Приемы семантической реконструкции


И.М. Тронский

О ДОНОМИНАТИВНОМ ПРОШЛОМ ИНДОЕВРОПЕЙСКИХ ЯЗЫКОВ

(Эргативная конструкция предложения в языках различных типов. - М., 1967. -С. 91-94)


Проблема дономинативного строя в раннеиндоевропейский период являлась предметомусиленного внимания советских языковедов в 30-40-е годы [1].Это было связано со стадиально-синтаксической схемой, выдвинутой акад. И.И.Мещаниновым. Эргативный строй рассматривался в качестве предшественника номинативного,и этим определялись поиски следов эргативности в языках номинативного строя.Критика, которой подверглась теория стадиальности в 50-е годы, направила интересыисследователей в другую сторону, но не устранила самой проблемы следов дономинативногостроя индоевропейских языков. Постановка этого вопроса на нынешней конференциипредставляется вполне своевременной, и в этой связи естественно вернуться кнекоторым старым мыслям. Настоящая статья воспроизводит ряд положений, высказанныхв неопубликованном докладе "Проблемы стадиальности и сравнительная грамматикаиндоевропейских языков", прочитанном в Институте языка и мышления в феврале1947 г. [2]. Мы можеи установить с большой степеньювероятности такое состояние в доистории индоевропейских языков, при которомбыли два класса имен: активный и, как я называю его, инертный (многие исследователиупотребляют здесь термин "пассивный") [3].В активном классе имелось противопоставление двух оформленных по-разному падежей,которые можно назвать с точки зрения позднейшего времени именительным и винительным.Именительный падеж имел окончание *-s или другие формы; окончанием винительногослужил, как правило, носовой сонант. Рядом с этим мог существовать casus indefinitusс нулевым окончанием. Такой греческий гомеровский пример, как 'ippota Nestor'конник Нестор', представляет собой именительный падеж, где форма 'ippota содержитоснову на слабой ступени (с а в исходе) и нулевой аффикс. У имен инертногоклсса не было того падежного противопоставления, которое имели активные. Естьвсе основания считать, что инертные имена получили флексию позже активных поих образцу. Существовал, стало быть, период, когда имена инертного класса имелиединую неизменяемую форму, в то время как в противостоящем активном классе ужеразвилась падежная дифференциация. Следы этого состояния можно усмотреть ещев историческое время: винительный падеж среднего рода употребляется в такихфункциях, для выражения которых у имен несреднего рода нужны другие падежи,например инструментальный. Латинский глагол gaudeo 'радоваться чему-либо' сочетаетсяс Ablativus (aliqua re), однако 'я радуюсь этому' - id gaudeo [4](Accusativus среднего рода). Инертные имели только одну форму, которая впоследствии,в период более дифференцированной флексии, воспринималась как именительный иливинительный падеж; отсюда равенство этих падежей в среднем роде как не знающийисключения закон всех индоевропейских языков.
С другой стороны, авторы высказывали мнение, что оппозиции переходного и непереходногоглаголов предшествовало другое противостояние - глаголы действия и глаголы состояния[5].
Таким образом, и для именного строя индоевропейских языков, и для глагольногоможно реконструировать некие ступени развития, предшествующие статусу, известномув исторически засвидетельствованных языках. Можно ли считать, что эти два состояния- именное и глагольное - были в какой-то мере синхронны? Фактов, которые прямоподтверждали бы такое предположение, нет. Попробуем, однако, сделать допущение,что оба состояния действительно были синхронны, что в то же самое время, когдаактивному классу имен противопоставлялся инертный, в глагольной системе противопоставлялисьглаголы действия и глаголы состояния. При этом допущении создается возможностьтакой интерпретации, что для имен активного класса установленное нами противопоставлениепадежей отражало различие между субъектом действия и субъектом состояния. Винертном классе объект действия не отличается от субъекта состояния. К глагольномупротивопоставлению эти имена индифферентны.
Такая возможность дифференциации падежей в активном классе имен есть. Однакотеоретическая возможность еще не является гипотезой в действительности. Длятого, чтобы наше допущение стало такой гипотезой, для того, чтобы можно былоговорить об эргативной конструкции, нужно еще много других условий.
Нужно, во-первых, чтобы форма на носовой сонант действительно применяласькак подлежащее в предложениях, выражающих состояние. Поиски соответствующихреликтов в исторически засвидетельствованных языках не привели к сколько-нибудьзначительным результатам. Единственное, что удалось найти, исходя из греко-римскогоматериала, - это некие употребления винительного падежа в значении субъекта,которые лишь с большим трудом могут быть сведены или даже вовсе не могут бытьсведены к происхождению из объектного значения.
Первым таким случаем являются предложения восклицания. Этот тип известе ив греческом, и в латинском языках. Ср.: (Heu), me miserum '(О), я несчастный!'.Междометие здесь совершенно не обязательно. Оно может употребляться, и с течениемвремени употребление междометий в этом типе предложений возрастает, но в древнейшихтекстах преобладал тип без междометий. Это необходимо подчеркнуть потому, чтолегко может возникнуть мысль о зависимости винительного падежа от междометия.Рост употребления междометия в позднейшее время, вероятно, вызван был стремлениемсоздать "управляющее" слово для винительного падежа, приблизить конструкциюк типичным моделям исторического времени. Древняя структура исключает междометную,равно как и глагольную зависимость. Винительный падеж выражает субъектное состояние:я - несчастный. В истории языков нередко бывает, что эмоционально возвышенноевысказывание, сопровождающееся соответствующей интонацией, сохраняет древнююформу, представляющуюся уже анахронизмом с точки зрения позднейшем системы.Таков, например, индоевропейский вокатив, обращение в форме основы с нулевымсуффиксом, реликт дофлективного состояния имени. Можно было бы истолковыватьвинительный падеж при восклицании как такой же пережиток, реликт, сохранившийсяот периода, когда субъект состояния выражался не тем падежом, что субъект действия.Во всяком случае, к объектному значению винительного падежа Accusativus exclamationisникак не сводится.
Гораздо сложнее второй случай. Это всем известный оборот Accusativus cum Infinitivo.Согласно обычному толкованию, в обороте этом к винительному прямого объектаприсоединяется предикативный член в инфинитиве и создается двойное дополнениетипа Я побуждаю его идти. В результате синтаксического переразложения"винительный с инфинитивом" превращается в обособленный член предложения,и сфера употребления этой конструкции расширяется. Она становится возможнойпри непереходных глаголах, далее - при безличных и даже без всякого управляющегоглагола. Для того, чтобы свести Accusativus cum Infinitivo к объектному значениювинительного падежа, приходится постулировать многочисленные и трудно поддающиесяобоснованию расширения его функций.
Бывает, что винительный с инфинитивом употребляется совершенно аналогичновинительному восклицания: 'eme (вин. пад.) pathein tade 'мне перенести это!'.Винительный падеж может употребляться для выражения субъекта при императивномзначении инфинитива. "Гортинская правда", сборник греческих законовV в. до н.э., нередко имеет в своих главных предложениях не зависящую ни откакого глагола конструкцию Accusativus cum Infinitivo: ton dikastan (вин. пад.)krinein 'судье решать'.
Accusativus exclamationis и Accusativus cum Infinitivo - те два случая, вкоторых можно было бы усмотреть реликты употребления винительного падежа каксубъекта состояния. Этого все же мало. Accusativus cum Infinitivo может получитьдругое объяснение, хотя и сложное, а винительный при восклицаниях, не объяснимыйиначе, остается изолированным и мало продуктивным.
Другая существенная трудность состоит в том, что, согласно нашему исходномупредположению, категории переходности еще не существовало в то время, котороемы рассматриваем. Стало быть, говорить об эргативной конструкции в классическомсмысле этого слова не приходится. Наше допущение предполагает лишь некоторуюпочву, на которой могла бы возникнуть и номинативная конструкция, и эргативная.
Стоит обратить внимание еще на одно обстоятельство, которое способно прояснитьвопрос о происхождении окончаний *-s и *-m (или *-n). Обаэти окончания, из которых первое характеризует именительный падеж, а второе- винительный, являются в индоевропейских языках окончаниями также и родительногопадежа. Относительно -s это общеизвестно. Окончание родительного падежаединственного числа -n имеется рядом с окончанием -s в хеттскомязыке и кипрском диалекте греческого языка. Впоследствии эти окончания дифференцировались:-s осталось для единственного числа, носовое окончание перешло во множественное,но многие факты свидетельствуют о том, что окончания ряда падежей множественногочисла более поздние. Важно то, что и субъект действия, и субъект состояния имеютокончания, засвидетельствованные для родительного падежа. Кстати, в греческомязыке очень часто, а в латинском реже, имеется Genitivus exclamationis в тойже функции, что и винительный падеж.
В докладе 1947 г. последний тезис звучал так: "Морфологический анализвполне благоприятствует предположению, что показатели именительного и винительногопадежей восходят к аффиксам принадлежности". Речь шла, конечно, еще нео родительном падеже. Родительный падеж появился тогда, когда эти аффиксы существительныхотдиффенцировались при разных функциях предиката и в разных фразовых позициях,но я считаю вполне возможным, что аккузатив, номинатив и генетив имеют в индоевропейскихязыках единое происхождение.

Примечания

1. Ср. в первую очередь работы: С.Д. Кацнельсон.К генезису номинативного предложения. М. - Л., 1936; М.М. Гухман. 1) Происхождениестроя готского глагола. М. - Л., 1940; 2) Конструкции с дательным-винительнымпадежом лица в индоевропейских языках. Изв. АН СССР, ОЛЯ, т. IV, 1945, вып.3-4; 3) О стадиальности в развитии строя индоевропейских языков. Изв. АН СССР.ОЛЯ, т. VI, 1947, вып. 2. Подробная критика взглядов С.Д. Кацнельсона и М.М.Гухман в докторской диссертации А.В. Десницкой "Развитие категории прямогодополнения в индоевропейских языках" (Л., 1946) осталась ненапечатанной.

2. См. сообщение об этом докладе в "ИзвестияхАН СССР" (ОЛЯ, т. VI, 1947, вып. 3, стр. 259).

3. См. И.М. Тронский. К семантике множественногочисла в греческом и латинском языках. Уч. Зап. ЛГУ, № 69, Сер. филолог. наук,вып. 10. Л., 1946, стр. 61.

4. W. Havers. Eine syntaktische Sonderstellunggriechischer und lateinischer Neutra. Glotta, Bd. 13, 1924, стр. 171-189.

5. Из советских авторов см.: А.Н. Савченко.Происхождение среднего залога. Ростов, 1960; М.М. Гухман. Развитие залоговыхпротивопоставлений в германских языках. М., 1964.