А.К. Толстой


И. Г. Ямпольский

А. К. ТОЛСТОЙ

(Толстой А. К. Сочинения. В 2 т. - Т. 1. - М., 1981)


В 1871 году А.К. Толстой писал Я.П. Полонскому по поводу его романа "ПризнанияСергея Чалыгина": "Как... все дышит неподдельной правдой, и во всем слышитсядоброта и благородство! Вот это последнее качество рождает невольный вопрос:отчего самая простая вещь, сказанная честным и благородным человеком, проникаетсяего характером? Должно быть, в писанной речи происходит то же, что в голосе.Если два человека, один порядочный, а другой подлец, скажут вам оба: "Здравствуйте!"- то в этом слове послышится разница их характеров".
Это качество, благородство, многое определяет в человеческом облике и литературнойдеятельности самого Толстого. О его душевной чистоте и "рыцарской натуре" писалисовременники. И действительно, чувство собственного достоинства, искренность,прямота, органическая неспособность кривить душою, идти на нравственные компромиссыбыли отличительными свойствами Толстого; они не раз приводили писателя к размолвкамс его родными, знакомыми, правительственными верхами и делали привлекательнымвсе, к чему ни прикасалась его рука. Разумеется, это не избавляло Толстого отзаблуждений и ошибок, но и в своих заблуждениях он был честен, и в них мы необнаружим темных помыслов. "Гуманная натура Толстого сквозит и дышит во всем,что он написал", - читаем в некрологической заметке Тургенева. "Совершенно удивительныйбыл человек (и поэт, конечно)!" - отозвался о нем не очень щедрый на похвалыИ.А. Бунин (письмо к М.В. Карамзиной, 1939).

1

Алексей Константинович Толстой происходил с материнской стороны из рода Разумовских.Последний украинский гетман Кирилл Разумовский был его прадедом, а граф А.К.Разумовский - вельможа и богач, сенатор при Екатерине II и министр народногопросвещения при Александре I - дедом.
Мать поэта, ее братья и сестры были побочными детьми А.К. Разумовского. Вначале XIX века они были узаконены, получив дворянское звание и фамилию Перовские- от подмосковного имения Разумовского Перова.
Поэт родился 24 августа 1817 года в Петербурге. Отец, граф К.П.Толстой, неиграл в его жизни никакой роли: родители сейчас же после рождения сына разошлись,и мать увезла его в Черниговскую губернию. Там, среди южной украинской природы,в имениях матери, а затем ее брата, Алексея Перовского, Толстой провел своедетство, которое оставило у него одни только светлые воспоминания.
Литературные интересы обнаружились у Толстого очень рано. "С шестилетнеговозраста, - сообщает он в автобиографическом письме к А. Губернатису, - я началмарать бумагу и писать стихи - настолько поразили мое воображение некоторыепроизведения наших лучших поэтов... Я упивался музыкой разнообразных ритмови старался усвоить их технику". Алексей Перовский, известный прозаик 20-30-хгодов, печатавший свои произведения под псевдонимом "Антоний Погорельский",культивировал в племяннике любовь к искусству и поощрял его первые литературныеопыты.
В 1834 году Толстого определили "студентом" в Московский архив министерстваиностранных дел. В обязанности "архивных юношей", принадлежавших к знатным дворянскимсемьям, входили разбор и описание старинных документов. В 1837 году Толстойбыл назначен в русскую миссию при германском сейме во Франкфурте-на-Майне, ав 1840 году перевелся во 2-е отделение собственной его императорского величестваканцелярии, в ведении которого были вопросы законодательства, и прослужил таммного лет, довольно быстро продвигаясь в чинах. В 1843 году он получил придворноезвание камер-юнкера.
О жизни и творчестве Толстого в 30-х и 40-х годах мы располагаем очень скуднымиданными. Красивый, приветливый и остроумный молодой человек, одаренный такойфизической силой, что он винтом сворачивал кочергу, прекрасно знавший иностранныеязыки, начитанный, Толстой делил свое время между службой, не очень его обременявшей,литературными занятиями и светским обществом, которое очень привлекало его вмолодости.
До 1836 года главным советчиком Толстого был Перовский (в 1836 г. он умер).Перовский показывал стихи молодого поэта своим литературным друзьям, в том числеВ.А. Жуковскому, который сочувственно отзывался о них.
В конце 30-х - начале 40-х годов написаны (на французском языке) два фантастическихрассказа - "Семья вурдалака" и "Встреча через триста лет". В мае 1841 года Толстойвпервые выступил в печати, издав отдельной книгой, под псевдонимом "Краснорогский"(от названия имения Красный Рог), фантастическую повесть "Упырь". Весьма благожелательноотозвался о повести В.Г. Белинский, увидевший в ней "все признаки еще слишкоммолодого, но тем не менее замечательного дарования".
В 40-х годах Толстой напечатал очень мало - одно стихотворение и несколькоочерков и рассказов. Но уже тогда был задуман исторический роман из эпохи ИванаГрозного "Князь Серебряный". Уже тогда Толстой сформировался и как лирик, икак автор баллад. К этому десятилетию относятся многие из его широко известныхстихотворений - "Ты знаешь край, где все обильем дышит...", "Колокольчики мои...","Василий Шибанов" и др. Все эти стихотворения были опубликованы, однако, значительнопозже. А пока Толстой, по-видимому, вполне удовлетворялся небольшим кружкомсвоих слушателей - светских знакомых и приятелей. Идейные искания передовойрусской интеллигенции и горячие споры 40-х годов прошли мимо него.
В начале 50-х годов "родился" Козьма Прутков. Это не простой псевдоним, асозданная Толстым и его двоюродными братьями Жемчужниковыми сатирическая маскатупого и самовлюбленного бюрократа николаевской эпохи. От имени Козьмы Прутковаони писали и стихи (басни, эпиграммы, пародии), и пьески, и афоризмы, и историческиеанекдоты, высмеивая в них явления окружающей действительности и литературы.В основе их искреннего, веселого смеха лежали неоформленные оппозиционные настроения,желание как-то преодолеть гнет и скуку мрачных лет николаевской реакции. Прутковскимпроизведениям соответствовал и в жизни целый ряд остроумных проделок, которыеимели тот же смысл. В январе 1851 года была поставлена комедия Толстого и АлексеяЖемчужникова "Фантазия". Это пародия на господствовавший еще на русской сценепустой, бессодержательный водевиль. Присутствовавший на спектакле Николай Iостался очень недоволен пьесой и приказал снять ее с репертуара.
В ту же зиму 1850/51 года Толстой встретился с женой конногвардейского полковникаСофьей Андреевной Миллер, урожденной Бахметевой, и влюбился в нее. Они сошлись,но браку их препятствовали, с одной стороны, муж Софьи Андреевны, не дававшийей развода, а с другой - мать Толстого, недоброжелательно относившаяся к ней.Только в 1863 году брак их был официально оформлен. Софья Андреевна была образованнойженщиной; она знала несколько иностранных языков, играла на рояле, пела и обладаланезаурядным эстетическим вкусом. Толстой не раз называл ее своим лучшим и самымстрогим критиком. К Софье Андреевне обращена вся его любовная лирика, начинаяс 1851 года.
года. Толстой постепенно приобретал более широкие литературные связи. В начале50-х годов поэт сблизился с Тургеневым, которому помог освободиться из ссылкив деревню за напечатанный им некролог Гоголя, затем познакомился с Некрасовыми кругом "Современника". В 1854 году, после большого перерыва, Толстой сновавыступил в печати. В "Современнике" появилось несколько его стихотворений ипервая серия прутковских вещей.
В годы Крымской войны Толстой сначала хотел организовать партизанский отрядна случай высадки на балтийском побережье английского десанта, а затем, в 1855году, поступил майором в стрелковый полк. Но на войне поэту побывать не пришлось- во время стоянки полка под Одессой он заболел тифом. После окончания войны,в день коронации Александра II, Толстой был назначен флигель-адъютантом.
Вторая половина 1850-х годов - время оживления общественной мысли и общественногодвижения после краха николаевского режима. Это время большой поэтической продуктивностиТолстого. "Ты не знаешь, какой гром рифм грохочет во мне, какие волны поэзиибушуют во мне и просятся на волю", - писал он жене. В эти годы написано околодвух третей всех его лирических стихотворений. Поэт печатал их во всех толстыхжурналах.
Вместе с тем это время характеризуется все более углубляющейся общественнойдифференциацией. И уже в 1857 году наступило охлаждение между Толстым и редакцией"Современника". Одновременно произошло сближение со славянофилами. Толстой сталпостоянным сотрудником "Русской беседы" и подружился с И.С. Аксаковым. Но черезнесколько лет он решительно отверг претензии славянофилов на представительствоподлинных интересов русского народа.
Толстой часто бывал при дворе - и не только на официальных приемах. Однакослужебные обязанности (одно время он был также делопроизводителем комитета ораскольниках) становились все более неприятны ему. Особенно тяготило его, чтоон не может всецело отдаться искусству, что он не только поэт, но и "чиновник".Лишь в 1859 году Толстому удалось добиться бессрочного отпуска, а в 1861 году- отставки. Он писал Александру II, что уже давно отдался бы своему призванию,если бы "не насиловал себя из чувства долга", считаясь со своими родными, которыепридерживались других взглядов. "Я думал... что мне удастся победить в себенатуру художника, но опыт показал мне, что я напрасно боролся с ней. Службаи искусство несовместимы". Хотя сам Толстой и утверждал, что единственной причинойего ухода от двора является стремление всецело посвятить себя искусству, в действительностиэтот шаг был связан со всей его социальной позицией.

2

Толстой отрицательно относился к революционному движению и революционной мысли60-х годов. Попытки объяснить это одними разногласиями во взглядах на искусствонесостоятельны. Неприемлемые для Толстого эстетические теории Чернышевского,Добролюбова, Писарева были в его сознании органической частью чуждой ему в целомполитической идеологии. Если в некоторых его полемических стихотворениях ("Пантелей-целитель","Против течения", "Порой веселой мая...") действительно преобладает эстетическаятема, то в "Потоке-богатыре", нескольких строфах о нигилистах из "Послания кМ.Н. Лонгинову о дарвинисме", во многих его письмах речь идет уже не об искусстве,а об отношении к мужику, атеизме, материализме и социализме.
Если бы идейный облик Толстого этим исчерпывался, его с полным основаниемможно было бы зачислить в лагерь Каткова. Но Толстой боролся с революционноймыслью не с официозных позиций. Напротив, он в то же время крайне отрицательноотносился к современным ему правительственным кругам и правительственным идеологам;достаточно вспомнить одну из самых блестящих сатир русской литературы "Сон Попова",последние строфы "Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева","Песню о Каткове...". Письма его пестрят остротами и резкими словами о министрахи других представителях высшей бюрократии, которую поэт считал каким-то наростом,враждебным подлинным интересам страны. О манифесте и "Положениях" 19 февраля1861 года Толстой отзывался как о произведениях бюрократического творчества- таких длинных и невразумительных, "что черт ногу сломит" (письмо к Маркевичуот 21 марта 1861 г.). Толстой негодовал на деятельность Третьего отделения ицензурный произвол. Во время польского восстания он вел при дворе борьбу с влияниемМуравьева Вешателя, а после подавления восстания решительно возражал противрусификаторской политики самодержавия и зоологического национализма официозныхи славянофильских публицистов.
Ненависть Толстого к служебной карьере и желание всецело отдаться искусствусвязаны с его общим отношением к самодержавно-бюрократическому государству,бюрократическим и придворным кругам. Еще в 1851 году он писал жене: "Те же,которые не служат и живут у себя в деревне и занимаются участью тех, которыевверены им богом, называются праздношатающимися или вольнодумцами. Им ставятв пример тех полезных людей, которые в Петербурге танцуют, ездят на ученье илиявляются каждое утро в какую-нибудь канцелярию и пишут там страшную чепуху".Это признание даже по своему тону напоминает аналогичные заявления Льва Толстого."Разве есть возможность остаться художником при той жизни, которую мы ведем?- читаем в другом письме. - Я думаю, что нельзя быть художником одному, самомупо себе... Энтузиазм, каков бы он ни был, скоро уничтожается нашими условиямижизни". Официальная Россия представлялась поэту глубоко враждебной искусству,антиэстетической во всех своих проявлениях.
Делались попытки сблизить Толстого со славянофилами на том основании, чтои они, борясь с революцией, в то же время отрицательно относились к бюрократии.Но связи поэта со славянофилами (в возникновении этих связей отвращение к бюрократическомуПетербургу, несомненно, сыграло известную роль) были, как отмечено выше, сравнительнонедолгими, а разойдясь с ними, Толстой сказал о них много едких и насмешливыхслов. "От славянства Хомякова меня мутит, когда он ставит нас выше Запада попричине нашего православия", - писал Толстой. Он издевался над смирением, котороеславянофилы считали исконным свойством русского национального характера, смирением,"которое состоит в том, чтобы... вздыхать, возводя глаза к небу: "Божья воля!..Несть батогов, аще не от бога!" (письмо к Маркевичу от 2 января 1870 г.). Идеализациясмирения справедливо представлялась Толстому оборотной стороной славянофильской(и не только славянофильской) проповеди национальной исключительности и замкнутости.Он неизменно боролся с этими идеями, согласно которым, по словам Белинского,"все русское может поддерживаться только дикими и невежественными формами азиатскогобыта" (статья "Петербург и Москва").
Но в отличие от западников, видевших в буржуазной Европе образец, по которомудолжно пойти преобразование и развитие России, Толстой относился к ней весьмаскептически. Оппозиционные настроения не делали его либералом, хотя он и сходилсяс ними в отдельных своих оценках и требованиях. Современная Европа, которуюпоэт наблюдал во время своих заграничных путешествий, с ее мещанскими интересамии узким практицизмом, не вызывала у него ни малейших симпатий. Вместе с темнеприятие буржуазной Европы опиралось у него на идеал, обращенный в прошлое.С большой теплотой отзывался Толстой о старой Италии, он чувствовал в ней нечтородное, и всякие попытки ее переустройства на буржуазный лад казались ему едвали не кощунственными. Так, об объединении Италии Толстой писал жене (28 марта1872 г.): "Знаменитое военное "единство" Италии не вернет аристократическогодуха республик, и никакое единство, доведенное слишком далеко, не сохранит никакомукраю дух гражданства". Описывая свои впечатления от посещения старинного немецкогозамка Вартбурга, Толстой заметил: "У меня забилось и запрыгало сердце в рыцарскоммире, и я знаю, что прежде к нему принадлежал" (сентябрь 1867 г.).
Аналогичный характер имеет отношение Толстого к русскому историческому прошлому.Толстой не признавал большого исторического значения объединения русских земельв единое государство. Московское государство было для него воплощением ненавистногоему деспотизма, оскудения и падения политического влияния аристократии, котороеон болезненно ощущал в современности. Толстой с молодых лет интересовался эпохойИвана Грозного и непосредственно за ним следующих царствований и постоянно возвращалсяк ней в своем творчестве. При этом Ивана Грозного он рисовал лишь жестоким тираном,а лучших представителей боярства нередко идеализировал (Морозов в "Князе Серебряном",Захарьин в "Смерти Иоанна Грозного", Иван Петрович Шуйский в "Царе Федоре Иоанновиче").
Русскому централизованному государству XVI века Толстой противопоставлялКиевскую Русь и Новгород, с их широкими международными связями, отсутствиемдеспотизма и косности. Разумеется, его представления далеко не во всем соответствовалиреальным историческим данным. Киевская Русь и Новгород, равно как и Московскоегосударство, были для него скорее некими поэтическими (и вместе с тем политическими)символами, чем конкретными историческими явлениями. Новгород неоднократно служилобъектом поэтической идеализации и до Толстого. Новгородская тематика привлекалак себе декабристов. Но в то время как они видели в Новгороде в известной степениосуществленными начала народоправства, для Толстого Киевская Русь и Новгородбыли "свободными" государствами с господством аристократии. "Новгород был республикойв высшей степени аристократической", - писал он Маркевичу 28 декабря 1868 года.
Толстой не мог, конечно, верить в возможность восстановления общественногостроя Древней Руси в XIX веке, но его исторические симпатии указывают на корниего недовольства современностью. Смысл его отношения к правящим кругам дворянстваи правительственной политике может быть охарактеризован как аристократическаяоппозиция. "Какая бы ты ни была демократка, - писал Толстой жене в 1873 году,- ты не можешь отрицать, что в аристократии есть что-то связывающее, толькоей присущее".
Здесь источник лирической грусти по поводу оскудения его "доблестного рода"("Пустой дом"), выпадов против революционного лагеря, но здесь же источник иего ненависти к полицейскому государству и своеобразного гуманизма. Обращенныйв далекое прошлое утопический идеал Толстого нередко совмещался у него с подлинногуманистическими устремлениями; религиозное в своей основе мировоззрение - ссвободомыслием и антиклерикализмом, неприязнь к материализму - с просветительскимпафосом свободного научного исследования ("Послание к М.Н. Лонгинову..."); проповедь"чистого искусства" - с прославлением поэта, который пригвождает к позорномустолбу "насилье над слабым" ("Слепой").
Несмотря на существенные расхождения - социально-политические и литературные,Толстой во многих отношениях был преемником дворянского либерализма первой третиXIX века, тех "литераторов-аристократов" (как называли враждебные им журналистыписателей пушкинского круга), которые боролись со всякого рода сервилизмом,выскочками, карьеристами, с порабощением и угнетением человеческой личности.

3

Таким образом, уход Толстого от двора не может быть понят лишь как результатстремления освободиться от службы, чтобы заняться исключительно творчеством.Дело в том, что при дворе преобладали враждебные поэту силы и влияния.
Добившись отставки, Толстой окончательно поселился в деревне. Он жил то всвоем имении Пустынька, под Петербургом, то - чем дальше, тем все больше - вдалеком от столицы Красном Роге (Черниговской губернии Мглинского уезда). ВПетербург Толстой только изредка наезжал.
Бывая во дворце, он не раз пользовался единственным доступным для него средством- "говорить во что бы то ни стало правду", о котором писал Александру II. Вчастности, Толстой неоднократно защищал писателей от репрессий и преследований.Еще в середине 50-х годов он активно участвовал в хлопотах о возвращении изссылки Тараса Шевченко. Летом 1862 года он вступился за И.С. Аксакова, которомубыло запрещено редактировать газету "День", в 1863 году - за Тургенева, привлеченногок делу о лицах, обвиняемых в сношениях с "лондонскими пропагандистами", то естьГерценом и Огаревым, а в 1864 году предпринял попытку смягчить судьбу Чернышевского.На вопрос Александра II, что делается в литературе, он ответил, что "русскаялитература надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского".Александр II не дал ему договорить: "Прошу тебя, Толстой, никогда не напоминатьмне о Чернышевском". Произошла размолвка, и никаких результатов, на которыенадеялся поэт, разговор не принес. Однако в обстановке все более сгущавшейсяреакции это был акт несомненного гражданского мужества.
Несмотря на давнее - с детских лет - знакомство с поэтом, Александр II несчитал его вполне своим человеком. Еще в 1858 году, когда учреждался негласныйкомитет по делам печати, он отверг предложение министра народного просвещенияЕ.П. Ковалевского включить в него писателей - Тютчева, Тургенева и др. "Чтотвои литераторы, ни на одного из них нельзя положиться", - с раздражением сказалон. Ковалевский, по свидетельству современника, "просил назначить хоть из придворных,но из людей, по крайней мере известных любовью к словесности: кн. Николая Орлова,графа Алексея Конст. Толстого и флигель-адъютанта Ник. Як. Ростовцева, и получилсамый резкий отказ. Таким образом литература поступила под ведомство III Отделения"(письмо П.В. Долгорукова к Н.В. Путяте). Этот эпизод хорошо характеризует восприятиеличности Толстого в высших сферах.
В 60-е годы он подчеркнуто держался в стороне от литературной жизни, встречаясьи переписываясь лишь с немногими писателями: Гончаровым, К.К. Павловой, Фетом,Маркевичем. В связи с обострением общественной борьбы поэт, подобно многим своимсовременникам - тому же Фету, Льву Толстому, все чаще противопоставлял актуальнымсоциально-политическим вопросам и вообще истории вечные начала стихийной жизниприроды. "Петухи поют так, будто они обязаны по контракту с неустойкой, - писалон Маркевичу в 1871 году - ...Зажглись огоньки в деревне, которую видно по тусторону озера. Все это - хорошо, это я люблю, я мог бы так прожить всю жизнь...Черт побери и Наполеона III и даже Наполеона I! Если Париж стоит обедни, тоКрасный Рог со своими лесами и медведями стоит всех Наполеонов... Я бы легкосогласился не знать о том, что творится в нашем seculum [столетии]... Остаетсяистинное, вечное, абсолютное, не зависящее ни от какого столетия, ни от какоговеяния, ни от каких fashion [мод], - и вот этому-то я всецело отдаюсь".
Печатался Толстой преимущественно в реакционном журнале М.Н. Каткова "Русскийвестник", а с конца 60-х годов - и в либеральном "Вестнике Европы" М.М. Стасюлевича,несмотря на их враждебные отношения и постоянную полемику. Но ни на один изних Толстой не смотрел как на журнал, близкий ему по своим взглядам и симпатиям.
В начале 60-х годов Толстой напечатал "драматическую поэму" "Дон Жуан" ироман "Князь Серебряный", а затем написал одну за другой три пьесы, составившиедраматическую трилогию: "Смерть Иоанна Грозного", "Царь Федор Иоаннович" и "ЦарьБорис" (1862-1869). В 1867 году вышел сборник стихотворений Толстого, подводившийитог его больше чем двадцатилетней поэтической работе.
Во второй половине 60-х годов Толстой после большого перерыва вернулся кбалладе и создал ряд превосходных образцов этого жанра; лирика занимала теперьв его творчестве гораздо меньше места, чем в 50-х годах. В конце 60-х и в 70-хгодах написана и большая часть его сатир. К началу 70-х относится также замыселдрамы "Посадник" (из истории древнего Новгорода). Толстой был увлечен этим замыслом,написал значительную часть драмы, но окончить ее ему не удалось.
Судя по сохранившимся сведениям, Толстой был гуманным помещиком. Но своимиимениями сам поэт никогда не занимался, хозяйство велось хаотично, патриархальнымиметодами, и его материальные дела постепенно приходили в расстройство. Особенноощутимо стало разорение к концу 60-х годов. Толстой говорил своим близким, чтопринужден будет просить Александра II снова взять его на службу. Все это оченьтяготило его и нередко выводило из себя.
Но дело было не только в разорении. Он чувствовал себя социально одинокими называл себя "анахоретом" (письмо к Стасюлевичу от 22 декабря 1869 г.). Глубокойтоской веет от одного из его писем 1869 года. "Если бы перед моим рождением,- с болью писал он Маркевичу, - господь бы сказал мне: "Граф! выбирайте народ,среди которого вы хотите родиться!" - я бы ответил ему: "Ваше величество, везде,где вам будет угодно, но только не в России!"... И когда я думаю о красоте нашегоязыка, когда я думаю о красоте нашей истории до проклятых монголов... мне хочетсяброситься на землю и кататься в отчаянии от того, что мы сделали с талантами,данными нам богом!"
Горькие слова Толстого перекликаются с известными словами Пушкина: "Черт догадалменя родиться в России с душою и с талантом!" (письмо к жене 18 мая 1836 г.).Эти слова Толстого (как и слова Пушкина) вызваны, разумеется, прежде всего егоглубоким недовольством социально-политическими условиями русской жизни.
Эти переживания Толстого были связаны с общими процессами русской жизни. Всеболее углублялись социальные противоречия пореформенной эпохи, бурно росла иоказывала растлевающее влияние на общественное сознание власть денежного мешка,сгущалась политическая реакция. Крах прежних устоев сопровождался разрушениеми подлинных ценностей. Чувство недоумения и растерянности, напряженные поискивыхода из ненавистной действительности, порожденные различными внутренними причинамии приводившие к различным результатам, были свойственны многим современникампоэта (Л. Толстой, Гл. Успенский, даже Салтыков-Щедрин).
У Толстого усиливался страх перед ходом истории, перед жизнью. В стихотворении1870 года Толстой писал, что с его души "совлечены покровы", обнажена ее "живаяткань",
И каждое к ней жизни прикасанье
Есть злая боль и жгучее терзанье.
С середины 60-х годов здоровье Толстого пошатнулось. Он стал жестоко страдатьот астмы, грудной жабы, невралгии, сопровождавшейся мучительными головными болями.Ежегодно он ездил за границу лечиться, но это помогало лишь ненадолго. УмерТолстой 28 сентября 1875 года в Красном Роге.

4

Формирование экстетических взглядов Толстого относится к 30-м годам, когда,несмотря на огромные завоевания русской реалистической литературы, влияние романтическихидей (в частности идей немецкого романтизма) было еще весьма значительно.
Толстой придерживался идеалистического понимания сущности и задач искусства.Искусство для него - мост между этим, земным миром и "мирами иными", а источникомтворчества является "царство вечных идей", "первообразов". Интуитивное и целостноепознание мира, недоступное науке, иррациональность, независимость от злобы дня- вот, в понимании Толстого, черты подлинного искусства. "Искусство не должнобыть средством... в нем самом уже содержатся все результаты, к которым бесплодностремятся приверженцы утилитарности", - писал Толстой (письмо к Маркевичу от11 января 1870 г.). В середине XIX века подобная оценка общественных задач литературыбыла обращена против революционной демократии, которой Толстой и его единомышленникиприписывали полное отрицание искусства. Но у Толстого, в отличие от Фета, стремлениек независимости художника было вместе с тем направлено, как мы видели, и противсковывающих его поэтическую деятельность цепей современного общества и государства.
Не только теоретические взгляды, но и поэтическое творчество Толстого связанос романтизмом. В концепции мира романтиков искусство играло первостепенную роль,и поэтому тема художника, вдохновения нередко фигурировала в их произведениях.То же мы видим и у Толстого. Сущности и процессу творчества посвящено одно изего программных стихотворений "Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своихты создатель!..". Это апофеоз "душевного слуха" и "душевного зрения" художника,который слышит "неслышимые звуки" и видит "невидимые формы" и затем творит подвпечатлением "мимолетного виденья". Состояние вдохновения передано и в другихпроизведениях Толстого, ярче всего в стихотворении "Земля цвела. В лугу, веснойодетом...". Толстой представлял его себе как некий экстаз или полусон, во времякоторого поэт сбрасывает с себя все связи с людьми и окружающим его миром социальныхотношений.
Другой мотив поэзии Толстого также связан с одним из положений романтическойфилософии - о любви как божественном мировом начале, которое недоступно разуму,но может быть прочувствовано человеком в его земной любви. В соответствии сэтим Толстой в своей драматической поэме превратил Дон Жуана в подлинного романтика:Дон Жуан ищет в любви "не узкое то чувство", которое, соединив мужчину и женщину,"стеною их от мира отделяет", а то, которое роднит со вселенной и помогает проникнутьв "чудесный строй законов бытия, явлений всех сокрытое начало". Этот мотив нашелсвое отражение и в ряде лирических стихотворений Толстого ("Слеза дрожит в твоемревнивом взоре...", "Меня, во мраке и пыли..." и др.):
И всюду звук, и всюду свет,
И всем мирам одно начало,
И ничего в природе нет,
Что бы любовью не дышало.
В названных вещах этот мотив дан в наиболее концентрированном виде, но инекоторые другие стихотворения окрашены им. Однако еще больше существенны неэти отдельные мотивы, а круг настроений и общий эмоциональный тон лирики Толстого,для значительной части которой - не только для любовных стихов - характернаSehnsucht романтиков, романтическое томление, неудовлетворенность земной действительностьюи тоска по бесконечному.
Грусть, тоска, печаль - вот слова, которыми поэт часто характеризует своисобственные переживания и переживания любимой женщины: "И о прежних я грустногодах вспоминал", "И думать об этом так грустно", "В пустыню грустную и в ночьпреобразуя", "Грустно жить тебе, о друг, я знаю", "И очи грустные, по-прежнемутоскуя" и т.д. Иногда грусть переплетается с радостью, но большей частью впитывает,поглощает ее. Пассивность, резиньяция, а подчас и налет мистицизма давали поводдля сопоставления Толстого с Жуковским, но дело не столько в непосредственнойсвязи с ним, сколько в некоторой общности философских и эстетических позиций.Лишь в немногих стихотворениях Толстого можно увидеть нечто близкое "светлой"пушкинской грусти ("Мне грустно и легко; печаль моя светла"); вообще же земноеи вместе с тем гармоническое восприятие мира, свойственное поэзии пушкинскойэпохи, уже недоступно Толстому.
Однако наряду с созерцательностью и примиренностью в лирике Толстого звучатнередко и совсем другие мотивы. Поэт ощущает в себе не только любовь, но и "гнев"и горько сожалеет об отсутствии у него непреклонности и суровости, вследствиечего он гибнет, "раненный в бою". Он просит бога дохнуть живящей бурей на егосонную душу и выжечь из нее "ржавчину покоя" и "прах бездействия". И в любимойженщине он также видит не только пассивную "жертву жизненных тревог", - ее "тревожныйдух" рвется на простор, и душе ее "покорность невозможна".
Да и самое романтическое томление имеет своим истоком не одни лишь отвлеченно-философскиевзгляды Толстого, но и понимание, что жизнь социально близких ему слоев русскогообщества пуста и бессодержательна. В стихотворениях Толстого нередки мотивынеприятия окружающей действительности. Чужой поэту "мир лжи" и "пошлости", терзающийего душу "житейский вихрь", "забот немолчных скучная тревога", чиновническийдух, карьеризм и узкий практицизм - все это признаки не столько земного существованиявообще, сколько той именно конкретной жизни, которая беспокоила и раздражалаТолстого. Примириться с нею он не мог:
Сердце, сильней разгораясь от году до году,
Брошено в светскую жизнь, как в студеную воду.
В ней, как железо в раскале, оно закипело:
Сделала, жизнь, ты со мною недоброе дело!
Буду кипеть, негодуя, тоской и печалью,
Все же не стану блестящей холодною сталью!
В этом неприятии светской жизни, некогда привлекавшей Толстого, чувствуютсяотзвуки поэзии Лермонтова. Правда, гневные интонации Лермонтова большей частьюприглушены у Толстого; Толстому гораздо ближе такие романсного типа стихотворенияЛермонтова, как "На светские цепи, // на блеск утомительный бала...", которыеи по своим идейным мотивам, и стилистически в какой-то мере предвосхищают еголирику.
Несмотря на влечение к "мирам иным", в Толстом исключительно сильна привязанностько "всему земному", любовь к родной природе и тонкое ощущение ее красоты. "Ужочень к земле я привязан", - мог бы он повторить слова героя одной из своихбылин ("Садко"). Земля для поэта не только отражение неких "вечных идей", хотяон и говорит об этом в своих программных стихотворениях, но прежде всего конкретная,материальная действительность. Важно в этом отношении воздействие Пушкина нанекоторые пейзажные стихотворения Толстого, сказавшееся в точности и ясностидеталей. Иногда - например, в спокойном и скромном осеннем пейзаже стихотворения"Когда природа вся трепещет и сияет..." - Толстой повторяет даже отдельные пушкинскиедетали ("сломанный забор" и др.).
Умение схватить и передать в слове формы и краски природы, ее звуки и запахихарактеризуют целый ряд лирических стихотворений, баллад и былин Толстого. Вспомнимхотя бы того же Садко, который томится в подводном царстве и всем своим существомтянется к родному Новгороду; его сердцу милы и крик перепелки во ржи, и скрипновгородской телеги, и запах дегтя, и дымок курного овина. Даже в послании кАксакову, где Толстой подчеркивает свое влечение в "беспредельное", он с большейхудожественной силой говорит о любви к "ежедневным картинам" родной страны,о чумацких ночлегах, волнующихся нивах, чем об "иной красоте", которую он ощущаетза всем этим. Особенно привлекает Толстого оживающая и расцветающая весенняяприрода. Могущественное воздействие природы на душу человека исцеляет от душевнойболи и сообщает голосу поэта оптимистическое звучание.
И в воздухе звучат слова, не знаю чьи,
Про счастье, и любовь, и юность, и доверье,
И громко вторят им бегущие ручьи,
Колебля тростника желтеющие перья.
Значительная часть лирических стихотворений Толстого объединена образом "лирическогогероя"; лирическое "я" в этих стихотворениях общее и наделено более или менеепостоянными чертами; это черты личности самого поэта, знакомой нам по его письмам,свидетельствам современников и пр. В большинстве же любовных стихотворений общимявляется не только "я", но и образ любимой женщины. У читателя создается впечатление,что перед ним нечто вроде лирического дневника, передающего характер и историювзаимоотношений между героями.
Образ любимой женщины в лирике Толстого, если сравнить его с аналогичнымобразом в поэзии Жуковского, более конкретен и индивидуален, и в этом отношенииТолстой, как и Тютчев, не говоря уже о Некрасове, отразил в своем творчестведвижение передовой русской литературы по реалистическому руслу, ее достиженияв области анализа человеческой души. При этом образ любимой женщины проникнутв лирике Толстого чистотой нравственного чувства, подлинной человечностью игуманизмом. В его стихах отчетливо звучит мотив облагораживающего действия любви.
Склонность к густым и ярким краскам соседствует у Толстого с полутонами инамеками. "Хорошо в поэзии не договаривать мысль, допуская всякому ее пополнитьпо-своему", - писал он жене в 1854 году. Эта намеренная недоговоренность отчетливоощущается в некоторых его стихотворениях: "По гребле неровной и тряской...","Земля цвела. В лугу, весной одетом..." и др. - и не только в лирике. "АлешаПопович", "Канут" должны были прежде всего, согласно замыслу поэта, не описыватьи изображать что-либо, а внушить читателю известное настроение. Передавая впечатлениеот песни Алеши Поповича, Толстой вместе с тем дал характеристику этих тенденцийсвоей собственной лирики и заданий, которые он перед нею ставил:
Песню кто уразумеет?
Кто поймет ее слова?
Но от звуков сердце млеет
И кружится голова.
Эти строки близки к программному заявлению Фета: "Что не выскажешь словами- // Звуком на душу навей".
Если вчитаться в такое, например, стихотворение, как "Ты жертва жизненныхтревог...", станет очевидно, что каждое из заключающихся в пяти его строфахсравнений ("ты как оторванный листок...", "ты как на жниве сизый дым..." и т.д.),взятое отдельно, ярко и конкретно. Однако их быстрая смена, сгущая эмоциональныйтон вещи, ведет к тому, что каждое следующее как бы вытесняет предшествующее,а все вместе они оставляют в сознании некий обобщенный психологический портретженщины, к которой обращено стихотворение. Таков его внутренний смысл. И этонередко в поэзии Толстого; сравнения и образы, сами по себе очень четкие, сюжетноне связаны между собой и объединены, как музыкальные темы, лишь общей эмоциональнойокраской. Иногда разорванность логической связи мотивирована каким-то смутнымсостоянием, чем-то вроде полусна, как в "По гребле неровной и тряской..." и"Что за грустная обитель...".
Для поэзии Толстого - и в первую очередь для его лирики - характерна одначерта, которая довольно отчетливо сказалась в его отношении к рифме. Толстогоупрекали в том, что он употреблял плохие рифмы. В ответ на эти упреки он подробноизложил свои взгляды на рифму и связал их со своей поэтической системой. "Плохиерифмы, - писал он Маркевичу 20 декабря 1871 года, - я сознательно допускаю внекоторых стихотворениях, где считаю себя вправе быть небрежным". Приведя целыйряд сравнений из истории искусства, подкрепляющих его точку зрения, Толстойследующим образом отозвался о молитве Гретхен в "Фаусте": "Думаете, Гете немог лучше написать стихи? Он не захотел, и тут-то проявилось его изумительноепоэтическое чутье. Некоторые вещи должны быть чеканными, иные же имеют правои даже не должны быть чеканными, иначе они покажутся холодными".
Этим объясняются не только нарочито "плохие" рифмы, но и неловкие оборотыречи, прозаизмы и т.д., за которые ему попадало от критики. Разумеется, у Толстогоесть просто слабые стихотворения и строки, но речь идет не об этом. Он был незауряднымверсификатором и прекрасно владел языком; поправить рифму, заменить неудачноевыражение не составляло для него большого труда. Но особого рода небрежностьбыла органическим свойством его поэзии; она создавала впечатление, что поэтпередает свои переживания и чувства в том виде, как они родились в нем, чтомы имеем дело почти с импровизацией, хотя в действительности Толстой тщательноотделывал свои произведения.
Эту особенность поэзии Толстого хорошо охарактеризовал Н.Н. Страхов, передаваясмену впечатлений от сборника его стихотворений. "Какие плохие стихи! - писалон. - ...То высокопарные слова не ладят с прозаическим течением стиха; то выраженияпросты, но не видать и искры поэзии, и кажется, читаешь рубленую прозу. И ковсему этому беспрестанные неловкости и ошибки в языке... Но что же? Вот попадаетсянам стихотворение до того живое, теплое и прекрасно написанное, что вполне увлекаетнас. Через несколько страниц другое, там третье... Читаем дальше - странноедело! Под впечатлением удачных произведений поэта, в которых так полно высказаласьего душа, мы начинаем яснее понимать его менее удачные стихи, находить в нихнастоящую поэзию".
Есть еще одна черта, мимо которой нельзя пройти, говоря о лирике Толстого.Он не боится простых слов, общепринятых эпитетов. Поэтическая сила и обаяниелирики Толстого не в причудливом образе и необычном словосочетании, а в непосредственностичувства, задушевности тона:
То было раннею весной,
В тени берез то было,
Когда с улыбкой предо мной
Ты очи опустила...
"Торжественность", о которой Толстой говорит в послании к Аксакову, не являетсянеотъемлемой особенностью его поэтического языка в целом; она возникает лишьв связи с определенными темами, о которых поэт не считает возможным говоритьна "ежедневном языке".
Толстой написал ряд стихотворений, связанных с фольклором. Он проявил прекрасноепонимание поэтики народной песни, но по своим мотивам и настроениям большаячасть песен Толстого тесно примыкает к его романсной лирике.
Лирика Толстого оказалась благодарным материалом для музыкальной обработки.Больше половины всех его лирических стихотворений положены на музыку, многиеиз них по нескольку раз. Музыку к стихотворениям Толстого писали такие выдающиесярусские композиторы, как Римский-Корсаков, Мусоргский, Балакирев, Рубинштейн,Кюи, Танеев, Рахманинов. А Чайковский следующим образом отозвался о нем: "Толстой- неисчерпаемый источник для текстов под музыку; это один из самых симпатичныхмне поэтов" (письмо к Н.Ф. фон Мекк).

5

Баллады Толстого являются значительным фактом в истории русской поэзии XIXвека.
Его первые опыты, относящиеся к этому жанру ("Волки" и др.) - "ужасные" романтическиебаллады в духе Жуковского и аналогичных западных образцов. К числу ранних балладотносятся также "Князь Ростислав" и "Курган", проникнутые романтической тоскойпо далекому, легендарному прошлому родной страны. В 40-х годах вполне складываетсяу Толстого жанр исторической баллады. В дальнейшем историческая баллада сталаодним из основных жанров его поэтического творчества.
Обращения Толстого к истории в подавляющем большинстве случаев вызваны желаниемнайти в прошлом подтверждение и обоснование своим идейным устремлениям. Этими объясняется неоднократное возвращение поэта, с одной стороны, к концу XVI- началу XVII века, с другой - к Киевской Руси и Новгороду.
Подобное отношение к истории мы встречаем у многих русских писателей XVIII- начала XIX века, причем у писателей различных общественно-литературных направлений.Оно служило у них, естественно, разным политическим целям. Оно характерно, вчастности, и для дум Рылеева, в которых исторический материал использован дляпропаганды в духе декабризма. И, несмотря на коренные различия в их политическихи эстетических взглядах, Толстой мог в какой-то мере опираться на поэтическийопыт Рылеева.
Баллады и былины Толстого - произведения, близкие по своим жанровым признакам,и сам поэт не проводил между ними никакой грани. Весьма показателен тот факт,что ряд сатир с вполне точным адресом ("Поток-богатырь" и др.) облечен им вформу былины: их прямая связь с современностью не вызывает сомнений. Но в большинствеслучаев эта связь истории с современностью обнаруживается лишь в соотношениис социально-политическими и историческими взглядами Толстого. Характерный пример- "Змей Тугарин". Персонажи в нем былинные; из былин заимствованы и отдельныедетали, но общий замысел не восходит ни к былинам, ни к историческим фактам.Словесный поединок Владимира с Тугариным отражает не столько какие-либо историческиеявления и коллизии, сколько собственные взгляды поэта. Толстой хорошо понималэто и писал Стасюлевичу, что в "Змее Тугарине" "сквозит современность". "Трипобоища" и "Песня о Гаральде и Ярославне" - это тоже не мимолетные зарисовки,а своеобразное выражение исторических представлений поэта. В основе их лежитмысль об отсутствии национальной замкнутости в Древней Руси и ее обширных международныхсвязях. Не случайно в письмах по поводу этих стихотворений Толстой настойчивоговорит о брачных союзах киевских князей с европейскими царствующими домами.Таким образом, баллады являются результатом размышлений Толстого как над современнойему русской жизнью, так и над прошлым России.
Толстой считал, что художник вправе поступиться исторической точностью, еслиэто необходимо для воплощения его замысла. В частности, приурочение фактов,отделенных иногда значительными промежутками, к одному моменту, нередко встречаютсяи в балладах, и в драматической трилогии. Они объясняются нередко соображениямичисто художественного порядка (см., например, примечание к балладе "Князь МихайлоРепнин"). Однако анахронизмы и другие отступления от исторических источниковимеют у Толстого и иное назначение.
В балладе "Три побоища" последовательно описаны гибель норвежского короляГаральда Гардрада в битве с английским королем Гаральдом Годвинсоном, смертьГаральда Годвинсона в бою с герцогом нормандским Вильгельмом Завоевателем, наконец,смерть великого князя Изяслава в сражении с половцами. Но сражение Изяславас половцами, о котором идет речь в стихотворении, относится не к 1066, как первыедве битвы, а к 1068 году, и к тому же он погиб лишь через десять лет после этого.Упоминая о допущенном им анахронизме, Толстой писал Стасюлевичу: "Мне до этогонет дела, и я все три поставил в одно время... Цель моя была передать толькоколорит той эпохи, а главное, заявить нашу общность в то время с остальной Европой,назло московским русопетам".
Толстой не разделял историко-политической концепции Н.М. Карамзина. И темне менее основным фактическим источником баллад и драматической трилогии является"История Государства Российского". Карамзин был для Толстого в первую очередьне политическим мыслителем и не академическим ученым, а историком-художником.Страницы "Истории Государства Российского" давали Толстому не только сырой материал;иные из них стоило чуть-чуть тронуть пером, и, оживленные точкой зрения поэта,они начинали жить новой жизнью - как самостоятельные произведения или эпизодыбольших вещей.
Анализируя баллады и былины Толстого, необходимо иметь в виду тот идеал полноценной,гармонической человеческой личности, которого он не находил в современной емудействительности и который искал в прошлом. Храбрость, самоотверженность, глубокоепатриотическое чувство, суровость и в то же время человечность, своеобразныйюмор - вот черты этого искомого идеала. С глубоким сочувствием, но отнюдь нев иконописном духе рисует Толстой образ Владимира, совершившийся в нем внутреннийпереворот и введение христианства на Руси. Сквозь феодальную утопию просвечиваютиногда совсем иные мотивы. Так, в образе "неприхотливого мужика" Ильи которомудушно при княжеском дворе ("Илья Муромец"), нашли свое отражение демократическиетенденции народной былины; этому не противоречит и то, что Толстой смягчил конфликтмежду русским богатырем и князем Владимиром.
Исторические процессы и факты Толстой рассматривал с точки зрения моральныхнорм, которые казались ему одинаково применимы и к далекому прошлому, и к сегодняшнемудню, и к будущему. В его произведениях борются не столько социально-историческиесилы, сколько моральные и аморальные личности. Этой моралистической точке зренияна историю неизменно сопутствует в творчестве Толстого психологизация историческихдеятелей и их поведения. В балладах она осуществляется часто не при помощи углубленногопсихологического анализа, как в драмах, а путем простого переключения историческойтемы в план общечеловеческих переживаний, хотя на самые эти переживания поэтиногда только намекает. Так, в балладе "Канут" от истории остался лишь некийусловный знак. Читателю достаточно имени героя, дающего тон, указывающего примерноэпоху, а точная расшифровка - что речь идет о шлезвигском герцоге Кнуде Лаварде,погибшем в 1131 году от руки своего двоюродного брата Магнуса, видевшего в немопасного соперника, претендента на датский престол, - может быть, не так ужеважна и вряд ли Толстой рассчитывал на наличие у читателей столь детальных сведенийпри восприятии стихотворения. Центр тяжести перенесен на психологию Канута,его детскую доверчивость, причем с душевным состоянием героя гармонирует картинарасцветающей весенней природы. Толстой сознательно смягчил мрачный колорит этогоэпизода, в частности прикрепил событие к весне, тогда как в действительностионо происходило зимою.
Погружение истории в природу, в лирический пейзаж и вообще в лирическую стихию,ослабление сюжета и растворение эпических элементов в лирических имеют местов целом ряде баллад и былин конца 60-х и 70-х годов. Все это тесно связано снастойчивым противопоставлением социально-политической жизни и истории вечныхначал жизни природы, о котором говорилось выше. Поэт понимал эту особенностьсвоих стихотворений. Посылая Маркевичу былину "Алеша Попович", он так определялжанровые особенности ряда своих произведений этих лет: "...жанр - предлог, чтобыговорить о природе и весне".
И по общему колориту, и по сюжетному строению многие баллады 60-70-х годовсущественно отличаются от таких стихотворений, как "Василий Шибанов". В позднихбалладах конкретно-исторические черты нередко оттеснялись на второй план, нозато появилась большая свобода и разнообразие поэтических интонаций, усилилсятот своеобразный лиризм и та теплота, которыми Толстой умел окружать своих героев.
"Когда я смотрю на себя со стороны... - писал Толстой Маркевичу 5 мая 1869года, - то кажется, могу охарактеризовать свое творчество в поэзии как мажорное,что резко отлично от преобладающего минорного тона наших русских поэтов, заисключением Пушкина". "Мажорный тон" представлялся, по-видимому, Толстому темсвойством, которое сближало его с духом русского народа, и интересно, что именнов этом отношении он считал себя преемником Пушкина.
Элементы "мажорного тона" были, конечно, и в лирике Толстого ("Коль любить,так без рассудку...", "Край ты мой, родимый край..."), но преобладали в нейиные мотивы и настроения. Новую настроенность поэт стремился утвердить в поэмах("Иоанн Дамаскин", "Грешница") и главным образом в балладах и былинах. Естественно,что приведенная автохарактеристика относится к последнему периоду творчестваТолстого - годам его расцвета как автора баллад и количественного оскудениялирики.
Одним из самых существенных проявлений "мажорного тона" в творчестве Толстогои были образы, заимствованные из былевого эпоса и исторического прошлого. Поэтанепреодолимо тянуло к ярким чувствам, волевым, цельным натурам - и именно тамон находил их. Целая галерея подобных героев нарисована в его стихотворенияхконца 60-х и 70-х годов. Это Илья Муромец, Владимир, Гакон Слепой, Роман Галицкий,Гаральд и др. Проявлениями "мажорности" в поэзии Толстого были, прежде всего,приподнятые, торжественные интонации, красочные эпитеты, декоративность и живописностьобстановки и пейзажа, пышность и величавость людей. С "мажорным тоном" связанытакже свобода и непринужденность выражений, которые сам Толстой считал характернымичертами ряда своих произведений.
Разумеется, условный, нарочито нарядный мир баллад и былин Толстого вовсене являлся для него воплощением реальной исторической действительности. В немв полной мере царила поэтическая фантазия. Миру лирики Толстого, где доминируютгрустные, минорные настроения, явно контрастен пестрый балладный мир, в которомгосподствует романтическая мечта.

6

Сатирические и юмористические стихотворения Толстого часто рассматривалиськак нечто второстепенное в его творчестве, а между тем они представляют не меньшийинтерес, чем его лирика и баллады. Эта область поэзии Толстого очень широкапо своему диапазону - от остроумной шутки, много образцов которой имеется вего письмах, "прутковских" вещей, построенных на нарочитой нелепости, алогизме,каламбуре, до язвительного послания, пародии и сатиры. Вопреки собственным заявлениямо несовместимости "тенденции" и подлинного искусства, он писал откровенно тенденциозныестихи.
Сатиры Толстого направлены, с одной стороны, против демократического лагеря,а с другой - против правительственных кругов. И хотя борьба поэта с бюрократическимиверхами и официозной идеологией была борьбой внутри господствующего класса,социальная позиция Толстого давала ему возможность видеть многие уродливые явлениясовременной ему русской жизни. Поэтому он и смог создать такую замечательнуюсатиру, как "Сон Попова".
В "Сне Попова" мы имеем дело не с пасквилем на определенного министра, а ссобирательным портретом бюрократа 60-70-х годов, гримирующегося под либерала.Согласно устному преданию, Толстой использовал черты министра внутренних дел,а затем государственных имуществ П.А. Валуева. Это вполне вероятно: все современникиотмечали любовь Валуева к либеральной фразеологии. Но министр из "Сна Попова"- гораздо более емкий художественный образ; в нем мог узнать себя не один Валуев.И весьма характерно, что автор стихотворного ответа на "Сон Попова" возмущалсяТолстым за то, что он якобы высмеял А.В. Головина - другого крупного бюрократаэтого времени, питавшего пристрастие к либеральной позе.
Речь министра, наполненная внешне либеральными утверждениями, из которых,однако, нельзя сделать решительно никаких практических выводов, - верх сатирическогомастерства Толстого. Поэт не дает прямых оценок речи и поведения министра, ноостроумно сопоставляет его словесный либерализм и расправу с Поповым за "ниспровержениевластей", выразившееся в том, что, отправившись поздравить министра, он забылнадеть брюки.
В сатире высмеян не только министр, но и всесильное Третье отделение, известное,как язвительно пишет поэт, своим "праведным судом". Сентиментальная и ласковаяречь полковника из Третьего отделения, быстро переходящая в угрозы, донос Попова,целый ряд деталей также переданы яркими и сочными красками. А негодование читателя-обывателяв конце "Сна Попова" и его упреки по адресу поэта в незнании "своей страны обычаеви лиц" ("И где такие виданы министры?.. И что это, помилуйте, за дом?" и пр.),над которыми явно издевается Толстой, еще более подчеркивает исключительнуюметкость сатиры.
Другая сатира Толстого, "История государства Российского от Гостомысла доТимашева", знаменита злыми характеристиками русских монархов. Достаточно перечитатьблестящие строки о Екатерине II, чтобы убедиться, что это не одно лишь балагурство.Острый взгляд поэта сквозь поверхность явлений умел проникать в их сущность.
Основной тон сатиры, шутливый и нарочито легкомысленный, пародирует ложныйпатриотический пафос и лакировку прошлого в официальной исторической науке тоговремени. Здесь Толстой соприкасается с Щедриным, с его "Историей одного города".Толстой близок к Щедрину и в другом, не менее существенном отношении. Как и"История одного города", "История государства Российского от Гостомысла до Тимашева"отнюдь не является сатирой на русскую историю; такое обвинение могло исходитьлишь из тех кругов, которые стремились затушевать подлинный смысл произведения.Было бы легкомысленно отождествлять политический смысл сатиры Щедрина и Толстого,но совершенно ясно, что и Толстой обращался лишь к тем историческим явлениям,которые продолжали свое существование в современной ему русской жизни, и могбы вместе с Щедриным сказать: "Если б господство упомянутых выше явления кончилось...то я положительно освободил бы себя от труда полемизировать с миром уже отжившим"(письмо в редакцию "Вестника Европы"). И действительно, вся сатира Толстогоповернута к современности. Доведя изложение до восстания декабристов и царствованияНиколая I, Толстой недвусмысленно заявляет: "...о том, что близко, // Мы лучшеумолчим". Он кончает "Историю государства Российского" ироническими словамио "зело изрядном муже" Тимашеве. А.Е. Тимашев - в прошлом управляющий Третьимотделением, только что назначенный министром внутренних дел, - осуществил якобыто, что не было достигнуто за десять веков русской истории, то есть водворилподлинный порядок. Нечего и говорить, как язвительно звучали эти слова в обстановкевсе более усиливавшейся реакции.
Главный прием, при помощи которого Толстой осуществляет свой замысел, состоитв том, что о князьях и царях он говорит, употребляя чисто бытовые характеристикивроде "варяги средних лет" и описывая исторические события нарочито обыденными,вульгарными выражениями: "послал татарам шиш" и т.п. Толстой очень любил этотспособ достижения комического эффекта при помощи парадоксального несоответствиятемы, обстановки, лица со словами и самым тоном речи. Бытовой тон своей сатирыТолстой еще более подчеркивает, называя его в конце "Истории" летописным: "Ягрешен, летописный, // Я позабыл свой слог".
В других сатирах Толстого высмеиваются мракобесы, цензура, национальная нетерпимость,казенный оптимизм. "Послание к М.Н. Лонгинову о дарвинисме", хотя в нем и имеетсянесколько грубых строф о нигилистах, в целом направлено против обскурантизма.В связи со слухами о запрещении одного из произведений Дарвина Толстой высмеиваетЛонгинова, возглавлявшего цензурное ведомство, иронически рекомендует ему, еслиуж он стоит на страже церковного учения о мироздании и происхождении человека,запретить заодно и Галилея. Своеобразным гимном человеческому разуму, не боящемусяникаких препон, звучат заключительные строки стихотворения:
С Ломоносовым наука,
Положив у нас зачаток,
Проникает к нам без стука
Мимо всех твоих рогаток, и т.д.
Стихотворения "Порой веселой мая..." и "Поток-богатырь", направленные противдемократического лагеря, вызвали естественное недовольство передовой печати.Так, в одной из глав "Дневника провинциала в Петербурге" Салтыкова-Щедрина описано,как "Порой веселой мая..." с удовольствием читают на рауте у "председателя обществаблагих начинаний отставного генерала Проходимцева".
Это стихотворение построено на парадоксальном сопоставлении фольклора со"злобой дня"; комизм заключается в том, что два лада, он - в "мурмолке червленой"и корзне, шитом каменьями, она в "венце наборном" и поняве, беседуют о нигилистах,о способах борьбы с ними, упоминают мимоходом о земстве. То же в "Потоке-богатыре",в последних строфах которого речь идет о суде присяжных, атеизме, "безначальинарода", прогрессе. Это, по выражению самого Толстого, "выпадение из былинноготона" (журнальная редакция "Потока-богатыря") близко поэзии Гейне. В рассказТангейзера Венере (в балладе "Тангейзер") Гейне вставил злые остроты о швабскойшколе, Тике, Эккермане. С точки зрения приемов комического сатиры Толстого близкик "Тангейзеру".
Особо следует отметить стихотворения, в которых хорошо передан народный юмор.В одном из них - "У приказных ворот собирался народ..." - ярко выражены презрениеи ненависть народа к обдирающим его приказным. То же народное стремление - "приказныхпобоку да к черту!"; тоска народных масс по лучшей доле, их мечта о том, чтобы"всегда чарка доходила до рту" и чтобы "голодный всякий день обедал", пронизываютстихотворение "Ой, каб Волга-матушка да вспять побежала!..".
Говоря о сатире и юморе Толстого, нельзя хотя бы коротко не остановитьсяна Козьме Пруткове. Самостоятельно и в сотрудничестве с Жемчужниковыми Толстойнаписал несколько замечательных пародий, развенчивающих эстетизм и тягу к внешнейэкзотике. Антологические мотивы и эстетский поэтический стиль Щербины; увлечениеромантической экзотикой Испании; плоские подражания Гейне, искажающие сущностьего творчества, - вот объекты пародий Толстого. В стихотворении "К моему портрету"язвительно высмеян общий облик самовлюбленного поэта, оторванного от жизни,клянущего толпу и живущего в призрачном мире. Другие прутковские вещи Толстогоимеют в виду не литературу, а явления современной ему действительности. Так,"Звезда и Брюхо" - издевка над чинопочитанием и погоней за орденами.
Здесь нет возможности охарактеризовать все приемы комического у Толстого:метод доведения до абсурда; вывод, совершенно несоответствующий посылкам; использованиев комическом плане славянизмов, иностранных слов, имен, комическую функцию рифмыи т.д. Толстой как юморист оказал существенное влияние на позднейшую поэзию;такой мастер шутки, как Вл. Соловьев, совершенно непонятен вне традиций Толстогои Козьмы Пруткова. С другой стороны, многому мог научиться у Толстого и Маяковский,прекрасно знавший, по свидетельству современников, его поэзию.

7

Тяга к драматургии обнаружилась у Толстого с самого начала его литературнойдеятельности. К концу 30-х годов относится ряд остроумных юмористических набросков,в известной степени предвосхищающих драматическое творчество еще не существовавшеготогда Козьмы Пруткова.
В 40-х годах какие-то первоначальные наброски "Князя Серебряного" Толстойделал, по-видимому, в драматической форме. В 1850 году написана пародийная пьеса"Фантазия".
В 1862 году появилась "драматическая поэма" "Дон Жуан". Обратившись к многораз использованному в мировой литературе образу, Толстой стремился дать емусвое, оригинальное толкование. Дон Жуан не был в его глазах тем безбожникоми развратником, который впервые изображен в пьесе Тирсо де Молина, а вслед занею и в целом ряде других произведений. Был далек от замысла Толстого и гораздоболее сложный, но насквозь "земной" образ Дон Жуана в "Каменном госте" Пушкина,хотя в отдельных местах пьесы совпадения с Пушкиным совершенно очевидны. Неслучайно она посвящена памяти Моцарта и Гофмана. По словам Толстого, Гофман,рассказ которого о Дон Жуане написан в виде впечатлений от музыки Моцарта, первыйувидел в Дон Жуане "искателя идеала, а не простого гуляку" (письмо к Маркевичуот 20 марта 1860 г.). Романтический идеал любви мерещится Дон Жуану в каждоммимолетном любовном приключении, но он неизменно обманывается в своих ожиданиях,и этим, а не порочной натурой, не пресыщением, объясняется, по Толстому, егоразочарование и озлобление Толстой сблизил Дон Жуана с Фаустом в его романтическойинтерпретации, превратив его в своеобразного искателя истины и наделив его вместес тем романтическим томлением по чему-то неясному и недостижимому.
В 60-е годы была создана драматическая трилогия. После ее завершения Толстойстал искать сюжет для нового драматического произведения, и у него возник замыселчисто психологической драмы - "представить человека, который из-за какой-нибудьпричины берет на себя кажущуюся подлость" (письмо к жене от 10 июля 1870 г.).В процессе обдумывания замысел принял более конкретные очертания: причиной этойоказывается спасение города, и тогда уже, как внешняя рама, как фон, появилсяНовгород XIII века. В этой драме, получившей название "Посадник", перед намиНовгород в момент борьбы с суздальцами, которые вот-вот ворвутся в него. Новгородскийпосадник, желая противостоять стремлению некоторых влиятельных лиц сдать город,принимает на себя мнимую вину; он делает это, чтобы спасти нового воеводу, устранениекоторого было бы равносильно падению города. Таким образом, ядро замысла несвязано с историей; однако исторический колорит (нравы, обычаи, отдельные образы)и народные сцены, особенно сцена веча, переданы в пьесе ярко и выразительно.Толстой был очень увлечен драмой, но закончить ее ему не удалось.
Самой значительной в наследии Толстого-драматурга является его трилогия, трагедияна тему из русской истории конца XVI - начала XVII века.
Трагедия Толстого не принадлежит к бесстрастным воспроизведениям прошлого,но было бы бесполезно искать в них и непосредственных конкретных намеков наРоссию 60-х годов, Александра II, его министров и пр. В этом отношении Толстойбыл близок к Пушкину, отрицательно оценивавшему французскую tragedie des allusions(трагедию намеков). Это не исключает, однако, наличия "второго плана", то естьлежащей в их основе политической мысли, как в "Борисе Годунове" Пушкина, таки в трилогии Толстого. Самый выбор эпохи, размышления Толстого о социальныхсилах, действовавших в русской истории, о судьбах монархической власти в Россиитесно связаны с его отрицательным отношением к абсолютизму и бюрократии. Неслучайно цензура, придравшись к пустяковому поводу, запретила постановку "СмертиИоанна Грозного" в провинции; в течение тридцати лет она не допускала на сцену"Царя Федора Иоанновича", как пьесу, колеблющую принцип самодержавия.
Основные проблемы отдельных пьес Толстого заключены в образах их главных героеви сформулированы самим поэтом. В "Смерти Иоанна Грозного" Захарьин над трупомИоанна произносит:
О царь Иван! Прости тебя господь!
Прости нас всех! вот самовластья кара!
Вот распаденья нашего исход!
Вторая часть трилогии заканчивается словами Федора:
Моей виной случилось все! А я -
Хотел добра, Арина! Я хотел
Всех согласить, все сгладить - боже, боже!
За что меня поставил ты царем!
Наконец, в последней части Толстой вкладывает в уста Бориса следующие слова:
От зла лишь зло родится - все едино:
Себе ль мы им служить хотим иль царству -
Оно ни нам, ни царству впрок нейдет!
Итак, расшатывающий государство деспотизм Ивана, бесхарактерность и слабоволиезамечательного по своим душевным качествам, но неспособного правителя Федора,преступление Бориса, приведшее его на трон и сводящее на нет всю его государственнуюмудрость, - вот темы пьес, составивших трилогию. Показывая три различных проявлениясамодержавной власти, Толстой рисует вместе с тем общую растлевающую атмосферусамовластья.
Через всю трилогию проходит тема борьбы самодержавия с боярством. Боярствопоказано в трилогии с его своекорыстными интересами и интригами, но именно средибоярства поэт все же находит мужественных, сохранивших чувство чести людей.Столкновение этих двух социальных сил показано с исключительной напряженностьюи яркостью. Читатель и зритель воспринимают его независимо от симпатий и антипатийавтора. В 1890 году, перечитав трилогию, В.Г.Короленко записал в дневник, что,"несмотря на очень заметную ноту удельно-боярского романтизма и отчасти и прямойидеализации боярщины", она произвела на него "очень сильное и яркое впечатление".И это вполне естественно. Обобщающая сила образов Толстого выводит их за пределытой исторической концепции писателя, к которой они генетически восходят. В частности,обобщающий смысл образа Ивана Грозного, воплощающего в себе идею неограниченнойсамодержавной власти, неограниченного произвола, подчеркнут и самим Толстымв его "Проекте постановки" первой трагедии.
Лучшие представители боярства, которым Толстой явно симпатизирует, оказываютсялюдьми, непригодными для государственной деятельности, социальные идеалы которыхобречены историей. Это отчетливо ощущается в пьесах. Об этом говорится и в "Проектепостановки" "Царя Федора Иоанновича". "Такие люди, - подытоживает Толстой характеристикуИ.П. Шуйского, - могут приобрести восторженную любовь своих сограждан, но онине созданы осуществлять перевороты в истории. На это нужны не Шуйские, а Годуновы".Не Шуйские, потому что Шуйский - воплощение прямоты, честности и благородства;ему претят всякие кривые пути, всякий обман и коварство, какой бы политическойцелью они ни оправдывались. Образы Шуйского и Федора особенно убедительно показывают,что моральные проблемы оттесняют в трилогии проблемы социально-исторические.Толстой понимал, что победа новых исторических сил неизбежна, но хотел бы, чтобыпри этом не утрачивались бесспорные общечеловеческие ценности.
Для выяснения задач исторической драмы в понимании Толстого необходимо иметьв виду противопоставление человеческой и исторической правды. "Поэт... имееттолько одну обязанность, - писал он в "Проекте постановки" "Смерти Иоанна Грозного",- быть верным самому себе и создавать характеры так, чтобы они сами себе непротиворечили; человеческая правда - вот его закон; исторической правдой онне связан. Укладывается она в его драму - тем лучше; не укладывается - он обходитсяи без нее". Задача воссоздания исторической действительности и подлинных историческихобразов не являлись для него решающими.
В подтверждение своих мыслей Толстой, по свидетельству современника, цитировалстроки из "Смерти Валленштейна" Шиллера. И это понятно. В трагедиях Толстого,так же как и в трилогии Шиллера, историко-политическая тема разрешается в индивидуально-психологическойплоскости. Отчасти поэтому народные массы как основная движущая сила историине играют существенной роли в трилогии Толстого, не определяют развития действия,как в "Борисе Годунове" Пушкина или исторических хрониках Островского, хотянекоторые массовые сцены и отдельные фигуры (например, купец Курюков в "ЦареФедоре Иоанновиче") очень удались Толстому. В последней, неоконченной драме"Посадник" народ должен был, вероятно, играть более активную роль, чем в трилогии.
Толстой отрицательно относился к жанру драматической хроники, которую считалбесполезным фотографированием истории. Его художнический интерес сосредоточивалсяне на последовательном, лишь с сравнительно небольшими анахронизмами, изображенииисторических событий, как в хрониках Н.А. Чаева и в некоторых пьесах Островского,и не на бытовых картинах, как в "Каширской старине" Д.В. Аверкиева, а на психологическомпортрете главных героев. Вокруг них, вокруг раскрытия их характеров, их душевногомира концентрируется все развитие действия.
Наиболее яркой из трех пьес, составивших трилогию, без сомнения, являетсявторая - "Царь Федор Иоаннович". Этим объясняется ее замечательная сценическаяистория, и в первую очередь длительная жизнь на сцене Московского Художественноготеатра, в истории которого "Царь Федор Иоаннович" занимает выдающееся место.Его построение писатель считал наиболее искусным и более всех других любил егоглавного героя (письмо к Маркевичу от 3 ноября 1869 г.). Оригинальная композицияпьесы привела к наиболее гармоническому сочетанию, по сравнению с двумя другими,психологического портрета героя с развитием сюжета.
Центральные персонажи трилогии - в отличие от многих исторических драм романтиков(например, "Эрнани" В. Гюго и др.), в отличие от романа самого Толстого "КнязьСеребряный" - лица исторические. Это Иван Грозный, Федор и Борис Годунов. Наиболееоригинальным из них является Федор. Если образы Ивана и Бориса в основном восходятк Карамзину, то, создавая образ Федора, Толстой ни в малейшей степени не опиралсяна автора "Истории Государства Российского". Толстой дает понять это своемучитателю в "Проекте постановки" трагедии. Говоря о том, что он хотел изобразитьФедора "не просто слабодушным, кротким постником, но человеком, наделенным отприроды самыми высокими душевными качествами, при недостаточной остроте умаи совершенном отсутствии воли", что в "характере Федора есть как бы два человека,из коих один слаб, ограничен, иногда даже смешон; другой же, напротив, великсвоим смирением и почтенен своей нравственной высотой", Толстой явно полемизируетне только с современной ему критикой, но и с мнением Карамзина об этом "жалкомвенценосце". Герой Толстого не является также повторением того иконописноголика, который мы находим в ряде древнерусских сказаний и повестей о Смутномвремени.
Глубокая человечность отличает весь образ Федора, и это сделало его благодарнымматериалом для ряда выдающихся русских артистов - И.М. Москвина, П.Н. Орленева,С.Л. Кузнецова, Н.П. Хмелева. Оценивая пьесу как "художественный перл", "жемчужинунашей драматургии", резко выделяющуюся на фоне ничтожного репертуара конца XIXвека, В.Г. Короленко заметил в связи с постановкой театра Суворина: "ХарактерФедора выдержан превосходно, и трагизм этого положения взят глубоко и с подкупающейзадушевностию". Есть, без сомнения, нечто близкое между образом Федора и главнымгероем романа Достоевского "Идиот". Это особенно интересно, поскольку произведениябыли задуманы и написаны одновременно ("Царь Федор Иоаннович" несколько раньше),и вопрос о воздействии образа князя Мышкина на героя трагедии Толстого тем самымотпадает. Когда П.Н. Орленеву скоро после его исключительного успеха в ролиФедора принесли инсценировку "Идиота", он решительно отказался играть: "боялсяповторить в князе Мышкине царя Федора - так много общего у них".
В отличие от многих своих предшественников в области русской историческойдрамы Толстому несвойственно прямолинейное распределение героев на злых и добрых.В его "злых" есть свои положительные качества (Борис), а в "добрых" - свои слабыестороны (Федор, Шуйский). "В искусстве бояться выставлять недостатки любимыхнами лиц - не значит оказывать им услугу, - писал Толстой. - Оно, с одной стороны,предполагает мало доверия к их качествам; с другой - приводит к созданию безукоризненныхи безличных существ, в которые никто не верит". И в ряде мест трагедии Толстойне боится вызвать у читателей и зрителей улыбку, выставив глубоко симпатичногоему Федора в комическом свете, сообщив ему смешные бытовые черты, делающие егооблик земным и человеческим.
Внутренний мир героев Толстого не исчерпывается господством какой-нибудьодной абстрактной, неизменной страсти. Герои Толстого - живые, конкретные люди;они наделены индивидуальными особенностями и эмоциями. Если в Иване и Борисепервой части трилогии еще ощутимы черты традиционных романтических злодеев,то Федор, Борис второй и третьей трагедий, Иван Петрович Шуйский, Василий Шуйскийпоказаны монументально и в то же время в их сложности и противоречивости. Психологическийреализм некоторых образов трилогии позволил В.О. Ключевскому в какой-то мереиспользовать их в своем известном курсе русской истории, а характеризуя Федора,он прямо цитирует Толстого.
Самый замысел трилогии, объединенной не только последовательностью царствованийи событий, но также общностью морально-философской и политической проблемы,представляет собой незаурядное явление в истории русской драматургии. Говоряо глубине, содержательности и гуманизме русского искусства, А.В. Луначарскийв числе "перлов русской драматургии" называет и пьесы Алексея Толстого (статья"О будущем Малого театра").
Творчество А.К. Толстого, как мы видели, весьма разнообразно и носит на себеотпечаток щедрого, оригинального таланта с "лица необщим выраженьем". Все лучшееиз его писательского наследия продолжает оставаться живым литературным явлениеми для современных читателей, по-настоящему волнуя и трогая, вызывая то чувствовнутренней радости или легкой грусти, то гнев и негодование, то ироническуюусмешку или взрыв уничтожающего смеха.

Текст статьи взят из Библиотеки Мошкова.