М.А. ЖУРИНСКАЯ Именные посессивные конструкции в меланезийских языках


М. А. Журинская

ИМЕННЫЕ ПОСЕССИВНЫЕ КОНСТРУКЦИИ В МЕЛАНЕЗИЙСКИХ ЯЗЫКАХ [1]

(О языках, фольклоре и литературе Океании. - М., 1978. - С. 16-38)


Именные посессивные конструкции языков Меланезии около века привлекают вниманиеокеанистов-языковедов и почти столь же долго - этнографов, философов и теоретиковязыка. Это объясняется тем, что языки народов Меланезии представляют классическийслучай выражения противопоставления отторжимой и неотторжимой принадлежности[2] в сфере именных конструкций. Суть этогопротивопоставления с формальной точки зрения сводится к тому, что в конструкцияхнеотторжимой принадлежности к основе имени объекта присоединяется местоименныйпоказатель лица и числа посессора - краткая притяжательная форма личного местоимения,в некоторых языках совпадающая с формой объектной клитики переходных глаголов:
мота: tama-k 'мой отец'.
В конструкциях отторжимой принадлежности клитика присоединятся к так называемомупосессивному имени, значение которого состоит в уточнении характера отношениямежду посессором-личностью и объектом путем определения сущности и функции последнего(например объект предназначен для еды, питья и т. п.). Число посессивных именв языках Меланезии колеблется от одного-двух до пятнадцати (в языке трук); вмота их пять: обозначение объекта общего, неконкретизируемого по характеру обладанияили, скорее, отношения no-, обозначение объекта, предназначенного дляеды ga-, объекта, предназначенного для питья ma-, ценного объектаpula-, а также действия посессора mwo- [3].За клитизованным посессивным именем следует название объекта, в ряде языковс облигаторным, в других - с факультативным артиклем:
мота: no-k о vetal 'мой банан', ga-k о vetal 'мой банан' (дляеды); ma-k о pei 'моя вода' (для питья); pula-k kpwoe 'моя свинья';mwo-k о vavae 'мое слово' - = 'моя речь'.
По давней традиции меланезийская именная лексика в соответствии со способностьюлексем сочетаться или не сочетаться с местоименными клитиками и посессивнымиименами делится на два класса: первый класс - имена неотторжимых объектов, восновном частей тела, имена родства, названия частей предметов и положения телв пространстве, второй класс - остальные имена.
Интересы исследователей и характер их профессиональной ориентации определилиследующую проблематику, связанную с меланезийскими именными посессивными конструкциями:
1. Собственно океанийские лингвистические проблемы: классификация языковОкеании, и в особенности внутренняя классификация австронезийских языков, характермеланезийской лексики, типы синтаксических значений.
Функционирование в сфере именных посессивных конструкций противопоставленияпо неотторжимости/отторжимости и клитика как способ выражения неотторжимостина практике часто служат критерием отнесения того или иного языка к языкам Меланезии- факт, показывающий, что это понятие представляется не столько генетическим,сколько типологическим, точнее ареально-типологическим, что заставляет подуматьоб эксплицитном применении системы понятий и методов ареальной лингвистики илингвистической типологии в исследовании этих языков.
2. Этнографические и философские проблемы: связь языка, мышления икультуры, точнее - отражение мышления и культуры в языке; понимаемая широко,эта проблематика стимулирует исследования соотношения этно- и глоттогоническихпроцессов и места языков Меланезии в едином глоттогоническом процессе.
3. Проблемы общей лингвистически теории: а) гипотеза о существованииуниверсальной глубинной семантико-грамматической категории неотторжимой принадлежности;эта гипотеза с достаточной подробностью в пределах данной работы не рассматривается.Наиболее последовательно она разрабатывается в главе "Грамматика неотторжимойпринадлежности" известной работы Ч. Филлмора [21] [4];б) исследование синтаксического поведения имени существительного в языках различныхтипов.
Как это ни парадоксально, фактически данные о языках Меланезии представителитеоретического языкозния в основном черпали не из описаний языков, которых,по мнению С. Вурма [37, с. 474], достаточно для того, чтобы проводить на ихбазе исследования общего характера, а из статьи Л. Леви-Брюля [8], в которойпротивопоставление клитизованных форм имен (считающихся более архаичными) иконструкций с посессивными именами рассматривается как отражение в языке различияформ собственности (переход от племенной собственности к личной, совпадающийс процессом осознания себя отдельным индивидом). При этот местоименные клитики,присоединяемые к названиям частей тела и именам родства, трактуются как пpoявлeниемыслительной категории сопричастности (партиципации), характерной для определеннойстадии развития человеческого мышления [см., например, 9, с. 43 и сл.; 16, с.208-226]. К сожалению, не вполне свободным от "этнопсихологического" подходак именным посессивным конструкциям языков Океании, справедливо критиковавшегосяв свое время С. Рэем [31], представляется анализ А. Кэпелла, исключительно богатыйпо материалу и содержащий множество тонких наблюдении и сопоставлений [14].
Между тем и в авторитетных до настоящего времени сопоставительных грамматикахР. Кодрингтона и С. Рэя [17; 33] и в ряде статей [31; 24; 19] меланезийскиеименные конструкции рассматриваются с точки зрения их функции и места в системеязыка. Необходимость такого подхода хотя бы как первого этапа общесемиотическогоанализа представляется очевидной.
Материал конструкций с посессивными именами показывает, во-первых, что онине противопоставляются клитизованным именам как выражающие значение "собственнопринадлежности". Приведенные выше посессивные имена в мота позволяют приписатьим следующие значения: no- 'нечто, имеющее отношение к "посессору"',широко распространенное в Меланезии и самое нейтральное по значению посессивноеимя; ga- 'еда, кому-то принадлежащая, предназначенная'; ma- 'напиток,кому-то принадлежащий'; pula- 'одушевленная собственность, скот' (в другихязыках - и ценности вообще, в том числе абстрактные); mwo- 'нечто, произведенноесубъектом и на этом основании имеющее к нему отношение' - уникальное посессивноеимя, не представленное, судя по имеющимся в нашем распоряжении описаниям, вдругих языках.
Встречаются и несколько иные системы посессивных имен [5]:
нгуна: а- 'нечто, мне принадлежащее', ma- 'нечто, для меня предназначенное';по традиции клитизуемые меланезийские имена чаще всего и в словаре приводятсяв форме первого лица, т. е. с соответствующей клитикой;
тасико: sa- 'общее отношение'; ma- 'нечто, находящееся в личномпользовании', 'еда'; se- 'собственность';
баки: kia- посессивное имя со значением "относительного обладания":kia-mo meoulian 'твоя жизнь; -mo - показатель 2-го л. ед. ч.;kia-k ateni 'мой слуга', -k - показатель 1-го л. ед. ч.; sa-'еда'; kana- 'личное имущество' (а также посессивное имя для моря); ma-'дом и домашняя утварь';
урипив: se- - посессивное имя, выражающее обладание; ne- - посессивноеимя-предлог, выражающее oбщее отношение, в том числе и соотношение имен с неодушевленнымиденотатами: mari ne naim 'верх дома'; что заставляет усомниться в статусеne- как посессивного имени, так как одушевленность денотата посессора- обязательное требование к конструкциям с посессивными именами, а границу междуименами-предлогами и посессивными именами провести затруднительно (этимологическиони часто совпадают);
атчин: sa- - общее, нейтральное посессивное имя, na- посессивноеимя для еды в процессе ее приготовления, в том числе и для сырых и незрелыхплодов, ra- - для готовой пищи, ma- - для питья;
амбрим: a-/ye- - посессивные имена для еды и предметов личного употребления,ma- - для дома, me- - для напитков, mene-/mena- - для вещей("собственно обладание"?), sa- - для имени.
Своеобразные посессивные имена встречаются в языках ровиана и дени:
ровиана: puta- - посессивное имя для желаемого, причем не обязательноконкретного предмета;
дени: gnia- - посессивное имя для земли, дома, сада, ритуальной площадкидля танцев, обозначает или принадлежность, или связь по функции, по использованиюобъекта посессором.
Поучителен материал языка фиджи [6], гдев системе трех посессивных имен (no- - общее посессивное имя; ke-- для еды, ma- - для напитков) произошло развитие значения посессивногоимени ke-, ставшего способным обозначать качество в синтагме с инактивнымденотатом определяемого, точнее, с денотатом, не проявляющим активности по крайнеймере в пределах описываемой ситуации; ср.: na no-na 0a 'его порок'(одуш.); na ke-na 0a 'его плохое качество' (неодуш.); na no-namate 'его болезнь'; nа ke-na mate 'его смерть; nа ke-na leva 'егоразмер' (одуш., неодуш.), где в начальной позиции - артикль, а -- показатель 3-го л. ед. числа. Распределение значений посессивных имен noke- в фиджи, как кажется, совпадает по значению с а/о-классамив полинезийских языках - переогласовкой, придающей значение соответственно активного,контролируемого (= отторжимого) и пассивного, неконтролируемого (= неотторжимого)отношения денотатов имен определяемого и определяющего [ср. 32, с. 46, 65; 31,с. 349; 20, с. 16-24; 34, с. 23 и др.; подробнее см. 6]. Это должно объяснятьсяне только многовековыми интенсивными контактами фиджийцев с полинезийскими племенами(этим объясняются многочисленные лексические заимствования в фиджи), но и внутреннимипотенциями системы и функций посессивных имен. Необходимо еще учесть, что противопоставлениеa/o-классов в полинезийских языках бинарно, а в фиджи существуют помимопосессивных имен no- и ke- и другие возможности выразить отношениедвух денотатов в именном сочетании: посессивное имя ma-, приименная клитика,контактное соположение основ, предложная конструкция.
Развитие значения посессивного имени pula- демонстрируют язык маринаи язык залива Св. Филиппа:
марина: nа pila-ku na tigo 'моя дубинка';
яз. зал. Св. Филиппа: nа pila-u hale 'моя слава', где снимается нетолько требование одушевленности "ценного" объекта, но и (во втором случае)требование его конкретности как предмета обладания, и доминирующим значениемпосессивного имени становится указание на ценность объекта для посессора.
Все конструкции с посессивными именами отличаются одним общим свойством: денотатимени посессора почти обязательно должен быть личностью [7],т. е. не только одушевленным, но и разумным и социально активным существом.Деление имен на активные и инактивные (и соответствующее противопоставлениегрупп предикатов и конструкций предложения) является универсальным для естественногоязыка и проявляется тем ярче и последовательнее, чем более архаична языковаяструктура, чем меньше в языке метафор типа спит земля [8].То, что активный субъект может быть обладателем имущества, представляется еговторичным, производным свойством. К тому же значение "собственно обладания"присуще, как мы видим, далеко не всем посессивным именам (а основным значениемоно является только для pula-); в такой же малой степени оно может бытьпризнано ведущим для посессивных конструкций европейских языков [ср. 2, с. 70и сл.]. Самое общее значение посессивных имен - значение конкретизации отношенияимен посессора и объекта, в основе своей синтаксическое [ср, 19; 27], в то времякак отношение посессора и объекта обладания в клитизованных именах представляетсяв высшей степени абстрактным.
Как было сказано выше, местоименная клитика в конструкциях неотторжимой принадлежноститрактовалась как выражение категории партиципации, присущей первобытному мышлению.Это положение можно подвергнуть сомнению с нескольких точек зрения.
1. Нельзя признать окончательно доказанным, что местоименная клитика (наиболеераспространены фор мы: 1-е л. ед. ч. -ku/-k, 2-е л. ед. ч. -mu/-m,3-е л. ед. ч. -na/-n и т. д.) в языках Меланезии - это личное местоимение.Она несомненно восходит к общеавстронезийским личным формантам и входит в качествеодного из составляющих элементов в форму личных местоимений языков Меланезии,очень сложную и малоисследованную, но это еще не обязательно подсказывает еезначение в случае присоединения ее к имени. Развитие притяжательных местоименийиз личных - универсальное языковое явление, и если клитику -ku/-mu/-naнельзя признать полноправным притяжательным местоимением, то его синтаксическаяфункция - указание на лицо и число определяющего члена посессивного отношения,т. е. в конечном итоге согласование, - довольно очевидна. Полная форма личногоместоимения присоединяется к имени "неотторжимого" объекта в основном в языкахНовой Каледонии - самых сложных для исследователя и показывающих максимальновозможное количество отклонений от интуитивно представляемого меланезийскогоязыкового типа. Тем самым эти языки, как явление типологически маргинальное,не могут служить решающим аргументом при установлении статуса клитики как членасистемы местоимений.
2. К недостоверному истолкованию функционального значения местоименной клитикиприсовокупляется и не вполне корректная интерпретация меланезийских конструкцийпутем их поморфемного перевода на родной язык исследователя:
tama-k = 'отец'+ 'я' (букв. 'отец-я') = 'мой отец';
lima-na = 'рука' + 'он' (букв, 'рука-он') = 'его рука'.
Применение более корректной записи устраняет это недоразумение:
tama-k = определяемое имя ('отец') + R [9]+ субститут определяющего имени (1-е л. ед. ч.) = 'мой отец';
lima-na = определяемое имя ('рука') + R + субститут определяющегоимени (3-е л. ед. ч.) = 'его рука'.
3. Как справедливо заметил У. Гудинаф [24, с. 185], различие между конструкцияминеотторжимой и отторжимой принадлежности состоит вовсе не в наличии/отсутствииместоименной клитики, в которой и кроется, по мнению сторонников теории партиципации,основная содержательная специфика клитизованных имен, а в наличии/отсутствиипосессивного имени, также клитизуемого. Пользуясь приведенной выше системойзаписи, конструкции с посессивным именем можно представить следующим образом:
no-k o vetal = R (предмет, имеющий общее отношение к некоторому субъекту)+ субститут имени этого субъекта (1-е л. ед. ч.) + артикль + имя предмета, имеющегоотношение ('банан') = 'мой банан';
ga-k o vetal = R (предмет, долженствующий быть съеденным) + субститутимени субъекта (1-е л. ед. ч.) + название пищи ('банан') = 'мой банан';
pula-k о kpwoe = R (одушевленная собственность) + субститут имени владельца(1-е л. ед. ч.) + артикль + название собственности ('свинья') = 'моя свинья'и т. д.
Можно заметить, что в этой конструкции конкретизируется не только тип отношенияопределяемого и определяющего, в сущности выраженный уже в посессивном имени,но и сам предмет обладания, название которого представляет как бы приложениек клитизованному посессивному имени. Присоединение клитики к обобщенным именам,указывающим на класс предметов (в том числе функциональный), к которым принадлежитобъект, и тем самым на характер отношения с посессором, также противоречит утверждениюо мистической сопричастности посессора и объекта, выражаемой клитикой (об универсальныхименных классах см. [1]).
4. Прямое отождествление форм мышления с формами языка представляется спорным,игнорирующим специфику языкового выражения и тем самым знаковую сущность языка.
5. Относительная простота или сложность языковой конструкции наряду с другимипризнаками действительно может служить критерием первичности или вторичностиэтой конструкции (заметим, что клитизованные имена - не самый простой способсочетания двух имен, в том числе в языках Меланезии, и с этой точки зрения вполневозможно признать вторичный, производный характер конструкций с посессивнымиименами). Но их синтаксическое значение гораздо более конкретно, чем у клитизованныхимен (для последних обязательны конкретность денотатов, замеченная еще Кодрингтоном,и вместе с тем крайне абстрактный характер синтаксического значения). Известно,что синтаксические значения вообще более абстрактны, чем лексические, но и втом и в другом случае конкретность/абстрактность значения градуированы, и вслучае с клитизованными именами внимание привлекает именно сочетание высокойстепени лексической конкретности с такой же степенью абстрактности синтаксическогозначения. Все исследователи согласны с тем, что имена с клитиками более архаичны,чем конструкции с посессивными именами, а между тем первые передают более общее,более абстрактное отношение посессора и объекта обладания, нежели вторые. Этазакономерность, наблюдаемая эмпирически, подкрепляется исследованием Дж. Линча[27], предлагающего ввести для интерпретации меланезийских именных конструкцийряд скрытых предикатов, выявляющих значение этих конструкций, причем для клитизованныхимен глубинными предикатами являются глаголы с таким абстрактным значением,как 'относиться', а для конструкций с посессивными именами необходимы промежуточныеглагольные трансформации: 'относиться' > 'иметь' > 'есть'/'пить'/'выращивать'и т. п. с более конкретным значением. Таким образом, именные посессивные конструкциидемонстрируют развитие синтаксического значения от абстрактного к конкретному.Это, во-первых, может служить контраргументом для утверждения о преимущественноконкретном характере мышления меланезийцев, прослеживающемся якобы по даннымих языков, а во-вторых, заставляет критически отнестись как к представлениюо "первичности" этих языков с точки зрения глоттогонического процесса, так ик представлению о характере этого процесса, состоящем в движении от конкретногок абстрактному.
Итак, сопоставление меланезийских именных конcтрукций с посессивными именамии без них с точки зрения простоты/сложности синтаксической формы не дает аргументовни в пользу того, что "меланезийская" языковая система, будучи сугубо архаичной,отражает особую конкретность мышления и в соответствии с этим характеризуетсяпреимущественной конкретностью значений [10],ни тем более в пользу того, что в клитизованных именах отражается стадия дологическогомышления, неспособного к вычленению индивида из окружающей среды [11].
Последнее утверждение в значительной мере основано на том факте, что имена,присоединяющие клитику, - это в основном имена частей тела и имена родства.Следует отметить, что соответствующие лексико-семантические классы отличаютсясвоеобразием в огромном количестве языков разных языковых семей, типов и apеалов.Существуют свидетельства тому, что даже носители языков с единообразной модельюименных посессивных синтагм интуитивно выделяют (или чувствуют потребность выделить)различные оттенки отношения посессивности, в том числе отношение части к целому,и прежде всего частей тела к телу [подробнее см. 5].
Приведем пример специфического осмысления значения посессивных конструкций,зависящего не от типа языка и тем более не от типа мышления, но явно социальнообусловленного: "Бенедиктинцы не только не имели права владеть каким-либо имуществом,но им было воспрещено даже употребление слов "мои и твой" - вместо этого основательордена Бенедикт Нурсийский предписал говорить "наш"" [4, с. 219]. "Понятие обобщем владении перенесено было даже на физическую личность монахов ... спорилио том ... мог ли он (монах) говорить: моя голова, мой язык, мои руки,или же он должен был говорить: наша голова ... подобно тому как говорилинаш клобук, наша ряса" [13, с. 443-444]. Иными словами, при приписываниипритяжательным конструкциям значения "собственно принадлежности, обладания"как основного и при исключении его из узуального употребления вместе со значением"личного обладания", что не совсем одно и то же, у говорящих возникает стремлениепротивопоставить значения "отношение предмета к субъекту отношения", в данномслучае коллективному, и "отношение части к целому" [12].
Названия частей тела (и имен родства, отличающихся, однако, большим разнообразиемсинтаксического поведения в отдельных языках) составляют наиболее постоянноеядро меланезийских имен, присоединяющих клитику, с которой могут употреблятьсяи имена с другими значениями:
сесако: na ure-na na mboni 'конец ночи', ure 'конец';
урипив: drila-n jumb 'голос человека', jumb 'человек' (ср. паама:re-n meati-n с тем же значением, где re 'голос', а название посессоратакже употреблено с клитикой [13]);
танна: ima-n tana-ku 'дом моего отца', ima 'дом'; epa-m'твоя постель'; uza-n moli 'имя вождя', moli 'вождь' (ср. аулуа: nahse-m'твое имя'; меаун: nicia-gk 'мое имя'; мара ма-сики: sasa-ku 'моеимя', но яз. зал. Св. Филиппа: nа hise-i tama-u 'имя моего отца', гдеформант -i - не местоименная клитика, а показатель несвободной формыимени, напоминающий изафетный показатель, ср. тадж. китоб-и бародар 'книгабрата'); na hoe-na hau 'корень дерева', hau 'дерево';
моно: bat-afa uli-na 'тело моей жены', bat 'женщина', аfа-местоименный формант 1-го л. ед. ч. (объектная форма!).
Последний пример, как и многие ему подобные, имеющиеся в описаниях многихязыков Меланезии, показывает, что в представлении меланезийцев тело идентичноне личности, а является лишь ее частью.
нгуна: patoko-mu 'наши тела';
аулуа: asili-m 'твой сосед'.
В языке аулуа и в некоторых других языках засвидетельствованы многочисленныеслучаи употребления с клитикой названий друга, врага и т. п. В известной статьеК.-Х. Уленбека [12] приводятся аналогичные факты из языков индейцев СевернойАмерики [14]. Однако названия слуг в языкахМеланезии, как кажется, клитики не принимают. Это может объясняться тем, чтодружба и вражда как эмоции противопоставляются рациональным по своей основеотношениям с подчиненными (аналогичное противопоставление эмоциональной и pациональнойсфер и их наименований зафиксировано во многих языках) [27]. Тем самым данноепротивопоста ление подпадает под общий для семантики всех имен, способных присоединятьклитику, признак неконтрололируемого отношения:
фиу: mae nau 'мой отец', nau - полная форма местоимения 1-гол. ед. ч., но mwae-na 'его брат'; в этом языке с клитикой из всех именродства употребляется только название брата (ср. улава: pa'u-ku 'мояголова', но nima inau 'мой дом' с полной формой местоимения [15].
буготу: vathe-gna 'его дом';
киривина: yavi-la '(его) набедренная повязка'; daba-la 'передник',- - форма местоимения 3-го л. ед.ч. (в этом случае имеет место употреблениес клитикой названий одежды, что в других упоминаемых здесь меланезийских языкахне встречается - пример отражения в языке фактов культуры);
марина: mata-n na ima 'глаз дома' = 'дверь', mata 'глаз'; na nago-naima 'перед дома' = 'фасад'; nа lolo-na ima 'внутренняя часть дома'.
Клитика при названиях частей пространства и относительного положения предметав пространстве - явление весьма широко распространенное; его следствием, очевидно,является существование так называемых имен-предлогов, присоединяющих клитику[16]:
синесип: na-hal ni-n nunk 'твой путь', na- - артикль, hal'путь', ni- имя-предлог "общепритяжательного" значения, ср. общее посессивноеимя ni в буготу; в ряде языков (это особенно заметно при сопоставлении)системы посессивных имен и имен-предлогов могут пересекаться, что позволяетнам говорить уже о классе "служебных" имен; nunk - местоимение 2-го л.ед, ч.;
сесако: na ure-na 'конец'; nа malo-na 'середина'; na lake-na'начало' (ср. нгуна: nalake-na - предлог 'по причине', na-lake'корень'; амбрим: lo-n 'в', 'сердце'; тасирики: lolo- 'в', 'сердце','середина'); 'ere- 'лицо', 'перед'; na ere-ku 'передо мной'; pita-isi-m'твоя жена' (букв, 'женщина с тобой'), isi - имя-предлог со значениемсовместности нахождения, сходный с русским с;
бауро: muri-gu 'позади меня';
утупуа: общепритяжательное имя-предлог me (типа англ. of, франц.de), будучи употреблено с клитикой, формально и функционально неотличимоот посессивного имени (ср. foio ne nobonumua 'камень [от] очага'; teatiki me-no vinio nake 'вождь этого места', vinio 'местность', nake- указательное местоимение) [17];
ровиана: vale sira-nga 'сторона дороги', vale 'дорога'.
Очевидно, что класс имен, способных принимать, клитику, по своей семантикезначительно шире, чем представляется на первый взгляд. Общее свойство всех именэтого класса - обозначать предметы, существование или название которых относительно,т. е. эти предметы или не могут самостоятельно функционировать, либо они названыпо их отношению к другим предметам. В самом деле, не только рука обязательнодолжна быть чьей-то рукой, но и мать должна быть чьей-то матерью, враг - чьим-товрагом; точно так же имя и голос не существуют сами по себе, вне связи со своимносителем и т. д. Иными словами, в семантическую структуру всех этих имен входитрелятивная сема [18], которая обусловливаетих синтаксическое поведение - присоединение детерминирующей местоименной клитикидаже тогда, когда ее денотат может и не существовать в пределах сываемой ситуации.
Однако способность имени присоединять клитику вовсе не предусматривает обязательностиклитики для данного имени во всех контекстах. В языках Меланезии весьма частыслучаи употребления неотторжимых имен с посессивными именами:
фиджи: na uto-qu 'мое сердце' (в том числе и метафорически обозначаемоекак вместилище эмоций; это употребление, засвидетельствованное Дж. Линчем всовременном разговорном языке [27, с. 6-8], вопреки требованию обязательнойконкретности денотата клитизируемого имени демонстрирует развитие значения названиясердца, знакомое и европейцам); nа no-qu uto сердце' (т. е. чье-то сердце(орган), находящееся в моем распоряжении); na ke-ku uto 'моя еда - сердце'.
В том же языке обычным сочетаниям tama-qu 'мой отец', tama-mu'твой отец' и т. д. противопоставлено tama i keitou 'Отче наш'; yalo-quозначает 'моя душа', a-qu yalo 'мой дух' (специальное посессивное имя или ошибказаписавшего? - приводится по работе Р. Турнвальда [36, с. 354]), причем не совсемясно, имеется ли в виду дух-покровитель или та душа (одна из многих душ человека,по религиозным представлениям фиджийиев), которая способна отделяться от телаживого человека без вреда для него, например во сне; a-qu yalo-yalo 'моятень'. В языке мота существуют сочетания nа pane-k 'моя рука и no-kо pane 'мой браслет' (ср. соответствующую многозначность рус. запястье[19]).
В ленакель и, возможно, в других языках существуют три способа выразить "полуотторжимость",когда называются предметы, мыслимые обычно в неразрывной связи с другими, нов определенных ситуациях, описываемых в соответствующих предложениях, отделимыеот целого: (1) pэs-asuul taha-k 'мой зуб', taha "общее" посессивноеимя; (2) pэs-asuul le peravэn ааn 'зуб той женщины', le - предлогобщелокативного и общепритяжательного значения, ааn - указательное местоимение,в котором снова можно увидеть формант na; (3) рэs-asuul in Titonga'зуб Т.' [20]. Выше приводились примерыупотребления одного и того же слова с разными посессивными именами, и все этиварианты употребления имен в посессивных синтагмах, как кажется, свидетельствуютоб отсутствии застывших лексических классов - отторжимой и неотторжимой лексики- и о контекстуальной обусловленности употребления той или иной конструкции.
Меланезийская система терминов родства, как и океанийская в целом, с лингвистическойточки зрения изучена еще недостаточно. Так, наиболее распространенное в Меланезииобщеокеанийское название отца tama < австронез. *ama в рядеязыков обладает странным, на наш взгляд, значением. В фиджи tama можетобозначать и отца, и брата отца, в саа и улава (t)ama 'сын', 'мальчик','ребенок' [25, с. 35-36]. В некотот языках Меланезии и Полинезии засвидетельствованодвойственное число от этого слова в значении 'отец и сын' (ср. в тонга глаголtama'aki 'быть в отношении родитель/ребенок или мать/сын', в языке о-ваРенннел (Полинезия) tama'ahine 'дочь' [20, с. 20] [21]).В языке para tama в зависимости от брачного класса, пола и места в семьеговорящего может обозначать отца, брата отца, мужа сестры матери, сына сестрыотца, мужа дочери, мужа дочери сестры, зятя, a nitu (часто встречаетсяв других языках в значении 'ребенок') - сына/дочь, сына/дочь брата матери, матьжены, сестру жены, сына/дочь сына сестры [10, с. 262-263]. Эти и подобные имимена употребляются обычно с клитиками. Но в очень многих языках засвидетельствованыупотребляющиеся параллельно с обычными для этих названиями отца и матери термины,никогда не присоединяющие клитики и употребляющиеся только в 1-м л. ед. ч.
В языке квамера [33, с. 146-175] лично-местоименная парадигма основных именродства выглядит так:
'отец' 'мать' 'ребенок'
1-е л. tara yama/kana nar-e-k
2-е л. rem-am rin-am nar-am
3-е л. rem-e-ni ri-ni te-ni [22]
В эроманго наряду с name '(моя) мать' встречается dinu-m 'твоямать', наряду с nate '(мой) отец' - iteme-n yau 'мой отец', itemenсостоит из личного артикля i, корня *tama, "застывшей" клитики3-го л. ед. ч. -n - детерминатора, yau - полная форма местоимения,ср. neteme 'мужчина', тот же корень с общим артиклем. В нгуна параллельнос piakiki tama-na 'отец ребенка' употребляется mama ' (мой) отец',в меаун кроме tamo-na 'его отец' встречается и pomoi ' (мой) отец',и такой же параллелизм засвидетельствован для названий матери и сестры. Употреблениеспецифических неклитизованных имен родства только в 1-м лице подразумевает единственностьденотатов этих имен для говорящего, следовательно эти слова лишены релятивнойсемы и не нуждаются в детерминации.
Употребление различных имен родства в разных языках с клитикой и без нее с"психологической" точки зрения иногда трактуется как отражение различия концептовродства (и личности) у представителей разных пемен. Очевидно, что наряду с этнографическимиисследованиями здесь необходим и лингвистический анализ, учитывающий как детерминирующуюроль клитики, так и ситуативный контекст высказывания и, следовательно, егокоммуникативную значимость.
Наконец, значение и форма сочетаний имен с клитикой должны сопоставлятьсясо значением и формой не только конструкций с посессивными именами, но и другихименных синтагм языков Меланезии, и прежде всего конструкций с контактным соположениемдвух именных основ (juxta-position). Тем самым именные посессивные конструкциибудут рассматриваться как частный случай именных атрибутивных синтагм, и ихобщим значением в этой связи может быть признано определение предмета черезего отношение к другому предмету [23].
Контактные соположения основ с неодушевленными денотатами в основном представляютатрибутивные сочетания типа англ. stone wall, где отношение определяющегочлена к существительным или прилагательным спорно:
баки: yimo levilevi 'конек дома', 'крыша', yimo 'дом';
ровиана: batu vetu с тем же значением, batu 'дом'; tatavavaka 'звезда корабля', 'ориентир';
куливиу: naut eium 'место'+ 'дом' = 'деревня';
аулуа: naki vana-nte 'плод дерева', vana 'плод', -nte- формант имени части (имени с релятивной семой) в самостоятельном употреблении(ср. мота rano-k 'моя нога' - rano-i 'нога' вообще, что можетрассматриваться как потребность имен релятивной семантики в детерминаторе изаставляет признать детерминаторы -na, -nte и им подобные выражающимиразличие в значении конструкции, возможно, по степени обобщенности денотатов,и тогда эта степень у конструкций контактного соположения должна считаться самойвысокой);
тасирики: vivi ai 'берег реки', ai 'река';
буготу: na vathe gahira 'каменный дом', gahira 'мень';
ганоннга: neguru go 'листва дерева', vua go 'плод дерева';
амбрим: libwi lia 'корень дерева';
меаун: nausaha nei 'ветка дерева', nei 'дерево'.
Контактные соположения основ с одушевленными денотатами определяемого европейцаммогут казат посессивными; в них входят имена, способные присс пять клитику,но их формальная противопоставление конструкциям с клитикой свидетельствуето том, что для носителей языка их значение - чисто атрибутивное:
тангоа: ima poi 'дом свиньи', 'свинарник', poi 'свинья'; taganasi 'корзина для рыбы', taga 'корзина' natu tamloci 'сынчеловека';
ватуранга: duwa manu 'крыло птицы', 'птичье крыло', встречается и duwa-namanu 'крыло птицы';
дени: nave goi 'голова свиньи', goi 'свинья';
норбарбар: ni pini men 'птичье крыло' (ср. ni pini-k 'моя рука').
Конструкции с контактным соположением основ, включающие имена релятивной семантикибез клитик, - еще одно доказательство контекстуальной обусловленности клитизацииимен.
Структура клитизованных имен не нуждается в дополнительном рассмотрении, однакоукажем еще раз, что клитика 3-го лица подчас не предполагает денотата посессора:
ламбел: a lima-na ri 'чья-то рука', ri - неопределенное местоимение.
Клитизация имени части целого в сочетании двух имен при посессоре-личностиотличает посессивную синтагму от атрибутивной:
тасико: eriri-na naru-nа 'сын человека', naru 'сын' (обращаетвнимание клитика у обоих членов синтагмы);
баки: kuleri-no juma-lo 'рука человека', juma-lo 'рука', -lo- формант парности, употребляемый при названиях частей тела;
аулуа: neho-no tita 'лицо (моего) отца, tita 'отец (говорящего)'(ср. паама: hei-n itet с тем же значением, где i - личный артикль);
амбрим: wovul ne bati mi волос с вашей головы' mi - клитика2-го л. мн. ч.; хотя 'волос' есть название части, но с названием целого он здесьсоединяется предлогом (ср. тангоа: ima-n tana-ku 'дом моего отца').
Имена, способные принимать клитику, часто образуют посессивные синтагмы спредлогами или с посессивными именами без клитик (выше говорилось об этимологическоми функциональном сродстве предлогов и посессивных имен):
нгуна: nada ni tai-ma 'кровь твоего брата', -ma - клитика 2-гол. ед. ч., указывающая на третьего актанта;
куливиу: amat se na-temat 'вождь людей', amat 'вождь';
урипив: nevseven se tua-m 'жена твоего брата';
амбрим: im ma tata 'дом моего отца', посессивное имя без клитики принеклитизуемом обычно названии отца;
бамбатана: ngole ta lika-mu 'жена твоего брата'.
Если определяющее - имя собственное, то в синтагме клитику получают толькоимена родства и части тела, хотя и не всегда:
нгуна: na-goroi ki Abram 'жена А.', ki - посессивный предлогдля собственных имен вместо ni - для нарицательных;
тасико: pa ni Joane 'голова И.' (ср. tani ari 'кровь другого',ta 'кровь');
урипив: naim se Meri 'дом М.' (ср. Devid natu n 'сын Д.');
фиу: na fatala sa Lord 'слово Божие', но gwau-na John 'головаДж.';
пала: a tabe i Pul 'борода П.', где i может быть не только предлогом,но и артиклем;
баки: tira ri Lamenu 'женщина из Л.';
амбрим: vantin ta Fanting 'человек из Ф.' [24](< ср. аулуа: a neti-na David и neti-nata David 'сын Д.'.
Сопоставление, даже чисто внешнее, всех типов меланезийских именных конструкцийпоказывает, что любое имя может находиться в синтагмах с контактным соположениемоснов в предложных конструкциях; ограничение для конструкций с посессивнымиименами состоит в том, что посессор обязательно должен обозначать личность:имена релятивной семантики отличаются дополнительной способностью присоединятьклитику. Такое распределение имеет в основе реальное положение вещей в мире,а вовсе не специфику "меланезийского" мышления. Те или иные особенностисинтаксического поведения имен релятивной семантики, как было сказано, могутбыть прослежены во всех языках мира, что обусловлено референцией высказывания,и их конкретные проявления связаны в первую очередь с типом языковой структуры.

Примечания

1. Меланезия понимается не столько как географическаязона, сколько как ареально-типологическая общность части австронезийских (ипредположительно неавстронезийских) языков, охватывающая островную Меланезиюи часть побережья Новой Гвинеи.

2. Термин "неотторжимая/отторжимаяпринадлежность" представляется наиболее обобщенным и нейтральным в сравнениис другими терминами, встречающимися в литературе на русское языке, в том числев переводах: неотчуждаемая/отчуждаемая, органическая/неорганическая, интимная/внешняяпринадлежность. Самый распространенный из них - "неотчуждаемая принадлежность"- очевидная калька, ср. англ, inalienable possession; интересно, что в однойиз последних работ на эту тему [27] употреб ляется, хотя и не вполне терминологично,определение inextricably 'нерасторжимо' в отношении типа связи денотатов членовэтих конструкций. Термин "неотчуждаемая/отчуждаемая принадлежность"имеет нежелательную коннотацию юридического характера, в то время как с правоведческойточки зрения естественное обладание и неотчуждаемое владение не одно и тоже [18, с. 521-525].

3. Именной статус посессивных имен доказываетсякак их синтаксическим поведением, так и этимологией; например, в ряде меланезискихязыков pula значит 'свинья', посессивное имя ga сопоставимос глаголом gana 'есть' [17, с. 130; 27, с. 13].

4. Подробнее о ней см. [6].

5. В работе используются описания Х.-К. фондер Габелентца [22; 23], С. Рэя [33], Кодрингтона [17], А. Кэпелла [14, с.15], М. Леэнхардта [26] и Ю. Х. Сирка [11].

6. В настоящее время язык фиджи описан лучшевсех других языков Меланезии; о посессивных конструкциях в фиджи см., например:[22, с. 4-60; 31, с. 349; 32, с. 46; 14, с. 177-178, 185; 28, с. 409-412].

7. В тех случаях, когда посессор в конструкциис посессивным именем - не-личность или не обязательно личность (ke-в фиджи), речь идет о пассивных характеристиках денотата определяющего; этопоказывает гибкость системы посессивных имен и отсутствие в языках Меланезиизакрытых и незыблемых лексических классов имен.

8. Такие метафоры, впрочем, засвидетельствованыи в архаичных языках (в меланезийских активным посессором может быть море)по вполне очевидным причинам (ср. фольклорные сюжеты); точнее было бы говоритьоб их непродуктивности в архаических: языках и продуктивности в языках развитойлитературы: в русском' языке возможно и дом спит, и завод спити т. п.

9. R - показатель типа отношения, в конструкциях"неотторжимой принадлежности" - абстрактного (нулевой показатель), вконструкциях с посессивными именами - более конкретного и подлежащего уточнениюдля каждого каждого посессивного имени отдельно; ср. анализ Дж. Линча [27],вкратце описываемый ниже.

10. Одним из основных недостатков системыдоказательств конкретности/абстрактности мышления по данным языка следуетпризнать отрывочный характер привлекаемых языковых фактов (преимущественноотдельных лексем), по которым можно бесспорно проследить лишь специфику развитияданной национальной культуры, да и то с поправками па индивидуальность информантов,их ролевые установки и степень взаимопонимания с исследователем, но не спецификумышления или, во всяком случае, не непосредственно мышления [см. 35; 24].Утверждение о конкретном характере самой лексической системы "примитивных"языков и конкретности передаваемых этими языками понятий представляется основаннымотчасти на недоразумении, а отчасти и на профессиональной беспомощности некоторыхполевых исследований. Достаточно высокой степенью языковой абстракции обладаютне только такие слова, как день/ночь, вчера/завтра и т. п. [см. 29,с. 103], даже если в лексемах отчетливо ощущается происхождение от названийсолнца, луны и т. п., но и любые имена с конкретным денотатом, так как именованиеединичного конкретного предмета подразумевает представление о классе такихпредметов, Это oбщетеоретическое положение подтверждается в отношении языковМеланезии не только развитой полисемией отдельных лексем, но многочисленнымиспособами образования множественного числа, крайне слабо изученными, однако,по предварительным соображениям, совпадающими в основном с универсальнымисемиотическими классами имен [1].

11. Рассуждая логически, вряд ли возможнопризнать реальным порождение высказывания субъектом, не ощущающим или не полноймере ощущающим себя личностью (не говоря уже о том, что практическая деятельностьтакого индивида должна встретия множество препятствий), так как в любом высказываниив той или иной степени наличествует субъективная оценка и ситуация в нем представленачерез сознание индивида (говорящего). Безличные, неопределенно-личные, нарративныепредложения имеют структуру производного характера и едва ли могут считатьсясугубо архаичными [см. 7].

12. Литература, в которой в той или инойсвязи рассматривается специфика языкового употребления названий частей телаи - реже - имен родства в разных языках, указана в нашей работе [6].

13. Клитизация имени определяемого, на нашвзгляд, объясняется десемантизацией клитики 3-го лица (с неопределенным илинулевым денотатом), которая выступает здесь уже как синтаксический детерминатор,потребность в котором определяется общим значением предложения. Это явлениесопоставимо с другими видами детерминации имени, например с развитием артикляиз указательного местоимения или с "избыточным", с точки зрения носителейбезартиклевого языка, употреблением притяжательных местоимений в языках сартиклем, например в английском.

14. То, что некоторое сочетание зафиксированов одном языке и не зафиксировано в другом, не означает, что в последнем ононе употребляется, а скорее может свидетельствовать о лакуне o материалах.

15. Это наводит на мысль, что существуетобщая конструкция с постпозицией местоименной формы, внутри которой полнаякраткая форма местоимения может отражать тонкую градацию степени связанностиобъекта и посессора.

16. Не присоединяясь однозначно к утверждению,что названия частей пространства произошли от названий частей тела, так какне исключена возможность более сложной зависимости этих двух подклассов имен,предполагающей параллельное развитие (общность их, однако, подкрепляется итем, что как от тех, так и от других могут происходить предлоги), укажем,что меланезийские имена-предлоги выделяготся на основе их синтаксической функциии почти всегда омонимичны полнозначным словам, в том числе и названиям частейтела.

17. Клитика -na входит в состав почтивсех полных форм местоимений 3-го лица, а также, как мы видим, и в составуказательных местоимений, что подкрепляет соображение о ее общем детерминирующемзначении и убеждает в необходимости анализа системы местоимений языков Меланезии.

18. Об именах релятивной семантики си. работуВ. Г. Гака [3].

19. Развитая полисемия не может быть представленав языке "примитивного" типа, а аналогичное развитие многозначностив фиджи и в русском языке отнюдь не свидетельствует об отсутствии у носителейязыка фиджи логического или, что для Л. Леви-Брюля одно и то же, "европейского"мышления.

20. Часто встречающийся элемент i/in(вряд ли тождественный личному артиклю-персонификатору i) одниавторы считают предлогом, другие - особым показателем переходности, в томчисле и в именных синтагмах (ср. "предикативный маркер" в новогвинейскомпиджине: ol i wok 'они работают', em i man 'он - человек').

21. (v)ahine 'женщина', также 'мать','сестра', 'жена', 'девушка'.

22. teni означает не только 'его/ееребенок', но и 'сын вообще, чей-то сын'.

23. Сочетание имени существительного с прилагательнымне рассматривается, так как относительных прилагательных в языках Меланезиинет или почти нет, а сочетание имени существительного с качественными прилагательными(построенное так же, как контактная позиция существительных) не подразумеваетотношения двух денотатов.

24. Последние две синтагмы отнесены намик числу посессивных, а не локативных, на том основании, что обозначают происхождениечеловека, а не место его (может быть, временного) жительства, ср. ma-iWedau 'люди Ведау', обозначение племени по месту, где ma- - посессивноеимя.


Литература

1. Вейнрейх У. Семантические универсалии и знаковая природаязыка. - "Новое в лингвистике". Вып. V. М., 1970. 2. Вольф Е. М. Грамматика и семантика местоимений. М., 1974. 3. Гак В. Г. К проблеме семантической синтагматики. - Проблемы структурнойлингвистики 1971. М., 1972.4. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.5. Журинская М. А. К исследованию категории посессивности. - Аспекты лингвистическогоанализа. М., 1975.6. Журинская М. А. Именные посессивные конструкция и проблема неотторжимойпринадлежности. - Категории бытия и обладания в языке. М., 1977. 7. Колшанский Г. В. О соотношении субъективных и объективных факторов в системеязыка. М., 1975.8. Леви-Брюль Л. Выражение принадлежности в меланезийских языках. - Эргативнаяконструкция предложения. M., 1950 (эта работа впервые опубликована в 1914г.). 9. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930. 10. Лихтенберг Ю. М. Система родства о. Рага и вопрос о геронтократии в Меланезии.- "Сборник Музея антропологии и этнографии АН СССР". Т. XII. М.-Л., 1949.11. Сирк Ю. X. Меланезийские языки (рукопись). 12. Уленбек К. Х. Идентифицирующий характер посессивной флексии в языках СевернойАмерики. - Эргативная конструкция предложения. М., 1950.13. Эйкен Г. История и система средневекового миросозерцания. СПб., 1907.14. Capell A. The Concept of Ownership in the Languages of Australia and thePacific. - "Southwestern Journal of Anthropology". 1949, vol. 5, № 3.15. Capell A. The Austronesian Languages of Australian New Guinea. - "CurrentTrends in Linguistics". Vol. 8. P. 1. The Hague, 1970.16. Cassierer E. Philosophie der symbolischen Formen. Bd 1. Die Sprache. Berlin,1923.17. Codrington R. H. The Melanesian Languages. Ox., 1885.18. Coock W. W. Ownership and Possession. - The Encyclopaedia of the SocialSciences. Vol. 11. N. Y., 1933.19. Cowan H. K. J. Les oppositions "alienable:inalienable" et "anirne:inanime".- "Word". 1969, vol. 25, p. 3.20. Elbert S. H. The 127 Rennellese Possessives. - "Acta linguistica Hafniensia".1965, vol. IX, № 1. 21. Fillmore Ch. J. The Case for Case. - Universals in Linguistic Theory.N. Y., 1968. 22. Von der Gabelentz H. C. Die melanesischen Sprachen nach ihrem grammatischenBau und ihrer Verwandtschaft mit sich und mit den malayisch-polynesischenSprachen. T. I. Lpz., 1861.23. Von der Gabelentz H. C. Die melanesischen Sprachen nach ihrem grammatischenBau und ihrer Verwandschaft mit sich und mit den malayisch-polynesischen Sprachen.T. II. Lpz., ,1879. 24. Goodenough W. H. Language and Property in Truk: Some Methodological Considerations.- Language in Culture and Society. N. Y., 1964.25. Hоlmer N. M. Oceanic Semantics. Uppsala, 1966.26. Leenhardt M. Langues et dialectes de l'Austro-Melanesie. P., 1946. 27. Lynch J. Verbal Aspect of Possession in Melanesian languages. - "WorkingPapers in Linguistics". Honolulu. 1976, vol. 5, № 9.28. Milner G. B. Fijian and Rotuman. - "Current Trends in Linguistics".Vol. 8, p. I. The Hague, 1970. 29. Moszynski K. Slownictwo ludow tzw. prymitywnych. - "Biuletin Polskiegotowarzystwa jezykoznawczego". Zesz. 15, 1956.30. Peekel G. Grammatik der Neu-Mecklenburgischen Sprache, speziell der Pala-Sprache.B.,1909.31. Ray S. H. The Melanesian Possessives and a Study in Method. - "AmericanAnthropologist". 1919, vol. 21, № 4.32. Ray S. H. The Polynesian Languages in Melanesia. - "Antropos".1919/1920, vol. 14/16, № 1.33. Ray S. H. Comparative Study of the Melanesian Islands Languages. Cambridge,1926.34. Schuhmacher W. W. An Approach to the Mechanism Producting the Constructionwith а/о in Polynesian. - "General Linguistics". 1970, vol. 10,№ 1.35. Siertsema B. The Morphemic Make-up and World View. - "Studies in Generaland Oriental Linguistics Presented to Shiro Hattori". Tokyo, 1970. 36. Thurnwald R. Im Bismark-Archipel und auf den Salomo Inseln. - "Zeitschriftfur Ethnologie". 1910, vol. 42.37. Wurm S. A. Development of Linguistics and the Lingust Picture in the South-WesternPacific. - Preprints of the XIth International Congress of Linguists. Bologna,1972.