Славянская компаративистика. Итоги и перспективы


В. К. Журавлев

СЛАВЯНСКАЯ КОМПАРАТИВИСТИКА. ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ

(Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. - Т. 39. Вып. 3. - М., 1980. - С. 242-251)


Современный этап развития славянского языкознания вообще и славянской компаративистики в частности является координированным в глобальном масштабе. Международный комитет славистов, созданный при .подготовке Московского, первого послевоенного, съезда славистов (1958), регулярно проводимые международные съезды (IV - Москва, 1958; V - София, 1963; VI - Прага, 1968; VII - Варшава, 1973; VIII - Загреб, 1978), национальные комитеты славистов и многочисленные проблемные комиссии координируют, стимулируют и направляют усилия славистов на решение актуальных и фундаментальных проблем. Успешно функционирует несколько международных научных предприятий.
Для славянской компаративистики особое значение имеет коллективная работа славистов всех славянских и некоторых неславянских стран по созданию Общеславянского лингвистического атласа, ведущаяся по инициативе и под общим руководством Р. И. Аванесова (с 1958 г.). Идею создания такого Атласа выдвинул еще на 1-м съезде славистов в Праге (1929 г.) известный компаративист А. Мейе. Являясь общеславянским с единым вопросником, этот Атлас не может быть лишь суммой национальных Атласов, он призван стимулировать сравнительно-исторические исследования славянских языков в области лексики, фонетики, морфологии и синтаксиса, углубить и расширить наши знания об историческом развитии славянских языков и о праславянском языке. В настоящее время готовятся к изданию первые выпуски Атласа. Предстоит большая работа по теоретическому осмыслению новых данных.
Второй характерной особенностью нынешнего этапа развития славянского языкознания является небывалый размах исследований в области славянской этимологии. Инициатором "этимологической революции" был М. Фасмер, создавший фундаментальный этимологический словарь русского языка (1950-1959), выход каждого отдельного выпуска которого широко обсуждался, воспитывая "этимологическую аудиторию". Переизданы некоторые довоенные словари русского (Преображенский, 1949/1958), польского (Брюкнер, 1957) и чешского (Голубь-Копечный, 1952) и собственно русский вариант Фасмера (1964-1973), заметно дополненный О. Н. Трубачевым. Созданы и создаются новые этимологические словари каждого славянского языка: чешского и словацкого (Махек, 2 изд.: 1957 и 1968), польского (Славский, с 1952), болгарского (Георгиев, с 1962), русского (Шанский, с 1963), словенского (Безлай, с 1963), сербско-хорватского (Скок, 1971), украинского (Рудницкий, с 1966), полабского (Полянский, с 1962), подготовлены к печати первые выпуски академических словарей украинского и белорусского языков, лет десять находится в производстве еще один словарь русского языка (Черных) и др. В четырех центрах идет работа над общеславянскими этимологическими словарями: "сравнительный" (Садник-Айцетмюллер, Грац, с 1963), "славянских языков", (Брно, с 1973), "праславянский лексический фонд" (Москва, с 1974) и "праславянский" (Краков, с 1974).
Развитие славянской этимологии всегда шло рука об руку со сравнительно-исторической фонетикой и праславянской грамматикой. Автор первого этимологического словаря славянских языков Фр. Миклошич - одновременно и автор первой сравнительной грамматики. Автор первой праславянской грамматики Г. А. Ильинский создал еще в начале 30-х годов и праславянский этимологический словарь, которому не суждено было увидеть свет. В настоящее время усиление взаимосвязи этимологии с праславянской грамматикой проявляется не только в фонетике и фонологии, но и в морфонологии (С. Б. Бернштейн и др.) и словообразовании (Ф. Славский, Ж. Ж. Барбот).
Третьей особенностью нынешнего этапа в развитии нашей науки является повсеместное распространение и дальнейшее совершенствование зародившегося именно в недрах славистики системно-функционального подхода к явлениям языка, четко сформулированного в известных "Тезисах пражского лингвистического кружка" 1-му Съезду славистов (1929) и, таким образом, заложенного в фундамент координированного этапа в развитии славянского языкознания. Это - прежде всего развитие фонологии, диахронической, в частности, зарождение именно на славянском сравнительно-историческом материале диахронической морфологии и, т. д. Может быть, с этим связаны выдающиеся успехи в области реконструкции праславянского языка как развивавшейся на осях времени и пространства и непрерывно функционировавшей системы.
Пожалуй, наибольших успехов славянская компаративистика достигла в области реконструкции праславянского лексического фонда. Хотя именно здесь лучше всего сохраняются традиции сравнительно-исторического метода, сюда меньше всего проникли модернистские веяния "точных наук", именно здесь лучше чем где бы то ни было проявилась самая суть современной научно-технической революции. В области реконструкции праславянского лексического фонда "мануфактурный" период исследователей-одиночек в начале шестидесятых годов сменился периодом "этимологических заводов". В трех центрах созданы коллективы, работающие в области реконструкции праславянского лексического фонда, между ними и другими славянскими этимологическими центрами прекрасно налажены контакты по обмену информацией, продукцией и опытом.
От реконструкции корней и гнездового способа подачи слов в этимологическом словаре слависты перешли к реконструкции слов, к реконструкции праславянского лексического фонда как части реконструкции праславянского языка. Сейчас, действительно, "можно говорить о возникновении и развитии праславянской лексикографии" (О. Н. Трубачев, 1978). От "словаря-коллекции" родственных однокоренных слов с элементами; истории слова в данном языке слависты перешли к "словарю-реконструкции" праязыка. При этом "наука о праславянском словарном составе стала частью науки о праславянском языке" (Трубачев, 1978). Поставлена и решается задача реконструкции полного праславянского лексического фонда, его словообразования с установлением диалектных различий (Трубачев, 1963).
Впервые широко применил реконструкцию праславянских форм Э. Бернекер, ученик Фортунатова. Его словарь остался незавершенным. Идея продолжения словаря Бернекера до сих пор существует. Продолжение праславянского словаря, предпринятое Кожинком в предвоенные годы легло в основу картотеки брненского коллектива. Задача продолжения словаря Бернекера длительное время вдохновляла Ильинского. В процессе работы он значительно дополнил лексический материал из. славянских диалектов и памятников письменности, несколько усовершенствовал технику этимологизирования и подачи материала. К тридцатым годам, почти два десятилетия спустя после выхода первого тома словаря Бернекера, в результате упорного труда был подготовлен к печати полный .оригинальный словарь праславянского языка.
Как и в компаративистике XX в. вообще, в процессе работы над праславянским лексическим фондом значительное место занял метод внутренней реконструкции, наиболее последовательно реализованной московским коллективом. Специфика этого метода в данном случае выразилась в отпаде от методики подбора славянских иллюстраций к праиндоевропейским корням либо ранее зафиксированным в разного рода этимологических словарях праславянским этимонам. Реконструкция праславянских слов производилась путем наложения друг на друга гипотетически реконструированных праславянских словников каждого отдельного славянского, языка с самым широким привлечением данных диалектологии. Таким путем выявлен праславянский лексический фонд со значительными, как и следовало ожидать, диалектными различиями (Трубачев, 1963, 1968).
Справедливости ради следует отметить, что идея выяснения праславянского лексического фонда впервые была реализована для польского литературного языка Т. Лер-Сплавинским (1938). Перенесение внимания исследователя на диалектный материал вообще характеризует младограмматическое направление, но этимологические словари до сих пор так или иначе сохраняют характер сравнительно-исторических комментариев к современному литературному языку. Бернекер, Фасмер и Ильинский, пожалуй, наиболее решительно вводили диалектный материал.
Как бы продолжая традиции внешней реконструкции, слависты тщательно исследовали прежде всего балто-славянские лексические взаимоотношения (Траутман, 1923; Мейе, 1925; Топоров, 1959, а также славяно-германские - А. Стендер-Петерсон, 1927; В. Кипарский, 1934; В. Мартынов, 1961, 1963 и др.), славяно-индоиранские (Абаев, 1957 и след.; А. Зализняк, 1962; Бенвенист, 1967; Топоров, 1971; Трубачев, 1967), Фасмер, Махек, Сафаревич, Иванов и др. выяснили лексические взаимосвязи с другими и.-е. языками. Детально исследованы славянско-финно-угорские лексические связи (В. Кипарский, 1958; И. Калима, 1929, 1955; И. Кнежа, 1955) и т. д. и т. п.
В плане совершенствования реконструкции семантической стороны лексического состава праславянского языка отмечается серьезный крен от этимологии отдельного слова к реконструкции целой группы слов, семантически взаимосвязанных; например, термины родства (П. А. Лавровский, 1867; Трубачев, 1957, 1959; В. Шаур, 1975), ремесленная терминология (Трубачев, 1966), ботаническая терминология (В. Меркулова, 1965 и сл.) и т. д.
Весьма перспективные методы структурной реконструкции семантики предложены Н. И. Толстым (1963 и сл.), дальнейшее совершенствование которых дает реальную возможность реконструкции древнеславянской духовной культуры (Толстой, 1978 и др.).
Успехи реконструкции праславянского языка на всех ярусах языковой системы позволили поставить проблему реконструкции праславянского текста и праславянской модели мира (Иванов - Топоров, 1963, 1965, 1978).
В ходе работы над этимологическими словарями славянских языков было опубликовано значительное количество статей общетеоретического характера (В. Георгиев, 1958, 1978; Лер-Сплавинский, 1958; Трубачев, 1957, 1963, 1967, 1968, и др.; О. Семереньи, 1962, 1967; В. Кипарский, 1971; Варбот, 1978 и др.).
Поразительных успехов достигла диахроническая фонология праславянского языка. Появилась серия блестящих очерков истории фонологической системы праславянского языка, в самом начале нынешнего этапа опубликована книга Кожинка (1948), где прослеживается развитие именно фонологической системы праславянского языка, начиная с праиндоевропейского состояния. Вскоре появился краткий очерк Н. Ван Вейка (1950) на русском языке, как бы посмертное завещание, обращенное к русским фонологам, продолжить ими же начатое дело. Затем появился блестящий очерк известного специалиста по диахронической фонологии А. Мартине (1952). Наибольшее распространение получил краткий очерк Ф. Мареша, выдержавший несколько изданий на чешском (1956), английском (1965) и немецком (1965 и 1969) языках. Два значительных очерка развития фонологической системы праславянского языка издано в Польше: А. Фурдаля (1961) и Зд. Штибера (1969). Сюда же можно отнести и книгу С. Б. Бернштейна (1961), лишь по названию относящуюся к разряду сравнительных грамматик: в ней дана собственно история фонологической системы праславянского языка. И наконец, вышла серия работ, одно перечисление которых заняло бы слишком много места (П. Арумаа, 1964, 1976, и др.).
Развитие диахронической фонологии праславянского языка за послевоенный период шло в общем по линии воплощения заветов Ф. Ф. Фортунатова: дальнейшие поиски наиболее общих закономерностей, дальнейшее выяснение взаимосвязи между всеми явлениями и процессами истории праславянского языка, опирающиеся на самый тщательный учет опыта предшествующих поколений исследователей. Задача состояла в том, чтобы синтезировать идеи Шахматова о последовательной палатализации и лабиовеляризации с идеями Аванесова об эпохе силлабем (1947), "мягкостной корреляции слогов" и двумя тенденциями Ван Вейка. Это позволило (Мареш, Журавлев и др.) обнаружить органическую взаимосвязь между тенденцией к палатализации и тенденцией к открытому слогу, воссоздать целостную картину развития фонологической системы праславянского языка начиная от "сатемовой" палатализации до падения редуцированных как цепь взаимосвязанных причинно-следственными отношениями процессов и явлений. Этих результатов можно было достичь лишь благодаря применению и совершенствованию методов диахронической фонологии.
Значительных успехов достигла акцентология, имеющая склонность к некоторому обособлению в своего рода самостоятельную научную дисциплину. Большой фактический материал был собран и обобщен на предшествующем этапе развития нашей науки. Родоначальником праславянской акцентологии следует считать Ф. Ф. Фортунатова, сформулировавшего одну из первых закономерностей в данной отрасли знания (так называемый закон Фортунатова - Соссюра). Его ученики и ученики его учеников интенсивно разрабатывали проблемы сравнительной славянской акцентологии (Шахматов, Белич, Педерсен, Долобко, Торбьернсон, Бубрих, Трубецкой, Ван Вейк и др.). Пожалуй, первое, наиболее всестороннее обобщение исследований в этой области было сделано Ван Вейком (1923, 2-е изд.- 1958).. Ему же принадлежит и первый опыт фонологической интерпретации некоторых акцентологических процессов праславянского языка (1941-1942). Значительный вклад в исследование славянской сравнительной акцентологии внесли Соссюр, Хирт, Мейе, Вайян, Лер-Сплавинский и др. В первые послевоенные годы продолжался сбор материала (Булаховский, Садник и др.). В обобщающих трудах Е. Куриловича (1952-1958) и X. Станга (1957) решение акцентологических задач резко перенесено в область морфологии (выявление акцентных парадигм и их динамика в определенных морфологических классах слов), что дало положительные результаты. Р. Якобсон (1963, 1965) перенес решение акцентологических задач в область фонологии.
Весьма существенные результаты получил В. М. Иллич-Свитыч (1963), реконструировавший динамику акцентуационных парадигм имени начиная от праиндоевропейского состояния до современных диалектных систем балтийских и славянских. В центре его внимания отношения, противопоставление (корреляция в смысле классической фонологии) подвижности - неподвижности и баритонезы - окситонезы именного склонения. В этом же ключе работают и другие наши акцентологи (В. А. Дыбо, В. В. Колесов, В. А. Редькин и др.), получившие значительные результаты в конкретных областях акцентологии (глагол, имя существительное,, русский язык). Несколько в ином направлении развивается славянская акцентология в Америке (Э. Станкович, Р. Ленчек и др.), где в центре внимания скорее не парадигматика, а синтагматика, а именно: дистрибуция абстрактной основы и флексии. Это направление акцентологии тесно смыкается с генеративистикой.
Еще одним вкладом славистики в общую сокровищницу теоретического языкознания является зарождение и развитие новой научной дисциплины - морфонологии. Ее основоположником, предложившим этот новый лингвистический термин, был Трубецкой (1934). Однако лишь на современном этапе развития лингвистики и прежде всего на славянском языковом материале она оформилась как особая дисциплина об особом ярусе языка, лежащем между фонологическим и морфологическим ярусами.
Пожалуй, первым, кто осознал специфику морфонологии в сравнительно-историческом аспекте, был П. С. Кузнецов (1952, 1954 и др.), заложивший фактически основы праславянской морфонологии. И вот - впервые в компаративистике появляется большой очерк сравнительно-исторической морфонологии славянских языков как основная часть второго тома сравнительной грамматики С. Б. Бернштейна (1974). Значительный вклад в решение конкретных задач морфонологии праславянского языка внесла ученица П. С. Кузнецова, Ж. Ж. Варбот (1969, 1976). Проблемы славянской сравнительно-исторической морфонологии интересуют и американских славистов (Станкевич, 1963, 1966, 1968; Ленчек, 1973 и др.), включающие в проблематику морфонологии и акцентологию.
Праславянская морфология эпохи распада относительно легко реконструируется как весьма близкая к той, которая засвидетельствована в древнейших памятниках славянской письменности всего одиннадцать веков тому назад. Если в области фонологии славянская компаративистика направлена главным образом в глубь предшествующего состояния от эпохи распада и первой фиксации славянской речи, то в морфологии, наоборот, - от эпохи распада к современному состоянию. Относительно давно реконструирован инвентарь праславянских именных и глагольных флексий в соотнесении с праиндоевропейским. Некоторые спорные детали диалектных различий праславянского языка в области инвентаря флексий неоднократно обсуждались. Общая картина праславянского формообразования описана в нескольких ранних (Мейе, Ильинский) и современных обобщающих трудах по сравнительной грамматике славянских языков (Вайян, Штибер, Мельничук). Однако, пожалуй, именно П. С. Кузнецов придал славянской сравнительно-исторической морфологии то же направление, в котором давно развиваются исследования по праславянской фонологии, в глубь веков, в древнейшее состояние. Его "Очерки по морфологии праславянского языка" (1961) и отдельная брошюра "Развитие индоевропейского склонения в общеславянском языке" (1961) - не традиционная сравнительная грамматика, а собственно история праславянского языка. В области исследования праславянского склонения необходимо упомянуть обобщающие работы О. Гуйера (1910, 1920), Г. Шелезникера (1964) и др. Проблему механизма развития праславянского склонения поднял Л. А. Булаховский, посвятивший несколько статей проблеме действия аналогии (1956, 1957).
В области праславянского спряжения одно из ранних обобщений принадлежит И. Лекову (1934). Детальное сопоставление славянского и балтийского глагола дано у Станга (1942), дальнейшее сравнение славянской конъюгации с другими и.-е. языками в плане реконструкции находим у Вяч. В. Иванова (1965, 1968) и др.
Как и следовало ожидать, вслед за успешно развивающейся диахронической фонологией именно на славянском материале зародилась и стала развиваться диахроническая морфология. Это - серия работ Ф. Мареша (1962, 1963, 1964, 1967, 1978), В. Георгиева (1969, 1978) и В. Журавлева (1974, 1976, 1978), где изложены принципы диахронической морфологии в отличие от исторической грамматики. К этому направлению примыкает серия весьма информативных работ Д. Станишевой (1976, 1978) и др. Любопытно, что исходным материалом для построения диахронической морфологии служит главным образом деклинация, ее категории и их динамика (склонение, падеж, число, род, типы склонения и др.) как продолжение начатого Бодуэном и младограмматиками выяснения механизма грамматической аналогии, подмеченной ими также на материале категорий склонения (деклинации). Для Бодуэна де Куртене аналогия - явление чисто психологического плана, как, между прочим, и фонема. Освобождение фонемы от бодуэновского психологизма, перенесение решения фонологических задач в чисто лингвистический план (Яковлев, Трубецкой, Якобсон, Карцевский, Аванесов и др.), привело к созданию фонологии. Заслуга инициаторов диахронической морфологии состоит в перенесении решения морфологических задач в лингвистику, на морфологический уровень, т. е. в освобождении понятия аналогии от бодуэновского психологизма.
Раздел словообразования за последнее время оформился в самостоятельную науку о языке, словообразовательный ярус языка получил статус самостоятельного. Если в фонетике успех младограмматиков и дальнейшее развитие сравнительно-исторического языкознания связан с разграничением чередований исторических и фонетических процессов, имевших место в истории данного языка, и процессов, характеризующих его современное состояние (с этим связано фундаментальное понятие "фонетических законов"), то в словообразовании такое разграничение диахронии и синхронии чрезвычайно затруднено. До сих пор некоторые зарубежные лингвисты считают, что словообразование может быть лишь историческим. Пожалуй, наиболее остро проблема разграничения синхронии и диахронии в словообразовании поставлена 15-20 лет тому назад советскими лингвистами (Н. Д. Арутюнова, Ж. Ж. Варбот, Е. А. Земская, В. И. Максимов и др.), развивающими идеи Г. О. Винокура (1946) и А. И. Смирницкого. Справедливости ради следует отметить, что истоки современных теорий в области словообразования восходят к Я. Розвадовскому. Он в специальной работе, посвященной словообразованию (1904), выдвинул идею о двучленном составе языковых образований (слов, словосочетаний и предложений). Принцип выделения производящей основы и словообразовательного средства лег в основу польской школы словообразовательного анализа (Г. Улашин, Я. Лось, В. Дорошевский и др.). Схожие идеи выдвигал Г. О. Винокур. Ему противостояли идеи А. И. Смирницкого о морфемном анализе. Следующее поколение советских лингвистов синтезировало идеи Смирницкого и Винокура, настаивая на разграничении морфемного и словообразовательного членения (М. В. Панов, Н. А. Янко-Триницкая, Е. С. Кубрякова и др.). Таким образом, и в данном случав перенесение внимания исследователя на отношения производности (производящее - производное) дает возможность в принципе выявить структуру словообразовательных блоков и целого яруса в их динамике. В области именного словообразования уточняется лексический состав именных основ и их взаимоотношение в праславянском языке (Г. Бирнбаум, 1972; С. Б. Бернштейн, 1970, 1974; А. Вайян, 1931; Р. Эккерт, 1959, 1971 и др.), инвентарь словообразовательных морфем (М. Бродовска-Гоновская, 1960 и др.). В области глагольного словообразования центральное место занимает проблема видообразования (В. В. Бородич, 1953; Ю. С. Маслов, 1959; А. Достал, 1954; И. Немец, 1958 и др.). Уточняется происхождение аориста, эловых форм и т. п. (Ю. Дамбовский, 1967; Г. Кёльн, 1966; В. Журавлев, 1972; Вяч. Вс. Иванов, 1979 и др.), некоторые частные черты славянского глагольного словообразования рассматривались в работах Л. Садник (1966), Я. Отрембского (1967), Вяч. Вс. Иванова (1970). Уточнен генезис и взаимоотношения между праславянскими тематическими гласными, образующими глагольные классы (Г. Станг, 1942, А. Вайян, 1950-1966, 1937; Г. Кёльн, 1961; В. Махек, 1938, 1942; П. Гедеско, 1948; Н. Ван Вейк; Ю. Курилович, 1959) и др. Монографию, посвященную отношению между именным и глагольным словообразованием в праславянском издала Ж. Ж. Варбот (1979). История целой словообразовательной группы слов в праславянском языке (имена деятеля) даны в монографии М. Войтилы-Швежовкой (1974). Праславянская префиксация исследована в публикациях В. Борыся (1975). Общий обзор словообразовательных тенденций в славянских языках дан в монографии И. Лекова (1958). Проблеме специфики сравнительно-исторического анализа славянского словообразования посвящена теоретическая статья А. Сечковского (1962). Серия работ теоретического характера по праславянскому словообразованию принадлежит ведущему польскому этимологу Ф. Славскому.
Сравнительно-исторические исследования славянского синтаксиса, пожалуй, более продвинуты в той области, которая связана с морфологией, т. е. в области значения и функций грамматических категорий. Наиболее разработаны проблемы функций и значений падежа; инструменталь в балтийском и славянском (Э. Френкель, 1926), в славянских языках (коллективная монография под ред. С. Б. Бернштейна, 1958), датив; (А. Б. Правдин, 1957), локатив (В. Н. Топоров, 1961), отдельные падежные конструкции (Р. Ружичка, 1961; Г. Бирнбаум, 1970; Г. Якобсон, 1965; Г. Андерсен, 1970; В. Кипарский, 1967, 1969). Получило функционально-синтаксическое объяснение происхождения и развитие балто-славянской оппозиции именного и местоименного прилагательного (В. Розенкранц, 1958; И. Курц, 1958; 3. Зинкевичус, 1958, Н. И. Толстой и др.). Проблема оформления значения будущего времени в истории славянских языков обсуждалась в монографии Г. Бирнбаума (1958). Неоднократно обсуждалась проблема взаимоотношения категории вида и времени в сравнительно-историческом плане (А. Белич, 1956; А, Мазон,. 1958, Г. Гальтон, 1962 и др.).
И в этом разделе сравнительно-исторического синтаксиса славянских языков складывается оригинальная и весьма перспективная диахроническая концепция, весьма близкая к концепциям современной диахронической фонологии и морфологии. Это - целая серия весьма интересных работ Д. Станишевой и ее сотрудников (1968, 1978 и др.), К. И. Ходова (1970, 1973 и др.).
Одним из первых, кому удалось сделать фундаментальное обобщение в области реконструкции праславянского синтаксиса в плане структуры предложения, был ученик Фортунатова Е. Бернекер (1900), реконструировавший порядок слов в праславянском. И лишь Вяч. Вс. Иванов (1965) ревизовал и уточнил основные выводы Бернекера на основании новых данных (позже дешифрованные анатолийские языки) и методов исследования. Правда, еще раньше были уточнены некоторые детали относительно места прилагательного в старославянском и древнерусском (М. Виднес, 1958), энклитик (Р. Якобсон, 1935, 1962, 1971), плеоназма (Беднарчук, 1967), отдельных типов и фрагментов праславянского предложения (Я. Бауер, 1967; И. Феррел, 1968), фундаментальное обобщение сравнительно-исторического синтаксиса славянских языков дано в серии публикации А. С. Мельничука (1963 и сл.). Теоретические проблемы реконструкции праславянского синтаксиса поднимаются в работах Я. Бауера (1958, 1903 и др.) и его сотрудников (1972).
Весьма продуктивная работа славистов в области реконструкции праславянского языка не могла не привести к выводам общетеоретического значения о самой сущности праязыка. Огромную роль в процессе уточнения понятия праязыка играла и продолжает играть дискуссия о балто-славянских языковых отношениях. Собственно, близость славянских и балтийских языков очевидна. Существует мнение, что литовский относятся к русскому как немецкий к норвежскому. И если немецкий и норвежский возводятся к прагерманскому языку, то можно и балтийские и славянские языки возводить к общему балто-славянскому праязыку. Такой вывод и сделал в свое время А. Шлейхер, основоположник концепции родословного древа. Но вот уже Погодин в исследовании "Следы корней - основ в славянских языках" пришел к выводу, что балто-славянский праязык - "ученая фикция". Несколько позже из других соображений высказался против концепции о балто-славянском праязыке Бодуэн де Куртене. К 1908 г. А. Мейе собрал все известные тогда факты и выдвинул концепцию о независимом и параллельном развитии балтийских и славянских языков. Возникла научная дискуссия. Еще более детальный анализ материала с привлечением новых данных из области фонетики, морфологии словообразования, формообразования, синтаксиса и лексики позволили Я. Эндзелину (1911) выдвинуть оригинальную концепцию, отрицающую существование б.-сл. праязыка, но признающую существование "балто-славянской эпохи". Дальнейшая дискуссия по этой проблеме, то затихающая, то разгорающаяся с новой силой (см. обзоры Каралюнаса, Топорова - 1958), стимулировала сбор материала (например, уникальный балто-славянский словарь Р. Траутмана, 1923) и приводила к более или менее последовательному охлаждению, к идее промежуточных праязыков и концепции родословного дерева. Она стимулировала исследование балто-славянских изоглосс, и через разного рода понятия (балто-славянская эпоха, б.-сл. единство, общность, контакт, языковой союз и т. п.), постоянно конкурировавшие с понятием б.-сл. праязыка, постепенно складывалось представление о балто-славянской изоглоссной области родственных и.-е. диалектов, где возможно и параллельное развитие общего исходного материала, и взаимовлияние, и взаимообмен языковым материалом, и движение изоглосс, подобно волновой концепции И. Шмидта. В разработке этой концепции, восходящей к Я. Эндзелину, наиболее активное участие приняли С. Б. Бернштейн, В. Н. Топоров, Вяч. Вс, Иванов, В. М. Иллич-Свитыч, В. П. Мажюлис, 3. П. Зинкявичус, А. Б. Непокупный, Ю. С. Степанов, В. К. Журавлев и др. Эта концепция советских лингвистов принята известным американским компаративистом Г. Бирнбаумом (1975).
С этой проблематикой тесно связаны разыскания в области праславянской диалектологии. Выполняя завет Фортунатова, один из его учеников, .Д. П. Джурович, сделал, пожалуй, первое обобщение всего относящегося сюда материала и издал в Варшаве (1913) брошюру "Говоры общеславянского языка с лингвистической картой". В 30-е годы вопрос о диалектном членении праславянского языка обсуждался особенно интенсивно (А. Бедич, Лер-Сплавинский, Н. Дурново, Н. Ван Вейк, Я. Чекановский и др.); была высказана гипотеза (Ван Вейк, Лер-Сплавинский, Трубецкой) о двух периодах в истории праславянского языка - ранний, длительный, бездиалектный с медленным языковым развитием и поздний период бурного развития, с первыми диалектными чертами. Эта концепция строилась главным образом на материале фонетики, а частично и морфологии. Послевоенные обобщения Фурдаля (1961), Бирнбаума (1966), Штибера (1968) и др. в общем продолжали предвоенную традицию.
Большое значение имела работа Ф. П. Филина (1962), где впервые был систематизирован лексический материал с целью установления праславянских диалектов, трактуемых как результат распада единого праязыка. Весьма информативную предысторию образования праславянского языка удалось издать Б. В. Горнунгу к V Международному съезду славистов (1963). Это, по словам автора, лишь вводная часть к готовящейся к печати истории праславянского языка, где описываются этапы его образования, развития и распадения. В концепции Горнунга, как и Бузука, праязык ("прото- и праславянские диалекты") всегда имел диалектное членение.
Исследование динамики праславянских языковых процессов позволило разработать концепцию о праславянском языке как изоглоссной области родственных диалектов, где в результате общей тенденции динамики изоглосс и изохрон могли стираться прежние диалектные различия в фонетике и морфологии (Журавлев, 1963, 1965, 1970). Эта концепция, принятая Бирнбаумом (1973, 1975), принципиально совпадает с концепцией Трубачева (1974, 1976, 1978), разрабатываемой на лексическом материале, согласно которой "первоначальная Славия не была языковым монолитом" (ВЯ, 1974, с. 6), а близость славянских языков "может быть также результатом длительного выравнивания".
Интенсивные исследования в области реконструкции праславянского языка и достигнутые результаты не могли не вызвать обсуждение фундаментальных проблем науки о праславянском языке. Они поднимались на Софийском и Варшавском съездах славистов (Георгиев, 1963; Леков, 1963; Бирнбаум, 1973) и привели к постановке проблемы разграничения предмета, метода, цели и задач науки о праславянском языке, в отличие от сравнительной грамматики славянских языков (Журавлев, 1967, 1970), как выполнение заветов Фортунатова и Ильинского. Действительно, "учение о праславянском словарном составе - часть науки о праславянском языке" (Трубачев, 1978, с. 10), как и учение о развитии его фонологической системы, словообразования, формообразования и грамматики вообще. С другой стороны, все чаще и чаще появляются работы, посвященные собственно сравнению славянских языков в их современном состоянии и историческом развитии, где и не ставятся проблемы реконструкции праязыка.
Расхождение проблематики сравнительной грамматики родственных языков и грамматики реконструируемого праязыка особенно ощутимо при анализе эволюции тематики докладов на славистических конгрессах. Так, Л. Мошинский (1973), классифицируя доклады первых шести съездов, разграничивает проблематику истории праславянского языка от проблем "сравнительных общеславянских". Варшавский (VII) Конгресс (1973) выдвинул проблематику праславянского языка первой среди всех проблем славяноведения. В фундаментальном обзоре состояния славянской компаративистики Г. Бирнбаум отдельно анализирует исследования по истории славянских языков и сравнительные грамматики от исследований в области реконструкции праславянского языка, подчеркивая особые успехи славистов именно в области реконструкции праязыка, его истории и диалектологии.
Это расхождение ощущается даже в названии общеславянских этимологических словарей (см. выше). Если в Граце создается "сравнительный", то в Кракове - "праславянский" словарь; создаваемый в Москве этимологический словарь славянских языков имеет подзаголовок: "Праславянский лексический фонд". Созданы и создаются фундаментальные обобщения исследований в области славянской компаративистики, выходящие под названием то "сравнительной грамматики славянских языков" (Вайян, Бернштейн и др.), то праславянской грамматики (Ильинский, Миккола, Арумаа, Шевелев). Различия между ними не всегда ощутимы, но в принципе первые повернуты от праязыкового состояния к состоянию современному и нацелены на исследование сходств и различий, выявление общих тенденций развития славянских языков; в этом направлении особенно много трудился И. Леков. Вторые, наоборот, нацелены на реконструкцию праязыка и его истории. Естественно, и первые и вторые имеют право на существование, имеют свод цели и задачи. Каждые по-своему совершенствуют методы и приемы исследования своего предмета. Между прочим, идея о том, что наука о праславянском языке, праславянская грамматика должна иметь свои цели и задачи, свой собственный предмет и метод, впервые была выдвинута Г. А. Ильинским в его "Праславянской грамматике" (1916). Жизнь, очевидно, подтверждает его предположение. И, может быть, успехи в области реконструкции праславянского языка так или иначе связаны с расщеплением старой доброй сравнительной грамматики славянских языков на две относительно автономные научные дисциплины сравнительно-исторического цикла.
Говоря о перспективах славянской компаративистики, следует сказать, что новый фактический материал, собранный Общеславянским лингвистическим Атласом и целой серией общеславянских этимологических словарей в ближайшее время потребует новое обобщение и создание новой сравнительной грамматики славянских языков и полной истории праславянского языка.

Литература

1. Бернштейн С. Б. Очерк сравнительной грамматики славянских языков. М., 1961; М., 1974.
2. Вейк Ван Н. К истории фонологической системы в общеславянском языке позднего периода. - "Slavia", 1950, XIX, 3.
3. Георгиев В. Основни проблеми на славянската диахронна морфология, София, 1969.
4. Горнунг Б. В. Из предыстории образования общеславянского языкового единства. М., 1963.
5. Журавлев В. К. Формирование группового сингармонизма в праславянскои языке. - ВЯ, 1961, 4; Еще раз о предмете, методе, целях и задачах в праславянскои языке. - В кн.: Язык и человек. М., 1970; Мысли о диахронической морфологии славянских и балтийских языков.- "Baltistica", 1974, X, 1.
6. Иванов Вяч. Вс., Топорое В. Н. К постановке вопроса о древнейших отношениях балтийских и славянских языков. Исследования по славянскому языкознанию. М., 1961; К реконструкции праславянского текста. - "Славянское языкознание". М., 1963; V; Славянские языковые моделирующие семиотические системы. Древний период, М., 1965.
7. Иллич-Свитыч В. М. Именная акцентуация в балтийском и славянском. М., 1963.
8. Кузнецов П. С. Чередования в общеславянском языке-основе. В cл. яз., 1, 1954; Очерки по морфологии праславянского языка. М., 1961.
9. Лепов И. Насоки в развоя на фонологичните системи на славянските езици. София, 1960.
10. Мелъничук О. С. (ред.) Вступ до порiвняльно-iсторичного вивчення словянських мов. Киiв, 1966.
11. Толстой Н. И. Некоторые проблемы сравнительной славянской семасиологии. - "Славянское языкознание". М., 1968, VI; О реконструкции праславянскои фразеологии. - "Славянское языкознание". М., 1973, VII.
12. Топоров В. Н. Локатив в славянских языках. М., 1961.
13. Трубачев О. Н. Ремесленная терминология в славянских языках. Этимология и опыт групповой реконструкции. М., 1966; Заметки но этимологии и сравнительной грамматике. - В кн.: Этимология-1968. М., 1971; Этимология-1970. М., 1972, Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. М., 1975-1979.
14. Якобсон Р. О. Опыт фонологического подхода к историческим вопросам славянской акцентологии. V ICS, Mouton-Hague. 1963. American Contribution V Internat. Congr. of Slavists.
15. Arumaa P. Urslavische Grammatik. Einführung in das vergleichende Studium der slavischen Sprachen, t. 1, 1964; t. 2, 1976, Heidelberg.
16. Birnbaum H. The dialect of Common Slavic. - In: Ancient Indo-European Dialects, 1966; Common Slavic. Progress and Problems in its Reconstruction, Ann Arbor, 1975.
17. Furdal A. Rozpad jezyka praslowianskiego w swietle rozwoju glosowego. Wroclaw, 1961.
18. Korinek J. M. Od indoeuropskeho prajazyka k praslovancike. Bratislava, 1948.
19. Martinet A. Langues a syllabes ouvertes. Le cas du slave commun. - Z. Phonetik und Allgemeine Sprachwissenschaft, Bd. 6, № 3-4, 1952.
20. Mikkola J. J. Urslavische Grammatik. Einführung in das vergleichende Studium der slavischen Sprachen, t. I - 1913; t. II - 1942, Heidelberg.
21. Slawski Fr. Slownik praslowianski. Wroclaw - Warszawa - Kraków. Ossolineum, t. I, 1974; t. II, 1976.
22. Stieber Zd. Zarys gramatyki porównawczej jezyków slowianskich. Warszawa, t. I, 1969; t. II, 1971.
23. Vaillant A. La Grammaire comparee des langues slaves. Lyon - Paris, 1950, t. I, 1958, t. II, 1966, t. III.


Источник текста - Фундаментальная электронная библиотека "Русская литература и фольклор".