Гамлет А.П. Сумарокова

 

Р. Якобсон

"СКОРБЬ ПОБИВАЕМЫХ У ДРОВ"

(Якобсон Р. Работы по поэтике. - М., 1987. - С. 140-144)


Здесь будут писаться святые слова: "Дрова".
Ал. Блок (21 ноября 1919 г.)

Русскому рифмотворству на рубеже XVI и XVII вв. литературовед Н.П. Попов посвятилстатью, вышедшую в 1918 г. в "Известиях ОРЯС АН" за 1917 г. (с. 259-275)с авторской пометкой "14.VIII.1916. Москва, Кремль". К числу первыхрусских стихотворцев исследователь относит Авраамия Палицына, потому что в его"Сказании о смутном времени" рассеяно немало "строк с рифмами".Правда, во многих случаях такие созвучия, по словам Попова, разбросаны "мимоходом,без явного стремления со стороны автора отлить свою речь в форму стиха",но единичные примеры крупных отрывков "Сказания", сплошь изложенныхстихами, побуждают признать рифмовку намеренным приемом сочинителя. Наиболеенаглядным образчиком Попову служат девять парных конструкций, составивших второйабзац 47-й главы (л. 138) в тексте окончательной редакции "Сказания"."Скорбь побиваемых у дров" - такова тема этих девяти двустиший, согласно"Указу главам" (л. 4). В непосредственной надписи над 47-й главой"скорбение" заменило "скорбь".Этот отрывок в точной типографской разбивке Попова неоднократно перепечатывалсяв различных учебниках древнерусской письменности. Обсуждая "Сказание"и его основное ядро - повесть об осаде Троице-Сергиева монастыря, О.А. Державинаотметила "ритмичную рифмованную речь" отдельных выделенных эпизодовв описательных частях рассказа, особенно в 47-й главе, где новый прием, "переходк ритмичному сказу, показывает особую взволнованность автора" при изображении"необычных и страшных событий" ("Сказание Авраамия Палицына",текст, подготовленный к печати и прокомментированный О.А. Державиной и Е.В.Колесовой под ред. Л.В. Черепнина. М., Изд-во АН СССР, 1955, с. 55).Попов расценивает как "большой шаг вперед по части рифмовки" отказот монополии единообразных глагольных окончаний, но ставит Авраамию на вид,что он "тут же упал до созвучий чисто мнимых вроде прут - труп, торг- горд и дров - гроб" (с. 267). Исследователь бюро переводов признается, что "нашемуизбалованному вкусу первые опыты виршетворчества" невольно кажутся плоскимии "неуклюжими" при всей важности этих инкунабул русского стиха "дляистории отечественной словесности" (с. 275). Попов ссылается на старуюпословицу о трудности всяческих зачатков, а В.М. Жирмунский в труде 1923 г.о рифме, ныне включенном в его книгу "Теория стиха" (Л., 1975), цитируетте же "рифмоиды" Авраамия "как результат попытки подыскать приблизительноточное созвучие" (с. 400).Оценка мнимо неумелых стихотворных попыток "Смутного времени" подуглом зрения "нашего избалованного вкуса" - таково одно из многихлишь медленно изживаемых проявлений художественного эгоцентризма, навязывающегомастеру былых времен эстетические тяготения, ему решительно чуждые. В прошлоеотошли самоуверенные усилия критиков счесть своезаконные искания и достижениядревнерусской иконописи просто-напросто беспомощными срывами неумелого богомаза.Ныне требует внимательного пересмотра также и словесное искусство Древней Русив свете его собственных самодовлеющих критериев и заданий.Воспроизводим все девять двустиший "Сказания" (второй абзац 47-йглавы), в общем следуя условным орфографическим правилам, принятым в академическомиздании палицынского текста (см. с. 74 и сл.).

СКОРБЬ ПОБИВАЕМЫХ У ДРОВ

1. И мнозем руце от брани престаху:всегда о дровех бои злы бываху.2. Исходяще бо за обитель дров ради добытия,и во град возвращахуся не без кровопролития.3. И купивше кровию сметие и хврастие,и тем строяще повседневное ястие.4. К мученическим подвигом зельне себе возбуждающе,и друг друга сим спосуждающе.5. Иде же сечен бысть младый хвраст,ту расечен лежаще храбрых в[о]зраст;6. И иде же режем бываше младый прут,ту растерзаем бываше птицами чловеческий труп.7. И неблагодарен бываше о сем торг:сопротивных бо полк со оружием прискакаше горд.8. Исходяще же нужницы, да обрящут си веницы,за них же и не хотяще отдаяху своя зеницы.9. Текущим же на лютый сей добыток дров,тогда готовляшеся им вечный гроб.Начиная со второго двустишия, здесь утрачивается привычное рифмовочной технике"Сказания" сопоставление сродных финитных форм. В двустишиях 2-4 сих безличным, приглушенно повествовательным складом рифму образуют существительныесреднего рода с суффиксом -ij- и соответственно пониженным значениемпредметности, а именно отглагольные (добытия, кровопролития, ястие, ср.вне рифм также сметие) или собирательное (хврастие), а затем,в двустишии 4, снова отглагольные образования - деепричастные формы (возбуждающе,спосуждающе, ср. вне рифм исходяще, купивше, строяще). С дактилическимхарактером окончания всех рифм в этих трех двустишиях сочетается склонностьк ударению на предпоследнем слоге словесных единиц внутри стихов (например,3: "И купивше кро'вию сметие и хвра'стие, / и тем стро'яше повседне'вноея'стие").В четырех из пяти последующих двустиший все восемь строк заканчиваются именнымимоносиллабами (семью существительными и одним прилагательным) - новшество, четкопротивоположное вековому запрету польских и украинских рифм из односложных слов.В основе этих четырех рифм лежит трагическое противопоставление сбора дров ипогибели сборщиков. Роковой конфликт нашел свое образное выражение в двустишиях6 и 7, где начальный и конечный согласный рифмующихся слов подвергнуты метатезев соответствии с крутым поворотом в судьбе убогих искателей скудной поживы:терзаемый труп сменяет нарезанный прут; неблагодарен был торг,и недаром неприятель стал горд. Рифма моносиллабов захватывает соседнееслово: ХВРАСТ - ХРабрых ВЗРАСТ; ДОБыток ДРОВ - ГРОБ.Во всех строках двустиший 5 и 6 выступает в предикативной функции страдательнаяформа: сечен - расечен, режем - растерзаем; над двустишием 7 доминируетотглагольное прилагательное неблагодарен пассивного значения (не на благобыл дарен), а над заключительным двустишием возвратная форма: готовляшесяим вечный гроб. Заглавие - скорбь... дров - сближено зеркальной симметриейс заключительной рифмой: дров - гроб. Показательна взаимная звуковаясвязь рифмующихся моносиллабов всего текста: наличие вибранта по соседству сгласным и шумного согласного, большей частью взрывного, в конце слова.Вопрос о своеобычном профиле, и в частности об ударениях, двустишия 8 с еготройной двусложной рифмой нужницы - веницы - зеницы оставляю открытым.Весь абзац насыщен ритмико-синтаксическими параллелями и пронизан звуковымипарономазиями, например о дроВАХ Бои злы БЫВАХУ (Попов справедливо отдаетпредпочтение форме дровах перед архаическим вариантом дровех);за ОБИТель ради доБЫТия ТУ РАСечен - взРАСТ... ТУ РАСТеРЗаем; иДЕ ЖЕ РЕЖЕМ...ПРУТ - СОПРОТивных... СО ОРУЖИЕМ; ИсХОДЯЩЕ - И не ХОТЯЩЕ.Сложен вопрос о силлабической сетке, лежащей в основе цитируемого абзаца.численное сопоставление первых четырех двустиший счетом с начала и четырех двустиший,начиная с конца, показывает в обоих случаях одинаковую кривую в числе слогов.

1. 11 + 11 = 22   12 + 11 = 23 9.
2. 16 + 16 = 32 десятью больше 16 +17 = 33 8.
3. 14 + 13 = 27 пятью меньше 12 + 16 = 28 7.
4. 17 +10 = 27 12 + 16 = 28 6.
Среднее двустишие 5, 9 + 10 = 19

Каждое из четырех двустиший счетом с конца превышает на один слог соответствующеедвустишие счетом с начала (23-22; 33-32; 28-27), а второй стих среднего двустишияпревышает его первый стих в свою очередь на один слог (10-9).Взамен лироэпического причитания по злополучным дровосекам следующий, третийабзац 47-й главы дает череду драматических реплик, вложенных в уста участников"добытия дров за градом", с пятью сопроводительными ремарками: "глаголахусице", "всяк... глаголаше", "матерем же вопиющим","обрыдаху глаголюще", "инии же... въпреки тем глаголаху".Оргия звуковых, точнее, звукообразных повторов заполняет эти диалоги, начинаяс первичного вопроса вО ВРАтех гРАда: Чим, бРАте, выменил еси проклятыя ДРОВАсия, ДРугом ли или РОДителем или своею кРОВию?" - где ключевое слово"дрова" воистину перекликается с лексикой и тематикой всего траурногоокружения. Звуковое сближение смежных образов неустанно продолжается: И ИХЖЕ госПОДь - ИХ ЖЕ СУД ПОСТИЖЕ; ЗАКРЫ - зле РЫКАху. - И БРАТ БРАТА И СЕСТРЫ- и БРАшну СОСТРояему. Жестокое сочетание зажигаемых на брашно дров и сожженнойжизни подсказывает непривычную, мужскую рифму с подсобным односложным ассонансом:и вкупе вношаеми быВАху дроВА и чловеческая глаВА (может быть, первоначальноголоВА). Ср. красноречивое созвучие конечных слов в двух внешне и внутреннесмежных предложениях: ГЛАва - ГЛАголаше (или ГОЛова - глаГОЛаше).Тему щирящегося ужаса олицетворяет всеобщий вопросительный выкрик, принизанныйцепью подударных /o/: И всяк, зря на Огнь, "Ох-Ох! - глагОлаше. - ООТЧе мОЙ, почТО мя роди, да крОвь твою изъем и испию?" В пяти из девятипримеров подударное /o/ занимает начальное и в двух конечное положение в слогеи слове. Единственно в ключевом имени кровь гласный /o/ окружен начальными конечным согласным, и только в одном из девяти примеров (вводное речение глаголаше)/o/ принадлежит открытому внутреннему слогу слова. Короче говоря, по одну илипо обе стороны эти гласные явно избегали прямого соприкосновения с антевокальнымсогласным.Ассоциации между трапезными дровами и кровавой расплатой сородичей за добычуэтих дров сливается в образ испитой отческой крови. Следуя непосредственно заглаголом исПИЮ, созвучное причастие матерем же воПИЮщим влагаетв материнские уста чеканную формулу отрицательного параллелизма: "Се небрашно строится, но аз за вами в смерть готовлюся!" Причудливое в такомне то застольном, не то заупокойном контексте сыновнее сетование: "О утробаматере нашея! Почто не заключи наю, да не изъемы друг друга?" - связываетс образом утробы глаголы двух глубоко различных семантических полей и явственнообостряет неожиданность близкого сочетания этих двух глаголов - "заключинаю да не изъемы" - на фоне обыденного словарного контраста: "заключить"и "изъять" (вместо непривычного "изъесть").Брате, начальный вокатив всего абзаца, пробуждает вереницу четких парономазийв его заключительной части: Се не БРАшно строится... БРАТИЯ же БРАТИЮ ОБРыдахуглаголюще: "О уТРоБа матере нашея!" Мотив жестокости, противопоставленныйобщему воплю, подсказывает "Скорбению побиваемых у дров" заключительнуюпарономазию - "Ни, БРаТИЕ, НЕ скоРБИТЕ!", - ибо мы неповинныв том, что сегодня мы питаемся потом и кровью наших ближних, а завтра "нашимиПоТы и кровию оставшии наПиТаются".Оба крайних абзаца, окружающих "Скорбение", повествуют "о отчаяниипомощи чловеческия", возвращаясь к поучительно публицистическим тонам,широко применяемым в "Сказании" Авраамия, причем сожаление о невозможностидовести до царского сведения срочную нужду в помощи ратных воинств перемежаетсяс осуждением нетерпеливых и маловерных.По своей художественной композиции оба внутренних абзаца наглядно противопоставленыдруг другу. На последовательно стихотворный склад второго абзаца, посвященноголютым загородным событиям, третий отвечает чередой городских отголосков, перебоемпрозаических образчиков чужой речи, изобилующих местоимениями (в том числе притяжательными)и глагольными формами первого и второго лица (выменил еси; мя роди; кровьизъем и испию; мои; аз за вами в смерть готовлюся; матере нашея; не заключинаю, да не изъемы; не скорбите; мы напитахомся; нашими; несть бо мы тому вини;нашим), вопросами (чим; почто; почто), восклицаниями (ох-ох! о!о!), обращениями (брате; отче; чаде; утроба; братие в сочетании симперативом не скорбите), тогда как во втором абзаце и чужая речь, ивсе прочие перечисленные языковые приемы просто-напросто отсутствуют.Смене стиха прозой здесь разительно соответствует переход от метафорическогостроя к поступи метонимической. Ассоциации по сходству и контрасту лежали воснове таких параллелей, как сечен младый хвраст - расечен храбрых взраст;режем младый прут - растерзаем чловеческий труп, где страдательные предикатырифмующихся стихов схожи, а подлежащие контрастны. Напротив, ассоциация по смежностидоминирует в построениях третьего абзаца. Проклятыя дрова сия были купленыкровью, пролитой у добытия дров при выезде из осажденного неприятелемгорода. Вкушающие пищу, приготовленную на этих дровах, принимают на себя винув испитии крови погибших сродников; инии же от жестости вопреки томупровозглашают беспечальную круговую поруку взаимных смежностей.Установка именно на смежность находит себе четкое выражение уже в перечнесродников, соцчастных в вылазках по дрова. "Отец бо исхождаше, да препитаетси жену и чяда, и брат брата и сестры, тако же и чяда родителей своих".Примечательна для метонимической поступи третьего абзаца сложная - и прямая,и обратная - перспектива временных и причинно-следственных связей.Оба вклиненных абзаца с их широким диапазоном испытанных вариаций на общуюнепривычную тему - вкупе вношаеми бываху дрова и чловеческая глава -заново свидетельствуют о высоком уровне и подлинном своеобразии московскогословесного искусства в бурном начале XVII в.