Перевод текстов и документов > Диалектные и социальные различия в городском обществе

Диалектные и социальные различия в городском обществе

Б. А. Ларин

К ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ХАРАКТЕРИСТИКЕ ГОРОДА (НЕСКОЛЬКО ПРЕДПОСЫЛОК)

(Ларин Б. А. История русского языка и общее языкознание. - М., 1977. - С. 189-199)

Разработка "социологической лингвистики" (или "лингвистической социологии")с недавних только пор ведется во Франции и Германии и почти не начиналась ещеу нас [1]. Больше всего "научных заготовок" длянее сделано в этнологической диалектологии последнего полустолетия. Литературныеязыки с этой точки зрения не разрабатывались, хотя в науке о них накоплено попутномного ценных данных именно социологического порядка (например, в работах акад.Шахматова по русскому языку). Мало материалов и почти нет исследований по всем- кроме литературного - "говорам города". Этот последний пробел, мнекажется, более всего и задерживает развертывание стоящих на очереди работ посоциологической лингвистике.Применительно к современным явлениям (оставляя пока в стороне генетическиепроблемы) центральной темой этого нового направления в языкознании будет состави структура языкового быта города.Только вслед за ней может быть широко и достоверно трактована вторая тема- о языковом взаимодействии города и деревни.Может показаться, что последний вопрос давно уже поднят был лингвистами, ноот рассмотрения "отношений литературного языка и народных диалектов" до нашейвторой темы - большая дистанция, еще не пройденная.Литературные языки генетически связаны с городом, но они давно уже "выросли"из этой своей колыбели, и настолько, что не могут заменять или представлятьсобою языковую культуру города. Издавна и до сих пор они остаются еще достояниемодной только "верхушки" городского коллектива. С другой стороны, они не замкнутыпределами одного города или только городов, с тех пор как сделались государственными,а некоторые, в дальнейшей экспансии, "культурными", т. е. надгосударственными,международными. Но и в этих фазах "обобществления" литературные языки неотрывносвязаны с первоосновой своего развития и распространения - со сложным и богатымязыковым бытом большого города или нескольких больших городов родины [2].Нельзя понять эволюции и судеб литературного языка, пока к этому материалуне применены социологические принципы исследования. Нельзя приступить к социологическомуистолкованию литературного языка, пока не изучается его непосредственная лингвистическаясреда, т. е. остальные типы письменного языка и все разновидности разговорнойречи городского коллектива.Ведь даже так называемая "литературная" разговорная речь (образованных) обследоваласьочень мало, исключительно у языков международных, - почти только для практическихцелей, иначе говоря - не изучалась, а лишь ненаучно и неполно описывалась [3].Остальные "городские говоры" представлены в беспорядочных коллекциях языковыхраритетов и резких отклонений от литературного языка. Между тем это необходимоесреднее звено между диалектологией деревенской и учением о литературно-книжномязыке.Таким образом, ясно, что именно отсутствие в научной традиции "диалектологиигорода" обусловливает и явно ощутимую задержку разработки культурно-историческихвопросов языковедения и отсутствие систематических работ по социологическойлингвистике.Я не буду выяснять здесь причин этого запоздания с постановкой и разработкойвопроса о "языке города", так как это сделано в другой моей статье (см.: "Русскаяречь". Новая серия. Кн. Ill) [4]. Займемся выяснениемнекоторых особенностей языкового состава и языковых взаимоотношений в городскомколлективе.

Богатство и разнообразие во всех сферах жизни присущи большому городу. Массовостьи напряженность борьбы на разных путях человеческой деятельности - второе свойствогорода.От этих кардинальных признаков можно отправляться и к лингвистической характеристикегорода. Языков здесь всегда много, сожительство их едва ли когда-нибудь можнобыло назвать мирным. Содержание лингвистической истории большого города - вборьбе языков, отражающей непрестанное столкновение и скрещение в нем разнородныхкультур.Всякая устойчивая социальная группа - помимо всех других условий своего образования- объединяется общностью языка, наличием, кроме других (индивидуально разных),одного общего языка. Тесная и длительная солидарность не может осуществлятьсябез этого. А с другой стороны - только при противопоставлении или столкновениис иной группировкой обнаруживается сплоченность коллектива. Язык, таким образом,оказывается всегда фактором социальной дифференциации не в меньшей мере,чем социальной интеграции. Мы сильнее даже ощущаем его организационную роль- поскольку он бывает средством обособления общественных групп. Именнопротив остальных каждая языковая "партия" в городе (как в фокусе государства)отстаивает "свой" язык, т. е. тот, какой наиболее привычен ее членам. Однимединственным диалектом располагают разве дикари. Два диалекта (или больше) вусловиях современной государственности навязываются с той или иной необходимостьюкаждому. В силу этого языковое разнообразие города двояко: 1) оно не тольково встрече разноязычных коллективов (будем называть это многоязычием города),но еще и 2) в многообразии языковых навыков каждой группы (спаянной каким-нибудьодним наречием), т. е. в двудиалектности и многодиалектности, - в зачаточномили совершенном полиглотизме горожан.

Как уже замечено, однодиалектность в строгом смысле теперь не характеризуети сельское население, по крайней мере в Европе. Это утверждение не может вызыватьникаких сомнений, если указать, например, на крестьян, принадлежащих к нашимнацменьшинствам. Но и великорусское крестьянство двудиалектно, так как пользуетсяи местным говором, и (хотя в меньшей мере) общегосударственным языком. То обстоятельство,что последним владеют не все и не в полной мере, не имеет принципиального значения.Количественные соотношения тут очень быстро меняются и, совершенно очевидно,в определенном направлении - к полному равновесию, а потом и преобладанию общегосударственногоязыка.В городе же однодиалектных и вовсе не приходится учитывать, поскольку речьидет не об индивидах, а о социальных единицах, о коллективах. Здесь такие индивидысоставляют не убывающую категорию, как в деревне, а вовсе исчезающую. В каждомслое городского населения, кроме первичного "своего" наречия, необходимо располагаютеще каким-либо универсальным языковым типом, приобщающим к большой социальнойсреде. Для "верхушки" - это так называемые мировые языки. Для "малокультурных"классов - книжный язык [5].В городе только ярче обнаруживаются те.тенденции, какие можно наблюдать ив каждой относительно замкнутой области с разноязычным населением. Иллюстрациейможет служить пропаганда кавказского объединения у акад. Марра: "Утверждаю,что пока у Кавказа нет одного общего языка, никакие внешние гарантии, никакаяфизическая сила не могут сохранить устойчивость национальных свобод края. Ктодаст Кавказу тот общий язык, он и толы о он будет творцом действительно культурнойего свободы. Без этого единого общекавказского языка - для Кавказа гарантированов лучшем случае замаскированное лозунгами духовное рабство" [6].Здесь можно ясно видеть всю силу дифференциальной тенденции, выражающейся вборьбе за "свой" язык, ибо весь пафос этой брошюры устремлен против русскогоязыка. А вместе с тем - на фоне обзора множественности и коренного различияязыков Кавказа (какому посвящена брошюра) - такое осознание необходимости общегоязыка как будто должно бы привести автора к программе всеобщей дву- и многоязычности.Этого мы у него не находим. Он остается в шорах традиционного "языкового монизма".Здесь делается попытка убедить читателей в его несостоятельности.Вернемся к положению о двудиалектности горожан. Из двух или нескольких диалектов,знакомых какой-нибудь группе городского населения, один всегда будет предпочтительнымдля нее, и потому естественно, что, примыкая к некой языковой "партии", всестремятся этому одному диалекту обеспечить наибольшее распространение. Понятно,что предпосылкой языковой борьбы является относительная численность приверженцеву разных диалектов. А исход борьбы определяется - кроме других моментов - культурнымвесом диалекта.

В меру социальной и культурной значимости каждого из диалектов борьба можетидти или за господство, или за возможность обочного существования. Ив том и в другом случае - вторые диалекты не исключаются из обихода в полноймере. Языковое господство может принимать формы насильственные при вмешательствев языковую борьбу государственной власти в пользу одной стороны - обочноесуществование тогда сводится к угрожаемому. Такова "лингвистическая ситуация"(выражение А. Мейе) современной Румынии, Польши и дореволюционной России. Однакок одноязычию это не приводит. С другой стороны, ни политическое равноправиеязыков, ни даже стремление государственной власти создать более благоприятныеусловия для развития диалектов слабейших по социальной и культурной базе - непрекращают языковой борьбы. О кратчайших путях к четкому размежеванию и мирномусоревнованию вместо ожесточенной борьбы языковых партий скажем ниже.В стране с однородной и более или менее централизованной культурой практическаянеобходимость в одном общественном языке - наряду с многими областнымии групповыми - так велика, что он создается даже там, где ему трудно получитьпреобладание над сильными конкурентами (например, эллинистический ("койнэ"),и там, где в его пользу не мог оказать давления государственный аппарат (например,гиндустани в Индии) [7].Варварское вмешательство государственной власти - запрещение всех языков кромеодного - всегда задерживало процесс "обобществления" данного языка (в большойисторической перспективе). Более культурная языковая политика - обеспечениеправа на выбор языка за каждой социальной группой ("охрана нацменьшинств") -по существу пассивна, ход языковой борьбы отдается на волю каких-то стихий или"исторического случая". И здесь политическая догма в ногу с господствующей лингвистикой- отстает от языковой действительности.В традиционном историческом и теоретическом языковедении прочно держится предрассудокодноязычности социальных групп (соответственно мнимой одноязычности индивида).Как праязык восстанавливали, веруя в его единство для больших общественных объединенийдалекого прошлого, точно так же и в лингвистическом обосновании национализма(хотя бы у Потебни) отправлялись от догмата одноязычности нации; наконец, всилу этого же "суеверия" языковую ситуацию далекого будущего тоже представляютсебе как универсальное распространение одного языка.Не удивительно, что при таком выдержанном "единомыслии" в лингвистике и политическаятеория стремится внести в "хаос" языковой борьбы тот порядок, что каждый диалектприурочивается к известному коллективу, и власть стремится не допускать насилияодной языковой партии, достичь идеального равновесия их. Усилия эти почти бесплодны,борьба и вражда из-за языков продолжается. Вмешательство власти должно бытьсообразным с языковым бытом современных общественных формаций, и в особенностипередовых - городских. Двудиалектность и многодиалектность, зачаточный и совершенныйполиглотизм широко здесь распространены. По мере того как явления этого порядкабудут обследованы и учтены, перестроятся многие лингвистические теории (литературногоязыка и др.). А в политической практике неизбежна правовая и финансовая поддержкавсеобщего двуязычия и потенциального полиглотизма. В государствах со множествомязыковых партий проведение двуязычия с одним постоянным и вторым переменнымдиалектом - от школы до армии (и, конечно, в государственном аппарате) - абсолютнонеобходимо. В частности, наша ближайшая задача - всеобщая грамотность надвух языках.Языки в культурном и социальном отношении невесомые обречены исчезнуть, какиебы меры для их сохранения ни принимались, так как они тормозят хозяйственноеи культурное развитие своих носителей, ведут к их изолированности и отсталости.Но это выключение из обихода какого-нибудь диалекта возможно только после переходногопериода двудиалектности (так происходит "вымирание" бретонских диалектов воФранции, баскских в Пиренеях, лужицких в Германии, кельтских в Англии, в нашемСоюзе йиддиш'а (еврейского жаргона) и др.).

Как ясно из предыдущего, тремя основными факторами определяется судьба языка:культурным весом, характером социальной базы и вмешательством политических сил.Когда все они действуют в пользу одного языка, то он быстро и прочно выдвигаетсякак постоянный при переменных вторых (и третьих). Таково положение французскоголитературного языка в многоязычном Париже и во Франции (многодиалектной и многоязычной),нововерхненемецкого в Берлине и Германии, русского литературного в Москве, Ленинградеи т. д.Почти такова же лингвистическая ситуация в тех городах, где правительственныйи наиболее культурный язык получил преобладание над массовыми местными ("низовыми")диалектами; в составе населения таких городов большинство принадлежит к ассимилированным(прошедшим уже через стадию двуязычности). Такова история латинизации или романизациигородов (и гораздо позже деревень) Западной Европы и распространения испанскогоязыка в городах Мексики и Южной Америки, английского (через города) в СевернойАмерике. Этим же положением объясняется стойкость французского языка в Брестеи Биаррице, русского в Одессе и Уфе (даже и теперь еще, когда переменился языкправительства для последних двух городов).Если же указанные основные факторы действуют перекрестно или друг против друга- языковая история города оказывается сложной, преобладание или переходит отодного диалекта к другому, или вовсе не достается никому, наблюдается неустойчивоеравновесие нескольких языков. Примеры - Вильно, где почти тысячелетие борютсяс переменным успехом литовский, русский, польский; Страсбург - с немецким ифранцузским; Константинополь - с греческим и турецким; Самарканд и Ташкент -с узбекским и русским; Триест и др.Будущее принадлежит именно языковой ситуации этого последнего типа, толькос четким размежеванием языков и полным прекращением языковой борьбы, т.е. уравновешенномуи всеобщему полиглотизму.Исторические перемены языка в стране, т. е. распространение нового как второгоязыка в ряде коллективов, начиналось всегда с городов. Однако только большиегорода бывали и будут базой всяких широких культурных объединений, а села и"деревенские города" остаются главным оплотом культурной и языковой косностии разобщенности. Пока еще не совершенная и не всеобщая многоязычность горожанрано или поздно послужит к освобождению от языковой "партийности" (сущностинационализма) ради культурной свободы и широкой солидарности. Ослабить и целесообразноиспользовать дробящие и разрушительные силы языковой борьбы можно будет толькотогда, когда, отказавшись от "догмы одноязычности" (как отказались от языковой"великодержавности"), будут пропагандировать полиглотизм [8]и доводить до конца существующее давно в языковом быту города двуязычие - черезреформу школьного преподавания [9].Вражда из-за языка - как религиозные войны - скоро станет тяжелым историческимвоспоминанием, а национализм (как религиозный фанатизм уже теперь) потеряетсвою силу в культуре будущего.

Наивно представление о будущем солидарном человечестве с одним "мировым" языком(если даже речь идет не об одном из "идо"). Это пережиток деревенского, захолустногоязыкового кругозора. Наследие и тяга к своему сельскому, феодальному прошломуочень еще велики во всех сферах культуры горожан [10].Они неотвратимо изживаются в некоторой очередности. Сейчас, например, для большихгородов Союза пришла пора выйти из одноязычности во всех смыслах - ради назревающейнеобычайно широкой солидарности разнокультурных коллективов.Ведь мы не можем рисовать будущее в формах феодальной или мелкобуржуазнойобластнической культуры. Как же допускать и предположение об единственномязыке! Это две грани одной культурной стадии. Для распространения одного "мирового"языка необходимо было бы и совершенно невероятное исчезновение многих мощныхпо социальной и культурной базе языков, и настолько же невероятное одноязычновысококультурных и космополитических коллективов.На пути к общечеловеческой солидарности (в некоторых областях культурной жизниуже осуществляемой) мы должны пристально и широко изучать быт больших городов,где она выковывается, и активно поддерживать все ведущие к ней тенденции. Однаиз важнейших - распространение многоязычности.Лингвистическое изучение больших городов - в самых начатках. Однако и теперьуже видны основные процессы: таяние мелких и небогатых культурой языковых групп,расширение билингвизма, увеличение категории полиглотов. Выживают, как претендентына универсальное употребление, только немногие, но число таких языков увеличивается.Сперва только испанский, французский, английский, потом немецкий, итальянский,русский, а в будущем, вероятно, еще один из турецких, индийских и китайский(графически общий) - каждый со своей сферой преимущественного употребления,но без линейных рубежей, с полосами уравновешенного сосуществования [11].

Любопытный пример разрешения языкового соперничества дает Финляндия.Многовековая борьба двух культурных коллективов - шведского и финского - обостряласьи приобретала все новые силы от параллельности между языковым и социально-экономическимделением населения. Крестьянство почти сплошь финское, а знать, буржуазия ибольшинство бюрократии шведские [12]. По данным1900 г., говорящих по-фински было 88%, по-шведски - 11,6%, причем в городскомнаселении шведы составляли до 25% , в сельском до 9% . Почти столетие финныдобивались политического равноправия для своего языка. Сперва он был введенв судебном и административном производстве (с 1886 г.), потом в учебном деле(в университетах с 1894 г.) и, наконец, в армии, как обязательный второй,параллельный язык. Наиболее культурным слоям и той и другой "нации" давно свойственноупотребление двух этих языков. Современное положение один из авторитетнейшихфинских лингвистов, проф. Сетэлэ, изображает так: "Финская нация располагаетдвумя наречиями. Эта ситуация имеет неудобства, но и свои преимущества. Ктознает два языка - служит посредником между Финляндией и Скандинавией... Патриотическоесотрудничество шведоязычных граждан с финноязычными, соревнование без малейшейотчужденности - будет лучшей гарантией для шведского языка, который сможет беспрепятственнопродолжать свое "цивилизационное дело" [13].

У нас языковая ситуация пока остается очень мало соответствующей той тягек мировым масштабам, какая отличает эпоху.Несовершенная постановка изучения "вторых" языков, невысокий средний уровенькультуры, а отсюда не широкие и не напряженные взаимоотношения разноязычныхмасс [14], - все это объясняет характернуюдля нашего времени (и в особенности для нашей страны) неполноту и неотчетливостьзнакомства с параллельными языками. Пересмотрим ряд примеров - и тут каждыйчитатель припомнит еще множество известных ему подобных языковых фактов (воспроизвожуих с дипломатической точностью) [15].1) Из речи на публичном диспуте о постановке "Ревизора" в театре им. Мейерхольда:"Мы жив'ём в очэнь тяжолые врэм'я со срэтствами [16]...Я не знаю, куда он ыдёт, т. Мэйерхольт. Зачэм эти пастанофкы ыс шкафамы ыс корэльскойберозы" [17].Говоривший это - одессит и в русском языке - самоучка. Наша общая языковаяневзыскательность делает возможными подобные публичные выступления.2) Ответ студента I курса нашего педвуза на анкету с вопросом об отличияхего материнского диалекта от литературного языка: "Н..., зырянин-крестьянин,ок. шк. II ст. Наш литературный язык возрождается еще, т. е. определенного нет,напишу некоторые русские слова, которые употребляются в зырянском языке, ноих значений переведенное чисторусский язык другое или окончание измененное.пойдешо - пойдеш (ед. ч.) или пойдемте (мн. ч.)огашли - огаслияблок - яблокообук - тупой человеккушань - кушай".3) Другой ответ на ту же анкету: "Ф. - латыш, отец рабочий (учился) 1915-1920Москве 1920-1926 г. Риге. На латышском литерат. яз. есть большая различие междуматеринским. Есть уезды где говорят таких слова которые давно изчезли как, напр.Ziergs sieris, duris и даже интунация других буква изменяется окончание большоечасть на материнском стречается а, е, а литерат. больше i, а".В этих двух случаях - изучение второго языка велось в школе на протяженииряда лет, и это, как видим, дало результат, немногим отличающийся от чисто изустного("бытового") обучения ему. Во всех трех случаях неоспоримо было стремление пользоватьсяотчетливо отграниченным, нормализованным русским языком.4) Ответ на ту же анкету студ. Р. "[Родн. яз.] белорусско-русский. Родителимои являются представителями народа, который носит с собой название белоруса.Некоторые утверждают, что название это "белорус" присуще, как моим родителям,так и целой области (в последнее время одной из республик СССР)".5) Ответ студ. С.: "Орловской губ. Под частую мы встречаем самое ужасное искажениерусского языка... Напр, вместо есть говорят шамать, жрать... Ноэтот выше перечисленный диалект находит себе отличие по мере приближения к центральнымгородам и в частности к Ленинграду, здесь более диалект отличается тем, чтостолица говорит с большим пафосом..."В последних двух письменныx переводах текстах, вследствие близости компонентов двуязычности, "погрешностей"гораздо меньше; они не в орфографии, морфологии и синтаксисе, а в словоупотреблении,т. е. в лексике и стилистике.6} Учитель-оратор на педагогической конференции в Киеве: "нужна извесных предпасылак"(под влиянием подразумевавшейся украинской конструкции с треба).7) Другой оратор там же: "в чом власная сущность вопроса".8) Преподаватель Киевского ин-та нар. обр. в докладе, читанном в Ленинграде:"Госиздат выдал (= напечатал, издал) нам несколько книжек... Она есть колоссальнымфактом..."9) Доцент ЛГУ на заседании предметной комиссии говорит: "У меня у секретаряподана" [заявка о читаемых курсах] и еще: "отзыв у меня оддан".В этих примерах (6-9) в контекст одного языка попадает слово или конструкцияиз другого диалекта, одинаково хорошо известного говорящему. Важна здесь принадлежностьэтих говорящих к высшему культурному слою. Из последних фактов вовсе не следуетделать заключения, что вполне отчетливое размежевание двух или нескольких языков,усвоенных одинаково хорошо, очень трудно или невозможно. Явлений, аналогичныхприведенным, гораздо меньше, чем случаев безукоризненного употребления тогоили другого языка этими же лицами и вообще двуязычными и полиглотами.Относительное увеличение случаев языкового смешения объясняется частными условияминашей современной жизни: новизной употребления некоторых языков (еще неполнымовладением ими), культурной разнородностью состава общественных группировок(смешанный язык иногда является приемом приспособления к своей среде), наконец,отсутствием пропаганды полиглотизма. Если всякого рода авторитеты дружно прививаютубеждение в необходимости одного только языка, то неизбежно и целесообразнообогащать его всяческими примесями; только таким путем можно сделать его универсальноприменимым. Надо думать, что и теоретические догмы влияют на языковой быт (ипрежде всего в больших городах).В итоге сделаем несколько обобщений из наблюдений над городским билингвизмом.В процессе речевой деятельности при билингвизме два языковых ряда во многихэлементах встречаются, так что термин или форма одного ряда не имеет эквивалентав другом и употребляется в обоих как нормально общий им. Это затемнение границыдиалектов может оказаться устойчивым только в среде лингвистически недифференцированнойи малокультурной, где чутье языковой нормы не поддерживается никакими социальнымимерами (что чаще имеет место в деревне и редко в городе).Дальнейшим результатом двуязычия в такой обстановке являются гибридные неологизмы,т, е. такие образования из элементов двух языковых рядов, которые противоречатв каком-либо отношении норме и того и другого языка (говорящий этого не можетосознать, конечно, если его среда не дает никакого отпора таким неологизмам).При произвольном стремлении разграничить два языковых ряда получается на даннойстадии билингвизма все же не чистая речь в отношении фонетики и лексики.Прежде всего достигается формальная грамматическая выдержанность. Школа ипостоянное общение с носителями нормализованного типа данных языков - ведутк этому. Лучшие условия для этого опять-таки дает город.При параллельном распространении двух литературных языков в коллективе большогогорода надо ожидать не усиливающегося смешения их, а все большей дифференциации.Подъем культурности ведет к упорядочению языкового быта, от языковой бедности- к накоплению и все более целесообразному употреблению языковых средств, черезскрещение и неотчетливое перемежание языков - к совершенному полиглотизму.

Примечания

1. См. очень сжатый и не совсем полный обзорлитературы вопроса у М. Петерсона "Язык как социальное явление". - "Учен.зап. Ин-та языка и литературы". Т. I. М.-Л., 1927, с. 5-22.

2. Показательны в этой связи жалобы писателя-эмигрантана омертвение русского литературного языка в зарубежных русских колониях (Тэффи.Танго Смерти. М., 1927).

3. О французской разговорной речи указанноготипа много научных сведений в работах: Bally Ch. Traite de stylistique francaise,I-II, и др. Об итальянской - Spitzer, Leo. Italienische Umgangssprache. I.Bonn und Leipzig, 1922. О немецкой - Wunderlich H, Unsere Umgangssprache.Weimar - Berlin, 1894, и Меуеr Н. Der Richtige Berliner in Wortern und Redensarten.9. Aufl. 1925.

4. См. в настоящем издании с. 175.

5. Объективным показателем двудиалектностив указанном мною смысле может служить распространение грамотности. Так, вЛенинграде грамотных в 1869 г. было: м. 66,3%, ж. 50,7%; в 1910 г.; м. 85,2%,ж. 64,4%; в 1920 г.: м. 89,3%, ж. 79,7%; в 1926 г.: из 1 590 770 чел. грамотных1 225 122, т. е. около 80% в среднем (все эти данные -за вычетом военнослужащих).См.: Материалы по статистике Петрограда. Вып. 4. Пг., 1921. Цифры за 1926г. из публикации в "Вечерней красной газете". Некоторое понижение последнихлет объясняется наплывом чернорабочих.По предварительным данным переписи 1926 г., в городах РСФСР (без Урала, Крымаи 5 губерний) средний процент грамотных: м. 76,81%, ж. 62,68% (в селах: м.52,44%, ж. 27,47%), В Белоруссии города: м. 73,25%, ж. 59,36%, села: м. 50,14%,ж. 21,52%. См.: Культурное строительство СССР, 1927, октябрь. Диаграммы 32и 33.

6. Акад. Н. Марр. К изучению современногогрузинского языка. Пг., 1922, с. 4.

7. Здесь надо указать еще раз на громадноезначение "дифференциального" момента, противопоставления себя другим с опоройв языке. Разнородные этнические и государственные лоскутья Индии тяготеютдруг к другу в борьбе с англичанами, С падением английской силы Индия неминуемовступит в полосу распада, быть может, и кратковременного. Едва ли "гиндустани"после этого вернет себе былое значение.

8. Теперь я могу указать на появившийся газетныйпризыв к изучению иностранных языков акад. Карпинского, Луначарского и др.,а также статьи проф. Щербы и проф. Шишмарева на эту тему в "Вечерней краснойгазете".

9. Перекрестные связи языковых коллективовчерез немногих "толмачей", как это ведется со времен берендеев и доныне, достаточнытолько при очень слабой интеграции их, при поддержке "перегородок" отчужденности.

10. И не только русских (в этом я расхожусьс Н. Анциферовым. Ср, его "Пути изучения города как социального организма".Л., 1925, с. 14-19 сл.).

11. Испанский и французский заметно теряютсвой вес, английский, возможно, сохранит его в своей американской формации.

12. Аналогичны были отношения на Украинеи Белоруссии между панами - поляками или русскими и холопами - украинцамии белорусами.

13. Setala E. La lutte des langues en Finlande.Paris, 1920, p. 31-32.

14. Далеко не целиком даже "верхушка" отдельныхнаших республик двуязычна, а меж тем на ней лежит ответственная задача установитьи упрочить культурные связи своего района - сперва внутри Союза, а потом иза пределами его.

15. В предупреждение возможных недоразуменийзамечу, что цитируемые ниже мои материалы должны свидетельствовать о наличиив разных слоях нашего современного городского населения разносоставного билингвизма- иногда совсем эмбрионального, иногда не окончательно упорядоченного. Еслибы общее внимание было сосредоточено на этом несовершенстве усвоения тогоили другого языка, если бы всеобщая двуязычность была осознана как одна изпервых и необходимейших социальных потребностей, то явления, подобные указаннымздесь мною, быстро перевелись бы.

16. Переживаем период больших финансовыхзатруднений.

17. Имеется в виду дороговизна постановки.