Перевод текстов и документов > А.И. ЖУРАВСКИЙ Деловая письменность в системе старобелорусского языка

А.И. ЖУРАВСКИЙ Деловая письменность в системе старобелорусского языка

А.И. Журавский

ДЕЛОВАЯ ПИСЬМЕННОСТЬ В СИСТЕМЕ СТАРОБЕЛОРУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

(Восточнославянское и общее языкознание. - М., 1978. - С. 185-191)

При изучении истории древнерусского литературного языка среди исследователейобнаружились принципиальные расхождения по вопросу о том, следует ли считатьдревнюю деловую письменность манифестацией литературного языка или же она находитсяза его пределами.

В последнее время за включение древнерусских деловых памятников в сферу литературногоязыка решительно высказался Ф.П. Филин. Он убедительно показал, что язык деловойлитературы также является языком литературным, поскольку он был обработан, нормировани выполнял важные государственные функции. В качестве примера Ф.П. Филин приводиттак называемый "западнорусский" язык XIV-XVI вв., который в своей деловой разновидностибыл государственным языком литовской, молдавской и валашской держав [1].

В белорусском историческом языкознании традиционным стало мнение, что в письменностиВеликого княжества Литовского использовался язык на белорусской диалектной основе.Еще Е.Ф. Карский в свое время указывал, что в основе древнего актового языкалежит народный белорусский язык, которому писцы придали некоторую искусственность,внеся в него, хотя и не в значительной степени, стихии южнорусскую, церковнославянскуюи польскую [2].

Однако несколько позже главным образом среди зарубежных ученых проявиласьтенденция акцентировать внимание на церковнославянской стихии в составе языковыхсредств старобелорусского делового языка. Польский историк С. Кутшеба утверждал,что язык, который в старину употреблялся в королевской канцелярии и судах Великогокняжества Литовского, был белорусский, смешанный с церковнославянским [3].В этом заблуждении еще дальше пошли некоторые другие зарубежные исследователи,видевшие в языке белорусской деловой письменности церковнославянский язык, лишьв большей или меньшей мере насыщенный белорусскими языковыми особенностями [4].

В распространении таких взглядов сказалось прежде всего недостаточное знакомствозарубежных исследователей с живой народной белорусской речью, которая как рази отражена в старинной деловой письменности. Известную роль при этом сыгралии такие факторы, как общность географической системы и правописных норм церковнославянскойи белорусской письменности, близость их грамматического строя и словарного состава.

Объективный научный анализ канцелярского языка Великого княжества Литовскогопровел в 30-х годах нашего столетия норвежский славист X. Станг, опубликовавшийпо этой проблеме две специальные монографии. Тщательно изучив язык грамот важнейшихканцелярий Великого княжества Литовского, исследователь пришел к выводу, чтопервоначально здесь существовало несколько типов актового языка, отличающихсядруг от друга некоторыми, преимущественно орфографическими и грамматическимиособенностями. В северных областях Полоцка - Витебска - Смоленска употребляласьязыковая форма, характеризующаяся цоканьем, смешением е и i, связкойесме в составе перфекта и некоторыми другими особенностями. Таких чертнет в документах, исходящих из канцелярии Витовта. Язык документов Витовта сближаетсяс языком южных (украинских) канцелярий, но полностью не совпадает с ним. Средиграмот короля Казимира южноволынский тип играет уже незначительную роль, большаячасть его грамот принадлежит к северноволынскому или южнобелорусскому типу,но основное количество грамот этого времени происходит из белорусских областей,в которых е и ять совпадали во всех позициях. Во времена короляАлександра канцелярский язык становится более стабильным, он достигает прочной,устойчивой формы, которая отражается и в других памятниках того времени. Позже,при короле Сигизмунде Августе, южный тип актового языка исчезает полностью.Канцелярский язык Великого княжества Литовского в это время выступает как языкбелорусский, который находится в наиболее близком отношении к белорусским говорамоколо Вильно. В этом языке постепенно растворился и полоцкий тип актового языка,который раньше выступал в виде самостоятельной формы [5].

Установленная X. Стангом 40 лет назад белорусская диалектная основа актовогоязыка Великого княжества Литовского не встретила возражения в лингвистическойлитературе и до настоящего времени остается последним словом науки по этомувопросу. Внесенная позже Ю. Шерехом поправка, что основой канцелярского языкаВеликого княжества Литовского были прежде всего центральные белорусские говоры[6], по существу лишь в деталях дополняет соображенияX. Станга и принципиально не меняет положения, если иметь в виду соотношениебелорусских и церковнославянских элементов в древнем канцелярском языке.

Следует отметить, что не только белорусская диалектная основа деловой письменностиВеликого княжества Литовского, но и принадлежность деловых памятников к литературномуязыку у белорусских языковедов никогда не вызывали сомнения. Е.Ф. Карский однимиз первых, рассмотрев причину выступления в Западной Руси народного языка вроли литературного органа, показал, как постепенно на народной основе выработалсядовольно искусственный язык, который с успехом употреблялся в государственныхделах - грамотах, актах, статутах, в суде, этим языком пишутся западнорусскиелетописи, хроники, жития святых, даже чисто светские беллетристические произведения[7]. В последнее время за включение деловойписьменности в круг источников истории литературного языка высказался и белорусскийисследователь Л.М. Шакун, подробно изложивший историю этого вопроса в восточнославянскомязыкознании [8].

В пользу такого заключения можно привести еще несколько соображений главнымобразом внешнего, лингвосоциологического порядка. Прежде всего следует принятьво внимание некоторые количественные показатели по основным жанрово-стилистическимразновидностям старобелорусского письменного языка. Выступление белорусскогоязыка в роли государственного в Великом княжестве Литовском повлекло за собойпоявление разнообразных документов общегосударственного и местного значениятипа договорных, жалованных, клятвенных, купчих, меновых и присяжных грамот,политических и торговых договоров. В середине XV в. деловая письменность в Великомкняжестве Литовском обогащается новыми жанрами в виде судебников, статутов идругих юридических кодексов. С конца этого столетия в практику общественнойжизни вошли так называемые земские книги - собрания официальных документов одарованиях и продаже различных владений.

Созданные в конце XIV - начале XV в. в великокняжеской канцелярии актовыекниги явились основой большого исторического архива, известного под названиемЛитовская метрика. В состав метрики входят разнообразные по форме и содержаниюдокументы, выдававшиеся королями, сеймами и правительственными лицами или жепоступавшие к ним от правительств зарубежных стран, от местных служебных и частныхлиц. В полном своем виде метрика имела свыше 550 томов и содержала материалыXIV - XVIII вв., причем документы от XIV до начала XVII в. в большинстве написанына белорусском языке, позднейшие - на польском и латинском.

Эпохой расцвета деловой письменности на белорусском языке является XVI в.Здесь прежде всего следует указать статуты Великого княжества Литовского трехредакций - 1529, 1566 и 1588 гг., из которых последний был даже напечатан. Набелорусском языке в это время писались декреты сеймов и главного литовскоготрибунала, акты копных, городских, земских и подкоморских судов, акты и приходно-расходныекниги городских управ, магистратов и магдебургий, реестры, фундуши и инвентариимений, староста, фольварков и деревень, завещания, частные письма и другиедокументы.

О количестве созданного в XV-XVII вв. актового материала можно судить лишьприблизительно по позднейшим его собраниям. Так, в Виленский центральный архив,созданный в 1852 г. специально для хранения древних актов, было доставлено изгородов и местечек Виленской, Гродненской, Ковенской и Минской губерний 17767актовых книг [9]. В Витебском центральном архивев конце XIX в. хранилось 1896 актовых книг Витебской и Могилевской губерний[10]. Как и в Литовской метрике, более ранниематериалы этих собраний на белорусском языке, позднейшие - на польском.

Не подлежит сомнению, что во второй половине XIX в. могла быть разыскана ивзята на учет только некоторая часть старинного актового материала, так какмногочисленные войны, ареной которых часто оказывалась Белоруссия, всегда сопровождалисьуничтожением культурных ценностей, в том числе и письменных памятников. Однакодаже и приведенных данных достаточно, чтобы убедиться, что старинная деловаяписьменность по своему объему во много раз превосходит белорусскую светско-художественнуюи конфессиональную литературу, сохранившиеся образцы которой едва ли насчитываютнесколько десятков единиц.

От белорусской светско-художественной и религиозной литературы деловая письменностьзаметно отличается не только своим интенсивным, но и экстенсивным характером.Если, например, в старину центрами религиозной книжности в Белоруссии было лишьнесколько монастырей, где в тишине монастырских келий над перепиской книг трудилисьмонахи-одиночки, то в создании деловой письменности принимали участие крупныегосударственные деятели, должностные лица разных рангов, судьи, подсудки и писари,которые служили в королевской канцелярии Кракова и Варшавы, в столице Великогокняжества Литовского Вильно, в центрах воеводств, уездов и в других городахи местечках. Современная наука пока не располагает даже приблизительными сведениямио штатах низовых государственных учреждений и о количестве лиц, принимавшихучастие в составлении документов, но можно не сомневаться, что их было во многораз больше, чем переписчиков религиозных книг.

Большую общественную роль старобелорусской деловой письменности очень хорошоохарактеризовал в свое время известный исследователь истории Великого княжестваЛитовского И.И. Лаппо. Он обоснованно упрекнул филологов, которые, выдвигаязначение языка литературного, меньше обращают внимания на государственное егозначение. На примере ряда стран И.И. Лаппо показал, что их общий язык вырабатывалсяне только писателями, но и государственными учреждениями, судьями и самыми различнымидолжностными лицами, осуществлявшими различные функции общегосударственной властив законодательстве, судах, канцеляриях, войске, на всем протяжении территориигосударства. По убеждению И.И. Лаппо, государственное значение языка должнобыть поставлено рядом с литературным его значением в его выработке и превращениииз живого народного говора, разноместного и часто очень несходного, в сильныйи развитой государственно-литературный язык, постоянно развивающийся и совершенствующийся,питающийся притоком различных народных элементов, вырабатывающий новые словаи термины теоретической и отвлеченной мысли, душевных эмоций, права и администрации,искусства, ремесла и техники, промысла и торговли и делающий это путем переноскиили осмысления соответствующих слов и выражений из других языков или выработкисвоих собственных [11].

Если сопоставить роль старобелорусского литературного языка в области светско-художественнойи религиозной литературы с его значением и функциями в общественно-политическойи экономической жизни, то неизбежно приходится делать вывод, что старинная деловаяписьменность эпохи Великого княжества Литовского как раз и была основной, важнейшейсферой применения старобелорусского письменного языка.

Существенным также является вопрос об отношении актового языка к разговорнойречи различных социальных слоев старобелорусского населения. Основу тогдашнегонаселения составляло крестьянство, поголовно неграмотное, и его диалектная речь,естественно, была далекой от письменного актового языка с его специфическимсинтаксисом, канцелярскими штампами и юридической терминологией. Что же касаетсятогдашней интеллигенции и вообще высшего класса, то их повседневная речь в значительноймере носила наддиалектный характер и была, несомненно, ближе всего к той форме,которая применялась в деловой письменности. На это уже неоднократно и совершеннообоснованно указывали исследователи в прошлом [12].

При оценке роли старобелорусского актового языка надо принимать во вниманиеи тот факт, что белорусский язык (по терминологии того времени - "руский языкъ")изучался в тогдашних школах, особенно в православных братских училищах концаXVI-начала XVII в. На это, в частности, указывают королевские жалованные грамотымонастырям и братствам, где обыкновенно отмечается почти стереотипный штамп"А для науки детей народу христiанского всякого стану ку оздобе и пожитку РечиПосполитое позволяем им мети школу греческого, латинского, полского и рускогоязыка и людей учоных в тых школах волно ховати духовного и свецкого стану" [13].

В настоящее время очень мало известно об учителях и о методике школьного изучениябелорусского языка, об учебных пособиях и иллюстративном материале в них. Номожно считать, что в церковных, братских и частных школах основным объектомизучения была та разновидность письменного языка, которая характеризует именноделовую письменность. Из этих школ выходили многочисленные писари канцелярий,судов и других государственных учреждений. Удивительное единообразие деловогоязыка не только на территории этнической Белоруссии, но и в канцеляриях Кракова,Варшавы и Вильно обязано, несомненно, специальному тщательному изучению егов училищах. Это единообразие проявляется не только в строгой нормированностиорфографической и грамматической систем, в специфичности синтаксиса и лексики,но и в незначительности отражения деловыми памятниками местных диалектных особенностей.Черты местных говоров в белорусской деловой письменности отражаются в гораздоменьшей степени, чем в рукописной религиозной литературе на белорусском языке.

Вот почему применительно к старобелорусскому периоду не может быть никакогосомнения относительно правомерности рассматривать деловую письменность как составнуючасть источников старобелорусского литературного языка.

Примечания

1. Ф.П. Филин. Об истоках русскоголитературного языка. - ВЯ, 1974, № 3, стр. 9.

2. Е.Ф. Карский. Белорусы. Введениек изучению языка и народной словесности. Вильна, 1904, стр. 347.

3. S. Kutrzeba. Historia ustroju Polskiw zarysie. t. II. Litwa. Lwow, 1914, стр. 72.

4. J. Jakubowski. Studia nad stosunkaminarodowosciowymi na Litwie przed Unio Lubelska. Warszawa, 1912, стр. 11; M.Rudzmska. Charakterystyka jezyka urzedowego Wielkiego Ksiestwa Litewskiego."II Miedzynarodowy zjazd slawistow (filologow slowianskich). Ksiega referatow.Sekcja l. Jezykoznawstwo". Warszawa, 1934, стр. 100; A. Martel. Lalangue polonaise dans les pays ruthenes, Ukraine et Russie Blanche. Lille,1938, стр. 38-44; И.И. Лаппо. Литовский статут 1588 года, т. I, ч.2. Каунас, 1936, стр. 341- 342.

5. Chr.S. Stang. Die westrussischeKanzleisprache des Grossfurstentums Litauen. Oslo, 1935, стр. 19-20, 52, 163;Die altrussische Urkundensprache der Stadt Polozk. Oslo, 1939, стр. 147.

6. Yury Serech. Problems in the Formationof Belorussian. "Supplement to Word, Journal of the Linguistic Circle of NewYork", vol. 9, December, 1953, стр. 59.

7. Е.Ф. Карский. Белорусы. Том III.Очерки словесности белорусского племени. 2. Старая западнорусская письменность.Пгр., 1921, стр. 9.

8. Л.M. Шакун. Помiм дзелавой пiсьменнасцiяк крынiцы гicтоpыi беларускай лiтаратурнай мовы. "Лексiкалогiя i граматыка.Зборнiк артыкулау па беларускай i рускай мовах". Мiнск, 1969.

9. "Энциклопедический словарь". Под ред.И. Е. Андреевского, т. II, СПб, 1890, стр. 262.

10. К. Mienicki. Archiwum akt dawnychw Witebsku. Warszawa, 1939, стр. 23- 24.

11. И.И. Лаппо. Литовский статут1588 года..., стр. 337-338. 189.

12. Е.Ф. Карский. Что такое западнорусскоенаречие? "Труды по белорусскому и другим славянским языкам". М., 1962, стр.258-259; И.И. Лаппо. Литовский статут 1588 года.., стр. 357-358.

13. См.: А. Коршунов. Афанасий Филиппович.Жизнь и творчество. Минск, 1965, стр. 114.