Мастер рукотворных чудес из края Светлого моря [Нгуен Зы]
М. Ткачев
МАСТЕР РУКОТВОРНЫХ ЧУДЕС ИЗ КРАЯ СВЕТЛОГО МОРЯ
(Нгуен Зы. Пространные записи рассказов об удивительном. - Ханой, 1981. - С.226-257)
Судьбы старинных книг, как и творцов их, бывают загадочны и необычайны. Вотуже более четырех столетий живет среди людей книга, которую автор ее - вьетнамецнарек, быть может, длинновато на наш нынешний вкус: "Пространные записи рассказовоб удивительном". Написанная на вэньяне, языке общем в ту пору для многих литературДальнего Востока, она вскоре была истолкована подробно уже по-вьетнамски, атолкования эти и примечания, записанные вьетнамской письменностью "ном", сделалиее достоянием уже не одних ученых и книгочиев, но и очень многих людей, приобщавшихсяк основам словесности.Однако предисловие к первому, дошедшему до нас печатному тексту книги, сообщая,что издание это предпринято на двадцать четвертом году Лучезарного процветания- под таким девизом царствовал Ле Хиен Тонг (год по нашему исчислению 1763)- и воздавая хвалу государю, о самом авторе книги говорит лишь, что имя егоНгуен Зы, что он сдал столичный экзамен, был назначен правителем уезда, но потом,всего год спустя, вышел в отставку и вернулся восвояси. Не сказано, когда родилсяНгуен Зы, в котором году экзаменовался и поступил на службу и долго ль еще прожил,оставив должность.Но вот перед нами последнее, вышедшее в 1971 году, вьетнамское издание НгуенЗы. Из предисловия, кроме прежних скупых данных, мы узнаем лишь названье роднойдеревни Нгуен Зы: До-тунг, что в уезде Чыонг-тан, в Хай-зыонге (земле Светлогоморя).Там сказано еще, что знаменитая антология "Собрание стихов державы Виет" относитНгуен Зы ко временам дома Мак (отнявшего в 1527 г. престол у законной династииЛе и удержавшего его до 1592 г.) и что антология называет Нгуен Зы ученикомзнаменитого поэта и философа Нгуен Бинь Кхиема (1491 - 1585), экзаменовавшегосяи служившего при Маках. А отсюда делается вывод, что, стало быть, и Нгуен Зысдавал экзамены и служил при тех же Маках и был тесно с их временем связан.Давайте раскроем "Собрание стихов державы Виет" (предисловие подписано 1788г.). Трудами его составителя Буй Хюи Битя сохранены для нас многие творениястарой вьетнамской поэзии. Включил он в свою книгу и несколько стихотворений,украшающих прозу Нгуен Зы, но об авторе их сообщает также весьма кратко. Однакоесть здесь и новые для нас сведения: 1) на экзаменах Нгуен Зы занял третье место;2) он вышел в отставку, чтоб опекать престарелую мать; 3) вернувшись в деревню,никогда больше не был в городе. И опять ни единой даты!...Обратимся теперь к " Описанию уложений минувших царствований". Многотомныйсвод этот полтора столетия назад так восхитил короля, что он пожаловал его автору,Фан Хюи Тю, тридцать лангов (более килограмма) серебра, одеянье тончайшего шелкаи три десятка наилучших кистей с тридцатью тушечницами. Но придворный историограф,запечатлевая прежде всего успехи различных лиц на служебном поприще, отдельнойбиографии Нгуен Зы не дает.Лишь перечисляя выдающиеся творения словесности, он отметил, что "Пространныезаписи рассказов об удивительном" сочинены ученым-отшельником Нгуен Зы, сыномтиен ши Тыонг Фиеу. Имя отца Нгуен Зы и упоминание имевшейся у него степенитиен ши, открывавшей путь к служебной карьере, - сведения для нас весьма важные.И еще, из биографии упоминавшегося уже поэта и вельможи Нгуен Бинь Кхиемамы снова узнаем, что Нгуен Зы был его учеником, с одним лишь дополнением: учительчитал и правил книгу ученика.А еще в одной старой книге - " Кратких записях постигнутого" (предисловиедатировано 1777 г.), принадлежащей кисти историка, поэта и государственногомужа Ле Куй Дона, находим мы жизнеописание Нгуен Зы. Поскольку оно полнее всехпрочих и само по себе весьма интересно, приведем его здесь целиком : " НгуенЗы - уроженец деревни До-тунг... Отец его по имени Тыонг Фиеу удостоился степенитиен ши на испытаньях в год, на котором в месяцеслове сошлись знаки Огня и Дракона(то есть в 1496 г. - М.Т.)... служил Полномочным главою Королевского казначейства.Нгуен Зы с младенческих лет был умен и смекалист, подмечал многое и увиденноезапоминал надолго. Преуспев в словесности, он сумел продолжить добрую славусемьи... отличился на окружных испытаньях, а на столичных - многократно достигалтретьих степеней. Поставлен был правителем уезда... но, прослужив всего год,под предлогом удаленности от дома отпросился в отставку, дабы, воротясь восвояси.ухаживать за родителями. После, когда узурпатор Мак бесчестно захватил тронкоролей, он поклялся впредь никогда не поступать на службу, поселившись в деревне,преподавал школярам и ни разу с тех пор не устремлял стопы в город. Из сочиненийего имеются... "Пространные записи рассказов об удивительном", смысл их ясени слог превосходен, люди в то время всячески их превозносили".Итак, Нгуен Зы "многократно" сдавал столичные экзамены. Но они проводилисьраз в три года. Значит, он, наверное, долгое время жил в столице, скорее всегов доме отца, важного придворного чиновника. Но что особенно важно - Ле Куи Донутверждает, будто Нгуен Зы служил и вышел в отставку еще до воцарения Маков.И неожиданное подтверждение этому мы находим в старинном географическом своде"Описание земель великой державы Юга" (XIX в.), где краткие сведения о НгуенЗы помещены в раздел "Эпоха Ле" (здесь - 1428 - 1527 гг.), а биография НгуенБинь Кхиема открывает другой, идущий следом раздел "Эпоха Маков". Причем авторыявно руководствовались сроками служебной карьеры.Давайте попробуем уточнить эти сведения с помощью появившейся у нас наконецединственной даты - 1496 года, когда отец Нгуен Зы сдал столичный экзамен. Остоличных экзаменах (точнее, первый их тур назывался столичным, а второй - дворцовым)есть множество сведений, особенно для интересующего нас времени, когда с 1460по 1497 год царствовал Ле Тхань Тонг, который экзаменам да и всему вообще просвещениювнимание уделял особое. При нем были расширены пределы страны и утвержден высокийее престиж не только среди малых соседей, но и при дворе правившей в Китае династииМин. Познав в отрочестве нужду и горечь изгнания, Ле Тхань Тонг стремился (насколькопри всем прочем это было возможно) к идеалам "справедливого правления". Он упорядочилзаконы и налоги, преобразовал государственный аппарат и армию. При нем был впервыесделан "полный чертеж" земли Дайвиет (так назывался тогда Вьетнам), разделеннойпо-новому на округа и уезды, составлен свод вьетнамской истории.Выдающийся поэт Ле Тхань Тонг писал стихи и прозу на вэньяне и по-вьетнамски;он возглавлял знаменитое "Собрание двадцати восьми. светил словесности".Так вот, в 1496 году действительно состоялись столичные экзамены, и в спискеотличившихся мы находим Нгуен Тыонг Фиеу, отца Нгуен Зы.Сколько же лет могло быть Нгуен Тыонг Фиеу тогда, в 1496 году?Во втором издании "Кратких биографий вьетнамских авторов", вышедших недавнов Ханое, мы для всего времени от конца XI века, когда во Вьетнаме появилисьэкзамены, и до 1547 года (более поздние данные для нас, в общем-то, не важны),находим пять лиц, у которых известны даты рождения и сдачи экзаменов.Оказывается, девять человек сдали экзамены, будучи моложе двадцати лет, двадцатьчетыре человека - от двадцати до тридцати лет и двенадцать - старше тридцатилет (из них пятеро - старше сорока).По двум другим источникам мы находим еще четырех лауреатов: двое экзаменовалисьмоложе двадцати лет, двое других - в двадцать два года. Итак, мы можем предположить,что отцу Нгуен Зы в 1496 году было, скорее всего, от двадцати до тридцати лет.Женились вьетнамцы в ту пору рано; и, как правило, родители выбирали жен своимсыновьям сами, Человек, отправлявшийся на экзамен в столицу, обычно бывал ужеженат. Об этом, кстати, свидетельствуют многие из новелл Ле Тхань Тонга, даи самого Нгуен Зы, вполне достовер- ные во всем, что касалось обычаев и быта.Выходит, Тыонг Фиеу в 1496 году почти наверняка был человеком женатым. Детьмитогда тоже обзаводились рано. Позднее рождение ребенка даже в летописях, гдеречь шла о наследниках престола, не говоря уже о рассказах про чудеса (у НгуенЗы тоже есть два построенных на этом сюжета), связывалось обычно с вмешательствомпотусторонних сил и, значит, было событием редким и необычным. Правда, тогдалюди с достатком имели почти всегда по нескольку жен, а значит, и много детей.Но если Нгуен Зы успел до 1527 года окончить ученье, сдать экзамены (возможно,еще и не один раз), получить должность, отслужить год, выйти в отставку и вернутьсявосвояси, то, исходя из простого расчета времени, он должен был быть старшимсыном в семье. Косвенно это подтверждается и тем, что Нгуен Зы вышел в отставкупод предлогом заботы о престарелых родителях, что было прежде всего долгом старшегосына.Кстати, в летописях и других источниках сведения о каком-либо лице почти всегдасодержат упоминание имени и чинов его отца. Происхождение играло тогда важнуюроль в служебной карьере: для допуска к экзаменам, кроме письменного подтвержденияличной благонамеренности, выданного местными властями, требовалось еще и свидетельствоо том, что в родословной "абитуриента" не было изменников, мятежников и... актеров.Но мы нигде не находим упоминаний о других сыновьях Нгуен Тыонг Фиеу, старшихили младших братьев Нгуен Зы.Стало быть, мы вправе выдвинуть еще одно, третье предположение: Нгуен Зы родилсяоколо 1496 года.Но как же тогда Нгуен Зы мог быть учеником знаменитого. Нгуен Бинь Кхиема?Ведь традиция вроде бы связывает всех его именитых учеников с тем временем,когда Нгуен Бинь Кхием, выйдя в отставку (1543 г.), открыл в своем уезде Винь-лай(в том же Хай-зыонге) школу, куда отовсюду стекались ученики. Для троих из прославившихсявпоследствии "выпускников" Нгуен Бинь Кхиема нам известны годы сдачи экзаменов,и, оказывается, двое из них экзаменовались в 1538 году, то есть за пять летдо отставки Нгуен Бинь Кхиема. Значит, он преподавал и до 1538 года! Впрочем,для нас главное в том, что упоминание имени Нгуен Зы среди учеников Нгуен БиньКхиема вовсе не означает непременного его ученичества после 1543 года. Да ивообще, в средние века во Вьетнаме (и не только там) понятия "ученик" и "учитель"отнюдь не значили лишь "школяр" и "преподаватель". Учеником могли называть ипоследователя знаменитого философа или вероучителя (то есть учителя в высокомсмысле этого слова). Здесь отношения строились уже не по школьному принципуи вовсе не предполагалась особая разница в возрасте. Не таковы ль были и отношениямежду прославленным мыслителем и поэтом, царедворцем, чьи мнения даже послеотставки воспринимались обеими враждующими династиями как политические пророчества,- Нгуен Бинь Кхиемом, и почти неприметным в "свете" Нгуен Зы, хотя и он с детстваблистал познаньями и талантами и тоже имел своих собственных учеников?Многие источники утверждают, будто Нгуен Бинь Кхием читал и правил книгу НгуенЗы. Но нам теперь ясно: отнюдь не неопытный юный школяр вручил тогда престарелому"мэтру" свои рассказы. Они написаны были скорее всего человеком зрелых лет италанта и отданы им на суд взысканного дарованьями и славой единомышленника.Да и возможно ль, чтоб книга, подобная творению Нгуен Зы, лишь под чужой кистьюобрела присущие ей достоинства!Итак, давайте построим окончательную схему: Нгуен Зы родился около 1496 года;учился, сдавал экзамены, служил и вышел в отставку до 1527 года; жил в деревне,в родительском доме, преподавал, общался с Нгуен Бинь Кхиемом, завершил "Пространныезаписи рассказов об удивительном" после 1527 года.Схема эта дает нам новый ключ не только для воссоздания биографии Нгуен Зы,но и для понимания написанной им книги. Ведь если значительная часть его сознательнойжизни падает на времена государей Ле, значит, он был очевидцем едва ли не самыхмрачных дней вьетнамского средневековья.В 1504 году умер король Ле Хиен Тонг, которому еще удалось в какой-то мерепродолжить политику своего отца, прославленного Ле Тхань Тонга. И не случайноу Нгуен Зы в "Рассказе о беседе стихотворцев в уезде Золотых цветов" оба зтигосударя упомянуты с высочайшими похвалами. А далее за неполных двадцать тригода сменилось семь королей, из которых только один умер своей смертью. Вельможии военачальники возводили королей на престол, свергали и убивали их - иногдачерез несколько месяцев или даже считанных дней. Те же, кому удалось правитьподольше, вроде Ле Уи Мука (1505 - 1509) или Ле Тыонг Зыка (1510 - 1516), запомнилисьбессмысленной жестокостью, роскошествами, разнузданностью нравов и маниакальнымпристрастием к строительству новых дворцов.Правительство забросило все заботы о поддержании плотин, каналов и дамб, чтогубительно отразилось на земледелии. В летописях едва ли не ежегодно находиммы сообщения о стихийных бедствиях и голоде. То и дело вспыхивали крестьянскиевосстания.Самое мощное, во главе с Чан Као, продолжалось несколько лет (главной базойего была родина Нгуен Зы - Хай-зыонг). Повстанцам удалось захватить столицу,и вождь их, неприметный в прошлом чиновник, был провозглашен королем. Он продолжалвеличаться государем и позже, будучи оттеснен из столицы объединившимися навремя феодалами; затем, передав "титул" сыну, постригся в монахи и скрылся,хотя за его голову и назначили небывалую награду.Mor ли истинный художник, каким, без сомнения, был Нгуен Зы, живя в это бурноевремя, дожидаться, пока Мак Данг Зунг отнимет престол у "законной" династииЛе, чтоб потревожить тень другого узурпатора, Хо Куи Ли, захватившего трон в1400 году, и под видом того давнего властолюбца вывести "нечестивого Мака"?Неужто, как предполагалось, только к этой лежащей на поверхности аналогии сводитсявесь обличительный пафос его книги?Нет, сатирический замысел его серьезней и шире! Раскроем "Рассказ о ночномпире у реки Полноводный проток", где действует Хо Куи Ли (правда, здесь он ещеканцлер, но через четырнадцать лет Хо Куи Ли стал королем; и об этом более векаспустя не мог не знать читатель Нгуен Зы), и "Рассказ о словопрениях с дровосекомна горе Уединения", где выведен король Хо Хан Тхыонг, при нем отец его, Хо КуиЛи, сохранял всю полноту власти. Хо Куи Ли и Мак Данг Зунг фигуры разные. Первый- для своего времени человек выдающийся, задумал и начал важные преобразования,сорванные китайским нашествием; второй - истинный временщик, цеплявшийся застарое и в политике предпочитавший коварство и грубую силу. Пожалуй, современникамоба они рисовались одинаково мрачно, ибо нарушили долг и верность законномугосударю - главные устои конфуцианской этики. Но для Нгуен Зы образ Хо Куи Лиимел прежде всего аллегорический смысл.Читая оба рассказа, мы видим, что не все обвинения, обращенные, как предполагалось,к Макам, могут быть им (или только им) предъявлены.Вот что у Нгуен Зы отшельник-дровосек говорит о короле: "Он лжив, коварени любострастен. Не он ли понуждает народ из последних сил возводить Дворец Золотойвазы и опорожняет до дна казну, пролагая Пестропрекрасную улицу? Не он ли разбрасываетпарчу и камку, швыряет жемчуга и каменья? Золото для него - что сорные травы,а деньги - как грязь... Справедливые кары, темница и казни - все отменяетсяза мзду, а должности и знания достаются денежным людям!... Награждают льстецови секут головы тем, кто возвысил голос за правду". Но Маки не возводили пышных дворцов, строилось самое необходимое.А теперь - слово другому человеку (он тоже говорит о короле): "Возводил столькостроений, что... в горах не хватало леса утолить его алчность... требовал столькосоуса и соли, что в море не стало живности - насытить голодную пасть". Не правдали, похоже?"Вельможи с чинами, - продолжал дровосек, - следуют слепо владыке в большоми в малом... Все без изъятья если не корыстолюбцы - то горькие пьяницы, не бездельникии гуляки - то уж наверняка кознодеи, алчущие власти... И нет никого, кто бызатеял... большое дело на благо народа".Прислушаемся к еще одному голосу, бранящему короля: "Дал волю льстецам...отдалился от честных людей, вынудил прямодушных бежать и таиться. Звания и чиныисчерпаны, а они все алчут наград. Поборами и податями изъял все до гюследнеговолоска, бросаясь добром, словно прахом и грязью. С приближенными обходился,как с псами и клячами, а на простых людей глядел как на сорные травы". Сновапохоже, не так ли?Откроем секрет: диалог этот с вымышленным персонажем Нгуен Зы вели реальныелица, царедворцы Нгуен Зык и Лыонг Дак Банг, и обличали они Ле Уи Мука!Лис-оборотень в рассказе Нгуен Зы, понося Хо Куи Ли, говорит о восстаниях,мятежах и казнях бунтовщиков. Но восстания и казни приходятся в основном напервую четверть XVI столетия, когда правили Ле, а не Маки. И не о скрывшемсяли от державного гнева "злодее" Чан Као говорит Лис, упоминая "притаившегосяв тиши" вождя другого, давнего восстания - Нгуен Бо. Тем более, что ко временидействия рассказа Нгуен Бо уже семь лет как был мертв, и ошибка эта, чуть лине единственная у обычно точного в хронологии Нгуен Зы, могла быть сознательными ясным для современников приемом.Значит, не только Маки и их царствование стали предметом обличения св стороныНгуен Зы, он мыслил категориями своего времени, не дробя его на династийныеи иные разряды. И выведенные им короли династии Хо - это не просто аллегорическиеизображения конкретных лиц, но обобщенные образы "дурных правителей". Созданиеих знаменовало новый шаг в развитии вьетнамской прозы.Заметим в скобках, что Нгуен Зы прибегал и к прямой литературной трансформациифактов, заведомо известных читателям.Один из персонажей его "Рассказа о беседе стихотворцев в уезде Золотых цветов"- знаменитый поэт и сановник Шай Тхуан. Но коль скоро Нгуен Зы писал о его книге,он не мог не знать, что собрали ее после смерти поэта его сын Шай Кхак и ученикДо Тинь Мо (написавший к ней предисловие). Оба они были современниками НгуенЗы. Но писатель вывел в качестве собирателя книги вымышленное лицо - школяраМао Ты Биена, ибо это давало больший простор для авторского замысла.Исторические факты прежде всего были для Нгуен Зы основой для выражения своей,личной оценки людей и событий - оценки нелицеприятной и строгой. И книга егопо остроте социального звучания выделяется среди литературы того времени.Нгуен Бинь Кхием обращался к временщикам с пророческим предостережением; вспомнимего строки:"Тела ваши, брошенные подле дворцов и на торжищах, будут терзать коршуныи воронье!"Нгуен Зы облекал свое осуждение и гнев в традиционную, но в чем-то и болееконкретную форму законного судебного приговора: нагляднейший пример этому -"Рассказ о военачальнике Ли".Как же, наверно, мечтал Нгуен Зы о торжестве справедливости в этой, земнойжизни, если пять из двадцати его рассказов содержат сцены судилищ - пускай нанебесах, в подземном или подводном царстве, но карающих за преступленья, содеянныеживыми среди живых! Он был человеком своей эпохи, воспитанным в духе конфуцианской этики, основаннойна строгой регламентации человеческих отношений, где главным было подчинениеи покорность (детей - родителям, младших братьев - старшему, подданных - государю},соблюдение добродетели и целомудрия. А полученное им традиционное образованиестроилось на почитании "небесной мудрости", благоговении перед заветами Конфуция,канонической ученостью и знанием, долженствующими составить основы "справедливогоправления". Но слишком уж часто в окружавшей его жизни установления эти нарушалисьи предавались забвению, что и явилось, должно быть одной из причин трагическогоразлада между писателем и современной ему действительностью.Нгуен Зы - к чести его будь сказано - и не пытался соразмерять свои нравственныеидеалы с относительно большими или меньшими достоинствами земных владык. Однаждыуйдя со службы, он не помышлял о возвращении, хотя в то смутное время многиепокидали должности и возвращались со сменой правителей, а иные служили всем.У Нгуен Бинь Кхиема есть весьма символические стихи: Все ловки вокруг, неловок лишь я один,Но знает ли кто, что неловкость моя - добронравие? Строки эти с не меньшим, а может быть, даже и с большим основанием, чем кавтору, могут быть отнесены к Нгуен Зы. Ero добронравие поистине обернулось"неловкостью" - отрешеньем от многих земных благ.Тогда как Нгуен Бинь Кхием, осудив временщиков и короля и уйдя от столичнойсуеты, отнюдь не сделался анахоретом. В своей деревне Чунгам (в Хай-зыонге)он построил дом, который скорее в силу традиции именовался "кельей" ("КельейБелых туч"), навел мосты и соорудил павильоны для удобства дальних прогулок.Любуясь красивыми видами, он гулял, опираясь на посох, или же с настоятелемтамошней пагоды плавал по морю в лодке, слагая стихи (вспомним, что точно также "отшельничал" и Ты Тхык в рассказе Нгуен Зы). Иногда он отправлялся в гостик бонзе. Он принимал послов обеих враждовавших династий - Маков, захватившихстолицу, и Ле, обосновавшихся на юге, в Тхань-хоа. Маки слали ему золото, драгоценностии шелка, и он, утверждая в стихах, что богатые эти дары ему не нужны, ни разуне вернул их обратно. Изредка Нгуен Бинь Кхием наведывался в столицу, а случалось,и Маки навещали его в Хай-зыонге. Ученики же его служили при обоих дворах.Разумеется, это никак не обесценивает творчества Нгуен Бинь Кхиема, но "неловкость"Нгуен Зы была более цельной и безыскусной.Талант стал по тем временам свойством весьма опасным. Сколько литераторов(меж ними и мастеров из "Собрания двадцати восьми светил словесности" были убитыили покончили с собой после дворцовых переворотов! Вспомним судьбу знаменитогозодчего Ву Ньи То. Он построил королю Ле Тыонг Зыку Великий дворец ста покоевс прекрасной башней и озером, в которое заплывали лодки, и начал возводить ещеболее величественный Чертог Девятого неба. Но Ле Тыонг Зык, ввергший странув нищету, был убит заговорщиками, которые зарезали и королевского архитектора,бросив тело у городских ворот. И прохожие плевали на труп Ву Ньи То, видя втрагически погибшем художнике виновника своих бедствий...Удивительно, как на материале иного, отдаленного времени Нгуей Зы сумел передатьсумеречный драматический колорит своей эпохи. Наверное, оттого, что и в прошломНгуен Зы всегда выбирал события, созвучные напряженным и трудным дням, в которыежил он сам. Мы не найдем у него описаний сражений и войн, его интересовало иное- "человеческие" последствия событий. Вообще, обострение интереса к человеческойличности и своеобразию ее черт заметны не только во вьетнамской литературе тоговремени, но и в изобразительном искусстве. Вспомним скульптуры эпохи Маков,где традиционные канонические образы уступают место образам, построенным назнании натуры и художественном обобщении.Главная особенность изобразительной манеры Нгуен Зы - ее эмоциональность.И даже когда чувства героев расходятся с установленьями добродетели, за которуюратует автор, художественная правда далеко не всегда на стороне последней. Лиризми поэтичность рассказов Нгуен Зы заставляют нас вспомнить новеллы его знаменитогопредшественника Ле Тхань Тонга, хотя, пожалуй, в рассказах Нгуен Зы меньше патетики,они проще и "приземленнее" по стилю. Прозу Ле Тхань Тонга и Нгуен Зы сближаетеще и сходство в подаче "чудесного", волшебного элемента. Если в первом из дошедшихдо нас произведений средневековой вьетнамской прозы - книге Ли Те Сюйена "Собраниечудес и таинств земли Виет" (предисловие датировано 1329 г.) задачей автораи было, собственно, описание чудесных событий, лишь соотнесенных с определеннымисторическим фоном и долженствующим запечатлеться в памяти потомков, а вторая- "Дивные повествованья земли Линь-нам" Ву Куиня и Киеу Фу (послесловие датировано1493 г.) построена в основном на записях древних преданий, где чудеса - непременный,а иногда и главный элемент сюжета, хотя подвергшегося уже известной трансформации,то в сочинениях Ле Тхань Тонга чудо становится как бы элементом повествования,задуманного самим автором, который определяет место и роль "чуда" в развитиидействия. Причем сам Ле Тхань Тонг с поистине королевской непринужденностьюсобственной персоной появляется на страницах своих новелл.Конечно же, непосредственное участие в чудесном "действе" самого государя,жизнь и деянья которого фиксировались летописцами и вообще протекали как бы"на виду" у "просвещенных мужей" - ученых-литераторов, вельмож и чиновников,читателей его книги, не могло не способствовать восприятию этих заведомо неслучавшихсячудес как литературного приема, свидетельства красоты и изощренности авторскогозамысла. Не случайно Ле Тхань Тонг в своем предисловии называл людей, придиравшихсяк недостоверности чудес, тугодумами, "сидящими на дне колодца и неспособнымирассуждать всерьез о том, что случается в бескрайней небесной шири".Подобную идею чуда мы видим и в рассказах Нгуен 3ы, где духи и небожителисуществуют как бы в одном измерении с людьми, действуют в соответствие с "человеческими"обычаями и правилами и зачастую, уйдя в иной, потусторонний мир, сохраняют своиземные привязанности. Надо помнить, что граница между представлениями о чудесноми реальном в те времена проходила совсем не там, где нынче. И мы не удивляемся,читая в летописи под 1514 годом (Нгуен Зы, возможно, еще находился тогда в столице)о том, как весной поднялась вода в столичных озерах и реках, их заполонили огромныезмеи, и государь вывел на берега войско с распущенными знаменами и велел палитьиз пушек и бить в барабаны, дабы изгнать чудовищ...Нет сомненья, что Нгуен Зы, работая над книгой, обращался к народному творчеству.Он слушал рассказчиков, неистощимых на чудесные выдумки, смотрел выступлениябродячих лицедеев и кукольников. Да и за "высокими чудесами" ему незачем было,как говорится, ходить далеко. Рядом, в том же уезде, стояла знаменитая пагодаКуанг-минь, бонза которой перевоплотился якобы ни больше ни меньше как в китайскогоимператора. А в храме деревни Ха-би поклонялись торговцу моллюсками, который,проглотив волосинку чудесного буйвола, сделался богатырем и обрел способностьсколько угодно пребывать под водой, - во время войны он просверливал днища вражескихкораблей!"И еще по вечерам у деревенских общинных домов можно было послушать неторопливыераз- говоры пахарей, охотников, рыбаков, ведавших тайны земли, лесных чащ иводных пучин. Или на знаменитых торжищах полюбоваться разными диковинами. Славилсяуезд Выонг-тан отменными плодами хлебного дерева и арбузами; вкусными моллюскамии соусом из креветок. Здесь разводили шелковичных червей, плели из лиан корзиныи коробы, готовили благовония. В уезде жили искусные кузнецы и плотники. Уроженецего поэт и ученый Лыонг Ньи Хок (XV в.), съездив послом в Китай, постиг тамкнижное дело и гравировку печатных досок и обучил ему односельчан. С тех порв Хонг-лиеу печатались книги, расходившиеся по всей стране... Через Хай-зыонгпроходила большая дорога из королевской столицы, в реки входили торговые корабли...Поистине Нгуен Зы мог сказать о себе словами, своего героя, дровосека-отшельника,что хоть и не бывал он в городах и не расхаживал по дворцам и палатам, но трудынарода и дела государей ведомы ему наперечет. Знание это сочеталось у него споэтическим видением мира. Яркость и сила поэтического начала - еще одна сходнаячерта книг Ле Тхань Тонга и Нгуен Зы. Мы имеем в виду сходство творческой манерыобоих, а не украшающие их прозу стихи, хотя стихотворения Нгуен Зы безупречностьюформы, напевностью и проникновенной взволнованностью во многом близки поэзииЛе Тхань Тонга. Достижения вьетнамской поэзии того времени не могли не повлиятьна развитие прозы. Утверждение вьетнамского языка как языка национальной поэзииобогатило ее изобразительные средства, вдохнуло новую жизненную силу в традиционныеформы. И это сказалось на художественном качестве прозы, хотя и писалась онана вэньяне; тем более что рядом с нею появилась - у того же Ле Тхань Тонга -проза, написанная по-вьетнамски.Бесспорно, в новеллах Нгуен Зы заметно известное сходство со средневековойкитайской новеллой. Но оно отнюдь не сводится к простым заимствованиям сюжетови образов. Возьмем "Рассказ о девице по имени Туи Тиеу", один из лучших в книгеНгуен Зы. Есть в героине его черты, напоминающие гетер из танских новелл (красота,одаренность, верность в любви). Но в чем-то сходна она и с женскими образамииз новелл Ле Тхань Тонга. В финале рассказа возлюбленный Туи Тиеу, поэт Зы НюанТи, сдал экзамены и, очевидно, сделался важным чиновником. Но во вьетнамскойистории (ее превосходно знал Нгуен Зы) известны случаи, когда певицы становилисьгосударынями, а придворные похищали актрис у их мужей. Нюан.Ти некоторыми своимичертами напоминает прославленного китайского поэта Лю Юна, певца простонародья,которого сам император якобы назвал "вельможей в холщовой одежде". Подобно ЛюЮну, он пишет песни для певиц и широко известен в столице. Как и Лю Юн, он лишьв преклонные годы сдает экзамен и страдает от коварства вельможи. И чувствоНюан Ти и Туи Тиеу так же возвышенно как любовь Лю Юна к певице, прозваннойЛистком астры. Все это так, но у Нгуен Зы мог быть и другой прототип для НюанТи - его современник, вьетнамский поэт Ле Дык Мао, который тоже претерпел немалоиз-за своих язвительных виршей, писал превосходные песни и лишь сорока двухлет от роду (в 1504 г.) сдал экзамены. При желании можно найти и некую схожестьмежду старым слугой Нюан Ти и "куньлуньским рабом", который в танских новеллахпомогает соединенью влюбленных (он кстати, упоминается в этом рассказе НгуенЗы). Но вьетнамский слуга прибегает не к магической, а чисто земной силе и вообщенапоминает слугу из народного театрального представления "тео", во времена НгуенЗы уже существовавшего.Известное влияние китайских сюжетов можно проследить и в "Рассказе о девицеиз уезда Южного благоденствия". Но вспомним, автор мог вовсе и не обращатьсяк иноземным книгам: у Ле Тхань Тонга есть два стихотворения, в которых поэт,специально приезжавший на Желтую реку, скорбит о печальной судьбе "урожденнойВу", то есть героини рассказа Нгуен Зы. С творчеством Ле Тхань Тонга и другихсредневековых вьетнамских авторов связана и "география" книги Нгуен Зы, помещающего,как правило, действие своих рассказов в места, красота или давняя слава которыхвоспеты были его предшественниками и, стало быть, "узнаваемы" для читателя...Думается, образцы, которые выбирал Нгуен Зы для своей книги из обширного наследиякитайкой новеллистики, надо искать прежде всего среди сочинений авторов, близкихк нему во вреени, и, может быть, в первую очередь - писателя минской эпохи ЦюйЮ; чьи новые рассказы "У догорающей лампы" относятся к 1378 году.Влияние китайской поэзии и прозы на старую вьетнамскую литературу было весьмаощутимым, и приобщение к сокровищнице древней культуры Китая сказалось на формированиивьетнамской культуры в целом и на вьетнамской словесности, Но в этом вопросе,требующем специального исследования, есть опасная крайность; в нее впадали некоторыезарубежные ориенталисты, объявлявшие Вьетнам "духовной провинцией" Китая.Сами вьетнамцы еще в средние века прекрасно видели различие между разумнымвосприятием лучших образцов китайской словесности и бездумным слепым заучиваниемчужих книг (кстати, ему способствовало каноническое конфуцианское образование).Вспомним хотя бы того же Хо Куи Ли, одного из образованнейших людей своего времени,который, - это было в 1402 году, - разбирая доклад вельможи, обожавшего цветистыессылки на китайских авторов, заметил: "Тех, кто, едва изучив словесность, толькои норовит упомянуть деянья времен Хань или Тан, верно прозвали "глухонемымиболтунами", и они лишь сами на себя навлекают насмешки". А почти через сто летизвестный ученый и литератор Хоанг Дык Лыонг, составляя своЙ "Свод превосходныхизвлечении", скорбел: "Ах, отчего в стране, где творенья словесности и искусствасоздаются вот уж которое столетие, нет ни одного собрания лучших своих творений,и, обучаясь стихосложению, надо отыскивать образцы где-то вдали, среди сочиненийэпохи Тан... "Почтенный Хоанг Дык Льюнг считал, будто книги гибнут оттого, что ими особенноне дорожат: всякий, мол, оценит вкус изысканных яств или к асот расоту парчи,но не каждому дано почувствовать прелесть поэзии. Он считал, будто твореньяпоэтов теряются, а антологии не составляются и не переписываются, посколькупросвещенным мужам недосуг заниматься ими из-за служебных занятий.Среди "превосходных извлечений", собранных Хоанг Дык Лыонгом, нам не найти,конечно, таких по-своему примечательных строк: "Каждый клочок бумаги - пустьдаже с половиной иегролифа, каменные плиты с надписями, воздвигнутые в этойстране, - все, едва увидите, изничтожайте в прах". А они могли бы многое объяснитьо гибели книг, потому что "эта страна" - Вьетнам, сама же цитата взята из указаминского императора Чэнцзу, который в 1407 году двинул на Вьетнам свои войска,заботясь якобы о восстановлении законности и порядка. Двенадцать лет спустяимператор новым указом велел вывезти из Вьетнама в Китай самые ценные книги,хроники и документы. В перечне их рядом с летописями и трактами по военномуискусству - книги стихов и прозаический сборник Ли Те Сюйена "Собрание чудеси таинств земли Виет"...Вьетнамцы, сражаясь с завоевателями, отстаивали не только родную землю и будущеесвоих детей, но и свою духовную самобытность, творения своей литературы и искусства,которыми они по праву гордились.Эту гордость ощущаем мы, читая "Рассказ о беседе стихотворцев в уезде Золотыхцветов" Ньен Зы, где он высоко оценивает поэтические сочинения своих соотечественников,воздавая прежде всего дань уважения великому поэту и правдолюбцу Нгуен Чаю иЛе Тхань Тонгу.Все, за исключением одного, рассказы Нгуен Зы завершаются нравоучениями, вкитайской новеллистике довольно-таки часто отсуствующими. Прием этот, заимствованный,вероятно, из исторических сочинений, мы находим в новеллах Ле Тхань Тонга, гденекий Муж с Южных гор в. большинстве случаев кратко резюмирует содержание текстас позиций конфуцианской морали. Нравоучения там как бы продолжают непосредственноавторский замысел, и у нас есть основания предположить, что под псевдонимомскрывается сам король. Но сопоставим нравоучения в книге Нгуен Зы с рассказами,и станут заметны явные несоответствия. Возьмем "Рассказ о словопрениях с дровосекомна горе Уединенья". Главное в нем - спор между отшельником-дровосеком и придворным,убеждающим его пойти на службу. Однако тот отказывается служить недостойномугосударю. Симпатии автора вроде бы целиком на стороне дровосека. И вдруг мычитаем в нравоучении, что сам дровосек - человек отнюдь не совершенный; и вообщедаже разумным и cripaведливым государям не следует иметь с отшельниками никакогодела! В "Рассказе о девице по имени Туи Тиеу" автор с большой взволнованностьюописывает злоключения Туи Тиеу и ее возлюбленного, поэта Зы Нюан Ти, приводяих в конце концов к счастливому соединенью; явно к ним благорасположенный, онпоказывает красоту и возвышенность их чувства, говорит о Нюан Ти как о талантливомпоэте, преуспевшем на столичных экзаменах. Но нравоучение гласит: "Туи Тиеу- падшая женщина, недостойная любви, а Нюан Ти - человек темный и недалекий!И подобных противоречий много. Нравоучения проникнуты духом конфуцианской нетерпимости,который в гораздо меньшей степени присущ самим рассказам.Невольно приходит мысль, что нравоучения написаны не для того, чтобы окончательнопрояснить авторский замысел, а скорее с целью подать его в наиболее выгодномс конфуцианской точки зрения свете. Но для чего? В нравоучении к "Рассказу опрогулке Фам Ты Хы среди Звездных палат" есть весьма многозначительные словао том, что если сочинение соответствует установлениям и законам (конфуцианскимустановлениям и законам!), "то, разумеется, никакого не будет вреда переписатьего или пересказать другим". Иными словами, книге суждена была долгая жизньлишь в одном определенном случае, иначе ей грозило забвение. Возможно, тогда"догматические" нравоучения должны были спасти книгу Нгуен Зы? Кто же пыталсясделать это - сам автор? Навряд ли... Он не любил славы и не умел ее добиваться.Может быть, друзья или почитатели его таланта хотели уберечь рассказы от гибели?Или нравоучения вышли из-под кисти твердолобого переписчика? Быть может, новыепоиски ответят на эти вопросы...Когда-то, давным-давно Ле Тхань Тонг сказал о писателе: "Бумага - его пашня,кисть - плуг". Нгуен Зы вспахал щедрую пашню и бросил в нее свое доброе семя,плодами которого наслаждаемся и мы, его отдаленные потомки.