О содержании понятия "мертвые языки"
Г.А. Климов
РЕКОНСТРУКЦИЯ И ДИАХРОНИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ В КОМПАРАТИВИСТИКЕ
(Вопросы языкознания. - М., 1988, № 3. - С. 9-16)
Как известно, еще ранние компаративисты самокритично признавали, что они невсегда отдают себе отчет в сущности производимых ими операций. Позднее, характеризуятеоретическое наследие представителей предмладограмматической парадигмы в лингвистике,широко внедривших в генетическое языкознание практику сравнительной реконструкции,Ф. де Соссюр предъявил им аналогичный упрек, подчеркнув, может быть, в излишнекатегоричной форме, что они никогда не задавались вопросом, чему же соответствовалипроизводимые ими сопоставления и что же означали открываемые ими соотношения.Не очень заметно прогрессировала теория метода компаративистики и в период господствамладограмматической доктрины. Несмотря на существование к настоящему временимножества эмпирических исследований, демонстрирующих методические возможностиразличных разновидностей реконструктивной процедуры, а также некоторых специальныхработ, посвященных конкретным приемам лингвистической реконструкции (ср. статьиЭ. Германа, Дж. Бонфанте, Е. Куриловича, М. Корхонена и др.), общее состояниеразработки этой ключевой для генетического языкознания проблематики и понынетрудно считать вполне удовлетворительным, что побуждает вновь обращаться к самымоснованиям лингвистической реконструкции.Естественно прийти к выводу, таким образом, что подобно истории развития идругих отраслей сравнительного - в широком смысле этого слова - языкознания,и в сфере компаративистики продвижение в разработке методического инструментарияв первую очередь оказывалось побочным следствием тех или иных исследований эмпирическогоплана и лишь в своей некоторой части было обязанным прогрессу самой теории (нетрудноубедиться, например, в том, что даже несколько существующих введений в компаративистикупо существу представляют собой введение в сравнительную грамматику индоевропейскихязыков).Предметом настоящей статьи служит сравнительная характеристика двух существенноразличных процедур компаративистики, обычно объединяемых как единой системойсимволизации, так и общим термином "реконструкция", к которому мы,как правило, прибегаем на практике безотносительно к самому содержанию используемогоприема и к степени достоверности строящихся при этом конструктов. Между темименно различия в обоих этих отношениях заставляют провести принципиальное разграничениемежду понятием собственно реконструкции, с одной стороны, и понятием диахроническойинтерпретации, с другой, необходимость которого нельзя считать незамеченнойв компаративистике, но важность которого для исследовательской практики остается,как представляется, неоцененной должным образом. Нельзя не заметить, что длявторого понятия пока нет даже сколько-нибудь устойчивого обозначения: так, еслиоставить в стороне далеко не однозначно используемые в литературе термины "дальняяреконструкция" и "дальнейший анализ" ("weitere Analyse"),то в его роли можно встретить такие не очень удачные, на наш взгляд, термины,как "reconstructive analysis" [1] или "Prarekonstruktion"[2], а также принятый ниже термин "diachronische Interpretation",предложенный в работах О. Семереньи.Терминологически обозначенное разграничение собственно реконструкции и некоторогопоследующего по отношению к ней шага - диахронической интерпретации, - как правило,незнакомо компаративистам-эмпирикам. Оно, однако, пользуется все более заметнойи, как это можно показать, вполне оправданной популярностью у ряда теоретиковсравнительного языкознания, нередко приходящих к нему независимым образом. Еслисобственно реконструкция, предпринимаемая с целью исторического истолкованиясоответствий, зафиксированных в фактической данности родственных языков, приводитк построению некоторого архетипа (праформы), то к диахронической интерпретации,уже располагающей не реальным языковым субстратом, необходимым для выполненияреконструкции, а только архетипами, компаративист прибегает при желании углубитьдиахроническую перспективу исследования за счет проникновения в хронологическиболее отдаленные этапы праязыкового состояния. Иначе говоря, если в результатепроцедуры реконструкции компаративист формулирует гипотезу первой степени, топродуктом диахронической интерпретации оказывается некоторая гипотеза второйстепени.Так, например, Л. Завадовский различает в этом плане сравнительную грамматику,оперирующую праязыковыми архетипами, выводимыми на базе засвидетельствованныхмежъязыковых соответствий (comparative grammar based on attested correspondences),и так называемую конъектурную сравнительную грамматику (conjectural comparativegrammar), надстраивающуюся над первой и характеризующуюся значительно большейстепенью гипотетичности (при этом автор подчеркивает, что мера достоверностисамих архетипов также обычно падает с возрастанием реконструктивной глубиныисследования и в рамках сравнительной грамматики засвидетельствованных соответствий)[3]. В этой же плоскости лежит принимаемое в трудах О. Семереньи противопоставлениереконструкции посредством сравнения некоторого языкового материала и дальнейшейдиахронической интерпретации полученного типологического состояния [4]. Мысльо необходимости такого противопоставления разделяется и Б. Шлератом, дополняющимего также понятием так называемой объяснительной модели [5]. У Г. Дёрфера мынаходим основанное на аналогичном признаке разграничение реконструирующей лингвистики(rekonstruierende Sprachwissenschaft) и так называемой глоттогонической лингвистики(glottogonische Sprachwissenschaft), принципиальное различие между которымизаключается в том, что если первая опирается на реально засвидетельствованныйязыковой материал, то вторая стремится к более глубокой исторической интерпретацииуже самих результатов реконструкции [6, c. 10]. Как отмечалось в докладе К.Кёрнера на VII Международном конгрессе по исторической лингвистике, такого жехарактера демаркационную линию между понятиями реконструкции и диахроническойинтерпретации так или иначе проводят и другие видные представители современнойкомпаративистики (П. Тиме, Г. Хенигсвальд и др.) [7]. В частности, вероятно,именно из него исходит Г. Хенигсвальд, отмечающий, что процедура внутреннейреконструкции неправомерна с методической точки зрения, если она направленана восстановление не праязыкового состояния [8] (среди авторов, рассматривающихдиахроническую интерпретацию в качестве особой разновидности метода внутреннейреконструкции, можно назвать Н. Борецки [9]).Среди советских лингвистов различие между собственно реконструкцией и диахроническойинтерпретацией эксплицитно проводил И.М. Тронский. "Сравнительно-историческийметод, - писал он в одной из своих работ, - сам по себе доводил только до "архетипа",до того пункта, с которого начинались расхождения по отедльным ветвям. Для того,чтобы пойти дальше, надо было оперировать другими методами - методов пережитков,методом системной реконструкции, образцы для которых были выработаны на неязыковомматериале, например, в области доисторической этнографии. Эти методы надлежалоприменять к материалам уже не исторических языков, а к данным, доставленнымтой реконструкцией, которая была произведена путем сравнения" [10].Однако целесообразность такого различения диктуется, конечно, не совокупностьюназванных выше авторитетов (тем более, что некоторые видные компаративисты -например, М. Хаас и Р. Анттила - не проводят рассматриваемого разграничения),а принципиальным различием самого существа обеих процедур восстановления, посколькув одном случае исследование исходит из реальных языковых данных, в другом -опирается на имеющие гипотетический характер архетипы. Именно отмеченный дифференциальныйпризнак архетипа подчеркивает его гносеологическую функцию - служить историческимобъяснением реально засвидетельствованных языковых форм, в отличие от конъектурдиахронической интерпретации, уже лишенных этой функции. последнее обстоятельноне может внушать каких-либо сомнений, поскольку перед предпринимающимися диахроническимиинтерпретациями ставятся иные задачи - обычно они преследуют цель более глубинногопроникновения исследования в историю языковых семей и иногда - цель обоснованияих отдаленного родства.Таким образом, статусом диахронической интерпретации располагают и так называемаявнутренняя реконструкция "наиболее позднего" праязыкового состояния,и "сравнительная реконструкция" некоторого праязыка второго и большихпорядков, основанная на сопоставлении архетипов праязыков меньших порядков (ужехотя бы на одном последнме основании диахроническую интерпретацию невозможнопризнать какой-либо разновидностью внутренней реконструкции). Разумеется, динамическийподход к праязыковому состоянию, пользующийся все более возрастающей популярностьюв компаративистике последних десятилетий, оправдывает стремление исследователейидти в глубь языковой истории посредством этого приема (ср. в этой связи трактовкуЭ. Бенвенистом реконструированного индоевропейского праязыка как объекта, допускающегодальнейший генетический анализ [11]). Однако иногда встречающиеся в практикесравнительно-исторического языкознания прецеденты специальной направленностипроцедуры диахронической интерпретации не доказательство отдаленного языковогородства едва ли могут считаться методически оправданными (при очевидной правомерностипостановки вопроса о генетических взаимоотношениях языков целесообразно отметить,что доказательство языкового родства в этом случае не столько предмет целенаправленногоисследования, сколько побочный продукт удовлетворительного знания компонентовсравнения).Естественно, таким образом, что к числу диахронических интерпретаций должныбыть отнесены любые опыты восстановления на уровне так называемых предпраязыков(preprotolanguages), т.е. праязыковых состояний второго и более удаленных отсовременности порядков, поскольку они уже всецело основываются на сопоставлениипраязыковых архетипов. В частности, статус диахронических интерпретаций со всемивытекающими из него последствиями, и прежде всего - в отношении степени их достоверности,присущ восстановлениям, предпринимаемым во взаимно противоречащих гипотезахвнешнего родства индоевропейских языков.Напротив, к числу диахронических интерпретаций только формально относятсясовокупности восстановлений, связанные с обоснованием родства между обычно мелкимии сравнительно недалеко отстоящими друг от друга генетическими группировкамиязыков, предпринимающиеся прежде всего в американистике. Дело в том, что хотяпри этом предварительно и строятся так называемые промежуточные праязыки, т.е.праязыки ближайших порядков, реальные взаимные расхождения вовлекаемых в сравнениеязыков сплошь и рядом не превышают порога их сопоставимости, так что исконноегенетическое доказательство в принципе и здесь достижимо в ходе непосредственного- хотя бы и цепного - сравнения языкового материала. Например, Д. Холт, придерживающийсятакой процедуры в своем опыте обоснования родства языков чибча с юто-ацтекскими,приходит к выводу об их тесной генетической близости ("родство настолькоблизкое, что даже весьма странно, что оно не было продемонстрировано ранее"[12]). Действительно, приводимый им попутно конкретный языковой материал убеждаетв его непосредственной сопоставимости. Ср. также публикации ряда американскихкомпаративистов, разрабатывающих отомангскую гипотезу, согласно которой узамиродства оказываются связанными многие мелкие языковые группы Центральной Америки.Дополнительным свидетельством в пользу именно такого положения вещей служитто обстоятельство, что используемые при этом промежуточные праязыки выводятсяна материале уже генетически определенным образом сгруппированных языков, что,строго говоря, возможно лишь в условиях предварительно принятого положения обих родстве (можно понять поэтому, почему некоторые американисты вообще сомневаютсяв наличии полноценных опытов реконструкции праязыков второго порядка [13]. Темболее нет оснований для смешения с диахронической интерпретацией нередкой вработах компаративистов и историков языка практики обращения к так называемойступенчатой реконструкции, посредством которой прослеживаются промежуточныеэтапы языковой истории от праязыка до современности. Поскольку исследованиене теряет при этом своей опоры на фактическую языковую данность, оно всецелоостается в сфере реконструкции как таковой.По-разному выглядит и соотношение индукции и дедукции в обеих процедурах.Если в ходе собственно реконструкции оба компонента сочетаются (индуктивноепостроение архетипа сопровождается дедуктивно ориентированной его верификацией),то в сфере диахронической интерпретации всецело господствует дедуктивный методисследователя.Глубоко различны продукты реконструкции и диахронической интерпретации и вотношении степени своей достоверности (независимо от реальной хронологическойглуюины восстановления). Так, если провести весьма условное по необходимостиразличие между относительной и "абсолютной" достоверностью, то будетнетрудно убедиться в том, что архетипы, построенные с опорой на те или иныеязыковые данные, должны отвечать требованию относительной достоверности, а иногдаспособны удовлетворять и требованию "абсолютной" (ср. сходный подход,принятый в работах У. Лемана [14]). Относительно достоверным естественно признатьархетип, адекватно выведенный из рассмотренной компаративистом совокупностимежъязыковых соответствий (ср. герм. *kuningas "старейшина рода,король"), а "абсолютно" достоверным - архетип, которые удаетсяверифицировать посредством последующего обнаружения его реального языковогоантецедента в виде архаизма в каком-либо из родственных языков, в древнеписьменныхпамятниках или на правах заимствования в неродственной языковой среде (ср. тоже герм. kuningas, засвидетельствованное на правах старого заимствованияв прибалтийско-финских языках). Что же касается степени достоверности конъектурдиахронической интерпретации, то о ней, как правило, не приходится говорить,даже в тех оптимальных случаях, когда они надстраиваются над архетипами, реконструируемымис высокой мерой надежности. Тем более трудно судить о степени их достоверности,если они надстраиваются над несколькими из конкурирующих архетипов.Можно считать, по-видимому, что конъектуры диахронической интерпретации практическине поддаются верификации ввиду обычной невозможности проследить их реальныеязыковые антецеденты, с одной стороны, и ограниченной эффективности подтвержденияих типологической (структурной) корректности, с другой. В этих условиях степеньих правдоподобия определяется в основном субъективно окрашенной оценкой компаративиста.Об обычной несопоставимости возможностей контроля за этими построениями с перспективамиверификации архетипов свидетельствует, в частности, известная трактовка праиндоевропейского*ok^tou "восемь" как исторической формы двойственного числасамостоятельно не реконструируемого числительного *ok^to "четыре",которая лишь в общих чертах подтверждается картвельским материалом: ср. лазск.otxo- "четыре" (восходящее к пракартвельскому индоевропеизму*otxo-), необнаруживающее с ним сколько-нибудь полного формального тождества[15].В настоящее время, когда на смену безоговорочному оптимизму едва ли не всехранних компаративистов в оценке реализма получаемых в ходе исследования архетиповпришло не менее твердое убеждение в том, что степень достоверности последнихв большинстве случаев не только неизвестна, но и, как правило, не может бытьдостаточно строгим образом проверена, следует, очевидно, признать, что степеньадекватности конъектур, получаемых в ходе диахронической интерпретации, вообщене контролируется. Отсюда становятся понятными и встречающиеся глубоко скептическиеоценки компаративистами соответствующих восстановлений. "Поскольку элементыразных языковых семей, чтобы было возможно сравнивать их между собой, должныбыть соответствующим образом препарированы", - писал в этой связи Н.С.Трубецкой, - такое языковое сравнение всегда бывает связано со значительнойдолей произвольности и домысла, тем более, что число лексических соответствий,на которые необходимо опираться, обычно довольно невелико" [16]. Касаясьизвестной гипотезы К. Боргстрёма, постулирующей наличие в раннем праиндоевропейскомсостоянии лишь открытых слогов и являющейся хрестоматийным примером диахроническойинтерпретации, Э.А. Макаев со свойственным ему порой ригоризмом пишет, что она"основана не на проекции реальных данных отдельных индоевропейских языковв общеиндоевропейское состояние, что возможно только тогда, когда не возникаетникаких сомнений по поводу архаичности этих реконструируемых данных. ГипотезаК. Боргстрёма - классический пример чисто дедуктивного, умозрительного построения,не отвечающего строгости и обоснованности реконструкции" [17]. Крайнююв этом отношении позицию занимает Г. Дёрфер, вообще отрицающий правомерностьдиахронической интерпретации и находящий ее продукты внутренне противоречивымиспекуляциями, нередко вращающимися в логическом кругу [6, c. 10-24]. Подобныевысказывания не могут все же избавить от впечатления о целесообразности обращенияи к этой разновидности реконструкции в случаях, когда компаративист стремитсяуглубить диахроническую перспективу истории языковой семьи. Представляется,в частности, что при согласовании ее результатов в данными внутренней реконструкциинаиболее архаичных ингридиентов языковой семьи, а также с данными типологическойреконструкции сравнительно-историческое исследование способно приходить к весьмаправдоподобным выводам. Следует вспомнить в последней связи и судьбу ученияФ. де Соссюра о так называемых сонантических коэффициентах в древнейшем праиндоевропейскомсостоянии, характеризовавшегося виднейшими представителями младограмматизмакак "чисто априористическое построение" и, соответственно, как "полнаянеудача", но составившего предмет пристального внимания в индоевропеистикес конца 20-х годов.Если отдельно взятая конъектура диахронической интерпретации уступает по степенисвоей достоверности архетипу, то аналогичным образом выглядит и соотношениеих совокупностей. Это означает, в частности, что доказательство гипотезы генетическогохарактера, строящееся посредством сопоставления праязыков, всегда будет проигрыватьв убедительности доказательству, основанному непосредственно на языковом материале.Выше были подчернуты основные особенности обеих разновидностей реконструкциив их взаимном противопоставлении. Не следует, однако, полагать, что в конкретныхсравнительно-исторических исследованиях они неизменно выступают в своем "идеальном"виде. В действительности производимые реконструктивные операции нередко оказываютсясложнее - за счет случаев, когда диахроническая интерпретация сочетается с элементамисобственно реконструкции в рамках решения некоторой, по существу единой задачи.Одним из наиболее ярких примеров подобного сочетания может служить ларингальнаятеория в индоевропеистике в ее современных версиях, характеризующаяся непосредственнойапелляцией к материалу исторически засвидетельствованных языков в стремлениинайти себе опору в предшествующих рефлексах древних ларингалов (ср. соответствующиессылки на хеттские h и hh, армянское инициальное h и т.п.),а также в следствиях ряда фонетических процессов, связанных в первую очередьс историей вокализма. По-видимому, последнее обстоятельство составляет одиниз существенных факторов, способствующих высокой популярности ларингальной теориив современной индоевропеистике. Некоторую точку опоры индоевропейским праформамс ларингалами создают и их внешние - картвельские - аналогии: например, постулируемыев работах Э. Бенвениста, Р. Шмитт-Бранта, Т.В. Гамкрелидзе и ряда других авторовкорни *Huebh "плести, ткать", *Hueddh "связывать,ремень" и т.д. сопоставимы с их картвельскими параллелями типа груз. изан. gob- "плести", сван. gweb- "улей" (<пракартв. *gweb- "плести") или груз., мегр. gved- исван. gwed- "ремень" (< пракартв. *gwed- "ремень,привязь"), возможно, указывающими на конкретные антропофонические характеристикиих индоевропейских антецедентов (в настоящее время возникает возможность показать,что начальный звонкий спирант в приведенных корнях не развит в силу некоторого"обострения" w на картвельской почве).В принципе аналогичным оказывается modus operandi и так называемой глоттальнойтеории в трактовке праиндоевропейской консонантной системы, сформулированнойв недавних работах Т.В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова. Если бы авторы ограничивалисьоперациями, производимыми исключительно над архетипами, то о выходе в их исследованияхза пределы диахронической интерпретации не приходилось бы говорить. Однако посколькуэта теория также обнаруживает тенденцию к поискам поддержки в фактическом материалереальных языков (в частности, в глоттальной серии согласных, представленнойв армянских диалектах, и в предполагаемых рефлексах смычногортанных в виде некоторыхпросодических признаков германских языков, ср. [18, c. 12-17], то и в этом случаеналицо обращение к элементам собственно реконструкции, что, по всей вероятности,и служит важным фактором, вызывающим к этой теории симпатии со стороны целогоряда крупных индоевропеистов уже в настоящее время.Еще одним признаком органического сочетания обеих разновидностей реконструкциив компаративистике является разработка в американистике алгонкинско-ритванскойгипотезы, основанной на сопоставлении реконструированных праалгонкинских архетиповс фактическим материалом языков вийот и юрок. Такой характер сравнения обусловлентем неоднократно подверкивавшимся М. Хаас обстоятельством, что последние весьмадалеки друг от друга, вследствие чего их взаимное родство прослеживается болееили менее отчетливо только на фоне односторонних связей обоих с алгонкинскимиязыками, ср. [19].В заключение остается заметить, что разграничение понятий собственно реконструкции,с одной стороны, и диахронической интерпретации, с другой, представляется полезнымне только для компаративистики, но и для других отраслей языкознания, располагающихотчетливым диахроническим аспектом, и прежде всего - для исторической типологиии для глоттогенетических исследований.
Примечания
1. Dyen I. Reconstruction, the comparative methodand the protolanguage uniformity assumption // Language. 1969. V. 45. No 3,P. 508-509.2. Penzl H. Das Rekonstruieren des "prahistorischen" Lautwandels// Proceedings of the twelfth International congress of linguistics. Innsbruck,1978. S. 508 ff.3. Zawadowski L. Theoretical foundation of comparative grammar // Orbis.1962. 11. P. 7-18.4. Семереньи О. Введение в сравнительное языкознание. М., 1980. С.13.5. Schlerath B. Ist ein Raum- / Zeit-Modell fur eine rekonstruierteSprache moglich? // Zeitschrift for vergleichende Sprachvorschung. 1981. Bd.85. Hf. 2. S. 188.6. Doerfer G. Lautgesetze und Zufall. Betrachtungen zum Omnicomparativismus.Innsbruck, 1973.7. Koerner K. Reconstruction in historical linguistics. Ottawa, 1985.8. Hoenigswald H.M. Internal reconstruction and context // Historicallinguistics. 1974. II. S. 200.9. Boretzky N. Laryngaltheorie und innere Rekonstruktion // IF. 1975(1976). Bd. 80. S. 56-57.10. Тронский И.М. Общеиндоевропейское языковое состояние (вопросы реконструкции).Л., 1967. С. 5.11. Бенвенист Э. Индоевропейское именное словообразование. М., 1955.С. 26.12. Holt D.C. Evidence of genetic relationship between Chibchean andUto-Aztecan // Proceedings of the third annual meeting of the Berkeley linguisticsociety. Berkeley, 1977. P. 283.13. Proulx P. Proto-Algic I: Phonological sketch // IJAL. 1984. 50.No 2. P. 164.14. Lehman W.P. Historical Linguistics. An introduction. N.Y., 1962.P. 103-104, 255.15. Климов Г.А. Картвельское *otxo "четыре" ~ индоевропейское*ok^to- // Этимология. 1975. М., 1977. С. 162-163.16. Трубецкой Н.С. Избранные труды по филологии. М., 1987. С. 61.17. Макаев Э.А. Общая теория сравнительного языкознания. М., 1977.С. 182.18. Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы.Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протикультуры. I.Тбилиси, 1984.19. Haas M. Algonkin-Ritvan: the end of controversy // IJAL. 1958.24.