаний нередко делает этотребование невыполнимым. Как раз для очень небольшого числа языков мы располагаемсведениями, и то неполными, об их относительно древних состояниях. Случается,что вымирает целая семья языков, за исключением одного, который оказываетсявследствие этого вне семьи родственных языков. По-видимому, так обстоит делос шумерским. Если в нашем распоряжении имеются довольно многочисленные данные,свидетельствующие о непрерывной истории (например, для индоевропейской семьиязыков), то мы можем себе представить, что на некоторой стадии развития принадлежностьязыков к той или иной семье будет определяться только на основе знания историикаждого из них, а не на основе отношений между ними, и это потому, что их историявсе еще продолжается. Разумеется, наша классификация возможна именно благодарядостаточно медленному и неравномерному развитию языков. Отсюда наличие архаическихэлементов, которые облегчают реконструкцию прототипа. Однако даже эти архаизмымогут с течением времени вытесниться, так что на уровне современных языков неостанется никаких следов, на которых могла бы основываться реконструкция. Рассматриваемаяклассификация является надежной только в том случае, если она располагает, покрайней мере для некоторых из языков, сведениями о их более древнем состоянии.Там, где подобные сведения отсутствуют, лингвист находится в такой же ситуации,в какой оказался бы воображаемый лингвист будущего, вынужденный высказать своемнение о возможности родства между современными ему ирландским, албанским ибенгальским языками. А если, кроме того, представить себе, сколь велика та частьязыковой истории человечества, которая навсегда потеряна для нас и которая темне менее обусловила современное распределение языков по семьям, то легко увидетьограниченность генеалогической классификации языков, а также предел наших возможностейв построении подобной классификации. В таком же положении находятся все те науки,которые исходят из эмпирических данных для разработки эволюционно-генетическихобъяснений. Систематика растений разработана не лучше, чем систематика языков.И, вводя для языков используемое в ботанике понятие "родства через сцепление",мы не скрываем, что прибегаем к этому способу лишь потому, что не можем восстановитьпромежуточные формы и связи между ними для объяснения наличных данных. К счастью,на практике это обстоятельство не затрудняет выделения групп близкородственныхязыков и не должно препятствовать стремлению систематически объединять эти группыв более широкие группировки. Мы хотим подчеркнуть лишь то, что в силу обстоятельствгенеалогическая классификация представляет ценность только в промежутке междудвумя определенными моментами времени. Интервал между этими двумя моментамизависит как от объективного состояния наших знании, так и от строгости анализа.
Можно ли придать этой строгости анализа математическое выражение? Для решенияданного вопроса в последнее время предпринимались некоторые шаги. Число соответствиймежду двумя языками принималось за меру вероятности их родства, и к количественнойобработке этих соответствий прилагалась теория вероятностей. На основании этогоделались выводы о степени близости между языками и даже о самом существованииих генетического родства. Так, Б. Коллиндер применил количественный метод дляпроверки урало-алтайской гипотезы, однако он вынужден был признать, что выбормежду генетическим родством, с одной стороны, типологическим сродством (affinite)или заимствованием, с другой, "не может быть сделан на основе вычислений" [5].Полностью несостоятельным оказалось также применение статистики для определенияотношений между хеттским языком и другими индоевропейскими языками. Сами жеавторы этой попытки, Крёбер и Кретьен, признали, что результаты их статистическихисследований оказались странными и неприемлемыми [6].Ясно, что исследование, оперирующее соответствиями лишь как количественнымивеличинами и, таким образом, исходящее из представления, будто хеттский являетсялишь уклоняющимся членом языковой семьи, установленной раз и навсегда, заранееобречено на неудачу. Ни число сопоставлений, обосновывающих генетическое родство,ни число языков, признанных родственными, не может явиться предметом математическогоисчисления. На самом деле мы должны рассматривать степень родства между членамибольших семей языков как переменную величину, способную принимать различноезначение, - совершенно так же, как это делается по отношению к членам небольшихдиалектных групп. Нужно иметь в виду, кроме того, что схема взаимоотношенийвнутри групп родственных языков всегда может быть изменена вследствие тех илииных открытий. Пример хеттского языка как раз лучше всего и иллюстрирует теоретическоесостояние проблемы. На основании того, что хеттский язык во многих отношенияхотличается от традиционного индоевропейского, Стертевант сделал вывод, что индоевропейскийязык не был предком хеттского, а что и индоевропейский, и хеттский исходят изодного источника, образуя новую, так называемую "индо-хеттскую" семью. Инымисловами, Стертевант взял за основу индоевропейский язык в понимании Бругмана,а языки, не соответствующие классической модели Бругмана, оказались у него внетакого индоевропейского языка. Мы, напротив, должны включить хеттский в числоиндоевропейских языков, причем в соответствии с новыми данными мы должны будемизменить определение индоевропейской семьи языков и наши представления об отношенииязыков внутри этой семьи. Как будет показано ниже, логическая структура генетическихсвязей не дает возможности предвидеть числа элементов целого. Единственный способдать генеалогической классификации наглядную лингвистическую интерпретацию заключаетсяв том, чтобы рассматривать "семьи" как открытые, а отношения между ними - какподверженные постоянным изменениям.

* * *

Всякая генеалогическая классификация, когда она констатирует родство междукакими-либо языками и устанавливает степень этого родства, определяет некоторыйобщий для них тип. Материальное совпадение между формами и элементами форм ведетк выявлению формальной и грамматической структуры, присущей языкам определеннойсемьи. Отсюда следует, что генеалогическая классификация является в то же времяи типологической. Типологическое сходство может быть даже более явным, чем сходствоформ. В таком случае возникает вопрос: какое значение для классификации языковимеет типологический критерий? Точнее: можно ли построить генеалогическую классификациютолько на типологических критериях? Именно такой вопрос может возникнуть в связис той интерпретацией, которая была дана Трубецким индоевропейской проблеме вего очень содержательной, но почти не замеченной статье "Мысли об индоевропейскойпроблеме" [7].
Трубецкой задается вопросом: по каким признакам лингвисты определяют, чтоданный язык является индоевропейским? Автор не склонен придавать решающего значения"материальным совпадениям" между данным языком и другими языками для доказательстваих родства. Нельзя, говорит он, преувеличивать роль этого критерия, потому чтоневозможно сказать, как велико должно быть число таких совпадений и какими именноони должны быть, чтобы данный язык мог быть признан индоевропейским. Среди этихсовпадений нет ни одного, наличие которого было бы обязательно для доказательствародства языков. Он придает гораздо большее значение наличию шести структурныхпризнаков, которые он перечисляет и подтверждает примерами. Каждый из этих структурныхпризнаков, говорит он, встречается также в неиндоевропейских языках, но всешесть вместе представлены только в индоевропейских.
Последнее положение мы хотели бы рассмотреть более подробно, так как оно имеетнесомненное теоретическое и практическое значение. Здесь нужно различать двавопроса: 1) только ли в индоевропейских языках представлены одновременно этишесть признаков; 2) достаточно ли только данных признаков для утверждения понятияиндоевропейского языка.
Чтобы ответить на первый вопрос, нужно обратиться к фактам. На него можноответить положительно в том и только в том случае, если никакая другая семьяязыков не обладает всеми шестью признаками, присущими, по Трубецкому, лишь индоевропейскимязыкам. Для проверки этого мы взяли наудачу один заведомо неиндоевропейскийязык. Был выбран такелма, индейский язык штата Орегон, превосходным, доступными удобным описанием которого мы располагаем благодаря Эдварду Сепиру [8](1922 г.). Перечислим эчи признаки, используя формулировки самого Трубецкогои указывая всякий раз, как обстоит дело в языке такелма.
1) Отсутствует гармония гласных (Es besteht keinerlei Vokalharmonie).
В языке такелма гармония гласных также не отмечена.
2) Число согласных, допускаемых в начале слова, не беднее числа согласных,допускаемых внутри слова (Der Konsonantismus des Anlauts ist nicht armerals der des Inlauts und des Auslauts).
Дав полную картину консонантизма в языке такелма, Сепир специально замечает(§ 12): "Каждая из перечисленных согласных может встречаться в начале слова".Единственным ограничением, на которое он указывает, является отсутствие cw вначальном положении. Однако это ограничение снимается им же самим, когда ондобавляет, что cw существует только в сочетании с k и только все сочетание k^является фонемой. Консонантизм начала слова не обнаруживает в языке такелманикакой недостаточности.
3) Слово не обязано начинаться с корня (Das Wort muss nicht unbedingtmit der Wurzel beginnen).
Языку такелма одинаково присущи как префиксация, так и инфиксация и суффиксация(см. примеры Сепира: § 27, стр. 55).
4) Формы образуются не только при помощи аффиксации, но и при помощи чередованиягласных внутри основ (Die Formbildung geschieht nicht nur durch Affixe,sondern auch durch vokalische Alternationen innerhalb der Stammmorpheme).
При описании языка такелма Сепир уделяет большое внимание (стр. 59-62) "чередованиюгласных" ("vowel-ablaut"), имеющему морфологическое значение.
5) Наряду с чередованием гласных известную роль при образовании грамматическихформ играет свободное чередование согласных (Ausser den vokalischen spielenauch freie konsonantische Alternationen eine morphologische Rolle).
В языке такелма "чередование согласных" ("consonant-ablaut"), будучи редкимспособом словообразования, имеет немаловажное значение, так как оно используетсяпри образовании времен (аорист или неаорист) у многих глаголов" (Сепир, § 32,стр. 62).
6) Подлежащее переходного глагола трактуется так же, как и подлежащее непереходногоглагола (Das Subjekt eines transitiven Verbums erfahrt dieselbe Behandlungwie das Subjekt eines intransitiven Verbums).
Точно такой же принцип имеет место в языке такелма: yap'a will k'еret,букв."Люди дом они-строят-его" = "Лю-ди (yap'a) строят дом"; gidi alxali yap'a, букв."На это они-садятся люди" = "Люди садятся сюда" с той же самой формой yap'aв обеих конструкциях [9].
Итак, оказывается, что язык такелма обладает сочетанием шести признаков, совокупностькоторых составляет, по мнению Трубецкого, отличительную черту языков индоевропейскоготипа. Не исключено, что аналогичные случаи могут встретиться и в языках другихсемей. Так или иначе, утверждение Трубецкого опровергается фактами. Разумеется,речь у него идет главным образом о том, чтобы найти минимальное количество структурныхпризнаков, которые позволили бы отграничить индоевропейские языки от соседнихгрупп - семитской, кавказской, финно-угорской. В этих пределах его признакипредставляются справедливыми. Но они не являются таковыми, если сопоставитьиндоевропейские языки со всеми другими типами языков. Для этого необходимы,по-видимому, более многочисленные и более специфические характеристики.
Что касается второго вопроса, то он возникает в связи с необходимостью определитьиндоевропейскую семью единственно на базе совокупности типологических признаков.Трубецкой не затрагивал этого. Он считает, что материальные соответствия необходимы,даже если число их невелико. В этом с ним нельзя не согласиться, ибо в противномслучае могут возникнуть неразрешимые трудности. Так или иначе, но термины типаиндоевропейский, семитский и т. д. означают одновременно и исторически общеепроисхождение определенных языков, и их типологическое родство. Поэтому невозможно,сохраняя историческую перспективу, пользоваться исключительно неисторическимиопределениями. Языки, являющиеся с исторической точки зрения индоевропейскими,действительно обладают при этом определенными общими структурными признаками.Но совпадения этих признаков без учета истории недостаточно для того, чтобыопределить язык как индоевропейский. Иными словами, генеалогическая классификациянесводима к типологической, и наоборот.
Да не будет превратно понята та критика, которая была приведена выше. Онанаправлена против излишней категоричности некоторых утверждений Трубецкого,а не против существа его идей. Мы хотим только, чтобы не смешивались два понятия,которые обычно объединяют в термине "языковое родство". Структурное родствоможет быть результатом общего происхождения; но оно может быть также результатомнезависимого развития нескольких языков, между которыми нет никакой генетическойсвязи. Как удачно заметил Р. Якобсон [10]по поводу фонологического сродства (affinite), которое обнаруживается нередкопросто между соседними языками, "структурное сходство должно рассматриватьсянезависимо от генетической связи между данными языками, оно может одинаковораспространяться и на языки с общим происхождением, и на языки, имеющие разныхпредков. Структурное сходство не противополагается 'первоначальному родству',а налагается на него". Самое интересное в группировках по сродству заключаетсяименно в том, что они часто объединяют в одном ареале генетически неродственныеязыки. Таким образом, генетическое родство не препятствует образованию новыхгруппировок по типологическому сродству структуры, а образование группировокпо типологическому сродству не заменяет генетического родства. Важно, однако,отметить, что говорить о различии между общим историческим происхождением (filiation)и типологическим сродством (affinite) можно только на основе наших современныхнаблюдений. Если же группировка по типологическому сродству установилась в доисторическийпериод, то с исторической точки зрения она покажется нам признаком генетическогородства. Здесь еще раз обнаруживается предел возможностей генеалогической классификации.
Различия в грамматической структуре между языками мира так велики и очевидны,что лингвисты давно уже пытаются классифицировать языки по типологическим признакам.Эти классификации, основанные на признаках морфологической структуры, представляютсобой попытки систематизировать языки разумным образом. Теории подобного родасоздавались преимущественно в Германии. Именно здесь начиная с Гумбольдта множатсяпопытки уложить все многообразие языков в несколько основных типов. Главнымпредставителем этого направления, которое и сейчас имеет много выдающихся сторонников,был Финк [11]. Известно, что Финк различаетвосемь основных типов языков, каждый из которых иллюстрируется одним языком- представителем типа. Он дает следующие типы: подчиняющий - турецкий, инкорпорирующий- гренландский, упорядочивающий (anreihend) - субия (семья банту), корнеизолирующий(vurzelisoliererid) - китайский, основоизолирующий (stammisolierend) - самоанский,корнефлектирующий (wurzelflektierend) - арабский, основофлектирующий (stammflektierend)- греческий, группофлектирующий (gruppenflektierend) - грузинский. Каждое изэтих наименований действительно сообщает нечто о типе, который оно представляет,и позволяет в общем виде определить с этой точки зрения место каждого из рассматриваемыхязыков. Однако приведенная схема не является ни исчерпывающей, ни последовательной,ни строгой. В ней не представлены типы таких разнообразных и сложных языков,как языки американских индейцев или суданские, которые можно отнести одновременнок нескольким категориям; не обращено внимания и на те характеристики, которые,будучи различными, могут создавать видимость сходной структуры, так что возникает,например, иллюзия типологического родства китайского и английского языков. Крометого, одним и тем же термином Финк часто передает понятие, имеющее разный смыслв разных языках. Как можно пользоваться одним термином "корень" одновременнодля китайского и арабского языка? Или, скажем, как определить "корень" для эскимосскогоязыка? Финк не создал общей теории, отвечающей на все эти вопросы, теории, котораяопределила бы и упорядочила такие неоднородные понятия, как корень, инкорпорация,суффикс, основа, класс, флексия, ряд, одни из которых касаются сущности морфем,другие - способа их сочетания.
Языки представляют собой такое сложное явление, что классифицировать их можно,используя только несколько самых разных принципов. Полная и всеобъемлющая типологиядолжна учитывать различные принципы и строить иерархию соответствующих морфологическихпризнаков. Именно эту цель преследует наиболее разработанная в настоящее времяклассификация языков, принадлежащая Сепиру [12].Исходя из глубокого понимания языковой структуры и широкого знания языков американскихиндейцев - наиболее своеобразных из всех существующих языков. Сепир распределяетязыки по типам на основании следующих трех критериев: типы выраженных "понятий";"техника", преобладающая в языке; степень "синтеза".
Сначала он рассматривает природу "понятий" и с этой точки зрения различаетчетыре типа: I тип - основные понятия (предметы, действия, качества, выраженныесамостоятельными словами); II тип - деривационные понятия, менее конкретные,чем понятия I типа (выражаются путем аффиксации некорневых элементов к элементамкорневым, причем смысл высказывания не изменяется); III тип - конкретно-реляционныепонятия (число, род и т. д.); IV тип - абстрактно-реляционные понятия (выражаютчисто "формальные" отношения, которые служат для связи между элементами высказывания).Понятия I и IV типов присущи всем языкам. Понятия II и III типов не являютсяобязательными, какой-либо из них или оба сразу могут и отсутствовать в языке.В соответствии с указанными типами понятий Сепир разделяет все языки на следующиечетыре типа.
А. Языки, обладающие лишь понятиями типов I и II Это языки без аффиксации("простые чисто-реляционные языки").
В Языки, выражающие понятия I, II и IV типов Это языки, выражающие синтаксическиеотношения в чистом виде и обладающие способностью модифицировать значение корневыхэлементов путем аффиксации и внутренних изменений ("сложные чисто-реляционныеязыки").
С. Языки, выражающие понятия I и III типов. К ним относятся языки, в которыхсинтаксические отношения выражаются в связи с понятиями, не вполне лишеннымиконкретного значения, но корневые элементы не могут подвергаться ни аффиксации,ни внутренним изменениям ("простые смешанно-реляционные языки").
D. Языки, выражающие понятия I, II и III типов. Сюда принадлежат языки со"смешанными" синтаксическими отношениями, подобно языкам типа С, обладающие,однако, способностью модифицировать значение корневых элементов путем аффиксацииили внутренних изменений ("сложные смешанно-реляционные языки"). К ним относятсяфлективные, а также многие "агглютинативные" языки.
Каждый из этих четырех типов подразделяется на четыре подтипа в зависимостиот "техники", которую применяет язык. По "технике" языки могут быть: а) изолирующими,b) агглютинативными, с) фузионными и d) символическими (чередования гласных).Каждый тип может быть подвергнут количественной оценке.
В заключение определяется степень "синтеза", реализованная в единицах языка.По степени "синтеза" языки делятся на аналитические, синтетические и полисинтетические.
Результаты этих исследований Сепир представил в таблице, где приведены некоторыеязыки мира. Из этой таблицы видно, что китайский язык принадлежит к типу А (простойчисто-реляционный тип), система абстрактно-реляционная, "технически" изолирующий,аналитический. Турецкий язык относится к типу В (сложный чисто-реляционный тип):использование аффиксации, "технически" агглютинативный, синтетический. К типуС относятся только языки банту (что касается французского, то тут Сепир колеблетсямежду типами С и D) - слабо агглютинативные и синтетические Тип D (сложный,смешанно реляционный тип) содержит, с одной стороны, латинский, греческий исанскрит - одновременно и фузионные, и слегка агглютинативные в словообразовании,но с окраской символизма, и синтетические, с другой стороны, арабский и древнееврейский- символически-фузионные, синтетические - и, наконец, чинук - фузионно-агглютинативныйи слегка полисинтетический.
Сепир обладал очень хорошим лингвистическим чутьем и поэтому не мог считатьсвою классификацию окончательной, он специально подчеркивал ее предварительныйи временный характер. Поэтому и нам следует отнестись к данной классификациис той же осторожностью, какой требовал от самого себя ее автор. Эта классификация,вне всякого сомнения, является шагом вперед по сравнению со старым, поверхностными недейственным разделением языков на флектирующие, инкорпорирующие и т. д.Теория Сепира обладает двумя бесспорными достоинствами. 1) Она более сложна,чем предыдущие теории, в том смысле, что вернее отражает всю необъятную сложностьязыковых структур. Мы находим здесь умелое сочетание трех рядов критериев, находящихсяв отношении соподчинения. 2) Между этими критериями установлена иерархия сообразносо степенью устойчивости описанных признаков. В самом деле, наблюдается, чтоэти признаки изменяются не в одинаковой степени. Легче всего подвергается изменению"степень синтеза" (переход от синтетического к аналитическому состоянию); "техника"(фузионный или агглютинативный характер сочетания морфологических единиц) являетсяболее стабильной, а "тип понятий" вообще обнаруживает удивительную устойчивость.Таким образом, эта классификация является полезной в том отношении, что онадает нам ясное представление о замечательных особенностях морфологии. Использованиеэтой классификации представляет, однако, известную трудность, обусловленнуюне столько самой ее сложностью, сколько тем, что она в ряде случаев допускаетсубъективность оценок Не имея для этого достаточных оснований, лингвист вынужденрешать вопрос о том, каким является тот или иной язык (например, является ликамбоджийский язык более "фузионным", чем полинезийский) Между типами С и Dвообще нет отчетливой границы, что признает и сам Сепир Оперируя множествомсмешанных типов, приходится иметь дело с весьма тонкими оттенками, и при этомтрудно распознать постоянные критерии, которые служили бы основой для четкогоопределения того или иного типа языка. И Сепир прекрасно понимал это: "Как-никак,- говорит он, - языки представляют собой чрезвычайно сложные исторические структуры.Не столь важно расставить все языки по своим полочкам, сколь разработать гибкийметод, позволяющий нам рассматривать каждый язык с двух или трех независимыхточек зрения по отношению к другому языку" [13].
Таким образом, даже эта классификация, наиболее всеобъемлющая и наиболее утонченнаяиз всех существующих, является очень несовершенной с точки зрения требованийстрогого метода. Означает ли это, что нужно вовсе оставить надежду создать такуюклассификацию, которая соответствовала бы этим требованиям? И нужно ли безропотнопокориться необходимости и ввести столько типов, сколько насчитывается семейродственных языков, то есть запретить себе классифицировать языки иначе, чемэто предписано генеалогической классификацией? Мы лучше поймем, каких результатовможно здесь достичь, если точно определим, в чем данная система обнаруживаетсвою ограниченность. Если сравнить между собой два неродственных, но типологическисходных языка, то становится ясно, что аналогия в способе построения форм являетсялишь внешней чертой, и поэтому внутренняя структура вообще не выявляется. Причиназаключается в том, что наше сравнение касается эмпирических форм и их эмпирическогосочетания. Сепир не без основания отличает "технику" определенных морфологическихспособов, то есть материальную форму, в которой они представлены, от "системыотношений". Однако, если эту "технику" легко определить и идентифицировать вразличных языках по крайней мере в некоторых случаях (например, легко определить,используется в данном языке или не используется для изменения смысла чередованиегласных, а также является аффиксация агглютинативной или фузионной), то обнаружитьи тем более отождествить в нескольких языках "типы отношений" гораздо труднее,поэтому описание фактов здесь по необходимости переплетается с их истолкованием.Все зависит, таким образом, от интуиции лингвиста и от того, как он "чувствует"язык.
Для преодоления этой фундаментальной трудности не требуется вводить критерии,все более специализированные и имеющие все меньшую сферу применения, но совсемнаоборот, для этого, во-первых, надо признать, что форма есть лишь возможностьструктуры, а во-вторых, разработать общую теорию языковой структуры. Конечно,вначале мы будем исходить из опыта, стремясь при этом получить совокупностьпостоянных определений как для элементов структуры, так и для отношений междуними. Если удастся сформулировать некие постоянные утверждения о сущности, числеи способе сочленения конституирующих элементов языковой структуры, то тем самымбудет получено научное основание для систематизации структур реальных языковв единой схеме. Группировка языков будет производиться в идентичных терминах,и весьма вероятно, что такая классификация будет совершенно отлична от существующихныне.
Укажем на два условия, которым должно удовлетворять подобное исследование.Первое условие касается метода исследования, второе - способа изложения результатов.
Для адекватного формулирования определений необходимо прибегнуть к приемамлогики, которые, очевидно, наилучшим образом соответствуют требованию строгогометода. Конечно, имеется несколько более или менее формализованных логик, дажесамые простые из которых, по-видимому, еще мало использовались лингвистами из-заспецифичности их операций. Однако мы наблюдаем, что даже современная генеалогическаяклассификация при всем своем эмпиризме уже использует логику и что прежде всегонужно осознать это, чтобы применять ее с полным пониманием и тем самым с большимуспехом. В простом перечислении последовательных состояний от современного языкадо его доисторического прототипа можно обнаружить логическую схему, подобнуютой, которая лежит в основе зоологической классификации. Вот в самом общем виденесколько логических принципов, выводимых из классической схемы, в которой индоевропейскиеязыки расположены по историческим стадиям.
Возьмем связи между провансальским и индоевропейским языками. Они разлагаются,если не делать очень большого дробления, на провансальский > галло-романский> общероманский > италийский > индоевропейский. Но каждый из этих терминов,обозначая индивидуальный язык, подлежащий классификации, обозначает в то жевремя некоторый класс языков. Эти классы располагаются в порядке последовательногосоподчинения от единств высшего порядка к единствам низшего порядка, каждоеиз которых охватывает единство низшего порядка и само входит в состав единствавысшего порядка. Порядок классов определяется объемом и содержанием соответствующегопонятия. Так, оказывается, что индивидуальное понятие "провансальский язык"имеет наименьший объем и наибольшее содержание и тем самым отличается от понятия"индоевропейский язык", которое имеет максимальный объем и самое бедное содержание.Между этими двумя полюсами располагаются остальные классы, для которых объеми содержание понятия находятся в обратном соотношении, так как каждый классобладает, помимо своих собственных признаков, всеми признаками высшего класса.Некоторый промежуточный класс будет иметь больше признаков, чем предшествующийему класс, включающий большее число объектов, и меньше признаков, чем следующийза ним класс, включающий меньшее число объектов. По этой вполне ясной моделибыло бы интересно, между прочим, реконструировать в лингвистических терминахпреемственность от провансальского языка к индоевропейскому, определяя то, чегопровансальский имеет больше, чем галло-романский, а затем то, чего общегалло-романскийимеет больше, чем общероманский, и т. д.
Представляя дело таким образом, можно заметить известные логические признаки,которые, по-видимому, определяют структуру генетических отношений. Во-первых,каждый индивидуальный член (язык "idiome") является частью совокупности иерархическирасположенных классов и находится в каждом из них на различном уровне. Так,если мы постулируем связь провансальского с галло-романским, то отсюда следуетего связь и с романским, и с латинским и т. д. Во-вторых, каждый из следующихдруг за другом классов - одновременно и включающий и включенный. Он включаетследующий за ним класс и включен в предшествующий - в границах между последнимклассом и индивидуальным языком: так, романский включает галло-романский и включенв италийский. В-третьих, между классами, которые определены как находящиесяна одной и той же ступени иерархии, не существует такого отношения, чтобы знаниеодного можно было вывести из знания о другом. Знание италийских языков самопо себе еще не дает никакого представления ни о природе, ни даже о самом существованииславянских языков. Указанные классы не могут взаимно обусловливаться, так какони не имеют между собой ничего общего. В-четвертых, как следует из предыдущего,классы одного и того же уровня никогда не могут быть строго дополнительными,потому что каждый из них не дает сведений о других частях той совокупности,в которую он входит как ее составная часть. Таким образом, всегда можно ожидать,что к классам данного уровня присоединятся новые классы. И, наконец, как каждыйязык использует лишь часть из тех комбинаций, которые, вообще говоря, допускаетего фонемная и морфемная система, так и каждый класс, даже при предположении,что он известен весь целиком, включает в себя лишь часть из тех языков, которыемогли бы быть реализованы в его пределах. Из этого следует, что невозможно предвидетьсуществования или несуществования класса языков той или иной структуры. Из этогов свою очередь следует, что каждый класс будет характеризоваться отношениемк другим классам того же уровня по сумме признаков, соответственно наличествующиху него или отсутствующих: сложные совокупности языков, например, таких, какиталийские и кельтские, будут определяться только тем, что тот или иной признак,присущий одной группе, отсутствует в другой, и наоборот.
Эти общие соображения дают нам представление о том методе, при помощи которогоможно построить логическую модель классификации, даже такой эмпирической, какгенеалогическая. Вообще говоря, нащупываемая здесь логическая структура, по-видимому,не может стать достаточно формализованной, как, впрочем, и логическая структуравидов животных и растений, которая имеет ту же природу.
От классификации, основанной на элементах языковой структуры в укачазном вышесмысле, можно было бы ожидать большего, хотя задача здесь намного труднее, иперспектива более отдаленная Здесь пришлось бы прежде всего отказаться от тогомолчаливо принимаемого принципа, довлеющего над большинством современных лингвистов,который состоит в признании лишь лингвистики языковых фактов, лингвистики, длякоторой язык (langage) полностью содержится в своих осуществленных манифестациях.Если бы это было так, то путь ко всякому углубленному исследованию природы ипроявления языка был бы полностью закрыт. Языковые факты являются продуктом,и нужно определить, продуктом чего именно. Стоит лишь на миг задуматься о том.как устроен язык, - любой язык, - и мы увидим, что каждый язык имеет определенноечисло ждущих своего решения проблем, сводящихся к одному центральному вопросу- вопросу "обозначения" ("signification"). В грамматических формах, построенныхс помощью той символики, которая является отличительным признаком того или иногоязыка (langage), представлено решение этих проблем. Изучая указанные формы,их выбор, сочетание и свойственную им организацию, мы можем сделать вывод оприроде и форме внутриязыковой проблемы, которой они соответствуют Весь этотпроцесс является бессознательным и трудным для понимания, но он очень важен.Вот, например, в языках банту и во многих других существует своеобразная структурнаячерта "именные классы". Можно удовлетвориться описанием расположения в этихклассах материальных элементов, а можно заниматься исследованием их происхожденияИ той, и другой задаче посвящено множество работ. Нас же интересует здесь лишьодин вопрос, который еще не затрагивался, а именно вопрос о функционированииподобной структуры Можно показать, и мы попытаемся сделать это в другом месте,что все разнообразные системы "именных классов" функционально аналогичны различнымспособам выражения "грамматического числа" в языках других типов и что языковыеспособы, материализованные в весьма несходных формах, с точки зрения их функционированиянужно поместить в один класс Кроме того, нельзя ограничиваться только материальнымиформами, то есть нельзя ограничивать всю лингвистику описанием языковых формЕсли группировки материальных элементов, которые рассматривает и анализируетдескриптивная лингвисгика, представить как бы в виде нескольких фигур однойи той же игры и объяснить с помощью небольшого числа фиксированных принципов,то тем самым можно получить основу для разумной классификации отдельных элементов,форм и, наконец, языков в целом. Ничто не мешает предполагать, если позволитьсебе продолжить эту аллегорию, что лингвисты смогут обнаружить в языковых структурахзаконы преобразований, подобные тем, которые в рационалистских схемах символическойлогики позволяют переходить от данной структуры к производным структурам и определятьпостоянные отношения между ними. Конечно, это лишь отдаленное намерение и скореепредмет для размышления, чем практический рецепт. Ясно одно раз полная классификацияозначает полное знание, то к наиболее рациональной классификации мы продвигаемсяименно благодаря все более глубокому пониманию и все более точному определениюязыковых знаков. Важно не столько расстояние, которое предстоит пройти, скольковыбор правильного направления.

Примечания

*. Emile Benveniste, La classification deslangues, "Conferences de l'Institut de Linguistique de l'Universite de Paris,XI, Annees 1952-1953, Paris, 1954, стр. 33-50.

1. Bloomfield в журн. "Language", I, стр.30; IV, стр. 99. См. также его книгу "Language", стр. 359-360.

2. См. аналогичное замечание М. Сводеша в"International Journal of American Linguistics", XIX, 1953, стр. 31 и cл.

3. Я использую некоторые указания, имеющиесяв превосходном очерке Клемента М. Доке (Clement М. Dоke, Bantu, InternationalAfrican Institute , 1945). Более подробно см. работу Malcolm Guthrie, Theclassification of the Bantu languages, 1948, результаты которой, по существу,не отличаются от результатов К. М. Доке.

4. См , кроме того, работу Р. Шафера об австралийско-азиатскихязыках ("Bulletin de la Societe Linguistique de Paris" (BSL), XI V11I, 1952).

5. В. Соllinder. La parente linguistiqueet le calcul des probabilites, "Uppsala Universitets Arsskrift", 13, 1948,стр. 24.

6. Kroeber et Chretien. B "Language", XV,стр. 69.

7. Trubetzkoy, Gedanken uber das Indogermanenproblem,"Acta Linguistica I, 1939, p. 81 и cл.

8. Sapir, The Takelma language of South-WesternOregon, "Handbook of Amer. Ind. Languages", II.

9. Примеры взяты у Сепира из текста языкатакелма (стр. 294-295). Нужно отметить, что в языке такелма имеется несколькоименных аффиксов, но нет именной флексии и что, кроме того, в нем широко практикуетсяинкорпорация субъектных и объектных местоимении. Однако мы хотим только показать,что и синтаксический признак Трубецкого характерен для языка такелма.

10. В своей статье о фонологическом сродстве,опубликованной в приложении к книге Трубецкого "Principes de phonologie",перевод Cantineau, стр. 353.

11. Р. N. Finсk, Die Haupttypen des Sprachbaus,изд. З, 1936. Категории Финка в дополненном и измененном в сторону большейгибкости виде использованы в работах двух оригинальных ученых - Йог. Ломанаи Э. Леви. Ср. в особенности работу последнего "Der Bau der europaischen Sprachen"(Proceedings of the R. Irish academy), 1942.

12. Sарir, Language, 1921, гл. V.

13. Цит. по Sapir, p. 119.