Николай Гнедич

 

Николай Гнедич (1784 – 1833)

Поэт девятнадцатого столетия Николай Гнедич в истории российской культуры остался, прежде всего, как переводчик легендарной «Илиады».

Потомок обнищавшего старинного дворянского рода из Полтавы, Гнедич получил блестящее образование в Московском университете, где он был приобщён к латинской и греческой литературе. Не менее страстно он увлёкся Шекспиром и Шиллером и обнаружил большой декламаторский талант, играя на сцене университетского театра. Позже, работая в петербургском департаменте министерства народного просвещения, он прославился сочинением авантюрной прозы, собственных и переводных стихов, переводов трагедий Дюсиса и Шиллера. Всё это открыло перед Гнедичем двери известных дворянских салонов, в частности дома графа Оленина, при содействии которого он был избран в члены российской академии и назначен библиотекарем публичной библиотеки, где он прослужил до 1827 года. Этот период для Гнедича был ознаменован тесной дружбой с великим баснописцем Иваном Крыловым и сложными отношениями красавицей-актрисой Семеновой, для которой переделал трагедию «Лир» Шекспира и перевел «Танкреда» Вольтера. В этот же период Гнедичем было создано множество оригинальных лирических пьес и стихотворных произведений. Например, строки из его идиллии «Рыбаки», описывающие петербургские белые ночи, цитирует Пушкин в примечании к «Евгению Онегину». В то же время Гнедич делает и много переводов. Критики в один голос отмечают в них чистоту и силу языка, а также большое образование и вкус переводчика. Особенно ярко талант Гнедича, как переводчика, проявился в его переводах греческих песен и, конечно, великого древнегреческого эпоса «Илиада».

Именно перевод «Илиады» навечно оставил имя Николая Гнедича в отечественной культуре. До него это бессмертное произведение уже переводили (Якимов, Мартынов, Костров). Поначалу Гнедич решил продолжать дело Кострова, переводившего поэму александрийским стихом, и в 1809 году издал в свет Седьмую Песню «Илиады» в том же стиле. В 1813 году, когда Гнедич уже дописывал Одиннадцатую Песню, вокруг его перевода разгорелись жаркие споры. Камнем преткновения был вопрос, каким же стихом следует переводить «Илиаду»?

Пока деятели того времени (Уваров, Капнист, Войков) спорили, Гнедич, по его собственному выражению, имел смелость «отвязать от позорного столба стих Гомера и Вергилия, привязанный к нему Тредьяковским». Уничтожив переведенные песни, стоившие ему шести лет упорного труда, он только спустя 15 лет опубликовал полное издание «Илиады», переведённое им гекзаметром – размером подлинника.

Данный перевод был с восторгом принят ведущими литераторами того времени, в особенности Пушкиным. Сам Белинский вознёс гекзаметры Гнедича выше гекзаметров самого Жуковского, написав: «Постигнуть дух, божественную простоту и пластическую красоту древних греков было суждено на Руси пока только одному Гнедичу».

Однако другие отзывы были гораздо более критичными. Говорилось, что перевод Гнедича убил свойственные Гомеру нежность, игривость и простодушие, выведя на первый план торжественность и пафос, чему способствовало излишне частое и не всегда корректное употребление словоформ, распространённых в ту эпоху дифирамбов и од. Критике подвергались и сложные эпитеты, переполнявшие перевод Гнедича: «празднобродные» псы, «коннодоспешные» мужья, «звуконогие» кони, «ясноглаголевые» смертные, «хитрошвенные» ремни, или спорные архаичные выражения, вроде «мужи коснящие на битву», «трояне, бодатели коней» или «в омраке чувств». Для современного читателя это, конечно, затрудняет чтение перевода Гнедича, однако это с лихвой искупается искренностью и силой, поэтических образов перевода Гнедича.

Каторжный труд сильно подкосил и без того болезненный организм Гнедича, и менее чем через четыре года после завершения труда всей своей жизни переводчик «Илиады» скончался. Прах Гнедича был погребен на новом кладбище Александре Невского монастыря, рядом с могилой его друга Ивана Крылова. Над могилой великого переводчика был воздвигнут памятник, надпись на котором гласит: «Гнедичу, обогатившему русскую словесность переводом Омира. Речи из уст его вещих сладчайшие меда лилися» («Илиада», I, стр. 249).