Перевод текстов и документов > В.С. ПЕСТОВ Об отражении субъектно-объектных отношений в глаголе кечуа

В.С. ПЕСТОВ Об отражении субъектно-объектных отношений в глаголе кечуа

В.С. Пестов

ОБ ОТРАЖЕНИИ СУБЪЕКТНО-ОБЪЕКТНЫХ ОТНОШЕНИЙ В ГЛАГОЛЕ КЕЧУА

(Вопросы языкознания. - М., 1980, № 4. - С. 129-132)

Морфологическая репрезентация в глаголе субъекта и объекта действия и, в болеешироком смысле, выражение отношений между участниками описываемой ситуации,а также между последними и собственно действием занимает важное место в системеформ кечуанского глагола [1]. Совокупность форм,отражающих эти отношения, целесообразно выделить в особый класс среди прочихглагольных категорий кечуа, включая в него, кроме форм, традиционно относимыхк залоговым (рефлексив, пассив), такие явления, как версию или субъектно-объектноеспряжение.

Рассматриваемый вопрос кечуологами специально не изучался, хотя приводимыениже факты так или иначе отмечаются в большинстве грамматик кечуа [2].

Наиболее заметно отношения между субъектом и объектом проявляются в субъектно-объектномспряжении, отражающем, хотя и не полностью, лицо и число как субъекта, так иобъекта действия. В общих чертах оно может быть представлено в следующем виде[3]:

muna-yki	"я тебя люблю"	muna-ykiku	"мы тебя любим"
muna-ykichis	"я вас люблю"	muna-ykiku	"мы вас любим"
muna-wanki	"ты меня любишь"	muna-wankichis	"вы меня любите"
muna-wankiku	"ты нас (экскл.) любишь"	muna-wankiku	"вы нас (экскл.) любите"
muna-wankiku	"ты нас (инкл.) любишь"	muna-wankichis	"вы нас (инкл.) любите"
muna-wan	"он меня любит"	muna-wanku	"они меня любят"
muna-sunki	"он тебя любит"	muna-sunkiku	"они тебя любят"
muna-wanku	"он нас (экскл.) любит"	muna-wanku	"они нас (экскл.) любят"
muna-wanchis	"он нас (инкл.) любит"	muna-wanchis	"они нас (инкл.) любят"
muna-sunkichis	"он вас любит"	muna-sunkichis	"они вас любят"

Обращает на себя внимание недостаточность форм (из сорока девяти теоретическивозможных сочетаний находят выражение лишь двадцать) и их частичная омонимия.Так, отсутствуют формы для выражения 3-го лица объекта; за рамками субъектно-объектногоспряжения оказываются и те случаи, когда лицо субъекта и объекта совпадают.Такие формы обслуживаются показателем рефлексива -ku, например: armakuy[4] "купаться" (armay "купать"),watakuy "привязываться" (watay "привязывать"),wesq'akuy "запирать себя" (wesq'ay "запирать").Рефлексивное значение форманта -ku обычно отмечается в исследованиях по языкукечуа.

В то же время наличие таких глаголов с этим суффиксом, как ruwakuy"делать для себя", llank'akuy "работать на себя",hap'ikuy "брать себе", tapukuy "спрашивать длясебя" и др. [5], свидетельствует, на нашвзгляд, о версионном значении этого суффикса (в данном случае речь идет о субъектнойверсии), сосуществующем с рефлексивным. Поиск показателя объектной версии приводитнас к суффиксу -pu, противопоставляемому -ku, например, в такихпарах глаголов: akllakuy "выбирать себе" - akllapuy"выбирать для кого-то", takikuy "петь для себя" -takipuy "петь для кого-то", manakuy "просить длясебя" - manapuy "просить для кого-то" и т.д. (при наличииakllay "выбирать", takiy "петь", manay"просить"). Многочисленность примеров такого рода позволяет предположитьсуществование в языке кечуа версии как регулярной грамматической категории.Несомненная взаимоисключаемость -ku и -pu представляется такжевеским доводом в пользу того, что речь идет о двух значениях в рамках однойсловоизменительной категории. Опираясь на картвелистическую традицию, мы считаемвозможным различать в кечуа: 1) субъектную версию (объект предназначен или принадлежитсубъекту), 2) объектную версию (объект предназначен или принадлежит другомуобъекту, или точнее - объект не предназначен или не принадлежит субъекту илиотчуждается от него) и 3) нейтральную версию, не отражающую предназначения илипринадлежности объекта субъекту или другому объекту.

К отмеченным выше функциям суффикса -ku следует добавить его употреблениекак показателя имперсоналиса: nikun "говорится, говорят" (niy"говорить"), yachakun "известно" (yachay "знать")и т.д. Безличные формы могут приобретать дополнительный оттенок возможностисовершения действия: chayakun "можно добраться" (chayay"достигать, добираться") [6]. В рядеглаголов субъектно-версионное значение -ku заметно стирается: так, asikuy"смеяться", suwakuy "воровать", llullakuy"лгать", по-видимому, вытесняют нейтральные формы (соответственноasiy, suway, llullay).

Среди особенностей суффикса -pu отметим, что кроме отчуждаемости объекта отсубъекта в широком смысле, он передает в глаголах движения и более конкретнуюидею физического удаления, например, ripuy "уходить" (riy"идти"). Весьма сходное явление находим в адыгейском языке, где префикстак называемой "объектной" версии фа- "производит такжеглаголы, выражающие направление действия в сторону кого-либо, чего-либо: фэ-кIон"идти в сторону кого-либо, чего-либо" [7].

Идея предназначенности для кого-то (и выражающей ее суффикс -pu) присутствуети в формирующемся в кечуа глаголе обладания kapuy. Сочетание морфемыka- "быть, иметься, существовать" с суффиксом объектной версии закономерностало означать "иметься для (у) кого-то". Для конкретизации лица обладателяслежат показатели субъектно-объектного спряжения: kapuwan "у меня(это) есть", kapusunki "у тебя (это) есть" и т.д. [8].

Как частный случай манифестации субъектно-объектной связи отметим также категориювзаимности, отражающую отношение взаимодействия между актантами. Реципрокальныеформы обслуживаются суффиксом -naku: maqanakuy "драться"(maqay "бить"), rimanakuy "беседовать" (rimay"говорить"). Особого рассмотрения заслуживает формант -chi,широко употребляемый для образования побудительных (каузативных) форм глаголов:qelqachiy "заставлять писать" (qelqay "писать"),mikhuchiy "кормить" (mikhuy "есть"), ruwachiy"заставлять делать" (ruway "делать"), rimachiy"заставлять говорить" (rimay "говорить") и т.д. Вто же время обращают на себя внимание и такие формы с суффиксом -chi,которые едва ли могут толковаться как каузативные, например: t'impuchiy"кипятить" (t'impuy "кипеть"), huchallichiy"обвинять" (huchalliy "быть виноватым"), wanuchiy"убивать" (wanuy "умирать"), thasnuchiy "гасить"(thasnuy "гаснуть"). Подобные формы, как отмечает Г.А. Климов,"обозначают распространение действия за пределы активного актанта"и интерпретируются им как формы транзитива или центробежной версии ("кипятить"),противостоящие формам нецентробежной версии ("кипятить") [9]."Соответственно функцию признака центробежной версии, - пишет Г.А. Климов,- по-видимому, выполняли аффиксы -ya в аймара и -chi в кечуа"[10]. Мы разделяем эту точку зрения, тем более,что вышеприведенное определение транзитива, как нам кажется, не исключает появлениякаузативного значения у транзитивных глаголов. Подчеркнем, однако, что Г.А.Климов (вслед за Л.И. Жирковым) говорит об "остаточном функционированиицентробежной и нецентробежной версий в кечуанском глаголе" [11]и что для современного состояния языка есть смысл рассматривать образованияс -chi частью как новые лексемы (а сам суффикс -chi как словообразовательный)в таких случаях, как munachiy "предлагать" (munay "хотеть,любить"), thasnuchiy "гасить" (thasnuy "гаснуть"),частью как каузативные формы, противопоставленные некаузативным: qelqachiy"заставлять писать" (qelqay "писать"). О распадекатегории центробежности / нецентробежности могут свидетельствовать и регистрируемые,хотя и нерегулярно, такие пары глаголов, как ch'akichiy "сушить"- ch'akikuy "сохнуть", allinyachiy "улучшать"- allinyakuy "улучшаться", qaqayachiy "укреплять"- qaqayakuy "укрепляться", в которых идея интранзитива "подкрепляетсясуффиксом -ku, очевидно, в рефлексивном значении, т.е. противопоставлениетранзитива и интранзитива переосмысливается как противопоставление нерефлексиваи рефлексива.

Картина грамматического отражения субъектно-объектных отношений в кечуанскомглаголе была бы неполной без упоминания о страдателньом залоге. Пассивная конструкцияв языке кечуа образуется сочетанием пассивного причастия-имени с глаголом бытияkay. Имя субъекта действия имеет форму род. падежа: wasiqa wayqeypahatarichisqan kan "дом построен моим братом". Генитив актантаобусловлен тем, что кечуанское пассивное причастие объединяет в себе как адъективные,так и субстантивные свойства, т.е. выражение wayqeypa hatarichisqan вполне может мыслиться как посессивная конструкция: "строение" (букв."построенное") брата". Таким образом, посессивная конструкциябазируется на наличествующих в кечуа грамматических категориях и ее существованиеможно считать естественным следствием языковой эволюции. Это не означает, чтосама идея и даже форма пассива не могли быть заимствованы из испанского языка[12]. Мы лишь хотим сказать, что пассив мог быразвиться в кечуа и при иных обстоятельствах, т.е. без длительного и тесногоконтакта с испанским языком [13]. Как бы то нибыло, и на морфологическом, и на синтаксическом уровнях пассивная конструкцияв кечуа представляется элементом переферийным и, по-видимому, относительно новым.В некоторой степени это объясняется тем, что для актуализации отдельных членоввысказывания язык кечуа располагает специальными (и весьма употребительными)аффиксами: -qa и -ri для темы и -n (-mi), возможно-taq, для ремы. Нельзя исключить, что нерегулярное оформление прямогодополнения показателем аккузатива -ta также может найти объяснение прианализе на уровне актуального членения предложения (ср., например, функции показателяпрямого дополнения -ra в современном персидском).

Таким образом, в рамках рассматриваемой тематики для современного состояниякечуа можно выделить следующие категории: лицо и число субъекта и объекта, версию(субъектную, объектную, нейтральную), рефлексив, взаимность, каузатив, безличность,залог (активный и пассивный), обслуживаемые показателями субъектно-объектногои субъектного спряжения, а также суффиксами -ku, -pu, -naku, -chi и аналитическойконструкцией с причастием на -sqa для пассива.

Может возникнуть вопрос: нельзя ли объединить значения форм на -kuв единой категории среднего залога, Ср. в связи с этим следующее замечание Э.Бенвениста относительно индоевропейского медия: "Если взять индоевропейскиеязыки в целом, то факты представляются часто настолько разнообразными, что длятого, чтобы охватить их все, приходится довольствоваться весьма расплывчатойформулой, которая почти дословно повторяется у всех компаративистов: среднийзалог, по-видимому, указывает только определенное отношение между действиеми субъектом, а именно "заинтересованность" субъекта в действии. Болееточное определение среднего залога, по-видимому, невозможно, ибо пришлось быперечислять частные употребления, в которых средний залог имеет узкое значение- посессивности, возвратности, взаимности и т.п." [14].Мы пошли по пути вычленения "узких значений", так как с обособлениемсубъектно-объектной версии получаемые в остатке частные категории оказываютсялишенными "единого центра тяжести - понятия "заинтересованности".Дело осложняется сосуществованием в современном кечуа разных типологическихпластов, так что, даже признавая медиальный характер некоторых образований на-ku, едва ли можно сказать определенно, развилось ли это медиальное значениеиз субъектно-версионного, или, напротив, это последнее с возникновением оппозициина -ku и -pu обособилось от первоначального медия.

С большей определенностью к более старым грамматическим пластам восходит двухличноеспряжение и особенно категория центробежности / нецентробежности, которую мызастаем уже в стадии почти полного распада; к новообразованиям относится страдательныйзалог.

В целом можно констатировать, что кечуанский глагол, ранее фокусировавшийв себе отношения между действиями и его участниками, перестраивает систему своихформ под воздействием тенденции к рассредоточению грамматических показателейэтих отношений и к повышению удельного веса склоняемых форм.

Примечания

1. Субъектно-объектные отношения представленыи в морфологии кечуанского имени, прежде всего, в виде характерной для номинативныхязыков оппозиции падежа подлежащего (именительного) и объектных падежей (винительного,дательно-направительного).

2. Так, Е.И. Царенко выделяет в глаголе кечуакатегории "направленности действия" и "личной направленностидействия" (Е.И. Царенко. К проблеме слова в агглютинативных языках (наматериале языка кечуа). КД. М., 1973, стр. 68-69 и 73-75). Частичное освещение- с точки зрения контенсивной типологии - этот вопрос получил в книге Г.А.Климова "Типология языков активного строя" (М., 1977).

3. Статья написана в основном на материалеговора Куско. Примеры даны в практической транскрипции, применяемой в Перу,h после согласных охначает аспирацию, ' - глоттализацию.

4. Форму отглагольного имени на -yпринято считать словарной.

5. См. также анлогичные примеры у Г.А. Климова(указ. соч., стр. 239).

6. Ср. аналогичное положение в картвельских(особенно в мегрельском и чанском) языках, где значение потенциалиса в отдельныхглаголах связано с префиксом i- (он же показатель субъектной версии),исходное значение которого - рефлексив. См.: А.С. Чикобава. Грамматическийанализ чанского языка (с текстами), Тбилиси, 1942, стр. 40 (на груз. яз.).

7. М.А. Кумахов. Адыгейский язык, в кн.:"Языки народов СССР", IV, М., 1967, стр. 157.

8. Характерно, что индейцы кечуа, недостаточновладеющие испанским языком, употребляют в своей испанской речи выражение melo hay "мне это есть" вместо исп. tengo "имею".

9. Г.А. Климов, указ. соч., стр. 140-141.

10. Там же, стр. 241.

11. Там же.

12. В связи с этим можно отметить употреблениев пассивной конструкции глагола kay в не свойственной для него функциисвязки. Ср. такие формы именного сказуемого, как chay wasiqa musoqmi"этот дом новый", где связка отсутствует.

13. Так, нельзя отрицать возможность развитияпассива из рефлексива на -ku. Мы, однако, не располагаем никакими даннымина этот счет.

14. Э. Бенвенист. Общая лингвистика. М.,1974, стр. 186.