ОМАР ДЖАБАК Почему переводы на родной язык переводчика более успешны, чем на изучаемый язык?

Традиционно принято убеждение, согласно которому переводчики более успешны в переводе на свой родной язык, чем на язык изучаемый. Наиболее выделяемая причина такого заключения – в том, что переводчики имеют более основательный лингвистический и культурный базис в рамках своего родного языка, чем в рамках изучаемого языка, который они учат в первую очередь лишь для того, чтобы быть более сведущими в своей профессии. С той же точки зрения, переводчик, который переводит текст на свой родной язык, по сравнению с переводчиком на изучаемый язык в аналогичной ситуации обладает большим количеством теоретических и практических знаний о различных элементах его или ее родного языка, таких как семантика, синтаксис, морфология и лексикология. Кроме того, перевод на первичный язык позволяет переводчику передать значение элементов языковой культуры, например, пословиц, идиом, метафор, разговорных выражений, ругательств и другие, в виде наиболее подходящих эквивалентов родного языка, потому что этот специалист был рожден и вошел в систему поколений в рамках культуры, на которую и необходимо перевести культурно-обусловленные элементы. Фактически, первичный язык переводчиков естественным образом «осваивается» в культуре и среде, где этот язык естественным же образом наличествует и функционирует. С другой стороны, второй язык специалистов, по большей части, скорее выучен, чем освоен. В результате лингвистическое и культурное освоение второго языка всегда находится в процессе и никогда не завершается.

В этом отношении Джеймс Дикинс обращает внимание на следующее: «Практика перевода, как правило, фокусируется на переводе на родной язык, потому что именно в данном направлении достигается более высокий уровень качества результата» [2].

На лингвистическом уровне перевод на родной язык обеспечивает переводчика некоторыми преимуществами, например, инстинктивным знанием морфологического, семантического, синтаксического и лексического аспектов родного языка, - ведь переводчик с течением времени осваивает эти языковые элементы естественным образом; а именно они и конституируют прогрессирующий лингвистический запас переводчика. Напротив, перевод на изучаемый язык не просто снабжает переводчика определенными энциклопедическими знаниями, но и отдает его «на милость» справочных изданий, книг по грамматике, общих и специализированных словарей, ведь переводчик на второй язык, как правило, изучал его вне естественного контекста. Каждый раз, когда переводчик не уверен в морфологическом, семантическом или лексическом правиле изучаемого языка, на который он переводит текст, он (или она) должен будет обратиться за помощью к справочникам и словарям. Иногда он или она обращается к нескольким справочникам или словарям, чтобы определиться с правильным значением конкретного слова или фразы, и поиск подходящего эквивалента в языке-объекте может занять гораздо большее время. В этом отношении Катерина Райс возражает: «В связи с тем фактом, что разница между грамматическими системами языков зачастую весьма значительна, морфология и синтаксис языка-объекта, естественно, заслуживают особого приоритета до тех пор, пока составляют определенный конституирующий фактор и в самой природе текста, и в некоторых текстовых условиях» [7; 60].

До тех пор, пока мы имеем дело с морфологическим аспектом языка, перевод на родной язык, как правило, будет более успешным, чем перевод на изучаемый язык; это связано с наличием врожденного чутья переводчика в сфере морфологических правил именно родного языка. Следующий пример из арабского языка может красноречиво проиллюстрировать вышесказанное.

Предложение «Нwaakbaruwaladinfiala'ila» [Он старший ребенок в семье]. Это арабское предложение переходит в следующее английское: «Нeistheeldestchildinthefamily». Такое предложение может смутить начинающего переводчика с родным арабским языком, потому что «akbaru», которое по морфологическим свойствам является эквивалентом сравнительной английской формы «elder/older», фактически, используется здесь, чтобы выразить превосходную степень. Для переводчика с родным английским языком перевод этого предложения не составит никакой трудности, потому что в данном случае морфологическая компетенция автоматически приведет специалиста к правильному выбору. Кроме того, семантические знания переводчика, работающего в направлении своего родного языка, представляют собой дополнительное средство качественного перевода, потому что носитель языка-объекта может переводить не только слово в изоляции, но и значения, реализованные в конкретном контексте. В некоторых языках одно слово может обозначать более чем одно явление, и только переводчики на свой родной язык знают о таких семантических особенностях. Это, однако, может стать причиной затруднения или дезориентации переводчика, если он выполняет перевод на иностранный язык.

Майкл Хан подчеркивает эту мысль, приводя следующий пример: «Европейские культуры традиционно проводят жесткое различие между эмоциональной и интеллектуальной деятельностью, приурочивая их, соответственно, к сердцу и разуму. В традиционной китайской культуре, насколько я понимаю, такого разделения не проводится, так как сердце воспринимается как место духовной активности и всех добродетелей. Возьмем следующее предложение из Мелвилла: «Istandfortheheart. To the dogs with the head. I had rather be a fool with a heart than Jupiter Olympus with a head» [Я стою на стороне сердца. Противостою собакам/зверям с головой. По мне, лучше быть дураком с сердцем, чем Юпитером с головой]. Несмотря на то, что лучшие друзьями переводчиков считаются монолингвистические и билингвистические словари, специалисты, переводящие на свой родной язык, справляются со своей задачей и без помощи таких словарей, потому что интуитивно они более осведомлены о лексическом уровне своего родного языка по сравнению с изучаемым языком. Кроме того, они полноценно оснащены знанием лексики своего родного языка, что помогает им соотнести лексические позиции обоих языков: и языка источника, и языка перевода. С помощью преимуществ такого знания переводчики, в частности, могут решить, какие глаголы сочетаются с теми или иными существительными, какие прилагательные сочетаются в теми или иными существительными, какие наречия необходимо использовать перед теми или иными прилагательными, какое время употребить, какая форма – мужского или женского рода, единственного или множественного числа – должна быть употреблена и так далее.

Роман Якобсон иллюстрирует эту мысль следующим примером из русского языка: «Чтобы адекватно перевести английское предложение «Ihiredaworker» [Я уволил/увольнял сотрудника/сотрудницу] на русский язык, необходима дополнительная информация: было действие завершено или нет, является работник мужчиной или женщиной, - потому что переводчик стоит перед выбором формы глагола совершенного или несовершенного вида… и формы существительного мужского или женского рода» [4; 116].

Стоит отметить, что и лингвистический, и культурный элемент в языке источника и в языке перевода должны быть хорошо исследованы, чтобы перевод завершился успешно. При этом перевод культурно-обусловленного элемента его культурным эквивалентом, как правило, является более проблематичным для переводящего на изучаемый язык, чем для переводящего на свой родной язык и, соответственно, на свою родную культуру. Юджин Нида утверждает наличие границы между лингвистическими и культурными затруднениями, с которыми сталкиваются переводчики: «Фактически, различия между культурами становятся причинами многих более значительных затруднений, чем  затруднения, связанные с языковой структурой» [6; 130].

В отношении культурного аспекта перевод на родной язык снабжает переводчика исчерпывающими знаниями о различных аспектах его или ее культуры, потому что большинство текстов снабжено культурно-обусловленными элементами, например, идиомами, пословицами, метафорами, ругательствами и другие. Когда переводчики переводят на родной язык (культуру), они полностью осведомлены о культурных ориентирах языка перевода и могут легче с использованием знаний о культурных элементах языка источника перевести их в соответствующие эквиваленты родного языка и родной культуры. Напротив, переводящий на изучаемую языковую культуру может быть не способен увидеть и распознать культурный аспект иностранного языка, потому что специалист в данном случае является все же посторонним в данной культуре, и здесь почти не имеет значения, сколько культурно-обусловленных ссылок или фраз он помнит. В такой ситуации, когда необходимо сделать какой-либо перевод, мало шансов, что этот перевод удастся. Питер Ньюмарк предполагает: «Он [переводчик] каждый раз будет «заложником» не своей грамматики, которая, вероятно, у него иногда даже лучше, чем у носителей языка, - он будет «заложником» но лексики, которая может быть шире из-за не подозреваемых прежде или даже немыслимых коллокаций… По указанным причинам переводчики успешнее переводят на свой родной язык, и, более того, зарубежные учителя и переводчики, как правило, непригодны для вовлечения в процесс преподавания перевода» [5; 173].

В целом, общеизвестные культурно-обусловленные элементы, такие как пословицы, идиомы, метафоры, ругательства и другие, вызывают затруднения у переводчиков, которые работают в обоих языковых направлениях, потому что такие элемент вообще с трудом поддаются переводу из одной культуры в другую. Тем не менее, переводчики, которые переводят такие «интригующие» элементы на родной язык, гораздо легче управляются с ними и ранжируют их, чем переводчики, которые пытаются переводить на иностранную языковую культуру.

На самом деле все языки и культуры имеют подобные культурные тонкости, но делятся ими между собой только некоторые из языковых систем. Кроме того, почти не стоит искать аналог пословицы, например, в языках, представляющих разные языковые семьи, e.g., в арабском и английском. В то же время в ответственность переводчика входит необходимость убедиться в отсутствии эквивалента конкретной пословицы перед тем, как предложить свой собственный ее перевод.

Рассмотрим пример, который может проиллюстрировать обозначенную мысль на образце английской пословицы «diamondcutdiamond» [примерно «нашла коса на камень»]. Для переводчика, чей родной язык английский, а второй – арабский, правильный перевод этой пословицы на арабский достаточно сложен, не потому, что у слов в ее составе нет арабских эквивалентов, но потому, что культурное измерение и отсылка при дословном переводе будут потеряны. Достаточно странно, но переводчики достаточно часто подвергаются соблазну перевести указанную пословицу дословно. И все же читающая аудитория не вычленит смысла из такого перевода. Более того, значение такой пословицы при дословном переводе в языке перевода, которым здесь является арабский, будет в одночасье искажено. Переводчик же, чей родной язык арабский и чей второй язык – английский, легко найдет эквивалентную примеру арабскую пословицу, используя свой культурный резерв, который и поможет найти подходящий эквивалент в арабском языке. В результате переводчик корректно переведет пословицу на арабский язык таким образом, чтобы читающая аудитория ее правильно поняла. Примечательно, что переводчик найдет следующий арабский эквивалент пословицы: «Layafulualhadidaillaalhadidu», которая при дословном переводе обращается в английское предложение «Ironcutsonlyiron» [«железо разрезает только железо»]. Мы и вообще заметили, что в английской культуре «diamond» («бриллиант») зачастую заменяется в арабских культурно-обусловленных элементах словом «железо». Аудитория языка перевода, конечно, может понять полное значение дословно переведенных культурно-обусловленных языковых единиц, но эта аудитория наверняка узнает, что данные предложения – результат неудачной практики переводчика или следствие его неопытности. Фактически, аудитория языка объекта легко определит любую переводческую ошибку или пробел, потому что перевод происходит на их родную культуру. В этом отношении Катерина Райс помечает: «Фактор аудитории несомненен в сфере идиоматических выражений, цитат, реминисценций, метафор и так далее в языке источника… Переводчик должен сделать возможным для читателя языка объекта увидеть и понят текст в условиях их родной культуры» [7; 79].

Более того, идиомы отличаются от других элементов культуры в различных языках. Переводчики наиболее часто называют затруднительным переводить идиомы из-за их непредсказуемого значения. По этой причине идиомы должны переводиться с особой осторожностью; иначе их значение может исказиться. Английский, например, известен как идиоматически насыщенный язык. Когда переводчик, чей второй язык – английский, дословно переводит тексты на английский, он не справляется со своей задачей, потому что его знание английского не так естественно, как в случае носителей языка, а знание идиом носителями языка выношено в родной языковой культуре. В отличие от любой цепочки слов идиомы при переводе сопряжены с абсолютным вниманием, их значение не зависит значений входящих в состав идиомы элементов, но может быть понято и объяснено только с учетом определенных культурных условий. В случае, когда английский язык переводчика – изучаемый, велика возможность того, что он (или она) может неправильно квалифицировать идиомы или использовать их неуместно, вне естественного контекста. В свою очередь, переводчик, чей родной язык – английский и который переводит на английский, очень редко допускает такие просчеты. Соответственно, в процессе перевода идиом переводчик должен сконцентрироваться на их значении, а не на поиске эквивалентных идиом в языке перевода. Переводчик должен стремиться достичь такого результата, чтобы схватывать значение конкретной идиомы и направлять его наиболее удобным образом в язык-реципиент и культуру перевода. В связи с этим Катерина Райс говорит: «Фактор идиоматического использования становится более важным для перевода, когда переводчику доступны подходящие языковые средства и удается избегать некоторых форм структурной адаптации и выраженной деформации в языке перевода» [7; 62].

Другой элемент культуры, который также заслуживает внимания применительно к переводу, – это ругательства. Фактически, ругательства или табу – это совпадающие элементы, проникающие во все языки и культуры. Носители языка в каждом конкретном случае могут и опознавать ругательства, и корректно их использовать, в отличие от не-носителей данного языка, чей недостаток соответствующих знаний лишает их такого преимущества. Эти так называемые «табу» нелегко переводить, потому что их значение культурно-обусловленно. Кроме того, то, что рассматривается как табу в одной культуре, может не позиционироваться аналогичным образом в другой культуре. Более важно, что разнообразие ругательств с учетом неустановленности их создателей делает перевод таких выражений на первый язык переводчика гораздо легче, чем на изучаемый язык. Соответственно, те, кто переводит табу на свой родной язык и культуру, с меньшими усилиями находят соответствующие эквиваленты этим табу в их собственной культуре: ругательства инстинктивно узнаваемы с различных позиций родной культуры. Кроме того, врожденное знание того, что может, а что не может быть принято в культуре, вовлекает переводчиков на родной язык в создание именно соответствующих эквивалентов некоторым ругательствам, которые исконно не имеют аналогов в их родной культуре. Напротив, те, кто переводит табу на культуру иностранного языка, не может обеспечить культурно подходящие эквиваленты этим табу из-за недостатка интуитивного знания иностранной культуры, на которую направлен перевод. В этом отношении Катерина Райс обращает внимание на трудноуловимую природу ругательств и иллюстрирует это примером с использованием названий животных в ругательствах в двух различных языках. Она говорит: «Ругательства устанавливают ряд проблем при переводе: эмоциональные элементы должны быть аккуратно сопоставлены с учетом специфики конкретного контекста. Названия животных, как известно, благоприятны для использования в качестве ругательств, но разные языки имеют различные ассоциации с разными животными. Когда француз ругается на кого-то «lavache!» немецкий перевод «Die(se) Kuh» (буквально «корова») полностью теряет изначальное значение…в то время как «lavache» найдет немецкий эквивалент «Schwein!» (английский эквивалент – «скотина»)» [7; 84-85].

Слова не только имеют разные значения и ассоциации в разных культурах, они также выражают разную персональную и/или социальную атрибуцию. Примечательно, что одни слова могут звучать необидно и нейтрально в одной культуре, в то время как их эквиваленты в языке перевода выражают социальное осуждение и отвращение. В результате этого различия переводчик, который переводит такие слова на свою родную языковую культуру, должен быть острожным, чтобы не использовать эквиваленты, чье значение может быть эмоционально подчеркнуто, в отличие от значений их аналогов в языке источника. Тем не менее, для переводчика, который переводит такие слова на иностранный язык, решение по использованию нейтральных эквивалентов происходит едва ли не на спонтанной основе, так как он (или она) полностью не оснащен обычаями и традициями языка перевода, так как не является носителем этого языка. В результате, он  может использовать эквиваленты, которые в языке перевода звучат достаточно грубо и оскорбительно, в то время как их аналоги в языке источнике являются нейтральными и далеко не оскорбительными. Хороший пример для иллюстрации этого приводит Мона Бейкер. Она заявляет: «Различия в выражении значения обычно более сложны для управления, когда эквивалент языка перевода более нагружен эмоционально, чем элемент языка источника. «Гомосексуальность» не является по сути уничижительным в английском, хотя очень часто используется таким образом. С другой стороны, эквивалентное выражение в арабском, «shithuthjinsi» (буквально «сексуальное извращение») по сути более оскорбительно, и его будет достаточно трудно использовать в нейтральном контексте без выражения сильного неодобрения» [1; 24].

Примечания

1. Baker. M1995 InOther Words: A coursebook on translation, Routledge:London&New York.

2. Dickins J et al 2002 Thinking Arabic Translation: A course in translation method: Arabic to English, Oxon: Routledge.

(статья переведена с оригинала, опубликованного на www.translationdirectory.com)