Стихотворный сборник как форма творчестве Пушкина

М. Н. Дарвин

СТИХОТВОРНЫЙ СБОРНИК КАК ФОРМА ТВОРЧЕСТВА ПУШКИНА

(Гуманитарные науки в Сибири. - Новосибирск, 1999, № 4)

В сопроводительной статье "Прижизненный свод пушкинской поэзии" к тому "СтихотворенийАлександра Пушкина", вобравшему в себя прижизненные поэтические сборники поэта1829–1835 гг. Л. С. Сидяков, подводя итоги своего исследования, приходит к осознаниювсе еще нерешенных проблем: "Ждет своего продолжения, пишет он, – старый спорГ. О. Винокура с Б. В. Томашевским, отнюдь не снятый временем. В истории"Стихотворений Александра Пушкина" немало неисследованного и непроясненного,ожидающего еще внимания ученых" [1].Напомним, что "старый спор Винокура с Томашевским" касается проблемы пониманиятого, чем собственно является тип прижизненного сборника стихотворений Пушкина?Случайной издательской формой или сознательной формой творчества поэта? Можноли считать прижизненные сборники Пушкина 1829, 1832 и 1835 годов авторскимисборниками, вполне воплотившими индивидуальные замыслы поэта, "репрезентативными"художественным исканиям Пушкина в разные периоды его творчества?Полемизируя с Б. В. Томашевским, придававшим пушкинским сборникам важное значениедля последующей практики издания сочинений Пушкина, Г. О. Винокур задавалсявопросом: "Можно ли с уверенностью утверждать, что композиция этих сборниковесть композиция художественно подлинная?" По мнению Г. О. Винокура, Пушкин неработал над своими стихотворными сборниками "как над особой художественной формой".В составленных поэтом списках, предназначенных для них произведений, он виделлишь "записи припоминаемого, а не действительно художнического отбора". На основанииэтих заключений Г. О. Винокур и делал вывод о том, что пушкинские сборники "нив какой мере не отражают действительного лирического наследства Пушкина и лишенытой внутренне закономерной композиции, которая заставляла бы считаться с нимикак с законченной и цельной формой" [2].Таким образом, под сомнение ставится художественная значимость пушкинскихсборников, не проясненными вообще выглядят принципы их составления и творческойработы. (cм. бюро переводов). Думается, для начала очень важно представить себе, что такое стихотворныйсборник вообще? Теоретически понятие сборника связано с триадой отношений автор– составитель – издатель. Плодотворность использования данной модели видитсяв том, что, во-первых, вопрос об авторстве сборника предстает как вопрос о сложномавторстве (сборник – это выражение сознания не одного, а нескольких творческихсубъектов даже тогда, когда они связаны с одним биографическим лицом) и, во-вторых,в сборнике издательская форма неотделима от художественной, так же как инеслиянна с ней. Попробуем с этой точки зрения взглянуть на процесс формированияпушкинского сборника 1826 года на основе дошедших до нас сведений.В письме к Л. С. Пушкину и П. А. Плетневу, датированному 15 марта 1825 года,Пушкин писал: "Третьего дня получил я мою рукопись. Сегодня отсылаю все моиновые и старые стихи. Я выстирал черное белье наскоро, а новое сшил на живуюнитку. Но с вашей помощью надеюсь, что барыня публика меня по щекам не прибьеткак непотребную прачку. Ошибки правописания, знаки препинания, описки, бессмыслицы– прошу самим исправить – у меня на то глаз недостанет. – В порядке пиесдержитесь также вашего благоусмотрения. Только не подражайте изданию Батюшкова– исключайте, марайте с плеча. Позволяю, прошу даже. Но для сего труда возьмитесебе в помощники Жуковского, не во гнев Булгарину, и Гнедича, не во гнев Грибоедову.Эпиграфа или не надо, или из A. Chenier. Виньетку бы не худо; даже можно, даженужно – даже ради Христа, сделайте; именно: Психея, которая задумалась надцветком. Впрочем, это все наружность .Пересчитав посылаемые вам стихотворения нахожу 60 или около (ибо часть подземнымбогам непридвидима). Бирюков, человек просвещенный; кроме его я ни с кем делаиметь не хочу. Он и в грозное время был милостив и жалостив. Ныне повинуюсьего приговорам безусловно.Что сказать вам об издании? Печатайте каждую пиесу на особенном листочке,исправно, чисто, как последнее изд. Жуковского – и пожалуйста без ******** ибез —— + —— и без =======. Вся эта пестрота безобразна и напоминает Азию. Заглавиекрупными буквами и a la ligne. Но каждую штуку особенно – хотя бы из 4 стиховсостоящую – (разве из двух, так можно a la ligne и другую).60 пиес довольно ли будет для одного тома? Не прислать ли вам для наполненияЦ. Никиту и 40 его дочерей?" [3] (Выд.мною – М.Д.).Письмо Пушкина в данном случае вполне репрезентативно для издательской практикитой поры и, особенно – для правильного понимания места автора в этом процессе.Обращает на себя внимание заботливое отношение Пушкина к проекту будущего сборника,начиная с его внешнего облика ("наружности") и кончая внутренним отбором и расположениемотдельных произведений ("порядком пьес"). Может показаться несущественным указаниепоэта на отдельные детали оформления сборника, эпиграфа, виньетки, страниц итекстов печатаемых произведений. Однако, на наш взгляд, – это все важнейшиепоказатели меняющейся модальности авторства на исходе эпохи рефлективного традиционализма.Напомним, что незадолго до выхода в свет первого своего поэтического сборникаПушкин написал и в 1925 году вместе с первой главой "Евгения Онегина" напечаталсвое программное стихотворение "Разговор книгопродавца с поэтом", в которомпо сути дела зафиксировал переход от идеологии "чистого гения" к иной парадигмехудожественного творчества. Если творчество в идеологии чистого гения должнобыть анонимно, интимно), рукописно, безвестно, ("Блажен, кто про себя таил //Души высокие созданья, // И от людей, как от могил, // Не ждал за чувство воздаянья!// Блажен, кто молча был поэт // И, терном славы неувитый, // Презренной черниюзабытый, // Без имени покинул свет!"), то с другой позиции оно протекает в прямопротивоположном измерении: оно публично (выставленность имени автора обязательна),печатно, известно. "Не продается вдохновенье, // Но можно рукопись продать.// Что ж медлить? Уж ко мне заходят // Нетерпеливые чтецы // Вкруг лавки журналистыбродят, // За ними тощие певцы: // Кто просит пищи для сатиры, // Кто для души,кто для пера; // И, признаюсь, от вашей лиры // предвижу много я добра". Ответпоэта следует в прозе: "Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся..."Позиция для—себя—поэта сменяется позицией поэта для других. На наш взгляд, вэпоху Пушкина происходит как бы расширение границ понимания авторства. Автор– не только тот, кто пишет тексты, но и тот, кто их печатает и издает. ПисьмоПушкина наглядно демонстрирует нам степень его заинтересованности в изданиисборника. Идет поиск формы поэтического сборника как книжного целого, его эстетическойнормы, где даже "наружность" имеет важное значение. "Невский альманах", – пишетПушкин в одной из своей рецензий, – издается уже 6-ой год и видимо улучшается.Нынче явился он безо всяких излишних притязаний на наружную щеголеватость; издательв сем случае поступил благоразумно, и альманах нимало от того не потерпел" (VIII,130). Расчет на издательскую форму, ("без всяких излишних притязаний") во многомопределял и творческие поиски и решения Пушкина в построении поэтического сборника.Пушкин наследовал традицию прежде всего русского стихотворного сборника, вкотором в начале XIX века все еще преобладали жанровые принципы организацииотдельных произведений. Пушкин сам указал на источник подражания – последнееиздание Жуковского, – однако в стилевом оформлении могли быть использованы идругие сборники, например, издания Н. И. Гнедича.Формирование сборника, расположение отдельных произведений в нем нередко принадлежалоне самому автору, но его литературным друзьям или ближайшему окружению. Приэтом роль его могла быть и определяющей, и подчиненной. Однако приоритет чащевсего принадлежал самому автору. В послании "К Плетневу" (1824) Н. И. Гнедичпредупреждал неуверенного в своих силах поэта: "Доверенность к друзьям, но неслепая вера". С точки зрения "главного редактора" поэтов пушкинской эпохи "Счастлив,кто сам, страстей своих в тиши, // Пристрастье дружеских почувствует советов".Письмо Пушкина носит тон пожелания не только потому, что на то были причинычисто биографического характера. Сам Пушкин находился в то время в Михайловском,а сборник издавался в Петербурге, стало быть у поэта не было другого выхода,кроме как опереться на помощь друзей. Причина обращения к литературным соратникам(а из письма Пушкина видно, что он рассчитывал на достаточно широкий круг лиц:Н. И. Гнедич, В. А. Жуковский, П. А. Плетнев, Л. С. Пушкин) состоит, видимо,еще и в том, что само издание сборника стихотворений поэта отнюдь не считалосьтолько его индивидуальным делом и индивидуальным творчеством. Примечательнафраза, употребленная Пушкиным в одном из писем к Вяземскому: "Теперь поручиля брату отыскать и перекупить мою рукопись и тогда приступим к изданиюэлегий, посланий и смеси" (Выд. мною – М.Д.). Форма множественного числа"приступим" была вполне органичной. Индивидуальный автор в этом случае естественнозамещался коллективным авторством (мы уже имели возможность говорить о сложномавторстве), соответствующим избранному направлению творчества. Форма сборникапредполагала определенное сочетание и единство выражения как личного творчества,так и литературной нормы эпохи. Уровень нормы как раз и призван был "отследить"избранный Пушкиным литературный "ареопаг".И нет ничего удивительного в том, что в процессе подготовки и издания первогосборника стихотворений Пушкина в него вкрадывались изменения и неавторскогохарактера. Если сравнить изложенный в письме к брату пушкинский проект изданияс самим изданным сборником, то мы обнаружим немало расхождений. Так, Пушкинпросил издать сборник без эпиграфа или из А. Шенье, в сборнике появился эпиграфиз Проперция (Aetas prima canat veneras, extrema tumultus – первая молодостьвоспевает любовь, более поздняя – смятения). Пушкин хотел виньетку (Психею,задумавшуюся над цветком), сборник вышел без нее. Существенны отличия и в количествеизданных стихотворений. Пушкин упоминает о 60 пиесах, на самом деле было издано99. Естественно предположить, что все эти изменения производились с легкой рукииздателей Пушкина.В письме к брату от 27 марта 1825 года Пушкин писал: "Получил ли ты мои стихотворенья?Вот в чем должно состоять предисловие: Многие из сих стихотворений – дрянь инедостойны внимания россейской публики – но они часто бывали печатаны бог вестькем, черт знает под какими заглавиями, с поправками наборщика и с ошибками издателя– так вот оне, извольте-с кушать-с .2) Мы (сиречь издатели) должны были из полного собрания выбросить многие штуки,которые могли бы показаться темными, будучи написаны в обстоятельствах неизвестныхили малозанимательных для почтеннейшей публики (россейской) или могущие бытьзанимательными единственно некоторым частным лицам или слишком незрелые, ибоГ.Пшк. изволил печатать свои стишки в 1814 году (т.е. 14-ти лет) или как угодно.3) Пожалуйста, без малейшей похвалы мне. Это непристойность, и в "Бахчисарайскомфонтане" я забыл заметить это Вяземскому. 4) Все это должно быть выражено романтически,без буфонства. Напротив. Во всем этом полагаюсь на Плетнева Да, перешлина всякий случай это предисловие в Михайловское, а я пришлю вам замечанья свои"(X,133).Текст предисловия "От издателей" содержал в себе следующее: "Собранные здесьстихотворения не составляют полного издания всех сочинений А. С. Пушкина. Егопоэмы помещены будут со временем в особенной книжке. Мы теперь предлагаем толькото, что не могло войти в собрание собственно называемых поэм. В короткое времяавтор наш успел соединить голоса читателей в пользу своих поэтических дарований.Мы считаем себя вправе ожидать особенного внимания и снисхождения публики кнынешнему изданию его стихотворений. Любопытно, даже поучительно будет для занимающихсясловесностью, сравнить четырнадцатилетнего Пушкина с автором "Руслана и Людмилы"и других поэм. Мы желаем, чтобы на собрание наше смотрели, как на историю поэтическихего досугов в первое десятилетие авторской жизни.Многие из сих стихотворений напечатаны были прежде в периодических изданиях.Иные, может быть, нами и пропущены. При всем том, это первое в некотором порядкесобрание небольших стихотворений такого автора, которого все читают с удовольствием.Как издатели, мы перед ним и перед публикою извиняемся особенно в том, что,по недосмотрению корректора, остались в нашей книжке значительные типографскиеошибки. Для предварительной поправки выписываем замеченные нами" [4].Сравнивая текст письма Пушкина с текстом предисловия "От издателей", можноприйти к выводу, что основные пожелания поэта были учтены.Из текста предисловия видно, что сборник Пушкина задумывался, во-первых, каксборник лирических произведений ("только то, что могло войти в собрание собственноназываемых поэм"), во-вторых, должен был представить своеобразную эволюцию Пушкина-поэта("мы желаем, чтобы на собрание наше смотрели как на историю поэтических досуговв первое десятилетие авторской жизни"), в-третьих, должен был дать некотороепредставление о художественной системе пушкинского творчества ("первое в некоторомпорядке собрание небольших стихотворений"). Состав и композиция сборника Пушкинавполне соответствовали этому замыслу его издателей.Сборник стихотворений Пушкина разбит на достаточно традиционные внешне жанровыерубрики: "Элегии" (17 стихотворений), "Разные стихотворения" (24 произведения),"Эпиграммы и надписи" (21 стихотворение), "Подражания древним" (12 стихотворений),"Послания" (16 стихотворений) и "Подражания Корану" (9 стихотворений). Всего99 произведений.Однако уже в самом расположении разделов пушкинского сборника можно усмотретьи некоторое несоответствие жанровым канонам. Так в сборниках поэтов XVIII векастихотворения "духовного содержания" (можно, вероятно, считать таковыми "ПодражанияКорану" Пушкина), как правило, помещались на первое место, а разделы элегий,например, или "разных стихотворений", объединявшихся иногда под рубрикой "смесь",попадали в конец сборника. У Пушкина мы видим как бы перевернутую композициютрадиционного сборника.Симптоматично, что сборник стихотворений Пушкина открывается именно разделомэлегий. С точки зрения В.А.Грехнева "в них есть признак всеобъемлющей реакциина мир, заостряемой ранним романтическим мышлением с его притязанием на универсальность".Раздел элегий начинается со стихотворения "Пробуждение" ("Мечты, мечты! Гдеваша сладость?.."), написанного в 1816 году. Все собрание стихотворений Пушкинав дальнейшем проникнуто идеей становления (своеобразного "взросления") поэта.Если в начале сборника перед нами предстает "неопытный мечтатель" (стихотворение"Мечтателю" – "Ты в страсти горестной находишь наслажденье…"), то в конце его"искатель новых впечатлений", пройдя свой "мрачный путь", "для сердца новуювкушает тишину".Раздел "Посланий" предваряет заключительный раздел сборника "Подражания Корану".Работе над этим разделом Пушкин придавал большое значение. В начале ноября 1824года в письме к брату Пушкин сообщал из Тригорского: "Я тружусь во славу Коранаи написал еще кое-что" (X, 106). А в конце того же месяца в письме к Вяземскому,сообщая некоторые подробности, связанные с историей рукописи сборника, Пушкинеще раз упоминает о Коране: "в 1820 году переписал я свое вранье и намерен былиздать его по подписке; напечатал билеты и роздал около сорока. Я проиграл потомрукопись мою Никите Всеволжскому (разумеется, с известным условием). Между темпринужден был бежать из Мекки в Медину (намек на переезд из Одессы в Михайловское– М.Д.), мой Коран пошел по рукам – и доныне правоверные ожидают его"(X, 111).Отождествление рукописи сборника с Кораном в данном случае примечательно."Подражания Корану", завершая пушкинский сборник, вольно или невольно выводилиличность поэта в план морально-этических и нравственно-философских обобщений.В большинстве современных работ "Подражания Корану" принято считать лирическимциклом уже в собственном смысле этого слова. Однако если сравнить "ПодражанияКорану" с другими стихотворными разделами сборника, то никакого, по крайнеймере внешнего, отличия мы не обнаружим. Заглавие каждого нового самостоятельногораздела пушкинского сборника печаталось на отдельном листе, а расположение произведенийвнутри разделов обозначалось при помощи римской нумерации. Все это наводит намысль, что ни сам Пушкин, ни его издатели поначалу никакого различия между "ПодражаниямиКорану" и другими разделами стихотворного сборника еще не производили. Об этомсвидетельствует, в частности, и сплошной порядок нумерации примечаний, данныхПушкиным ко всему сборнику, а не к отдельным разделам. В контексте сборникаПушкина 1826 года первое примечание начинается с цифры 10, а не с цифры 1, какв современных изданиях. В сборнике 1826 года есть еще один раздел стихотворений,совпадающий по названию с "Подражаниями Корану", который прямо свидетельствуетв пользу такого предположения. Это "Подражания древним". Два внешне одинаковыхпо названию стихотворных раздела Пушкина имели однако в дальнейшем в его творчестверазличную судьбу."Подражания древним" Пушкина, безусловно, обладают качеством художественногоединства. Однако в данном случае это качество обусловлено лишь единством жанра.Поэтому "Подражания древним" Пушкина в целом не перерастают границы традиционногораздела стихотворного сборника. Раздел же – образование неустойчивое. Неслучайно во втором своем сборнике стихотворений 1829 года Пушкин отказался отмысли печатать "Подражания древним" как целое, "разбросав" входившие в негоранее стихотворения по различным хронологическим рубрикам.Иная участь постигла "Подражания Корану". И в сборнике 1829 года Пушкин повторилих публикацию, сохранив заглавие и прежний порядок в расположении произведений.Как и в сборнике 1826 года, "Подражания Корану" стали своеобразным завершениемпервой части сборника стихотворений 1829 года. На основании этого можно предположить,что в данном случае Пушкин подходил к публикации "Подражаний Корану" как целостноголирического образования вполне осознанно. Интересно, что "Примечания" к "ПодражаниямКорану" были выведены Пушкиным из состава примечания сборника и отнесены теперьтолько к циклу. Так рождался окончательный вид пушкинских "Подражаний Корану".В "Подражаниях Корану" Пушкина перед нами предстают не просто отдельные, хотяи взаимосвязанные между собой эпизоды из жизни пророка, но важнейшие (а в известномсмысле и решающие) этапы человеческой судьбы вообще. Дело в том, что пушкинскийпророк (Магомет), с одной стороны, обращен к небесной истине, с другой – к земнойправде. Такому восприятию пророка, его "двойственности", во многом способствуетдостаточно сложная организация цикла. Субъектную систему отношений "аллах –пророк" поэт явно усложняет в своих поэтических переложениях Корана, вводя внее третье лицо: человека. Именно человек со всей противоречивостью своего существованиястановится причиной "смущения" пророка и взволнованных "доказательств" богав наставительных речах, обращенных к "нечестивым". Можно прямо сказать, чтовнутренняя напряженность и конфликтность "Подражаний Корану", связанная с борьбойверы и неверия, добра и зла, определяется "триадой" отношений: аллах – пророк– человек. На наш взгляд, лирический сюжет цикла состоит прежде всего в колебанияхпророка между небесной истиной (аллахом) и земной правдой (человеком). Своегорода "разрешением" такого "сюжета" цикла становится окончательное приобщениепророка к богу как к правде естества. Именно таким пафосом, на наш взгляд, проникнутозавершающее "Подражания Корану" и носящее явно притчевый характер стихотворение"И путник усталый на бога роптал". Смысл финала пушкинских "Подражаний Корану",думается, как раз в том и состоит, чтобы показать, что не только человек повторяетпуть "пророка", но и "пророк" повторяет путь человека. Последнее произведениецикла Пушкина тем самым универсализует жизненный путь пророка, снимает его исключительность,сближает его судьбу с судьбой человеческой. Но в таком сопоставлении нельзяне увидеть и возвышенного понимания жизненного пути человека как поиска правды.Глубина обобщения усиливается за счет использования в "подражаниях" мифологическогов своей основе сюжета "смерти – возрождения". "Смерть" и "воскресение" "путника",по существу, символизируют жизненный путь человека прежде всего в аспекте егодуховного развития от заблуждения к истине, от неверия к вере, от мрачного разочарованияк жизненному оптимизму. Призыв, обращенный к пророку в первом стихотворениицикла "Стезею правды бодро следуй!", коррелируется в заключительной строке последнегостихотворения совершенным действием: "И с богом он дале пускается в путь".Таким образом, новизна пушкинского творчества состояла, очевидно, в том, чтопри сохранении некоторой внешней связи "Подражаний Корану" как стихотворногораздела с внешним источником лирическая циклизация начинает протекать в такойформе, что сама последовательность произведений, их композиционный порядок,с одной стороны, как бы постоянно "провоцируют" читателя на поиск разного родаассоциаций и связей между ними, с другой – сама возможность таких связей резкопроблематизируется. Из-за утраты жанрово-тематической однородности состава произведенийважнейшим источником связи между ними является не просто логика авторской мысли,определяемой, в свою очередь, логикой жанра, но внутреннее саморазвитие художественныхобразов.Циклизация становится важнейшей чертой творчества Пушкина в и в дальнейшем.Сборники Пушкина (1826–1835 гг.) обнаруживают различные взаимодействующие тенденциии направления творчества. Кстати, мы не разделяем достаточно устоявшегося мнения,что Пушкин в своем сборникотворчестве эволюционирует от жанрово-тематическогопринципа объединения стихотворений к хронологическому. Если внимательно присмотреться,то можно увидеть, что в сборнике 1826 года (как его определяют, жанрово-тематическом)присутствует и хронологический принцип: все стихотворения, размещенные по жанровымрубрикам, как и "Стихотворения Василия Жуковского", имеют датировку. С другойстороны, по наблюдению Н. В. Измалова, хронологические сборники 1829 и 1832годов имеют тенденцию к группировке тематических циклов. Например, рубрика "1829"явилась прообразом будущего цикла "Стихотворений, сочиненных во время путешествия(1829)". Сборник Пушкина 1835 года, по мнению многих пушкинистов, вообще непредставляет собой художественного целого. По мнению Л. С. Сидякова "анализпостроения сборника 1835 г. не дает увидеть в нем сколько-нибудь определеннойсистемы – выявить ее, по-видимому, не представляется возможным" [5].На наш взгляд, к этому сборнику можно подойти с точки зрения анализа мотивов.Прежде всего отметим то обстоятельство, что из одиннадцати напечатанных впушкинском сборнике произведений семь, так или иначе, относятся к миру народнойжизни. Это баллада "Гусар", "Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях", "Будрыси его сыновья", "Воевода", "Сказка о золотом петушке", "Сказка о рыбаке и рыбке"и "Песни западных славян". Четыре других произведения "Красавица", "Разговоркнигопродавца с поэтом" и два "Подражания древним", можно отнести к произведениямлирического плана. Преобладание в сборнике произведений с народно-поэтическойпроблематикой придает ему колорит "фольклорности", а отдельные лирические "вкрапления"при этом как бы сохраняют уровень "литературности", выполняя одновременно функциюавторской рефлексии. Если следовать за текстом сборника, то можно обнаружить,подчас, причудливую связь возникающих в отдельных произведениях мотивов и настроений.В стихотворении "Гусар", открывающем сборник 1835 года, возникает сразу целыйкомплекс мотивов, связанный с народной демонологией. Здесь и мотив чертовщиныи связанная с этим мотивом оппозиция "своего" и "чужого" миров: посюстороннегои потустороннего. И мотив ревности, разоблачающий истинную суть героя и одновременнопорождающий зло, подчас, непреднамеренное. Здесь возникают образы ритуальныхи комических трансформаций, порождающие различные аспекты истолкований. Например,гусар, отказывающийся сесть на "кочергу", поскольку он "гусар присяжный", садитсяна мнимого коня, превращающегося в конце баллады в "старую скамью". Различныетрансформации вещного мира, живого и мертвого, мы видим и во всех напечатанныхв пушкинском сборнике четырех сказках, и в отдельных стихотворениях "Песен западныхславян" (ПЗС): "Федор и Елена", "Марко Якубович", "Сестра и братья" и др. Кстати,стихотворение "Федор и Елена" связано также с "Гусаром" и мотивом "венчанияжида и лягушки".Особенно много сквозных мотивов и образов возникает в сборнике в связи с развертываниемсюжета брачно-любовно-семейных отношений. Здесь и мотив "злой красавицы", и"матери и мачехи", и "злой жены", и "обиженной сироты" и т.д. Преимущественнаясфера изображения народной жизни у Пушкина – это сфера родовых отношений. Однакоу Пушкина мы ощущаем в то же время и распад цельности народного взгляда на мир.У Пушкина мы постоянно чувствуем как бы стороннего наблюдателя, не сливающегосяс народным целым. Отсюда следует и "странная" подача картин народной жизни,и стилистическое разноречие, и приемы литературной игры с читателем, владеющимразными языками культуры. В этом смысле сборник Пушкина 1835 года можно, вероятно,отнести к постромантическим явлениям русской литературы XIX века.Анализ пушкинских сборников свидетельствует, что Пушкин выступает в них преждевсего активным субъектом творчества, стремящимся к выстраиванию художественнозначимых контекстов. Заметно стремление поэта к перестраиванию готовой издательскойформы сборника в художественную. Одним из проявлений формы творчества Пушкинав этом аспекте можно считать возникновение стихотворных циклов. Важно отметить,что Пушкин в своих сборниках выступает как активный циклизатор собственных стихотворныхпроизведений. Его циклы возникают не в отрыве от поэтических сборников, а вконтексте их художественного целого. Очевидно, Пушкин стремился к такому способуорганизации стихотворного сборника, который мог бы в максимальной степени способствоватьпроявлению свободы читательского восприятия.

Примечания

1. Сидяков Л.С. Прижизненный свод пушкинскойпоэзии // Стихотворения Александра Пушкина. – СПб., 1997. – С. 457.

2. Винокур Г.О. Критика поэтического текста// Винокур Г.О. О языке художественной литературы. – М., 1991. С. 139.

3. Пушкин А.С. Полное собр. соч.: В 10 т.– М., 1956–1958. Т. 10. – С. 129–130. В дальнейшем все ссылки на это изданиедаются с указанием в скобках римскими цифрами тома, арабскими – страницы.

4. Стихотворения Александра Пушкина. – СПб.,1826. – С. I.

5. Сидяков Л.С. Прижизненный свод...

науки в Сибири".