Рондо А.К. Толстого. Поэтика юмора

М. Л. Гаспаров

"РОНДО" А. К. ТОЛСТОГО. ПОЭТИКА ЮМОРА

(Гаспаров М. Л. О русской поэзии. Анализы. Интерпретации. Характеристики. -М., 2001. - С. 66-74)

Стихотворение требует некоторых предварительных пояснений троякого рода в источниках бюро переводов: исторических,историко-литературных и теоретико-литературных.Исторические пояснения выписываем из комментария И. Г. Ямполъского [Толстой,1937, 767]. "Написано не раньше 1867 г., когда граф К. И. Пален был назначенминистром юстиции. Во время его управления министерством (1867-1878) судебноеведомство резко повернуло на путь реакции. Однако по вопросу о суде присяжныхТолстой критикует Палена справа, упрекая его в слишком мягком к нему отношении.Отрицательная оценка суда присяжных не случайна у Толстого - ср. резкий выпадпротив него в "Потоке-богатыре". Гласный суд по европейскому образцу с прениямисторон перед коллегией выборных присяжных, которые выносили решение о виновностиили невиновности подсудимого, только что был введен в России судебной реформой("Основные положения" - 1862 г., "Судебные уставы" - 1864 г., первые заседания- 1866 г.). Первые приговоры новых судов поразили общество непривычной и невсегда оправданной мягкостью и вызвали широкое обсуждение в печати; сомненияи беспокойство были у многих, даже не только в консервативных кругах (вспомнимзаметку Ф. М. Достоевского "Среда" в "Дневнике писателя" 1873 г.). Но Палентак быстро оправдал все надежды реакции, что подозревать его в попустительствесуду присяжных можно было разве что в самом начале его деятельности - когдаон несколько месяцев даже не управлял министерством, а лишь "приготовлялся"к этому, по своей совершенной непривычности. Отсюда вероятная датировка.Теоретико-литературные пояснения относятся к слову "Рондо" в заглавии. Оноупотреблено не строго терминологично. В узком смысле слова рондо - это стихотворениеиз 3 строф в 5, 3 и 5 стихов, причем после второй и третьей строф следует короткийнерифмующийся рефрен, представляющий собой повторение начальных слов стихотворения;рифм две, порядок их - ааbbа, aabx, ааbbах (х - рефрен). Вот пример(из А. Буниной, с чуть иными строфоразделами), приводимый в "Словаре древнейи новой поэзии", составленном Н. Остолоповым [Остолопов, III, 51-62]:

В России эта строгая форма рондо не получила распространения, и тот же словарьОстолопова констатирует: "Русские стихотворцы пользуются большею против французовсвободою в сем сочинении, наблюдая только круглость оного, то есть повторениеначальных слов" - и дает примеры из И. Дмитриева ("Я счастлив был..."), С. Нечаева,Н. Николева, которые можно было бы умножить. Таким образом, форма стихотворенияподчеркнуто архаична; она напоминает о XVIII веке, и притом о русском XVIIIвеке.Историко-литературные пояснения относятся к метафорам, на которых построенрефрен; "параллелен" - благожелателен, угодлив, и "вертикален" - неблагожелателен,враждебен. Их источник указан Б. Я. Бухштабом и упомянут в цитированном комментарииИ. Г. Ямполъского. Это восьмистишие А. Ф. Вельтмана (роман "Странник", ч. 2,§ 147);В вас много чувства и огня,Вы очень нежны, очень милы;Но в отношении меняВ вас отрицательные силы.Вы свет, а я похож на тьму,Вы веселы, а я печален,Вы параллельны ко всему,А я, напротив, вертикален.Эти стихи были известны А. К. Толстому, цитировались им в письмах, и второечетверостишие даже попало по ошибке в дореволюционное издание его собрания сочинений(1907).Таким образом, это опять отсылка к архаике: к легкой поэзии альбомного родас ее шутливыми метафорами и к устаревающей синонимичности терминологическихпар "параллельный - перпендикулярный" и "горизонтальный - вертикальный". В академическомсловаре 1842-1843 гг. они еще близки к синонимичности, но в дальнейшем, какмы знаем, их значения разошлись, и расхождение это по-видимому, началось ещево время А. К. Толстого. Стало быть, и здесь это не просто архаика, но нарочитобеспорядочная архаика, в которой смешано то, что обычно не смешивается. Этовпечатление подкрепляется также средствами языка и стиля: с одной стороны, здесьнанизываются архаизмы (впрочем, неброские) "Ах!..", "боле", "душегубец", "коприсяжным", "всяк", "подпален", "да не будет...", а с другой - с ними комическиконтрастирует разговорный оборот "суд стал вроде богаделен".Далее. Мало того, что стихотворение построено только на двух рифмах, как этополагается в рондо. Важно то, что эти две рифмы звучат похоже друг на друга:-ален и -елен, согласные одни и те же, различиетолько в ударных гласных. В современной терминологии созвучие типа -ален,-елен называется "диссонанс". Изредка используемое на правах рифмы,оно ощущается как нечто манерное и изысканное, - таковы "солнце - сердце" усимволистов, "нашустрил - осёстрил - астрил - перереестрил - выстрел" в "Пятицвете"Северянина, "Итак итог" в заглавии у Шершеневича. Как необычное воспринимаетсясозвучие "слово - слева - слава" в начале "Рабочим Курска..." Маяковского. Нов середине XIX в. такие созвучия ощущались только комически, как "лжерифма";едва ли не первое их обыгрывание в русской поэзии мы находим совсем рядом с"Рондо" Толстого - в "Военных афоризмах" Козьмы Пруткова ("При виде исправнойамуниции / Сколь презренны все конституции!", "Тому удивляется вся Европа, /Какая у полковика обширная шляпа", - с неизменными полковничьими примечаниями"рифма никуда не годится", "приказать аудитору исправить"). В классической поэзиипочти нет таких подобозвучных рифмических цепей, как "красотой - душою - чужой- виною" (Пушкин) или "летучий - туч - нежгучий - луч" (Фет) [3]именно потому, что они размывают границу между чередующимися созвучиями. В рифмовке аbаb чем меньше похоже а на b, тем больше похожеа на а и b на b, и от этого тем крепчеорганизующие рифмические связи, В "Рондо" А. К. Толстого - наоборот: Астановится похоже на В, все со всем созвучно, отделить организующие,предсказуемые созвучия от неорганизующих, случайных становится все труднее,впечатление беспорядочного смешения усугубляется. Этому дополнительно содействуетеще один прием: в стихотворении чередуются строфы с рифмовкой АВАВи с рифмовкой ВАВА, это мешает читателю ориентироваться, и когдаон после четверостишия на "-ален - елен - ален - елен" ожидаетвторого такого же, а вместо этого находит "-елен - ален - елен - ален",то это каждый раз лишь сбивает его с толку и создает впечатление, что эти -алени -елен совершенно взаимозаменимы и нанизывание их неминуемо вызываетощущение: "как все перемешано!"Далее. Мало того, что рифмы в стихотворении похожие, - важно то, что рифмыэти малоупотребительные. На -ален и -елен в русскомязыке рифмуются только:1) существительные женского рода на -льня в родительном падежемножественного числа (раздевальня, опочивальня, наковальня, сукновальня, готовальня,швальня, умывальня, исповедальня, купальня, читальня, маслодельня, винодельня);2) существительные на -алина, -елина в том жепадеже (завалина, развалина, прогалина, миндалина, окалина, подпалина, проталина,можжевелина, расселина, расщелина);3) прилагательные мужского рода на -льный в краткой форме (буквальный,овальный, повальный, похвальный, легальный, мадригальный, многострадальный,пирамидальный, скандальный, идеальный, реальный, тривиальный, гениальный, принципиальный,материальный, специальный, официальный, радикальный, уникальный, зеркальный,музыкальный, нормальный, банальный, оригинальный, машинальный, диагональный,рациональный, эмоциональный, пропорциональный, доскональный, опальный, либеральный,моральный, театральный, натуральный, сальный, парадоксальный, ортодоксальный,универсальный, колоссальный, фатальный, детальный, фундаментальный, орнаментальный,сакраментальный, сентиментальный, моментальный, монументальный, горизонтальный,хрустальный, индивидуальный, актуальный, охальный, патриархальный, начальный,печальный, беспредельный, нераздельный, смертельный, цельный, бесцельный);4) страдательные причастия мужского рода от глаголов иа -алить,-елить в краткой форме (хмелить, свалить, ужалить, оскалить, умалить,крахмалить, причалить, обезземелить, стелить, наделить).Эти списки (составленные по "Грамматическому словарю русского языка" А. А.Зализняка), - разумеется, неполные, но близкие к полноте. По ним видно: во-первых,что круг слов здесь достаточно широк, но слова эти не характерны для поэтическойлексики XIX в. и звучат или прозаизмами, или архаизмами; во-вторых, что формы,в которых эти слова рифмуются, малочастотны и синтаксически скованы. Непосредственноеощущение читателя говорит, что "долго так рифмовать нельзя", и он воспринимаетэти рифмы как фокус. Восприятие это поддерживается тем, что первые рифмующиесяслова в стихотворении - иностранная фамилия "Пален" и прозаизм с иноязычнымкорнем "параллелен", поэтому формальная задача стихотворения осмысляется как"подобрать русские рифмы на иностранные слова". И уже после первой строфы нарастаетощущение: "да когда же это кончится?""Как все перемешано!" и "когда же это кончится?" - вот два ощущения, порождаемыев читателе самой формой стихотворения: подбором слов и рифм. Эти ощущения объединяютсяи закрепляются главной приметой рондо - рефреном. Он однообразно повторяетсявновь и вновь, создавая впечатление бесконечного утомительного топтания на месте.Части рефрена все время перетасовываются ("Оттого что так граф Пален ко присяжнымпараллелен" - "Оттого что параллелен ко присяжным так граф Пален"), создаваявпечатление однородности и взаимозаменимости. Однородность подчеркивается ифоническими средствами: слова "граф Пален", "параллелен", "присяжным" аллитерируютна п, р, н, а слово "параллелен" вообще кажется раздвижкой слова "Пален".Нетрудно видеть, что "как все перемешано!" и "когда же это кончится?" - этоте самые чувства, которые должно вызывать у читателя и содержание стихотворения.Суд, вместо того чтобы осуждать преступников, оправдывает их; министр, вместотого чтобы призвать суд к порядку, попустительствует этому беспорядку; это состояниетянется и тянется, и конца ему не видно, - вот картина, изображенная в стихотворении,и художественные средства (фоника, стих, стиль) полностью ей соответствуют.Но это не все. Беспорядочность, изображенная в художественном произведении,никогда не тождественна беспорядочности внехудожественной реальности: она -не часть ее, а картина ее, она - беспорядочность, построенная очень упорядоченнои сознательно. Так и здесь. Если на низших уровнях (фоника, стих, стиль) никакойкомпозиционный строй в стихотворении не прослеживается, то на высших уровнях(синтаксис, образы, мотивы) он прослеживается очень четко.Оставив пока в стороне начальную строфу (формулировку темы) и последнюю строфу(формулировку идеи), посмотрим на движение мысли по нетождественным частям серединныхстроф. "Добрый суд царем повелен, / А присяжных суд печален", а именно: "Душегубецстал нахален, / Суд стал вроде богаделен". Поэтому "Всяк боится быть застрелен,/ Иль зарезан, иль подпален" и "Мы дрожим средь наших спален, / Мы дрожимсреди молелен". Связность и последовательность образов превосходна: "царь исуд - суд и преступник - (преступник) и жертвы". И наконец, в последней строфе- "жертвы и Бог - Бог и граф".В первой строфе - антитеза (что есть - что могло бы быть), усиленная риторическимивосклицаниями; во второй - антитеза (что должно быть - что есть) без усиления;в третьей - антитеза ослабленная (детализация двух сторон одного и того же явления);в четвертой - антитезы нет, вместо нее тройное нагнетание однородных примет;в пятой - повтор-параллелизм с нарастанием; в шестой - два риторических восклицания.Восклицательные конструкции как бы обрамляют картину, а заполняет ее переходот разнонаправленной антитезы к однонаправленному параллелизму.От начала к концу усиливается гиперболизация. В первых двух строфах гиперболеще нет, "присяжных суд печален" звучит как объективная констатация. Но дальше"душегубец... нахален" и "суд... вроде богаделен" - это уже явное преувеличение,"застрелен... зарезан... подпален" - тем более, а "мы дрожим средь наших спален,/ мы дрожим среди молелен" доводит картину бедствия до предела.Так читатель подводится к концовке - самому ответственному месту стихотворения.Концовка должна сделать невозможным как дальнейшее нагнетание структурных элементовстихотворения, организующих его связность и последовательность (образы, повторы,гиперболизм), так и дальнейшее нанизывание орнаментальных элементов стихотворения,придающих ему видимость беспорядочности и топтания на одном месте (фоника, стих,стилистика слова).Концовка Толстого отвечает всем этим требованиям. По содержанию она переводитчитателя от земных (и даже прозаичных) предметов к теме Бога: все, что можносказать о людских бедствиях, сказано, перечислять частности более невозможно,остается лишь растворить мысль во всеобщем (это - традиционная логика высокойлирики). По словесной форме она переводит читателя от нанизывания скудных рифмрусского языка к немецкому языку: все, что можно сказать на русском языке, сказано,осталось только перейти в новое языковое измерение. Совмещение этих двух эффектовделает исход стихотворения сугубо комичным. Отчего, собственно, к Господу Богунужно обращаться на немецком языке? Не оттого ли, что этот Бог, которому одномупод силу справиться с неразумием графа Палена, сам такой же немец, как этотграф с его немецкой фамилией? ("...Бог бродяжных иноземцев, / К нам зашедшихза порог, / Бог в особенности немцев, / Вот он, вот он, русский Бог", - былосказано в известном стихотворении Вяземского "Русский Бог" (1828), причем тожев концовке; вспомним также немецкие строчки о варягах и Бироне в "Истории государстваРоссийского от Гостомысла до Тимашева" А. К. Толстого). Этим фантастическимнамеком кончается стихотворение.Хаотически-утомительное однообразие слов и рифм, под которым скрывается стройноенарастание образов и мотивов, завершаемое эффектной двуплановой концовкой,-таково строение шуточного "Рондо" А. К. Толстого.P. S. Мы старались в этой книге говорить только о том, что естьв тексте стихотворений, не прибегая ни к каким сторонним сведениям. Здесь этоне удалось: пришлось сразу начать с "некоторых предварительных пояснений троякогорода". Это не случайно: стихотворение - юмористическое, а комизм - это понятиев высшей степени исторически изменчивое. Больше, чем трагизм: смерть и все,что с нею связано, трагично (почти) во всякой культуре, но безобразие и нелепостькомичны далеко не всегда и не во всем. Если мы всегда нуждаемся в предупреждении:"красивым тогда считалось то-то и то-то", то еще более в: "смешным тогдасчиталось то-то и то-то". Когда этого нет, мы рискуем впасть в ошибку. СтихотворениеИ. Панаева "Густолиственных кленов аллея..." было написано как пародия,а стало трогательным романсом; стихотворение Ф. Тютчева "Умом Россию не понять..."глубоко серьезно, но легко может быть прочитано как злая пародия на славянофильство.Как понял бы наше стихотворение читатель, ничего не знающий ни о рондо, ни оПалене и очень мало - о суде присяжных? А такое неведение в общении с чужимикультурами - скорее правило, чем исключение.

Примечания

1. Господи, помилуй наши души! Возымей кнам всем сострадание! (нем.)

2. Одинаковыми буквами обозначены повторяющиесярифмы (все - женские), выделенными (полужирным шрифтом) - повторяющиеся рифмующиесяслова.

3. Примеры диссонансной рифмы взяты из статьиВ. С. Баевского "Теневая рифма" [Баевский, 1972, 92-101]. Здесь собраномного интересных образцов такой рифмы из стихов XX в.; среди них любопытна"Таллинская песенка" Д. Самойлова, повторяющая (намеренно или нет?) даже созвучияА. К. Толстого: "Хорошо уехать в Таллин, / Что уже снежком завален / И ужезимой застелен, / И увидеть Элен с Яном, / Да, увидеть Яна с Элен..."

Литература

Толстой, 1937 - Толстой А. К. Полное собрание стихотворений.Л., 1937.

Остолопов, III - Остолопов Н. Словарь древней и новойпоэзии: В 3 т. СПб., 1821.