В.В. ВИНОГРАДОВ Вопрос об историческом словаре русского языка XVIII-XX вв.


В. В. Виноградов

ВОПРОС ОБ ИСТОРИЧЕСКОМ СЛОВАРЕ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА XVIII-XX ВВ.

(Виноградов В.В. Избранные труды. Лексикология и лексикография. - М., 1977.- С. 192-205)


I

Историческая семантика русского языка должна быть основой и опорой историирусского языка. Между тем пока еще нет устойчивых подготовительных работ дляпостроения исторической семантики русского языка, еще не собран и не исследованнеобходимый материал для решения частных вопросов в этой области. Историческаяграмматика и историческая лексикология русского языка находятся в жалком положении.С какой стороны ни подходить к ним - со стороны ли диалектов русского языка,со стороны ли стилей литературной речи, отовсюду открывается вид на обломкистарых, обветшалых сооружений или на рассеянные груды беспорядочного, не приспособленногок делу сырья. Но есть такие задачи, на которые старое языкознание, в сущности,и не покушалось. Одной из них является создание исторического словаря русскоголитературного языка. Ни "Материалы для словаря древнерусского языка" И. И. Срезневского,отражающие более или менее полно лишь лексику сохранившихся древнерусских памятниковXI-XIV вв., ни академический "Словарь русского языка", начатый под редакциейакад. Грота, резко изменивший свою физиономию под редакцией акад. А. А. Шахматоваи оборвавшийся при его преемниках, не соответствуют по своему материалу и поприемам его обработки понятию об историческом словаре русского языка. Они ине ставили себе цели - воспроизвести основные этапы семантической истории каждогослова в русском литературном языке [1].
Между тем потребность в историческом словаре русского литературного языкабыла осознана очень давно - почти при самом зарождении русской лексикографическойнауки.
Мысль об историческом словаре русского литературного языка не вполне былачужда патриарху русского "корнесловия" акад. А. С. Шишкову. "Все находимые всвященных писаниях, в летописях, в законах, в преданиях, в народных сказкахи песнях самые старинные, хотя бы неупотребительные, но чистые славянские словадолжно внесть в Словарь", - учил он [2].Словарь "есть собрание и хранилище языка, из которого всякий писатель выбирайчто ему надобно и всякий читатель узнавай что он знать желает" [3]."Есть ли рассматривание слов во всяком языке нужно, то наипаче необходимо онов нашем славенороссийском языке, толико обширном и, следовательно, требующемпространнейших исследований и определений. Без сего разум слов смешивается итеряется ясность выражений; ибо нет теснее связи, как та, которая существуетмежду словом и мыслью" [4].
Однако в лингвистических концепциях Шишкова и всех русских академических лексикологовпервой половины XIX в. историзм всегда был подчинен охранительной тенденции.По мнению же академического "Словаря церковнославянского и русского языка" (1847),"хранить язык - не значит ли приводить в стройную совокупность все его сокровища,разрозненные временем и местом, для приличного и отчетливого по мере надобностиупотребления?" [5]. На этой почве вырослатрадиция, дожившая до второй половины XIX в. [6],- "совмещать в одном словаре нынешний русский язык, старинный русский и церковнославянский"[7], помещать в словаре вообще слова, составляющиепринадлежность языка в разные эпохи его существования - без всякой историческойперспективы. Стремление создать единый общерусский лексикон, сокровищницу русскогоязыка, thesaurus linguae russicae, подавляло ростки мысли об историческом словарерусского языка.
Такой антиисторический метод обработки словарного материала не удовлетворяллюбителей и знатоков русской словесности. Представитель пушкинского поколениярусской интеллигенции кн. П. А. Вяземский писал: "Жаль, что в наших словаряхне приводят примеров различного употребления слов и выражений, какими являютсяони в разных литературных эпохах и у разных писателей. Наши словари - донынеболее или менее полное собрание слов, а не указатели языка, как французскиесловари, по каким можно пройти почти полный курс истории французского языкаи французской литературы" [8].
Вопрос о принципах построения словаря русского языка, о подготовке материаловдля него, об исторических гранях его и о разных типах словарей в 50-60-е годыXIX в. разгорелся с новой силой в стенах Академии наук [9].Он вызвал оживленные дебаты в Отделении русского языка и словесности, которое"пришло к убеждению, что нельзя в одном труде соединять, как было прежде, всепериоды исторического развития языка". Спор о словаре обострил отношения междудвумя идеологическими противниками - акад. И. И. Срезневским и акад. П. С. Билярским.Поклонник и знаток Вильгельма Гумбольдта, талантливый лингвист-самородок досих пор еще недостаточно оцененный русской лингвистикой, П. С. Билярский выдвигаетплан создания историко-стилистического словаря русского языка. Он подчеркиваетнеобходимость исторических исследований о русском литературном языке в духе"тех высших задач", какие указаны для филологической обработки всякого отдельногоязыка в известном "Введении" Вильгельма Гумбольдта. "Это направление, едва лишьобозначенное в современной филологической литературе особенным именем: Bedeutungslehre,имеет целью оценку образования языка по отношению к умственной жизни народа.Кроме общего стремления науки возводить факты к идеям, потребность разработкиотечественного языка в духе этого направления живо чувствуется в преподавании,которое, естественно, должно сообщать ученикам не мертвые факты языка, а освещенныесознанием значения их законов" [10].
Выбранный в Академию с специальной целью - изучать русский язык нового периода- П. С. Билярский считал основным средством его изучения составление историческогословаря русского литературного-языка [11].Критикуя лексикологические методы Срезневского (составление словаря "чисто механически,без сознания цели и употребления"), П. С. Билярский пишет: "Собственно говоря,и общий словарь древнего русского языка должен быть составлен не иначе, чтобыпрямо быть пособием для истории русского языка" [12].
Стремясь проникнуть "в глубь" русского языка с методологией "высшего" (гумбольдтовского)направления филологии Билярский "затевает громадное предприятие - составлениесловарей к новейшим писателям, начиная от Ломоносова" [13].Это был, по мнению Билярского, надежный путь к созданию исторической стилистикирусского языка [14]. Биограф П. С. Билярского,акад. В. М. Истрин справедливо заметил: "Если бы Отделение русского языка исловесности в свое время поддержало мысль Билярского приступить к составлениюсловарей к новейшим писателям хотя бы и не в том виде, как предлагал Билярскийв своем образчике, то мы имели бы теперь, несомненно, богатейший материал длясоставления истории русского литературного языка" [15].Но тогдашняя Академия наук не оценила научных планов Билярского, и его замыселугас в зародыше.
Между тем сознание великой нужды в историческом словаре русского языка становилосьвсе острее. П. А. Лавровский в своей статье "Замечания об особенностях словообразованияи значения слов в древнем русском языке" убеждал в необходимости подготовлятьматериалы для исторического словаря русского языка: "Проследить все превращениявнутреннего слова, пометить все переходы его от одного значения к другому, частоот грубо вещественного до высоко духовного, не значит ли прояснить постепенноеизменение мыслительной способности народа, вообще его духовных сил, которое,в свою очередь, укажет на постепенное изменение и самой жизни... И любопытно,и полезно для науки составить подобный исторический словарь; необходимость впредварительных монографических словарях, которые должны служить для него материалом,потребует, конечно, не мало времени, но единодушная готовность к трудам, любовьк своему языку могут значительно сократить его" [16].Однако характерно почти всеобщее убеждение русских филологов середины и второйполовины XIX в., что из тех типов словаря, которые тогда признавались ученымиза основные ("словарь для общего употребления", словарь литературный, т. е.нормативно-стилистический, и словарь филологический, т. е. историко-этимологический),прежде всего необходима работа над подготовкой словаря для общего употребления[17].
После акад. И. И. Срезневского [18] вопросамиисторической лексикологии древнерусского языка с успехом занимался акад. А.И. Соболевский [19]. Он же собирал материалыдля исторического словаря древнерусского языка XV-XVII вв. Под его руководствомработала (с 1925 г.) в Академии наук особая Комиссия по собиранию словарныхматериалов древнерусского языка. После смерти акад. А. И. Соболевского это делопродолжалось, во главе его стал проф. Б. А. Ларин, который опубликовал "Проектдревнерусского словаря" (1935).
В настоящее время этим научным предприятием руководит акад. С. П. Обнорский.В предполагаемый древнерусский словарь сначала должен был "войти систематизированныйматериал но истории русской лексики с XV до второй половины XVIII в." [20].Основная цель этого словаря - "разъяснить на большом, достоверном и хронологическиопределенном материале историю значений и фразеологического употребления словв русском литературном языке и русских диалектах с XV по середину XVIII в. (насколькоэто позволяют наши источники), и притом так, чтобы создать надежное средствок изучению конкретного содержания сознания у разных борющихся классов русскогосредневекового общества не в статическом разрезе, а в их динамике" [21]."Широко и тщательно должна быть представлена в словаре не только лексика, нои древнерусская фразеология, особенно идиоматическая, а также всякого рода языковыештампы" [22]. Этот "исторический словарьсредневекового русского языка, освещающий историю вещей, историю понятий, вместесисторией слов, знаков", стремится быть также словарем стилистическим. Полнеевсего в нем, по замыслу авторов, будут определены те значения слов, какие "впериод XV-XVII вв. были самыми обычными, общеизвестными". Затем будут разъяснятьсяи позднейшие значения - по данным истории культуры и по свидетельству источников."Более глубокая историческая перспектива будет намечаться сопоставлением с фольклорно-диалектнымиматериалами и сопоставлением с данными словаря акад. Срезневского" [23].Уже из этого общего обзора намечаемого состава и строя древнерусского словарявидно, что если он будет когда-нибудь обработан и завершен, то в нем историк-лингвистнайдет важнейшее пособие для научного построения истории древнерусского языка"[24].
"Установление состава слов и их значений в русском языке XV-XVIII вв. дастнадежное средство для точной научной интерпретации текстов, - средство, необходимоедля филологов и историков. Значительное количество хронологически определенныхтекстуальных примеров, сравнительные языковые материалы дадут важное пособиедля лингвистических исследователей. Наконец, и историки материальной культурыМосковской Руси получат важный сборник языковых источников, малоизвестных иеще меньше использованных в их работах... Этот словарь должен пролить свет набольшую революционную эпоху - разложения феодализма и начала капиталистическихотношений" [25]. Однако легко заметить,что материал русского литературного языка XVIII в. (до второй его половины)лишь одним своим краем войдет в этот будущий словарь. По заявлению редактора,промежуток времени от 1725 г. до 80-х годов XVIII в.. будет представлен лишь"мещанской, лубочной - "низовой" литературой и деловыми документами" [26].Даже при широком охвате просторечных, мемуарных, юридических и историческихисточников XVIII в. в древнерусском словаре, вопреки мечтам проф. Б. А. Ларина,"полного смыкания" его с академическим "Словарем современного русского литературногоязыка" произойти не может. Кроме того, стилистические категории русского литературногоязыка XVIII в. во многом качественпо отличаются от стилистических и жанровыхнорм средневековой русской письменности. Поэтому лексический материал XVIIIв. в древнерусском словаре едва ли будет освещен с точки зрения возникающихв национальном русском литературном языке XVIII в. новых творческих тенденцийи особенностей. Самая историческая перспектива в семантическом движении словатут прозрачнее и глубже, чем в русском языке XV-XVI вв. Намеченные в "Проектедревнерусского словаря" принципы построения исторического словаря древнерусскогоязыка с течением времени подверглись существенным изменениям. По новому плану"Словарь древнерусского языка" должен "охватить русские языковые источники сXI до второй половины XVIII в., причем по XVIII в. материал подбирается главнымобразом архаичный" (Инструкция словаря древнерусского языка. М., 1940). Такимобразом, собранные И. И. Срезневским "Материалы для словаря древнерусского языка"включаются в новый словарь, а в отношении лексики XVIII в. вводятся большиеограничения. Точнее определяются исторические задачи, стоящие перед словарем."Раскрытие истории слов не является задачей словаря" (стр. 3). Но материалыдля истории слов систематизируются "во всех тех случаях, когда имеются достаточныеданные для этого". Словарь лишь "подготовляет прочное основание для историислов, т. е. для исторического словаря русского языка". Этимологические указанияна древнейший состав и образование слова не даются в словаре. "Иноязычные параллелиприводятся только для освещения истории значений слова" (стр. 14). Ограничениеисторико-лингвистических задач сказывается и в принципах классификации значенийслов, в приемах составления словарных статей. Словарная статья должна воспроизвестиразвитие значений в схеме, не искажающей подлинной истории слова, но она недолжна превращаться в очерк по истории слова. "В большинстве случаев древнейшиезначения слов или совсем не засвидетельствованы нашей письменностью или сохранилисьв единичных, исключительных примерах, главным образом, в идиомагических оборотах,или, наконец, в фольклоре и диалектах. Во всех этих случаях нельзя, конечно,выдвигать на первое место такое первоначальное, но почти позабытое, исчезнувшеезначение слова" (стр. 19). "В тех случаях, когда филиация значений не ясна,или не бесспорна, первым значением следует считать наиболее обычное, общеизвестноедля данного слова в древнейшую документированную пору его употребления" (стр.20). Но "последовательность появления в письменности отдельных значений слованикогда не должно отожествлять или смешивать с историческим порядком возникновенияэтих значений. Во множестве случаев памятники XIII-XIV вв. сохранили более архаичныезначения слов, чем памятники XI-XII вв., вследствие резко возросшего тогда влияниянародного языка. Еще поразительнее многочисленные архаизмы языка XVII в., когдаснова очень усилилось воздействие крестьянских говоров на литературный язык"(стр. 20-21). "История слова может был полнее вскрыта лишь путем привлеченияи диалектно-фольклорных данных, и историко-культурных соображений. Однако воснову классификации значений слова... должен быть положен порядок сменыгосподствующих употреблений слова в литературном языке за феодальный период"(стр. 22) [27].
Таким образом, будущий "Словарь древнерусского языка" явится только фундаментомисторического словаря русского языка XI-XVII вв Лексика же XVIII в. не найдетширокого отражения в этом словаре, а ее новые оригинальные пласты и значениядаже вовсе не войдут в "Словарь древнерусского языка".
Итак, проблема построения исторического словаря русского литературного языкаXVIII-XIX вв. - особая, еще не затронутая проблема Она очень далека и от академическогословаря современного русской языка [28].Задачи этого словаря определяются такой формулой: "Словарь должен быть толково-историческими нормативным; он должен охватить все богатство русского литературного языкас его лексикой и семантикой в пределах его развития от эпохи Пушкина и до нашихдней; он должен явиться проводником правильного понимания социального значенияслов русского языка и руководством к общепринятому употреблению слов и оборотовречи в их значениях и формах" [29].
Однако в замысле этого словаря принцип историчности целиком подчинен задачесовременной языковой нормализации. "Современность, - пишет В. И. Чернышев, -для нас основное понятие и главная задача, историчность - второстепенное и вытекающееиз него положение" [30]. "Принцип нормативностиподчиняет себе интересы истории языка. Нам прямо невыгодно укреплять в памятии сознании читателей отжившие формы языка и нами принято все исторические справкидавать в минимально кратком виде в конце словарных статей, где помещается справочныйотдел словаря" [31]. "При ограниченном объеменашего словаря нет возможности показывать историю употребления слов на примерах".Итак, ясно вырисовывается план нормативного словаря современного русского литературногоязыка с очень скромными историческими справками, которые, в общем, почти невыходят за пределы пушкинской эпохи. "Некоторые уклонения в глубь предшествующейПушкину эпохи, - пишет В. И. Чернышев, - для нас могут быть оправданы толькоисторическими соображениями, например, показаниями длительности жизни слов иоборотов речи или начала их возникновения в ближайшую к Пушкину литературнуюэпоху".
В позднейшей информации об Академическом словаре русского литературного языка("Изв. АН СССР, ОЛЯ", 1940, № 3) совершенно отсутствуют указания на принциписторизма и еще более решительно подчеркиваются нормативные задачи словаря:"Словарь, не сходя с научных позиций, должен служить практическим нуждам нашеговремени и потому он должен быть последовательно нормативным и представлять собойруководство и образцы правильного употребления слов русского языка в отношенииих формы, изменений значения, слогоударения, синтаксических сочетаний и фразеологическихоборотов". Отбор слов производится на основе живого современного словоупотреблепия.Вообще же "Словарь современного русского литературного языка" опирается на произведенияновой русской литературы от Пушкина до наших дней. "При этом словарь долженс необходимой полнотой отражать политическую жизнь страны Советов, представляялексику и фразеологию, созданную и принятую в письменном и разговорном литературномязыке эпохи диктатуры пролетариата, в условиях советского строительства и нового,социалистического производства". В связи с такой отчетливой ориентацией на современныйрусский язык находится и принцип группового расположения слов. В "Словаре современногорусского литературного языка" слова объединяются по "гнездам", но более дробным,чем в словаре Даля. "И система построения словаря принята потому, что словарьвсякого языка вообще есть не перечень входящих в него слов, но система словоупотреблений,связанных по происхождению и значению".
Из этих сопоставлений нетрудно видеть, что вопрос об историческом словарерусского литературного языка XVIII-XIX вв. до сих пор еще остается не вполнеясным и очень далеким от практического его разрешения [32].Любопытно, что в 1927 г. акад. В. М. Истрин, подводя итоги работы над Словаремв Академии наук и намечая перспективы дальнейшего исследования, ставил передрусскими лексикологами следующие четыре основных задачи:
1) Пополнять Академический словарь русского языка, включающий в себя материалыпо литературному языку XVIII и XIX столетий, добавлениями, которые "будут нагляднопредставлять современные изменения языка в связи с изменениями в структуре обществаи в материальной и духовной культуре его".
2) Составлять время от времени, например, два раза в столетие "Словарь литературногоязыка данной эпохи". Этот словарь должен вобрать в себя "лишь слова в той илидругой мере актуальные для литературно образованного общества определенногоисторического периода". "Словарь подобного рода имел бы крупный научный интерес,представив литературный язык как ряд существующих (сосуществующих? - В. В.)диалектов - жаргонов, как активных, так и пассивных, образующих, однако, единоецелое". "Два последовательных подобных Словаря наглядно показали бы все те изменения,которые произошли в словаре литературного языка за тот или иной промежуток времени:нарождение новых слов, новых значений, отмирание слов или некоторых их значенийи, особенно, передвижения слов или отдельных их употреблений из одного стиляв другой".
3) Подготовить идеографический словарь русского языка "наподобие имеющихсяаналогичных словарей на главных европейских языках, но, конечно, в ином масштабеи по иному плану. Здесь, вероятно, нашел бы себе разрешение и вопрос о синонимическомсловаре русского языка" [33]. 4) Работатьнад составлением "словарей к произведениям отдельных русских писателей" [34].
Таким образом, и в этом интересном очерке "грандиозных" (по выражению акад.Истрина) задач русской лексикологии на ближайшее столетие вопрос об историческомсловаре русского литературного языка XVIII- XIX вв. даже не поднимается.

II

Акад. А. А. Шахматов глубоко и точно выразил внутреннее содержание историирусского литературного языка в такой сжатой формуле: "История русского литературногоязыка - это история постепенного развития русского просвещения". Роль историческогословаря литературной речи в создании этой историко-лингвистической концепцииумственного, культурного и, в частности, художественного развития русского общества.лучше всего определяется таким афоризмом великого русского поэта В. А. Жуковского:"Всякое слово, получающее место в лексиконе языка, есть событие в области мысли"[35].
Исторический словарь русского литературного языка XVIII-XX вв. должен воспроизвестигромадную, складывающуюся из тысяч звеньев цепь таких "событий в области мысли".Но этого мало: он заложит твердые основы исторической семантики русского языка,он поможет открыть закономерности в историческом движении русского народно-языковоготворчества.
При изучении конкретной истории отдельных слов и выражений обнаруживаютсяте разнообразные ручьи и потоки, которые с разных сторон - из глубин народнойжизни и устного народного творчества, из быта и культуры разных социальных слоевобщества, из разных областей профессионального труда - несут новые формы выраженияи выразительности, новые мысли и предметы, новые слова и значения в море литературногоязыка. В этой широкой картине исторически изменяющихся словарных взаимодействийразных стилей литературной речи с живым народным языком, его этнографическими,классовыми и социально-профессиональными говорами, с диалектами городского языка,с языком науки и техники, историк-лингвист найдет точные законы историческойперспективы.
Лингвистический анализ происхождения и семантических изменений слов, фраз,идиом разносторонне и глубже откроет международные связи русского языка. В русскомразговорном слове роздых обнаружится соотношение с немецким Rasttag,которое вошло в военный русский язык Петровской эпохи; из-под книжно-публицистическогослова животрепещущий проглянут и торгово-мещанское животрепящийи французское palpitant и т. п.
В процессе накопления исторических фактов выяснятся основные пути международныхпутешествий, связей и скрещений русской лексики и фразеологии, обнаружатся социально-историческиепричины таких семантических отношений. Вместе с тем наблюдения над семантическимиизменениями, связанными с переходом слов и фраз как из одного языка в другой,так и из одного диалекта или стиля в другой, помогают тоньше и яснее понятьисторию стилей русского литературного языка - на фоне сравнительной историидругих языков (например, западноевропейских) и на фоне исторической диалектологиии исторической лексикологии самого русского языка.
Кроме того, описание различных условий и мотивов возникновения и семантическогоизменения слов, идиом и фраз прольет яркий свет на общую проблему языка и мышления[36].
В свете этих новых принципов лингвистического исследования и понимания самыйлексический и фразеологический состав современного русского языка представитсяв более дифференцированном и стройном виде. Нормы стилистической оценки явленийсовременной речи в необходимых случаях получат историческое обоснование. Выплывающиена поверхность современной литературной речи жаргонные слова и выражения подвергнутсясуду истории, который может определить социальные пределы и общественную ценностьприсущих им семантических возможностей. Примером может служить распространившеесяв современном внелитературном просторечии жаргонное выражение "на ять"в значении: прекрасно, как нельзя лучше. Несмотря на остроту своей экспрессии,оно лишено интеллектуальной ценности и окрашено ярким колоритом вульгарногобезвкусия. История этого выражения, представляющего осколок жаргонной поговорки,может лишь подтвердить эту стилистическую окраску.
Выражение на ять вышло из жаргона мелкого чиновничества Н. С. Лесковв "Мелочах архиерейской жизни" так описывает стиль и дух канцелярии полицмейстера:"Здесь среди этих форменных людей, в которых, несмотря на всю строгость их служебногоуряда, все-таки билось своим боем настоящее широкое русское сердце, шли тишкомсметки на свойском жаргоне: "как тот нашего вздрючит, или взъефантулит,или пришпандорит?". Слова эти, имеющие неясное значение для профанов,для посвященных людей содержат не только определительную точность и полноту,но и удивительно широкий масштаб. Самые разнообразные начальственные взыскания,начиная от "окрика" и "головомойки" и окаи чивая непрактикуемыми ныне "изутиемсапога" и "выволочкою", - все они, несмотря на бесконечную разницу оттенкови нюансов, опытным людьми прямо зачисляются к соответствующей категории, и чтососталяет не более как "вздрючку", то уже не занесут к "взъефантулке" или "пришпандорке".Это нигде не писано законом, но преданием блюдется до такой степени чинно ибесспорно, что когда с упразднением "выволочки" и "изутия" вошел в обычай болеесообразный с мягкостью века "выгон на ять - голубей гонять", то чиныне обманулись, и это мероприятие ими прямо было отнесено к самой тяжкой категории,т. е. к "взъефантулке".
Филологическое изучение письменных памятников XVIII-XIX вв, и художественноепонимание литературных текстов этого времени быстро двинутся вперед под влияниемисторического словаря русского литературного языка. Explication du texte найдетв нем крепкую опору. Язык классиков заблистает новыми красками для читателяи исследователя. В самом деле, ведь язык Пушкина - основоположника современнойлитературной речи - остается достаточно темным даже для современного пушкиниставо многих таких местах, которые при поверхностном восприятии кажутся не нуждающимисяни в каких комментариях.
Например, фраза из "Гробовщика" Пушкина, изображающая лицо переплетчика "вкрасненьком сафьяновом переплете", не может быть понята современным читателемво всем семантическом объеме без историко-фразеологических комментариев, безисторического словаря русской литературной речи. Рассказчик "Гробовщика" с неподражаемымкомизмом и иронией повествует об окончании пира у сапожника Шульца: "Гости разошлисьпоздно и по большей части навеселе. Толстый будочник и переплетчик, коего лицоказалось в красненьком сафьяловом переплете, под руки отвели Юрку в его будку,наблюдая в сем случае русскую пословицу: долг платежом красен. Гробовщик пришелдомой пьян и сердит". Подбор слов и образов в этом отрывке по-разному и с разныхточек зрения изображает опьянение гостей. Описание внешности переплетчика выражаетто же. Соответствующая фразеология, восходящая к языку Княжнина (в комедии Княжнина"Хвастун"), была включена в фонд "крылатых выражений" пушкинского времени. Так,Вяземский писал в своей "Старой записной книжке":
"Его лицо, краснокожее и расцветающее почками багровосиними, напоминало стихиКняжнина:
... ... лицо
Одето в красненький сафьянный переплет:
Не верю я тому, а кажется он пьет" [37].
Точно так же выражение из пушкинского "Бахчисарайского фонтана" язвительныелобзания:
Чей страстный поцелуй живей
Твоих язвительных лобзаний?
не может считаться вполне уясненным. Исследователи Пушкина наивно верят ироническомукомментарию самого поэта, согласившегося под влиянием критики Вяземского отменитьэпитет язвительный (Письма кн. П. А. Вяземского от 1-8 декабря 1823 г.)[38]: "Поставь пронзительных. Это будетново. Дело в том, что моя грузинка кусается, и это непременно должно быть известнопублике" [39].
В этом конкретном смысле укуса как будто легко истолковывает и родственноесловосочетание - язва лобзаний в стихотворении Пушки "Нет, я не дорожумятежным наслажденьем":
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий.
Однако этот строй понимания вступает в острое противоречие со стихом "Душатобой уязвлена" из стихотворения "В крови горит огонь желанья" (ср. у Радищевав "Путешествии из Петербурга в Москву: "Я взглянул окрест меня - душа моя страданиямичеловечества уязвленна стала"). Текстологическая справка в рукописи этого стихотворенияудостоверяет, что вместо "уязвлена" Пушкин сначала написал "упоена". Междутем выражение "Душа тобой упоена" еще раньше было употреблено Пушкиным в "Кавказскомпленнике":
Непостижимой, чудной силой
К тебе я вся привлечена;
Люблю тебя, невольник милый,
Душа тобой упоена...
Чем вызвана эта стилистическая замена "упоена" на "уязвлена"? Очевидно,тем, что слово уязвленный в значении "раненный любовью, упоенный, плененный"в сознании Пушкина более соответствовало народно-поэтическому, библейско-восточномуслогу стихотворения: "В крови горит огонь желанья" (ср. в библейской "Песнепесней": "уязвлена есть любовью аз").
Ведь слова упоение, упоительный, упоенный являются галлицизма (ср.франц. enivrement, enivrant, enivré) [40].Они были принадлежностью французско-европейского галантного стиля эротическойлирики и вносили диссонанс в экзотический примитивизм народной романтики "восточногослога". Трудно сомневаться в том, что на Пушкина в этом отношении повлияли критическиезамечания А. С. Шишкова. А. С. Шишков, противопоставляя русский народно-поэтическийязык простых писателей языку современных русских поэтов западновоевропейскойшколы, в своих "Разговорах о словесности" писал: "Язык нежности их имел в себетакже нечто особое от нынешнего. Они не говорили своим любовницам: я заразилсяк тебе страстью, я пленил себя твоими взорами, я поражен стрелою твоих прелестей,ты предмет моей горячности, я тебя обожаю и проч. Все это чужое, не нашерусское. Они для выражения своих чувствований не искали кудрявых слов и хитрыхмыслей, но довольствовались самыми простыми и ближайшими к истине умствованиями"[41].
В связи с этим А. С. Шишков берет на себя защиту "простонародных старинныхвыражений любви и нежности: "Мы ныне говорим: я пленился тобою, а в старинуговаривали: я уязвился тобою" [42].Воспользовавшись этими указаниями Шишкова, Пушкин оживляет старинное выражениеи применяет уязвленный в значении "плененный, упоенный".
То же словоупотребление затем укореняется и в языке Вяземского: "В началетридцатых годов... расцветала в Петербурге одна девица, и все мы, более илименее, были военнопленными красавицы; кто более или менее уязвленный, но всебыли задеты и тронуты" [43].
Можно думать, что и в слово язвительный Пушкин намеревался вложитьзначение "пленительный, упоительный, полный глубокой страсти, пылкий".
Конечно, понимание литературного текста зависит и от хорошего знания словарясамого данного писателя. Например, в языке ранних стихотворений Пушкина словопозор употребляется в своем старом, церковнославянском значении: зрелище.Так, в оде "Вольность" (1817):
Везде мечи, везде железы,
Законов гибельный позор
(т. е. зрелище гибели, разорения законов). В стихотворении "Деревня" (1819):
Друг человечества печально замечает
Везде невежества убийственный позор.
В поэме "Руслан и Людмила":
Но между тем какой позор
Являет Киев осажденный?
С начала 20-х годов это архаическое значение слова позор отмирает впушкинском языке. И с этого времени Пушкин употребляет слово позор всовременном значении: бесчестье, постыдное, презренное положение. Например,в стихотворении "Кинжал" (1821):
Свободы тайный страж, карающий кинжал,
Последний судия позора и обиды.
В стихотворении "Наполеон" (1821):
И Франция, добыча славы,
Плененный устремила взор,
Забыв надежды величавы,
На свой блистательный позор.
В стихотворении "Недвижный страж дремал" (1823):
Таков он был, когда с победным договором
И с миром и с позором
Пред юным он царем в Тильзите предстоял.
В поэме "Цыганы":
Что бросил я? Измен волненье,
Предрассуждений приговор,
Толпы безумное гоненье
Или блистательный позор.
В стихотворении "Дружба" (1825):
Что дружба? Легкий пыл похмелья.
Обиды вольный разговор,
Обмен тщеславия, безделья
Иль покровительства позор?
Ср. также:
И наконец на свой позор
Вперил он равнодушный взор.
(Из Ариостова "Orlando furioso", 1826).
Она забыла стыд и честь,
Она в объятиях злодея!
Какой позор!
("Полтава")
... Семью
Стараюсь я забыть мою -
Я стала ей в позор...
(Там же)
И другие подобные.
Таким образом, изучение индивидуального словаря пушкинского языка устанавливаетхронологическую грань, за которую не переходит архаическое, славянское употреблениеслова позор как синонима позорище (зрелище) в языке Пушкина [44].Это наблюдение важно для определения основных этапов и тенденции эволюции пушкинскогоязыка. Но в широком русле истории русского языка этот индивидуальный факт приобретаетглубокий интерес и выразительную силу лишь на фоне общей картины семантическихизменений слова позор в русской литературной речи. Следовательно, и здесьподлинное историческое осмысление факта упирается в вопрос об историческом словарерусского литературного языка. Для его создания необходимо систематическое обследованиелитературных источников, необходимы исследования по семантической истории отдельныхслов и выражений. Краткие очерки истории отдельных слов и выражений в русскомязыке XVIII-XIX вв. наглядно покажут разнообразие семантических процессов, характеризующихлитературное развитие русского языка, и богатство того нового лингвистическогоматериала, который может быть раскопан и обнародован историческим словарем русскоголитературного языка XVIII- XX вв.

Примечания

1. Акад. Я. К. Грот писал в предисловии какадемическому Словарю русского языка (т. I, 1895, стр. XI): "Когда историческоеразвитие значений слова очевидно, то на первом месте объясняется древнейшее,а затем последовательные его изменения... Но, к сожалению, в редких толькослучаях определение развития значений так легко дается; большею частью оносоставляет самую трудную задачу лексикографии, и приходится либо основыватьсяна одних предположениях, либо довольствоваться одним разграничением различныхзначений, начиная с самого обычного в настоящее время и не принимая на себярешения вопросов о их постепенном переходе".

2. А. С. Шишков. Некоторые замечанияна предполагаемое вновь сочинение Российского Словаря. "Изв. Российской Академии",кн. 1. СПб., 1815. стр. 21; ср. также: Ник. Ибрагимов. О многознаменательностии общем изменении слов. "Труды Казанского об-ва любителей отечественной словесности",кн. I. Казань, 1815; И. Ф. Калайдович. О словах, изменивших свое значение."Труды об-ва любителей Российской словесности при Московском ун-те", ч. XVIII.М., 1820.

3. А. С. Шишков. Некоторые замечания...,стр. 24.

4. Там же, стр. 43 ("Опыт славенского словаря").

5. Словарь церковнославянского и русскогоязыка, сост. Вторым отд. имп. Акад. наук, т. I, 1847, стр. I.

6. См. Словарь русского языка, сост. Вторымотд. имя. Акад. наук, т. I, 1891, стр. V, Предисл.

7. Словарь церковнославянского и русскогоязыка..., т. I, стр. XII, Предисл.

8. П. А. Вяземский. Старая записнаякнижка, стр. 83.

9. См.: "Изв. имп. Академии наук по Отделениюрусского языка и словесности", 1853, т. I, стр. 207-233, 286-289, 334-341;т. II, стр. 10-15.

10. "Изв. Второго отд. имп. Акад. наук",т. IX, стр. 382.

11. В. М. Истрин. Письма к академикуП. С. Билярскому. Одесса, 1906, стр. XXVIII,, XXXIII; ср. также: стр. 291-293,прим.

12. Там же, стр. 246, прим.

13. Там же, стр. XXXIII.

14. Там же, стр. 240, прим.; ср.: П.С. Билярский. Образчик филологического разбора языка новейших писателей(разбор первой строфы оды Ломоносова на взятие Хотина "Восторг внезапный умпленил"). "Зап. Акад. наук", 1863, т. III; ср. рец. А. Д. Галахова. - ЖМНП,1863, ч. 120, стр. 642-652.

15. Там же, стр. XXXIII.

16. П. А. Лавровский. Замечания обособенностях словообразования и значения слов в древнем русском языке. "Изв.имп. Акад. наук по ОРЯС", 1853, т. II, стр. 285; ср. также "Материалы длясравнительного словаря и грамматики", издававшиеся Академией наук в 50-егоды.

17. См.: И. И. Срезневский. О "Словарецерковнославянского и русского языка" 1847 г. - ЖМНП, 1848, ч. 12; Он же.Обозрение замечательнейших из современных словарей. "Изв. имп. Акад. наукпо ОРЯС", 1855, т. III.

18. Ср. также: М. П. Погодин. Опытисторического объяснения древних слов. "Изв. имп. Акад. наук по ОРЯС", 1853,т. II, стр. 328-341; см.: А. А. Котляревский. Древняя русская письменность.Опыт библиологического изложения истории ее изучения. "Соч. А. А. Котляревского",т. IV. СПб., 1895, стр. 363-369.

19. См., например: А. И. Соболевский.Лингвистические и археологические наблюдения. (1910-1912); Он же. Материалыи исследования в области славянской филологии и археологии. СПб., 1910.

20. Проект древнерусского словаря. Л., 1935,стр. 42.

21. Там же.

22. Там же, стр. 43.

23. Там же, стр. 51.

24. См. образцы толкования слов бой,двор, воровство в "Проекте древнерусского словаря"; ср. также: А. П.Евгеньева. История слова вор в русском языке. "Уч. зап. Ленинградскогопед. ин-та им, А. И. Герцена. Кафедра русск. языка", т. XX. Л., 1939.

25. Проект древнерусского словаря, стр.10.

26. Там же, стр. 6.

27. См. информационную заметку "Словарьдревнерусского языка". "Изв. АН СССР ОЛЯ", 1940, № 3, стр. 139-141.

28. В Словаре русского языка под ред. акад.А. А. Шахматова ощущается тенденция к объединению и примирению лексикологическихпринципов Грота, Даля и "Словаря церковнославянского и русского языка" 1847г. "Словарь русского языка по своему объему и своим задачам, -- писал акад.А. А. Шахматов, - приближается к толковому словарю живого великорусского языкаДаля, отличаясь от него, главным образом, тем, что не исключает словарногоматериала из памятников XVIII в. В Словаре Даля впервые смешаны два языка- язык письменный и живой язык современных великорусских говоров. Это нискольконе умалило его значения как справочного руководства... Неудобства такого соединенияустраняются тем, что все слова, принадлежащие областным говорам, с точностьюотносятся к той или другой местности... При большей части слов приводятсяссылки, указывающие источник, откуда эти слова внесены в Словарь; характеристочника ясно определяет, насколько то или другое слово следует считать общеупотребительным,насколько то или другое выражение можно признать достойным подражания. В отличиеот предыдущих трех выпусков (под ред. Грота. - В. Б.) здесь нашли место многиеслова церковнославянские, а именно те из них, которые употребляются нашимидуховными писателями или встречаются в русском переводе книг священного писания"(Словарь русского языка, сост. Вторым отд. ими. Акад. наук, т. II. СПб., 1907,стр. VII Предисл.).

29. В. И. Чернышев. Принципы построенияакадемического словаря современного русского литературного языка. "Русск.язык в школе", 1939, № 2, стр. 50; ср. также. "Проект словаря современногорусского литературного языка". М.-Л., 1938.

30. В. И. Чернышев. Принципы построения...,стр. 54.

31. Там же, стр. 55.

32. В сущности, лишь упор на принцип нормализации,лишь нормативность является новостью в этом плане современного Академическогословаря по сравнению с академическим Словарем русского языка предшествующихредакций (если, конечно, оставить в стороне материал областного народногоязыка). Ведь и Словарь русского языка в понимании акад. Шахматова не чуждалсяисторизма при объяснении слов. Академики Н. С. Державин и С. П. Обнорскийтак характеризовали принципы лексикологической работы Шахматова: "Словарьрусского язык должен изображать язык в широкой исторической перспективе какязык нового времени, отчетливо дающий о себе знать, начиная с эпохи Ломоносова.Поэтому в историческом плане материалы словаря современного русского языкане должны ограничиваться свидетельствами языка одной данной поры, но должнызаходить в прошлое, захватывая и XVIII в., этот период формирования языканового времени... Широта материалов словаря сама собою привела к требованиямособого внимания к установлению значений слов и их оттенков, которые должныбыли определяться в исторической своей преемственности. Последнее обстоятельствовызвало необходимость богатой фактической иллюстрации значений слов и оттенковпримерами из писателей, как и из живой речи, с таким предположением, чтобыэта живая иллюстрация свидетельствовала и об эволюции значений слова. В словаредолжны были получить свое отражение в том же историчес аспекте все фразеологическиеи стилистические особенности живой речи" (Н. С. Державин и С. П. Обнорский.История и техника издания Словаря русского языка Академии наук СССР. "Вести.АН СССР", 1932, № 7). Таким образом, системная, случайная историчность оказываетсяустойчивой академической традицией в работе над словарем русского литературногоязыка.

33. Мысль об идеографическом словаре развивалВ. И. Даль еще в 50-х годах ("Изв. имп. Акад. наук по ОРЯС", 1863, т. I, стр.339-340),

34. В. М. Истрин. Работа над Словаремрусского языка в Академии наук. "Изв. Академии наук", 1927.

35. Русские писатели о литературе, т. I.Под ред. С. Балухатого. Л., 1939, стр. 83.

36. См.: Л. В. Щерба. Опыт общейтеории лексикографии. "Изв. АН СССР, ОЛЯ", 1940, № 3, стр. 116-117.

37. П. А. Вяземский. Старая записнаякнижка, стр. 209.

38. А, С, Пушкин. Письма, т, I. Подред. и с прим. Б. Л. Модзалевского. М. - Л., 1926, стр. 60; см.: А. С.Пушкин. Полн. собр. соч., т. XIII (переписка 1815-1827 гг.). Л., 1937,стр. 80.

39. В "Словаре Академии Российской" (1822,ч. VI, стр. 1445-1446) указано в слове язвительный, между прочим, значение"могущий причинить язву", например: язвительное угрызение ядовитого животного;ср. у Пушкина: "покров, упитанный язвительною кровью" (Из Шенье); "белая язвительнаяпыль" ("Путешествие в Арзрум").

40. См. мою книгу "Язык Пушкина". М.-Л.,1935, стр. 237 и cл.

41. Разговоры о словесности. Сочинение АлександраШишкова. СПб., 1811, стр.

42. Там же, стр. 76.

43. П. А. Вяземский. Указ, соч.,стр. 158.

44. Только в "Отрывке из литературных летописей"Пушкин употребляет слово позор несколько двусмысленно: "все простодушныеобмолвки выведены на позор".