Перевод текстов и документов > Т.Б. ЛУКИНОВА Лексика славянского язычества

Т.Б. ЛУКИНОВА Лексика славянского язычества

Т. Б. Лукинова

ЛЕКСИКА СЛАВЯНСКОГО ЯЗЫЧЕСТВА

(Этимология. 1984. - М., 1986. - С. 119-124)

Дальнейшее успешное развитие славянской сравнительно-исторической лексикологиивсе настоятельнее требует широкого привлечения экстралингвистических фактов.При этом чем древнее изучаемые пласты лексики, тем более возрастает значениеданного требования. Особенно важны свидетельства смежных гуманитарных наук,им в первую очередь этнографии, для тех лексических групп, у которых можно предполагатьсвязь с широким комплексом древних верований и представлений об окружающем мире,обусловленными ими обрядами, ритуалами, все вместе относимые к тому, что обозначаетсятермином славянское язычество.

Представляется вполне приемлемым предложенное акад. Б. А. Рыбаковым расширенноепонимание славянского язычества как "части огромного общечеловеческогокомплекса первобытных воззрений, верований, обрядов, идущих из глубин тысячелетий"[1]. Унаследовав многие элементы духовной культурыпредков-индоевропейцев, впитав не менее, если не более многочисленные чертыиноплеменных культур, язычество определяло духовный облик славян не только допринятия ими христианства, но и долгое время после этого события. В эизни восточныхславян языческая стихия заявляла о себе так мощно, что приходилось говоритьоб их двоеверии в течение многих столетий. Более или менее явственные следыпрежних языческих воззрений и языческой обрядности обнаруживаются в разной формеоще и в наше время (в частности, в виде примет, поверий, детских игр и т. п.)[2].

Такое длительное и органическое проникновение язычества в жизнь и быт славянскихплемен и народов не могло не отложиться в славянских языках и прежде всего влексике. Следует подчеркнуть что интерес к свидетельствам этнографии и фольклорапри исследовании славянской лексики был характерен для филологии еще серединыпрошлого века. Достаточно вспомнить ряд удачных этимологий, предложенных А.А. Потебней в 60-х годах (бабочка и под.). К сожалению, эта линия исследованийпо ряду причин не получила большого развития ни у самого Потебни, ни у другихученых. Лишь в последние десятилетия снова появился интерес и к язычеству кактаковому и к языческим мотивам в исторической лексикологии и семасиологии (трудыН. И. Толстого, Вяч. Вс. Иванова и В. Н. Топорова, О. Н. Трубачева, А. В. Десшщкойи др.).

Примечательно, что учет возможных ассоциаций, связанных с языческими представлениями,может помочь пролить свет даже на некоторые фонетические и морфологические явления.Так, для метатезы в рус. ладонь < долонь (праслав. *dolnь) неисключена возможность влияния слова лада 'супруг, супруга' и производныхот корня лад-, касающихся языческой свадебной церемонии (ср. рус. диал.лады 'помолвка' - Даль3 II, 233), в первую очередь, широкораспространенных припевов "ой ладо, ладо", "ой дид-ладо" и под.Постоянное сопровождение свадебных песен плесканием долонным (по-видимому,первоначально имевшим ритуальный характер) привело к возникновению устойчивойассоциации между пением и действием, что послужило психологической основой дляметатезы.

Сходным образом объясняется и субституция о > у в собственном имениКузьма при более раннем Козьма, Косма (из греч. Kosmas).Фольклорные и этнографические данные свидетельствуют, что существовала легендао святых Козьме и Демьяне как первых кузнецах (в силу звукового сходства именисо словом) [3]. Постоянная ассоциация Козьмыс кузнецом, кузницей, кузнечным делом, которое рассматривалось как магическоедейство, способствовала дальнейшему сближению фонетического облика имени с соответствующимапеллятивом.

На морфологическом уровне в связи с рассматриваемой проблематикой интересмогут представить архаичные основы на согласные, в частности группа s-основ.Касаясь семантики слов с этим формантом, С. Б. Бернштейн, например, отмечал:"Именные основы на -s характеризуются значительным семантическим разнообразием.Здесь и абстрактные имена типа nebos-, slovos-, и анатомические терминытипа telos-, chelos-, okos-, istos-, chervos-, и технические термины- kolos-, igos, -te,zhos-, runos-, ojos-" [4].

Однако можно, кажется, выделить некий семантический стержень, вокруг которогогруппируются древнейшие s-основы: большинство их оказывается тесно связаннымсо сферой язычества. Прежде всег это касается тех слов, которые имеют соответствияв других индоевропейских языках: небо, слово, коло (небо - местообитания богов, по небу проходит свой ежедневный путь животворное солнце и проплываюттучи, несущие влагу нивам; слово издавна наделялось магической силой;разного рода ритуалы и обряды сопровождались молитвами, заклинаниями, заговорами;с верой в магию слова связано табуирование; следует упомянуть и о том, что словоимело в древности значение более широкое, чем лат. verbum, оно ближемногозначному греч. logos; коло (колесо) выполняло не тольковажную хозяйственную функцию, но и издавна было символом солнца, круг (коло)чертили, чтобы предохранить себя от действия враждебных сил и т. п.).

Чудо, *kudo (ср. рус. кудесник, кудесить и под.), диво- связь семантики этих слов с верованиями очевидна; дерево - этнографиясвидетельствует о культе деревьев как составной части древнейших растительныхкультов (в языке следом поклонения деревьям может быть этимология слова здоров- праслав. *sъdorvъ с реконструируемым первоначальным значением 'из хорошегодерева'). Для слов тело, удо, око, ухо и других анатомических терминовс формантом -s можно предположить связь с жертвоприношениями и ритуальнымрасчленением тела.

Как s-основа могло выступать и порядковое числительное *pьrvъ;объяснение этому следует искать, по-видимому, в том известном факте, что первомуснопу при уборке урожая, первому приплоду у домашних животных, первому ребенкув семье придавалось особое значение, они были объектами определенных ритуалов,их могли приносить в жертву.

Таким образом, обзор семантики славянских s-основ с особым вниманиемк некоторым семантическим нюансам и с учетом свидетельств, представляемых этнографией,позволяет видеть в них не только четко очерченную грамматическую (морфологическую),но и лексико-семантическую группу.

Детальное обследование в аналогичном плане n-основ также может привестик интересным результатам. В частности, в древнейших основах среднего рода на-men (типа племя - племени, имя - имени) просматривается некийобщий семантический сегмент, имеющий отношение к рождению ребенка и, возможно,соответствующим этому событию древним ритуалам.

* * *

В изучении лексики, связанной с язычеством, есть свои трудности и притом трудностисерьезные. Не случайно В. Н. Топоров писал об "ощущении тупика, знакомом многимисследователям, работающим в этой области" [5].К числу таких трудностей можно отнести уже само выделение слов, так или иначевходящих, в сферу славянского язычества. Лишь сравнительно немногие слова непосредственноотражают "языческие" понятия: рус. навь, русалка, домовой, водяной, волхвоватьи под.; больше таких, которые сейчас в сознании говорящих на том или ином славянскомязыке не ассоциируются с языческой древностью, и лишь этимология этих слов обнаруживает,что когда-то они входили в круг соответствующих понятий (как рус. хороший,врач, бабочка, укр. дiдько, кувати, треба и некоторые др.). Можнос уверенностью утверждать, что еще немалое количество подобных слов, до сихпор не имеющих достоверной этимологии, ждет своих исследователей. Однако покаэтимологизирование будет базироваться только на лингвистическом материале, трудноожидать больших успехов, тогда как широкое использование данных родственныхгуманитарных дисциплин способно дать серьезный импульс дальнейшему развитиюсравнительно-исторической лексикологии.

Как много может почерпнуть этимолог из этнографии, можно проиллюстрироватьна примере рассмотрения гнезд таких, казалось бы, давно всесторонне разработанныхслов, как термины родства, в частности слова баба и дед. Оба словаво всех славянских языках обросли большим числом производных образований. Относительнослова баба в польском языке автор, например, "Slownika rzeczy starozytnych"отмечал: "Zaden wyraz w je,zyku polskim niema tylu znaczen roznorodnych ilebaba i babka" [6]. Семантика этихпроизводных чрезвычайно пестра и разнообразна: здесь названия и растений, иживых существ (в частности, насекомых), и кушаний, и предметов, относящихсяк сельскому хозяйству или быту, есть даже названия облаков и туч. Разобратьсяво всем этом многообразии, найти мотивацию для каждого слова, исходя толькоиз того, что представляет языковой материал, невозможно. Даже такой маститыйисследователь, как М. Фасмер, этимологизируя название растения дедок'лопух, репейник' прямолинейно толкует: "дедок… от дед - из-заколючек, которые напоминают небритую бороду старика" [7].Но все это, казалось бы, хаотическое нагромождение разрозненных фактов приобретаетчерты относительной упорядоченности и даже некоторой систематичности (хотя быв плане очевидного параллелизма семантики производных от баба и дед),как только взглянуть на него через призму этнографии и увидеть в привычных терминахродства еще и названия умерших предков.

Было бы несправедливо утверждать, что отмеченное значение совсем выпало изполя зрения лингвистов: словари, фольклорные тексты фиксируют, например, рус.бабка 'дух предка' (бабки запечные [8]),дед 'домовой' (первоначально 'дух предка, охраняющий дом от чужих, враждебныхдухов') и суффиксальные образования в том же значении дедка, дедко, дедушка,дедунька (Филин 7, 330- 332), укр. дiдько 'нечистая сила', блр. дзед,дзедка 'домовой', чеш. ded, dedek то же, словац. dedkovia'домашние божки, духи предков, охраняющие дом', н.-луж. поспе zedki 'маленькиеночные человечки' и под. Но эти значения воспринимаются исследователями, каквторостепенные, глубоко периферийные, что противоречит как обилию и характерусамого языкового материала, так и утверждениям этнографов: последние согласносвидетельствуют о большой роли культа умерших предков у славян-язычников. Н.Н. Белецкая, например, даже полагает, что "культ предков играл определяющуюроль в языческом мировоззрении, а также и в генезисе языческой обрядности" [9].Добрым духам предков посвящали первые (и последние) плоди (отсюда названия,например, снопов: рус. баба, бабка, укр. дiд, дiдик и под. [10],для них готовили ритуальную пищу (отсюда названия блюд), верили, что духи предковмогут воплотиться в живых существ (ср. рус. бабочка, польск. babka,словен. babucka и под.) и даже в тучи и облака: рус. баба 'мифическаяоблачная жена, приносящая живую воду, т. е. дождь' (Филин 1, 14), чеш. baby'тучи', польск. dziady то же.

В этнографическом контексте становится очевидным также, что лопух или репейникназвали дедком потому, что существовал обычай ставить символ доброгодуха - сноп этого колючего растения у ворот или дверей избы, хлева, чтобы отогнатьчужих, враждебных духов, нечистую силу, - не случайно репейник называется такжечертополох, чертогон (ср. и укр. чортополох, польск czartoploch).

Максимальное привлечение и использование этнографических мотивов в лексикографическихразработках - лишь одна, хотя и чрезвычайно важная, сторона дела. Не менее плодотворнымможет оказаться и такой подход, когда, исходя из этнографии, определяется самыйобъект исследования. К этому вынуждает крайняя расплывчатость и условность границ,отделяющих лексику славянского язычества от всех остальных тематических групп.Результативным, например, может быть исследование слов, относящихся к такомудревнему и важному культу, как культ огня; немало интересного следует ожидатьи от изучения лексики, отражающей культ воды, культ растений, веру в магию словаи под. Свои плоды может дать систематическое обследование и этимологизированиеслов, связанных с реалиями, представляемыми археологией (способы захороненийи пр.). Отдельные разработки в этом направлении есть, но их мало.

Широкая и планомерная работа с лексикой славянского язычества способна представитьновый материал для изучения древнейших контактов славян с неславянскими племенами(балтами, германцами, угро-финнами, иранцами, тюрками и др.). Так, праслав.*o,pyrь 'упырь', входящее в круг слов, отражающих культ огня (этимологизируетсякак состоящее из *o,- - префикс отрицания и *pyr- 'огонь, гореть',общее древнейшее значение 'не преданный огню') имеет точное соответствие в греческом'apyros то же [11]. Независимо от тогоили иного решения вопроса о происхождении этих слов (независимые параллельныеобразования? калька в одном из языков? кальки в обоих языках?) они - бесспорноесвидетельство древних контактов.

В конечном счете исследование архаичного слоя лексики, отражающей духовнуюкультуру древних славян и в какой-то своей части восходящей к лексике праиндоевропейской,нельзя недооценивать и при решении круга проблем славянского этногенеза.

Примечания

1. Рыбаков Б. А. Язычество древнихславян. М., 1981, 3.

2. См., например: Токарев С. А. Религиозныеверования восточнославянских народов XIX - начала XX века. М.- Л., 1957.

3. Потебня А. А. О мифическом значениинекоторых обрядов и поверий. - Чтения ОИДР, 3, 1865, М., 1865, 161. О Кузьмеи Демьяне - кузнецах см. также: Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследованияв области славянских древностей. М., 1974, 161; Кондратьева Т. Н. Кузьмодемьян-свадебник.- Русская речь 1, 1979, 108-111. О сближении имени со словом кузнец - ФасмерII, 403.

4. Бернштейн С. Б. Очерк сравнительнойграмматики славянских языков. М., 1974, 163.

5. Топоров В. Н. Фрагмент славянскоймифологии. - КСИС АН СССР, М., 1961, 30, 15.

6. Slownik rzeczy starozytnych. Krakow, 1896,17.

7. Фасмер I, 494.

8. Довнар-Запольский М. В. Исследованияи статьи. Киiв, 1909, I, 145-146.

9. Велецкая Н. Н. Языческая символикаславянских архаических ритуалов. М., 1978, 163.

10. Б. А. Рыбаков писал, например, что "унекоторых славянских народов существовало почтительное отношение к последнемуснопу, увозимому с поля. Его называли "дедом", "стариком","бабой"; его зерна считали плодовитыми и примешивали их к посевным"(Рыбаков Б. А. Указ. соч., 425).

11. Подробнее см.: Лукiнова Т. Б.Лексика слов'янських мов яв джерело вивчення духовноi культури давнiх слов'ян.- IX Мiжнародний з'iзд славiстiв. Слов'янське мовознавство. Доповiдi. Киiв,1983, 95-103.